Весь целиком.

10. Черный рыцарь долбил кулаком в дерево. Он делал это не просто так, а выстраивал комбинацию гулких хлопков по стволу, лязга коленей в латах друг о друга и энергичного топанья в некое подобие мелодии, впрочем, весьма хаотичной. Крона подрагивала, земля легонько гудела под ударами рыцаревой стопы, птицы замолкли и внимали. «Умпц-тыщ, кабумц-пыдыщ, бере-бере-бап, брень-тыдыщ, парам-парам-парам-ПАМ!» - рыцарь подпрыгнул и изо всех сил ударил ногами в землю. Земля впечатлилась и немного просела. Окно меж дубовыми кронами прямо над ним с паническим карканьем пересекла ворона. Две лошади, черная и белая, наблюдали концерт с флегматичностью давно к подобному привычных. Рыцарь подобрал с земли обломанный музыкой дубовый сук и было приготовился пустить в дело и его тоже, как… - Мой юный друг, надо полагать, все упаковано? Голубь накормлен? Белый рыцарь неспешно подошел к лошадям. Его ступни, похожие из-за сочленений брони на мокриц-альбиносов, не оставляли на мху даже вдавлений. - Да. Упаковано, да. Черный рыцарь подзакатил глаза, но все же отбросил сук в куст орешника, нанеся тому некоторый ущерб, затянул потуже ремешки, скрепляющие латы, и тоже пошел отвязывать коня. В седло оба они взлетели почти синхронно и одинаково легко. Пока вороной и игреневый лошадиные крупы растворялись за наслоениями ветвей, солнце над Тысячеакровым лесом потихоньку поднималось к зениту. *** К закату они разыскали-таки старый дубовый ствол с почти полностью покрытым мхом красным кольцом по ободу ствола и прямо под ним же спешились. Место после нескольких суток путешествия через густой подлесок казалось неуютно открытым, и Черный рыцарь никак не мог перестать нервно оглядываться, пока таскал ветки, укладывал их шалашиком и пытался поджечь. На вершине холма было довольно ветрено, и ему все никак не удавалось присесть так, чтобы полностью прикрыть спиной трепещущий огонек – какие-то воздушные потоки нет-нет, да проскакивали не пойми откуда и снова гасили с таким трудом занявшуюся паклю. Белый рыцарь поднял голову от разложенных на коленях карт и едва заметно приподнял краешек рта, наблюдая, как Черный все громче ругается себе под нос, все сильнее скукоживает в гневе лицо и все более злобно долбит кресалом о кремень. Его беспокойство абсолютно не сочеталось с панорамой за черной, переливающейся медными всполохами спиной в латах. Они постепенно подходили к предгорью, Тысячеакровый все больше холмился, и сейчас, с расплывчатыми пока пиками за плечами, Белый рыцарь мог видеть залитый теплым, почти медовым сиянием лес, по которому они шли последние несколько месяцев. Немного напрягши зрение, он даже убедил себя, что вытянутая залысина по правую руку от холма – Дикий тракт. Сейчас, в мягких тонах золота от листвы и закатного света все пространство казалось спокойным и на диво однородным. Белый наклонился немного вперед, пытаясь разглядеть на горизонте шпили замка Ордена, но карты, прижатые только небольшим компасом, только того и ждали, чтобы вальяжно спланировать на мокрую уже траву. Рыцарь со вздохом выпрямился и прикрыл глаза, пока бумаги легонько подрагивали от прикосновений ветра. Очнулся он, лишь когда пару мгновений спустя вся стопка вернулась на колени. Черный в упор смотрел на него и придерживал карты рукой, пока Белый не подхватил их сам. Краем глаза он заметил, что костер вполне горит самостоятельно, заслоненный от воздушных потоков, идущих от подножия, нагрудником. Солнце уже погрузилось за горизонт и начинало помалу утягивать за собой остатки света. Среди ночи Белый проснулся, задетый языками холода, влезшими в щель между одеялом и шеей. Осень в этом году случилась теплая, и весь сентябрь они спали на открытом воздухе, предпочитая не тратить время на установку-сборку палатки, однако теперь это, по-видимому, придется делать. Белый перевернулся на спину и начал размышлять, а не встать ли за попоной. Небо над ним было абсолютно чистым, благородно-синим и полным жизни от множества