Дивергент

      И вот настал этот роковой день. День тестирования. Мне остается только положиться на него, потому что я совершенно не знаю, куда мне пойти, в какую фракцию определиться. Почему такой серьезный шаг приходится совершать уже в 16 лет? В этом возрасте чувствуешь себя еще ребенком, а в итоге уходишь в самостоятельную жизнь. Если, конечно, уходишь к другим.       Фракция выше крови, черт возьми.       Я понимаю, что я внутренне далеко не Отреченная и хотелось бы уйти из этой фракции. Но я чувствую долг перед родителями. Они так много для меня сделали, а я вот так их брошу? Я сделаю это только при условии, что тест покажет мне другое назначение.       А я уверена в том, что так и будет.       Сейчас за столом собрались семьи Моргенштерн и Льюис. Джослин и Валентин, мои родители, пригласили их к нам на завтрак. А я, собственно, и не против.       Элейн Льюис, мать Саймона и Ребекки, несколько лет назад потеряла мужа и до сих пор ей трудно свыкнуться с этой мыслью. Да и ее можно понять, но сейчас у нее есть двое детей.       Ребекке уже восемнадцать и она решила остаться в своей фракции, чтобы быть рядом с матерью, несмотря на то, что ей тест показал Дружелюбие. Нет, я бы так не смогла.       Сейчас родители бурно обсуждали какие-то политические вопросы, а старшая сестра Саймона их поддерживала. Мы же с младшим Льюисом сидели какие-то поникшие, далеко в своих мыслях и переживаниях. Интересно, он думает о том же, о чем и я? Не сомневаюсь.       Родители, заметив наше состояние, постарались нас приободрить, но на эти попытки мы с другом лишь натянуто улыбнулись и сказали, что все в порядке. Ничего не в порядке.       Меня всю трясет, лихорадит, когда я подхожу к зданию, где и планируется проходить тестирование. Повсюду подростки, ждущие своей очереди, каждые из которых стоят около своих дверей. Создается ощущение, что только мы с Льюисом переживаем по поводу распределения. Почему все так стоят, улыбаясь и болтая о чем-то так непринужденно?       И я снова заглядываюсь на этих крутых подростках в черном. Бесстрашные.       Вообще, каждой фракции свойственен свой цвет одежды, благодаря чему можно легко определить: кто какой фракции принадлежит. Бесстрашные всегда носят черную одежду, Эрудиты — синюю, Искренние — белую, Отреченные — серую, а Дружелюбие всегда было белой вороной среди нас, потому что они всегда были одеты в одежду каких-то ярких цветов: красную, оранжевую, желтую, зеленую.       Но Смелым безумно идет черный цвет. Может, я их идеализирую, но в моем представлении они лучшие. И мой брат среди них.       Сейчас, стоя у своих дверей перед огромной надписью «Отречение», я смотрела на Саймона снизу вверх каким-то, наверное, испуганным взглядом. Снизу вверх, потому что при своем не очень высоком росте, Саймон выше меня на голову. Раньше он посмеивался надо мной, называя мелкой, но потом успокоился. А испуганно, потому что я действительно боялась. Даже сама не знаю, чего именно. Скорее всего, меня пугает перспектива того, что кто-то за меня решил, кто я есть на самом деле. Не самое лучшее положение, но выбора нет. Не сбегать же мне с распределения.       Тяжело вздохнув, я в тысячный раз обвела взглядом окружающих меня людей. Саймону, видимо, уже стало мне искренне жалко, поэтому он поспешил заключить меня в свои крепкие объятия.       — Все будет хорошо, мелкая, все будет хорошо, — шептал мне на ухо друг, успокаивающе гладя по спине.       — Да не мелкая я, чего пристал? — обиженно буркнула я. — Ну да, метр пятьдесят, но что я могу теперь поделать? — я слегка стукнула парня по позвоночнику, от чего тот резко выпрямился.       Да, я как истинная девушка не могла пропустить мимо ушей очередную колкость. Ну, а Саймон, в свою очередь, как истинный друг посчитал своим долгом разрядить, и без того напряженную, обстановку. За что я была ему благодарна.       Вообще, этот парень был душой компании, но только в определенных кругах. Оказавшись в другом обществе, Льюис замыкается, старается быть как можно тише. Особенно, это происходит в присутствие девушек. Раньше мы с Джоном смеялись над этим, Саймон обижался, но сам прекрасно понимал, что надо с этим что-то делать, ибо вечно так продолжаться не может.       