Звезда смерти

Шаманы были бессильны. В просторном помещении царила тяжелая атмосфера: запах горьких настоек и лекарственных трав кружил голову любому, кто переступал порог юрты. Молодой хан облаченный в сапфировый стеганый халат, расшитый золотым узором, зайдя внутрь, сделал несколько шагов, но остановившись, замер. Будто пытаясь понять, ради чего он здесь? Стала ли она настолько дорога, что он и прямь беспокоится и переживает за неё. Или же это нечто другое? Привыкший не показывать своих истинных эмоций, сейчас он казался растерянным. Сердце пропустило удар, при виде её лица. Влада лежала неподвижно, её лицо приобрело бледный, пепельный, оттенок. Под глазами синели круги, пышные русые волосы разбросаны по подушке были влажными, губы потрескавшиеся, распухшие, слегка подергивались. Темно-красные пятна покрыли все её тело. Казалось, она спит, но дыхания слышно не было. Пожилая шаманка, бормоча себе под нос заговоры, снова намочила в тазу тряпку и осторожно стёрла выступившую кровь. — Готовься, Великий хан, вскоре её душа покинет этот мир. Старуха замерла. Медленно повернула голову и взглянула на него, вокруг её карих глаз, источавших странный тёмный свет, залегли глубокие морщины, длинные пряди седых волос обрамляли смуглое лицо, делая её еще старше. В юрте шаманки было темно, жарко и душно, но Бату вместо жара чувствовал - холод. Холод, пронизывающий до костей, колючий, впивающийся в кожу иглами, будто он стоит не в юрте, а на морозе в открытой степи. — Оставь нас, — Он говорил очень тихо, закрыв глаза. Старуха кряхтя, тяжело поднялась с пола, поправила на иссохшихся плечах сползавшую шаль и поклонившись скрылась, оставляя хана с умирающей девушкой. Бату зажег еще несколько свечей, расставленных в пристенных подсвечниках, и подойдя к Владе, бесшумно опустился на пол укрытый шкурами. Пододвинув медный таз, хан взял в руки тряпку и смочив её, поднёс к лицу девушки, замечая, как тяжело вздымается женская грудь. Он будто чувствовал её боль. Прикасаясь к перемотанным на скорую руку запястьям, мужчина впервые испытал сожаление. Она всегда была сильной. Даже когда её израненную вновь привели в стан, подвергнув пыткам. Даже тогда... Она не кричала, не проклинала, не умоляла его о пощаде. Лишь её взгляд был пропитан ненавистью, и безысходностью, её глаза были живыми, именно в них он мог видеть настоящие эмоции. И сейчас: ему не хватало их гнева, безмолвного участия. Человек жертвует собою только тогда, когда он верит, что есть что‑то великое, неумирающее, что его переживёт. Во всяком героическом подвиге, во всяком акте самопожертвования есть эта сознательная или бессознательная вера в какой‑то посмертный смысл жизни, который выходит за пределы личного существования. У неё этого смысла не было. Наверное именно поэтому, смерть и коснулась её, пытаясь закружить в своем последнем танце, забирая единственное, что так дорого стало его сердцу. Тот, кто привязывается к вещам и людям, — получает страдания от их потери. И Бату это знал. Но даже зная, он всё равно смог привязаться к ней, впустить её в свои мысли, а теперь... Слишком больно отпускать. — Ты не можешь уйти, — Он хотел до нее дотронуться, но не посмел. А Владе снился дом. В избе было уютно, тепло и хорошо, пахло дымком из печи и свежим деревом. Мама сидела у окна, вышивая подол крестильной рубашки, для второго внука, ловко управляясь с иголкой в руках, женщина вновь взглянула в окно, будто ожидая кого-то. Владимир с супругой делали поделки из дерева и звонко смеялись, не замечая на пороге улыбающуюся Владлену, что облокотившись о косяк с трепетом смотрела на свою семью. В косу ее были вплетены алые ленты, голову украшали полевые цветы, собранные ранним утром с подругами, всё как в тот день. Влада боясь спугнуть это наваждение, с замиранием сердца наблюдая за родными лицами, понимая, что их уже никого нет в живых. Так странно. Будто и её уже нет. Может, и она покинула мир, и теперь ей пора присоединиться к ним. Может ли она? Стоит лишь перешагнуть порог и тепло родного очага, никогда не потухнет. Не остынет. Но почему же, она медлит, боясь сделать этот шаг. Будто её ещё что-то держит в том страшном, прогнившем мире, а здесь хорошо. И уходить не хочется. — Иди к нам! — Владимир махнул рукой призывая сестру войти внутрь. Но она медлила. — Владочка, взгляни же, посмотри, как красиво! Мать развернула рубашку показывая девушке расшитое одеяние, замечая, как по щекам дочки заскользили слёзы. Она плакала не смея остановиться, и хоть разум понимал, что это лишь воспоминания, и это просто напросто не может быть правдой, она всё равно делает шаг навстречу, чувствуя, как захлопнулась дверь за её спиной, и будто чей-то голос твердит, обратно дороги не будет. А ей и не хотелось. Здесь нет боли, разочарования, и все кто её когда-то любил - рядом. Бату ещё раз взглянул на девушку, и поднялся. Он не может позволить ей уйти, но и пойти против своей гордости, ему было сложно. Стоит остановиться, всё равно, для неё он враг. Именно он разрушил её хрупкий мир, и что бы не делал, как бы не пытался исправить, прошлого не воротишь. — Бату-хан, вас дожидается Субедей-багатур, он сказал это важно. Молодой ордынец с разукрашенным лицом, робко переминался с ноги на ногу, пытаясь подобрать правильные слова, что бы ненароком не разгневать принца. Он хотел ещё что-то сказать, но хан остановил его, развернувшись к юнцу, Бату слишком отстранённо взглянул на знакомые черты лица. — Шаманка сказала ей осталось не долго, яд слишком сильно проник в её организм. Возьми повозку, и несколько солдат, я хочу что бы ты покинул лагерь, отправляйся в лес. Придай её тело огню. И возвращайся. Хан, сжимая кулаки, потускневшим взглядом наблюдал, как ордынец подхватил её хрупкое тело на руки, и не говоря ни слова, направился к выходу, оставляя Бату в полном одиночестве. Хан остался стоять на месте желая вычеркнуть из своего сознания её образ, и всё что с ней связывает в целом. Их пути изначально были разными, а встреча ошибкой, он позволил чувствам взять вверх над разумом, и тем самым сделал больно не только себе, но и ей. Пора остановиться. Её забрали из ставки, и хан надеялся, что с огнём вся её боль исчезнет, она наконец таки сможет очистится, забыть этот мир и переродившись, начать всё с начало. «Если мы снова встретимся в следующей жизни, обещаю, не причинять тебе боли» Отогнав все мысли, он направился к шатру, где его ждал Субедей и ещё несколько военачальников. Войско было готово к выдвижению.