звездных огней. Казалось, если будешь смотреть достаточно долго, удастся заметить движение небесной сферы. Какое-то время Белый этим и занимался, пока вдруг не осознал противоестественную тишину. Черный спал всегда беспокойно, крутился, бормотал под нос, раскидывал руки во все стороны, нередко попадая по лицу своего напарника, а теперь с его стороны догоревшего костра не доносилось ни звука. Белый осторожно повернулся на бок. Меньше всего ему сейчас хотелось выдать свое пробуждение, но предположение необходимо было проверить. И оно оказалось справедливым. Черный рыцарь лежал на спине, вытянувшись доской и смотрел – нет, пялился – вверх, сверлил холодный воздух широко раскрытыми глазами. Это началось уже в конце августа. Только тогда Белому еще были заметны влажные дорожки слез на совсем еще подростковых щеках напарника. Много раз он порывался подойти и утешить, но как такое делается, не представлял совершенно, и, из боязни наделать хуже, только наблюдал. Потом дорожки появляться перестали. Рыцарь просто смотрел. Такой взгляд проскальзывал у него с недавних пор и днем, сфокусированный на чем-то отсутствующем, с тяжелой, заметной мертвинкой. Взгляд человека, который смотрит в ни-че-го. Белый медленно вернулся на спину и закусил нижнюю губу изнутри, в том месте, которое не успевало теперь зажить, зажимаемое, регулярно и со всей силы, зубами. Он закрыл глаза и вызвал в своей памяти звуки руки в латной рукавице о дерево. Уже что-то. Хоть днем. *** Мелкие, просеянные нитками облаков где-то далеко наверху, капли бесшумно покрывали все поверхности, слишком легкие, чтобы скатиться, и слишком большие, чтобы впитаться. Белый рыцарь провел по лицу и бороде и попытался вытереть мокрую руку о шею лошади, но и та пропиталась влагой настолько, что это было равносильно попытке вытереть что-то о лужу. Потому он так и оставил полуоткрытую ладонь улавливать морось. Искушение отпустить поводья совсем и закрыть глаза, хотя бы ненадолго, пересилило. Тихий, почти нежный шорох затек в уши Белого рыцаря. Всей кожей он ощутил бесконечно сменяющие друг друга волны прохладной воды, и на мгновение ему показалось, что оба они вместе с лошадью поднимаются и проходят сквозь облака. Черный рыцарь задумчиво сгибал и разгибал указательный палец – ему все никак не удавалось решить, стоит ли все же снять кольчужные перчатки или они-таки будут поухватистей мокрых рук. Вперед он совсем не смотрел, положившись на старшего, поэтому, когда Белый рухнул с седла в островок папоротника, для него это стало такой же неожиданностью, как и для его лошади. Та дернулась в сторону, и Черный чуть было сам не свалился, пока успокаивал топчущего папоротник коня. Спешившись наконец, он продрался через плотно сплетенные мокрые стебли к Белому. Бледное лицо, запрокинутая голова, нелепо перекрученные конечности – без сознания рыцарь казался даже не человеком, а искусно сделанной тряпичной куклой. Черный опустился на колени рядом с головой напарника и бесконечно долго, по собственным ощущениям, стаскивал перчатки с рук, чтобы очень-очень нерешительно стукнуть напарника по лицу. Голова в белом шлеме мотнулась и вернулась в прежнее положение, будто насаженная на пружину. Черный просунул пальцы к холодной мокрой шее и начал судорожно шарить по ней в поисках биения пульса. Попытка сопоставить местонахождение сосуда у себя и у старшего ничего не дала. Черный в растерянности огляделся. Кони беспокойно, но и беззвучно переминались, путаясь ногами в папоротнике. Окутанные дымкой мороси деревья простирались во все стороны, совершенно одинаковые вне зависимости от направления взгляда. Рыцарь перевел взгляд на напарника. Капельки собирались в более крупные в неглубоких морщинах вокруг его рта и скатывались по холодному лицу куда-то ко лбу и вискам. Черный схватил с земли одну из кольчужных перчаток, размахнулся и изо всей силы саданул ей по острой скуле старшего, еще раз и еще, до мелких кровоточащих царапин. Красные капли делали Белого больше