Каждый охотник желает знать

Красный… Мир опять окрашен красным. Декан Слизерина Северус Снейп устало прикрыл глаза. Мерлин! Как же не вовремя!.. Грядущий день не обещал быть легким даже и без очередного мучительного приступа мигрени. Первое сентября… Начало учебного года. Вчера Альбус устроил торжественное чаепитие на тему «Этот-год-будет-совсем-не-таким-как-другие-потому-что». Убаюканный привычной воркотней директора, Снейп задремал, занавесив лицо волосами. Кто бы мог подумать, что и от неопрятных, немытых волос может обнаружиться какой-то прок! И, разумеется, прослушал, о чем шла речь. Пока не прозвучало: «Гарри Поттер». Снейп списал все на навалившийся во сне кошмар. Но нет. Это было бы слишком просто для его совсем непростой жизни. Что нужно, чтобы и без того не лучший день стал попросту дерьмовым? (Почему-то именно в такие мгновения в голове взрослого и солидного человека, профессора зельеварения, декана факультета Слизерин всплывали самые что ни на есть подзаборные ругательства, которыми был столь богат лексикон его презренного отца-маггла.) Что нужно? Да очень просто! Первое сентября. Толпа неуправляемых детишек в коридорах родного Хогвартса. Новые ученики, переданные под его личную ответственность давно сошедшей с ума старой ветошью по имени Распределяющая Шляпа. И… Ах, да! Гарри Поттер. По правде сказать, вот уже десять лет Северус Снейп искренне надеялся не дожить до этого дня. Мало ли! Воскресший Темный Лорд. Бывшие друзья-Пожиратели. Ранний инфаркт. (Имелись предпосылки!) Кирпич на голову… Но подобные надежды, как оказалось, были слишком уж оптимистичны. После педсовета директор произнес: — Северус, мальчик мой, задержись на пару минут… Никогда еще Северус Снейп не был так позорно близок к побегу. (Швырнуть на стол заявление об уходе, покидать в саквояж самое необходимое, быстрее ветра добежать до границы аппарации и аппарировать – на край земли, в Тупик прядильщика, в Азкабан, к Мерлину на куличики!) Все эти мысли промелькнули в сознании, оставив после себя блаженный холодок где-то в районе позвоночника, и скрылись в неизвестном направлении. Когда-то Северус Снейп дал клятву. Никто не тянул его за язык, никто не принуждал под Империо, никто – сам, все сам. И нынче настал срок исполнить клятву. Потому что сын Лили получил письмо из Хогвартса. (Скажи себе правду, Северус! Сын Лили и Джеймса Поттера. Мальчик по имени Гарри Поттер.) Северус Снейп всегда ужасно завидовал тем людям, кого Великие Мойры наделили блаженной способностью забывать. Сам он таким талантом, к сожалению, не обладал. И слушая разглагольствования директора о том, какая ответственность ложится на их плечи теперь, когда Мальчик-который-выжил придет, наконец, учиться в школу Чародейства и Волшебства, чтобы стать настоящим волшебником, Снейп, точно молитву, твердил про себя: «Пусть он будет похож на Лили!» — Как ты рассеян сегодня, Северус, — заметил, в итоге, Дамблдор. И добавил: — Съешь лучше лимонную дольку. Все как-нибудь обойдется. Северус Снейп не верил в чудотворную силу лимонных долек. И в то, что «все обойдется». Не с его везеньем. И правильно, как выяснилось, делал, что не верил. Утром первого сентября его накрыла мигрень. Природа этого заболевания до сих пор приводила в недоумение как лучших колдомедиков магического мира, так и лучших маггловских специалистов, к которым Снейп, впав в отчаяние, тоже несколько раз обращался за помощью. Зелья не действовали. Самые сильные маггловские препараты от мигрени только чуть-чуть уменьшали боль. А еще эта кроваво-красная пелена перед глазами… «Похоже на мигрень, но не мигрень», — говорили маггловские врачи. «Похоже на темномагическое проклятие, но не проклятие», — вторили им маги. «Случай, не описанный в медицине», — соглашались и те и другие. «А что делать?» — спрашивал Снейп. И получал в ответ: «Терпите. Пройдет само». Само оно обычно проходило на третий-четвертый день. Единственным, кто дал более-менее удобоваримое истолкование природы снейповского заболевания, был старенький маггловский доктор со странным наименованием «психотерапевт». Он сказал: «Это, батенька, у вас реакция на мощный блок сознания, которым вы старательно отгораживаетесь от чего-то в своем прошлом. И не можете отгородиться. Вот мозги и не справляются с нагрузкой. Чем больше стараетесь забыть, тем сильнее болит голова. Попробуйте простить сами себя и заменить ненависть любовью – и болезнь сойдет на нет». Простить самого себя… Если бы это оказалось возможно! Северус Снейп не умел прощать. И любить. Его любовь могла принести только страдания и смерть тем, кого он любил. Мама. Лили… Если бы он никогда не появился на свет, возможно, брак его матери с Тобиасом Снейпом, магглом, был бы значительно счастливее, и мама бы не умерла молодой. Если бы он не пошел тогда в «Кабанью голову», Лили была бы жива. Единственное, что он может сделать для мальчика — возненавидеть его. Да, он запутался. Это очевидно. Впрочем, защищать