Когда, наконец, наша очередь войти в здание пришла, друг выпустил меня из своих теплых рук, и нас повели в какой-то зал, где уже собрались представители других фракций. Нам, в очередной раз, прочитали лекцию о том, что этот тест лишь служит для нас толчком к правильному выбору, а не обязывает нас принять именно ту фракцию, которую нам он показал. В тысячный раз сказали о том, что фракция выше крови. Но единственное, чего я не знала, было то, как, собственно, будет проходить само тестирование. Нам следует выпить какую-то инъекцию, вызывающую галлюцинации, а мы, в свою очередь, должны следовать тому, что у нас творится в воображении. Пугающая перспектива.       Следом, нас всех распределили по комнатам, где и будет происходить само действие. Коленки подкашиваются, руки дрожат, сердце бешено колотится, на лбу выступает испарина, пока я стою у двери. Саймон — у соседней, ободряюще мне улыбается, а пытаюсь сделать то же в ответ. Получается жалко.       Когда дверь открывается, передо мной появляется светлая комната с каким-то длинным креслом, рядом с которым стоят компьютер и полка со шприцами и бутылочками инъекций. Перед ноутбуком стоит девушка. Понятно, что азиатка, что видно в ее округленных скулах, круглых в виде миндаля глазах, и маленькой фигуре. У нее темно-карие глаза, деликатно заостренный подбородок, и длинные темно-черные волосы. По одежде и татуировкам, я поняла, что она из Бесстрашия. Она оглядела меня взглядом, что-то шепнула себе под нос.       — Здравствуй, — представилась незнакомка. — Меня зовут Алин. Сегодня буду проводить твой тест. Проходи, чего в дверях стоишь. Как тебя зовут?       — Кларисса, — ответила я, — Кларисса Моргенштерн.       Наверное, у меня на лбу написано, что я очень переживаю, потому что Алин, услышав мою фамилию, как-то изменилась в лице, но поспешила скрыть эту эмоцию.       Я присела на кресла, пока брюнетка готовилась дать мне галлюциноген. Когда она повернулась ко мне лицом, в ее руках был маленькая колбочка с фиолетовой жидкостью, которую мне тут же приказали выпить, что я и сделала.       — Расслабься, — посоветовала девушка. — Ничего страшного не произойдет с тобой. Закрывай глаза.       И я закрыла. Погрузившись во тьму, я чувствовала облегчение, но все резко сменилось. Я оказалась на какой-то темной улице, а передо мной лежало несколько видов оружия: клинок, лук, кинжалы, палка, продолговатый предмет, похожий на карандаш, но со стеклянным кончиком. И почему-то лежал какой-то браслет в виде змеи. Пока я стояла и не понимала, что это передо мной и что с этим делать, предметы исчезли, но у себя за спиной, я услышала громкое рычание. Повернув голову, я увидела, как какое-то огромное чудовище движется к мальчику лет восьми-девяти. Сам он темноволосый, голубоглазый, а лицо белое-белое от страха. Не медля, я понеслась в их сторону, я постаралась отвлечь эту тварь от ребенка, чьи глаза умоляли меня спасти его.       Первое что пришло мне в голову — кинуть камень куда-нибудь в сторону, тем самым обратить внимание чудовища на себя. Так и получилось. Пока сие существо двигалось в мою сторону, мальчик убежал, а я пятилась назад. Разглядев тело перед собой, я невольно сравнила его с каким-то демоном. Он пытался на меня напасть, а я мне приходилось лишь уворачиваться от его лап, потому что я не сообразила взять какое-либо оружие. Внезапно, у меня перед глазами появился какой-то рисунок в виде запутанного узора, а в руках я почувствовала тот самый карандаш, который видела ранее. Чисто интуитивно я поняла, что стоит нарисовать этот рисунок в воздухе, что я и сделала. А в следующую секунду все исчезло.       И я снова в этой светлой комнате.       Алин стояла, смотря в монитор ноутбука расширенными глазами. Создалось предчувствие, что это признак чего-то не доброго.       — Не может быть, — прошептала брюнетка и, повернув голову в мою сторону, продолжила так же тихо. — Дивергент…