похожим на живого. И еще, и еще. Черный не особенно различал контуры предметов – из-за дождя, конечно, - и потому пропустил момент, когда напарник сделал первую попытку убрать голову из-под ударов. Потом поднял ладонь и закрылся ей, еще совсем безвольной – «Прекрати, дурак». Младший опустил перчатку, выпустил ее на мокрую землю и прерывисто зарыдал, размазывая по лицу дождь и слезы. Белый с усилием сел, помогая себе руками, и приобнял напарника, ткнувшись лбом к его лбу. «Я в порядке, все будет в порядке». Черный тоже приобнял его и замер, хрипло всхлипывая, на холодной земле. *** К вечеру дождь перестал, и пропитанный влагой посильнее губки лес понемногу зашевелился от ветра. Рыцари попытались найти для стоянки максимально открытое место, но даже над ним окружность неба была едва ли полтора метра в диаметре, и любой порыв ветра осыпал каплями с деревьев и костерок, и скелет извлеченной впервые за эту осень палатки, и без того мокрые головы. Голубь, тоже совершенно мокрый, перетаптывался в клетке, курлыкал и все пытался расправить крылья и отряхнуться. На палке, уложенной на импровизированные козлы, над огнем болтался чайник. Черный, как и всегда, занялся погружением себя в реальность делания руками – ставил палатку. Некоторые колышки – «Стоило проверять чаще» - надломились, потому рыцарю пришлось выломать мокрый орешниковый стволик, чтобы наскоро обстругать деревяшки на замену. Остатки отправились в костер и чуть не потушили его – сырую молодую древесину слабое пламя переварить оказалось не в состоянии. Так что Черному пришлось приспособить собственное копье, чтобы вытащить ветки одну за одной из-под чайника и забросить в сторону. «Халхи» - парень был настолько увлечен перекладыванием угле в попытке расшевелить костер, что даже не особенно обратил внимание на звуки. Да и не ожидал их – Белый никогда не заговаривал с ним без практической необходимости и уж тем более не называл его по имени, благо за отсутствием других говорящих существ «ты» было вполне достаточно. «Халхи, слышишь меня?» - Черный поднял голову и вытащил испачканное в золе острие копья из костра. «Отлично, отойди на свободное место, пожалуйста. Поупражняемся». Идея эта после возни с разбивкой лагеря показалась младшему как минимум неуместной, но спорить с Белым после утренних событий не хотелось. «Отлично. Встань в позицию, пожалуйста». Черный недовольно вздохнул, но все же перехватил копье обеими руками и напружинил ноги. - Ты не сбалансировал древко, перехвати, пожалуйста. - раздражающая вежливость - Так лучше, спасибо. Сделай выпад, любой, на твой выбор. Рыцарь шагнул вперед и ткнул чуть повыше собственной головы. - Ты скользишь. - Трава мокрая, она скользит! -Пусть скользит, ты не должен. Встань получше. - Так? - Сделай выпад. Видишь, опорная нога едет? - Не вижу, она же подо мной. - Не ерничай, пожалуйста. Поменяй расположение ног. И возьми древко нормально, хват опять сместился. - Конечно, руки же мокрые! - И что теперь? Думаешь, они всегда будут сухие, когда тебе понадобится? - Думаю, что все это поебота! Думаю, что заебался ставить эту палатку – Черный агрессивно махнул копьем в сторону костра и слегка потерял равновесие – Вообще заебался! Вот хули сейчас нужна эта тупая тренировка, а? - Осталось совсем немного. Тебе нужно практиковаться… - Так хули сегодня? - Потому что сегодня мне стало очень хорошо понятно, на что я буду способен – но Черный даже не слушал напарника: - Мы тащились. В этой долбанной сырости. Весь день нахуй! Я устал. Я ставил эту ебаную палатку, чтобы твои старые кости не гнили на земле. Я устал! Я блять спать хочу! На лице у Белого рыцаря проступили желваки. - Зверям все равно, сколько ты спал! Когда ты ел и насколько устал, тупой ты ребенок. Ты думаешь, ты уже сражался? Ты думаешь, те игривые щеночки, которых мы завалили на переправе, другие одиночники - это звери? – Белый откинул со лба слипшиеся волнистые пряди, он почти задыхался – Да они в сравнение не идут с тем, что полезет