Защитник

То, что вокруг него постоянно творится какая-то чертовщина, Ичиго знал давно, знал и часто ею пользовался. А если сам не мог понять, как воспользоваться, то для этого был Кеншин, его взрослый взгляд и опыт, а на крайний случай - Баттосай. Был. Ровно до того момента, как появился этот… Мурамаса. Появился и решил подстроить мироздание под свои прихоти. Невыносимо рыжий, с серьёзными янтарными глазами и ухмылкой на лице. С катаной и вакидзаси за поясом. Воплощение всего, что пряталось внутри души, в глубинах разума, под сердцем. Тот, кто никогда не должен был быть здесь. Ужасающее слияние пустого с занпакто. Несущий на острие смерть. Мастер, который, вопреки происходившему[20], Хитен Мицурюги. Хитокири Баттосай. От одного вида которого уходила в пятки душа и начинали трястись руки. Мурамаса выстрелил наугад, но попал точно в яблочко — для Куросаки не было ничего страшнее происходящего. Даже сверхсильные арранкары и Айзен переставали пугать, когда он задумывался о банкае и следующей перед ним материализации занпакто. А теперь… Теперь сжать зубы. Положить руку на сая. Положить вторую руку на цуку[21]. И молча… шаг! Мурамаса сглотнул. Скорость шинигами и занпакто была трудна для его понимания, а они ещё даже не активировали шикай. Но это далеко не самое страшное, Баттосай играючи сбросил контроль, как только оказался во внешнем мире, что означало большие проблемы у всех. И у него, Мурамасы, тоже. Не просто так шинигами до дрожи в руках боится собственный меч. Страх должен иметь причину. Такой — тем более… Катана и сакабато с лязгом сталкиваются. Первая ошибка для Ичиго — его воли недостаточно, даже чтобы увести удар. Новый удар в голову и попытка уклониться. Вторая ошибка, Ичиго лишь испугано отшатывается, теряя равновесие. Сакабато выбивают из рук и одним ударом доказывают всему Сейрейтею, что шинигами, пригвождённый своим занпакто к стене, это не просто буйная фантазия иллюзиониста. Ухмылка Баттосая становится шире — глупый-глупый Ичиго расслабился, забыл, что он не только шутки шутить может. Но ничего, он уже напомнил ему, напомнил и предостерёг. Если не справится с ним, не справится ни с кем больше. Баттосай уходит, а Ичиго остается. Остаётся висеть на сакабато без сил, без воли, даже без страха, медленно отступившего, только с какой-то мазохистской радостью, что висит на тупой стороне… Сознание медленно гаснет. Мурамаса идёт к своей цели, за его спиной идёт Баттосай — лучше телохранителя во всём Обществе Душ не найти, даже несмотря на весьма туманные планы. А следом, скрываясь в тени деревьев, неслышно для всех, кроме Баттосая, идет хитокири. Баттосай доволен. Хитокири может победить только другой хитокири, хорошо, что защитничек это понял. Взгляды соскальзывают с фигур друг друга, заставляя не верить своим инстинктам. Это сражение не мастерства — воли и только воли. Раз Баттосай, два Баттосай. И вся разница только в шраме и росте. Мурамаса идёт освобождать своего хозяина, а они ждут. Не его. Того, кто первым нанесёт удар. Они знают, многие шинигами нашли язык со своим занпакто и идут карать, а они, они не здесь. Старый, ещё не ведавший пожара Киото, как море, вышел из берегов, вместе с занпакто покинул внутренний мир и извратил внешний. — Кровь. Кости. Кишки. Демоны. Плохие воспоминания… — тихо произносит первые за растянувшуюся встречу слова Баттосай. Удивительно, просто удивительно слушать свой старый голос со стороны. — Темнота. Грусть. Все твои худшие страхи живут под твоей кожей[22]. — Ты всё еще боишься себя. Глупо, Ичиго, глупо. — Боюсь, — будто ветром, надломленно, звучит признание. — Тогда зачем ты здесь? — Вернуть себя. Баттосай ухмыляется. — Тогда выходи. Ты или умрешь, или