можно и испытывая ненависть. Легко! Даже не придется выходить из образа. Интересно, на кого похож мальчик? …Мальчик был вылитый Джеймс Поттер: те же непокорные черные вихры, те же очки, та же походка. В какой-то момент Снейпу, сидящему за учительским столом рядом с бормочущим что-то себе под нос Квирреллом, показалось, будто время рвануло вспять. Вот сейчас в зал войдет и он сам, тощий нелепый вороненок в старой потертой мантии. А рядом… Нет. Девочка с золотыми волосами больше никогда не переступит порог Хогвартса. Потому что он, Северус Снейп, однажды убил ее. Эта мысль отрезвляла и возвращала на грешную землю. Проклятую, залитую кровью землю. Северус Снейп позволил себе коснуться пальцами виска. Иногда ему казалось, что от привычного жеста головная боль становится чуточку менее сильной, слегка втягивает острые безжалостные когти, кромсающие на куски его несчастные мозги. Разумеется, подобное тоже проходило по ведомству самообмана. Но ничего другого у Северуса давно не имелось. И в этот момент, словно услышав его, мальчишка вскинул глаза на учительский стол и прижал ладонь ко лбу. К тому самому знаменитому шраму, что оставила Авада Темного Лорда. Их взгляды скрестились. На миг Северусу Снейпу показалось, что мир замер – и проклятая боль отпустила. Не было ни прошлого, ни будущего, только здесь и сейчас. Глаза в глаза. Момент истины. А потом Поттер опустил взгляд и что-то спросил у стоящего рядом с ним рыжего мальчишки. (Не иначе еще одного представителя неисчерпаемого на отпрысков клана Уизли.) Тот в ответ страстно зашептал Поттеру в ухо, не отрывая от Снейпа испуганных глаз. Северус усмехнулся. «Легенды и мифы о Страшном и Ужасном профессоре Снейпе». Неистребимый хогвартский фольклор, в возникновение которого он каждый год вносил свой немалый вклад. Его ненавидели и боялись. Теперь его будет ненавидеть и бояться Поттер. В этом виделась какая-то особая высшая справедливость. «Ненавидь меня, Поттер, — подумал он. – А я буду ненавидеть тебя. И мы будем квиты». Старая Распределяющая шляпа исполнила дурным голосом свой очередной шедевр, в котором, по большей части, отсутствовали рифмы и размер, зато присутствовало много самовосхваления. Северус одобрительно кивнул, выслушав, как про его родной факультет сказали: мол, они все — «хитрецы, которые к цели идут, никаких не стесняясь путей», бросил быстрый взгляд в сторону благостно-святочного Дамблдора, являющегося, по мнению Снейпа, живым доказательством того, что все вышесказанное относится не только к выпускникам Слизерина, и стал терпеливо ждать. Поттеру «повезло» оказаться почти в конце воистину бесконечного списка новоприбывших. (И где, скажите на милость, последствия той самой пресловутой «демографической ямы», которая, если верить писакам из «Ежедневного Пророка», образовалась в годы террора бесследно сгинувшего ныне Волдеморта?) Наконец дошла очередь и до мальчишки. Услышав, как по залу при имени, названном Минервой МакГонагалл, прокатилась волна взволнованного шума, Северус устало прикрыл глаза и снова погладил пальцами висок. «Ну конечно! Как же иначе! Гарри Поттер — наша новая знаменитость». А ведь мальчишка не сделал ничего, чтобы прославиться. Не совершил никаких подвигов. Не пожертвовал собой. И всего-то, что выжил, когда за него умирали другие. (Ты стоил ее жизни, Поттер? Зачем ты выжил?!) Сколько раз выживал сам Северус Снейп, он уже и считать забыл. Но кого это когда-нибудь волновало? Между тем Поттер взгромоздил на табурет свою тощую задницу и замер, как совенок на жердочке, с Распределяющей шляпой на голове. Северус Снейп даже удивился, что Шляпа отчего-то медлила. Все было очевидно уже до рождения Поттера: Лили Поттер, Гриффиндор, Джеймс Поттер, Гриффиндор. Представить их сына на каком-то другом факультете было совершенно немыслимо. Если бы над колыбелью поттеровского наследника какая-нибудь добрая фея (Северус хмыкнул) догадалась повесить полог фамильных цветов, то этот полог, вне всякого сомнения, был бы красно-золотой, цвета гриффиндорского флага. Да и на лбу самого Гарри, аккурат рядом со знаменитым шрамом в виде молнии, было от рождения начертано крупными (для того, разумеется, кто умеет видеть, а не только смотреть) буквами: ГРИФФИНДОР. — СЛИЗЕРИН! – радостно провозгласила Шляпа. В зале повисла странная тишина. Замер на своем золотом кресле-троне благодушно улыбающийся Дамблдор. Замолчал вечно что-то приборматывающий и поправляющий свой идиотский фиолетовый тюрбан Квиррелл. Остолбенела уже начавшая было приветственно поднимать в сторону Поттера правую руку декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл. Замолчали, как будто почувствовав что-то недоброе, за своими столами студенты и даже беспечные, ничего не понимающие первокурсники, словно кто-то наложил на них Силенцио. И Снейп не удержался: в этой абсолютной тишине он демонстративно поднял вверх бледные кисти рук и очень громко трижды хлопнул в ладоши.