прямо из чащи всего-то через месяц! И мы должны будем это что-то сдержать, дурья твоя башка! Ты должен будешь, если не смогу я. Ты! А ты говоришь, что устал? К этому моменту Черный перестал пытаться влезть в монолог. Долю секунды рыцари просто молча смотрели друг на друга. «Да пошло оно» - младший кинул копье на землю и под звуки закипающего чайника двинулся прочь, в чащу. Белый поднял копье с земли и поддел им рогулину, чтобы снять чайник с огня. Больно раздражающе он свистел. *** Черный нашел достаточно раскидистое дерево. Забрался, оскальзываясь и избегая прижиматься к мокрому стволу, до ближайшей развилки. Сел так, чтобы видеть костер. Его свечение среди облетающих ветвей заметить можно было, только точно зная, куда смотреть, и рыцарь подумал - скоро совсем потухнет. Мысль эта, бегающая по петле в его голове, казалась все более и более печальной по мере того, как одежда пропитывалась влагой от ствола. Совсем не такое развитие событий Черный представлял себе, пока тренировался при Ордене. Было весело готовиться стать копейщиком. Собираться по команде в живую неприступную стену. Смеяться с другими ребятами у вечерних костров. Как бы невзначай расправлять знаки отличия, совершая покупки в городе, и ловить восхищенные взгляды со стороны. По-хорошему он должен был готовиться еще полгода перед тем, как отправиться в один из замков Ордена где-нибудь на границе. Но вместо этого им вдруг устроили короткий и путаный курс по тому, как обращаться с копьем в зарослях и как убивать животных (практика – пробивать коровьи черепа, ну что за посмешище). Раскидали в качестве «тягловой силы» по маленьким группам со старшими рыцарями и отправили в лес. Объяснения были путаные. Сдерживать Тварей. Ведьмины чары. «Ничего не понятно, но очень интересно». В начале и правда было интересно – добираться до Южной окраины с другими войнами, томясь в предвкушении. Узнать, что конечная точка будет горная, очень сложная, судя по словам остальных «тягловых». Попасть в пару с Белым. Каким же крутым он казался. Сдержанный, непоколебимо спокойный, бесшумный следопыт, лучник, стреляющий без промаха. Тогда, еще в самом начале осени, при первом столкновении со зверьми на переправе, ни единой стрелы не выпустил зря. Черного, правда, покоробило, что после того, как все твари были убиты, старший обошел трупы и выдрал из плоти стрелы, чтобы использовать еще раз. Со следующими несколькими атаками это было уже понятной экономией, а меткость Белого – естественным умением. Со временем все новое стало естественным, а потом надело. Не желая казаться малолетним нытиком, Черный жаловался исключительно про себя, но зато без конца: «Тащимся, и конца этому лесу не видно, только ветки, и ветки, и ветки, и хуевины, которые пытаются порвать горло, а потом снова ветки, и ветки, и ветки! Зачем это все? Когда это кончится? И ведь лучше не будет». Через пару месяцев он привык и почти все время молчать, и отворачиваться по ночам спиной к напарнику, когда становилось до слез невмоготу. В прочем, прошло и это. Рыцарь вдруг понял, что сегодняшним вечером старший впервые за все время их знакомства повысил голос. Рубашка на спине копейщика промокла окончательно, так что тот, опасно проскользив ногами по стволу, слез на землю и побрел в направлении стоянки. *** За несколько следующих хмурых дней, таких, когда неба совсем не видно за смутным мраморно-серым, но глаза все равно слепит, они не перебросились ни словом. Черный, однако же, каждый вечер упражнялся. Нарочито становясь спиной к лагерю, даже если так он закрывал свет от костра своим же телом, тыкал в невидимого противника и чувствовал себя невыносимо глупо. Столько раз он успел подумать, что советы старшего были бы очень кстати, но просить о них после всего казалось наглым и к тому же било по самооценке. Так что рыцарь продолжал пыхтеть в одиночку и изо всех сил не следить, смотрит ли на него товарищ. Они приближались к предгорью. То тут, то там в лесу, как редкие выбитые