станешь мастером. Страшно. Но он выходит. Выходит и вызывающе смотрит. Так, как когда-то смотрел на Наставника. «Ну давай! Попробуй, научи! Сможешь?» — Отразить или уклониться невозможно. Дёрнешься — и ты умрёшь. Насмехается. Баттосай просто насмехается над ним. Его часть, но не он сам. Свет померк. Никто другой бы не различил бы ничего. Но вот он просто не мог не удивить, девять ударов, не достигших своей цели. — Кузу-рю-сен[23], — пренебрежительно примеривший на себя роль Хико Сейджиро, произносит название атаки. — У шинигами вес играет куда меньшую роль, чем у живых, а значит, у меня нет тех проблем, которые были бы при жизни. — При жизни?! — с трудом отмирает. — Уж не считаешь ли ты себя целиком и полностью Кеншином? — Ничего не могу тебе сказать, сам думай, И-ч-и-г-о, — ухмылка стала ещё более мерзопакостной. — Доставай катану. Не атакуешь — умрёшь. А за поясом вместо привычного сакабато и правда катана. «И вакидзаси, — отстраненно подмечает сознание. — Когда? Когда это произошло?!» Рука вновь ложится на цуку. «Когда стало понятно: хитокири может убить только хитокири». Раз Баттосай. Два Баттосай. Две атаки — два разъярённых девятиглавых дракона. — Неплохо, неплохо. Всё же твой рост даёт тебе преимущество, — раны на духовном теле занпакто, словно в насмешку, затягиваются, и Баттосай только становится веселее. — Кузу-рю-сен ты можешь использовать и в шикае, хотя, как видишь, банкай даёт неоспоримое преимущество. — Поразительно, — из горла вырывается тихий хрип. — Такая скорость… Скорость, превосходящая божественную. Значит, это даёт мне банкай, забирая взамен человечность. — Ты немного не прав. Это твоя собственная скорость. Банкай даёт тебе предельную атаку и лучший контроль над реацу, ты ведь не хуже меня знаешь, сколько сил требуется, чтоб держать её в узде. — Предельная… — кровь медленно, но верно пропитывает косодэ, но боли будто нет. — Именно. Кузу-рю-сен, атака, рождённая отработкой предельной… Её нельзя отразить. Невозможно вернуться. Без банкая не сможешь использовать пока что, — склоняет голову на бок Баттосай. — Остаётся только умереть. Но теперь ты не хочешь умирать, за одиннадцать лет ты всё же сумел избавился от этого желания. «У меня есть те, кого…» — Кого я должен защищать… Ты ведь так подумал. Верно, Куросаки Ичиго? — Атака, от которой нет защиты, нет способа уйти… Атака, которую можно лишь предотвратить. — Амакакеру-рю-но-хирамеки. Один шаг, и больше времени на раздумья, тот, кто называет себя Ичиго, но цепляется за имя Кеншин, у тебя нет! Один шаг… Один-единственный шаг. Нет времени на раздумья. Нет времени на сомненья. Катану в ножны. Стойка. Хитен Мицурюги Рю, меч, принадлежавший сильному. Меч, защищающий слабых. Меч, не служащий в угоду господ. Меч, не прощающий ошибок. Один. Девятиглавый дракон летит, готовый разорвать любого. Два. Дракона можно остановить, нужно только пройти по грани жизни и смерти. Три. Один лишний шаг, решающий всё. Левой ногой. Четыре… Баттодзюцу не терпит ошибок, особенно чужих. Дракон повержен. — Подумай, — растворяясь, улыбается Баттосай, — о том, у кого я показал тебе лишь улыбку. Когда отряд шинигами с их занпакто оказывается на границе озера и редколесья, они вступают в битву с обезумевшим Мурамасой. И только после победы над безумным занпакто они замечаю Куросаки Ичиго, сидящего на земле и покрытого странным бело-красным плащом, пустым взглядом смотрящего в даль. На вопросы он отвечал механически, явно постигая какие-то тайны мироздания, открывшиеся ему. После Ичиго был вежлив и учтив, но сознательности в нём было ещё меньше, чем в модифицированной душе с прописанными действиями. Только руки, крепко держащие плащ, почему-то дрожали.