зубы, стали появляться заросшие мхом камни, когда-то приволоченные сюда ледником. Все чаще приходилось подниматься на холмы, и, чтобы не нагружать лошадь, Черный большую часть дневного перехода шел пешком и по первости забирался на каждый встречный камень, пока они не стали попадаться на каждом шагу. В самый первый день подъема Белый спешился и начал нарочито медленно распаковываться аж за несколько часов до заката. Его спутник не сразу понял, что уже привал, так что ему пришлось разворачивать лошадь и в молчаливом негодовании тащится обратно. В качестве самокомпенсации он ограничился тем, что расседлал коня, а все остальное оставил на потом, достаточно ведь успеть до темноты. Без доспехов тело сразу обрело приятную подвижность и амплитуду, хотя и стало ощутимо прохладнее. На тренировках им говорили, что латы должны стать второй кожей, но Черный пока был горд хотя бы тем, что больше не чувствует себя в них паралитиком. Он сложил все элементы амуниции в кучу и решил пройти еще немного вперед – подвигаться по-человечески. Белый тоже снял нагрудник и с наслаждением потянулся. После падения в папоротники он начал замечать за собой «заедания» - временами мышцы ног у него как бы выключались. Не от боли или чрезмерного усилия, а просто так. Рыцаря начала донимать мысль, что однажды подобную штуку могут выкинуть, например, пальцы. И сегодня он решил проверить их в деле. После ухода младшего товарища Белый чуть успокоился и даже начал насвистывать – теперь можно было и промазать – но все же решил отойти от лагеря. Чем ближе к горам, тем более редким становился подлесок, травянистые лужайки сменялись мшистыми подушечками. Белый не мог украсть у себя удовольствие шагать по ним и погружаться по самые щиколотки во влажные зеленые холмики. Он даже не особенно смотрел по сторонам, полностью погруженный в поиски следующего пушистого островка. «Извините, пожалуйста» - Белый даже не думал, вскидывая лук и укладывая стрелу на тетиву. Под прицелом в десяти шагах от него – непозволительно близко – неподвижно стоял мужчина с рюкзаком. Он выглядел довольно усталым, видимо оттого, что поклажа за спиной возвышалась выше его давно не мытой головы, и старым, а, может, просто не спавшим. Рыцарь опустил лук, но стрелу с тетивы не снял: «Чем я могу Вам помочь, достопочтенный?». Человек затянул рукава свитера, завязанного на поясе, потуже – «Подскажите, в какую сторону перевал?» - и неловко улыбнулся. «Вам к северо-востоку» - Белый кивнул головой в подразумеваемом направлении – «…пешком…» - он еще раз оглядел собеседника с головы до ног – «…дней пять». «Благодарю» - мужчина неловко шагнул спиной вперед, кивнул, насколько позволяла конструкция, медленно развернулся, наконец, спиной и зашагал в указанном направлении, намного бодрее, чем можно было бы изначально предположить. Рыцарь не отрывал взгляд от качающейся громадины, пока она не затерялась между стволов - ждал, чтобы не пугать незнакомца свистом стрелы. Усмехнулся краешком рта, вскинул лук и, не глядя, выпустил ее. Вонзилась точнехонько в родинку от сучка на розовом в закатном свете березовом стволе в ста шагах. Белый довольно улыбнулся и отправился вынимать стрелу из дерева. *** Синяки под глазами Черного постепенно догоняли многолетние вдавления его напарника. С каждым днем все больше приходилось идти в гору, все медленнее они продвигались, все раньше садилось солнце. Складываясь этим утром, младший выдохнул в морозный воздух первые в этом году облачка. Небо через редеющие листья светилось вымытым голубым, все они вчетвером, включая лошадей, шли бодрее обычного и до следующей метки добрались за несколько часов до заката. Черный, мурлыкая под нос что-то абстрактно-бравурное, даже разложил лагерь перед тем, как отправится еще выше по склону. Ему хотелось до заката успеть найти достаточно высокую точку, чтобы увидеть с нее всю долину. Можно было, конечно, попросить Белого посмотреть на карте, но это же слишком просто. К тому же, они все еще не разговаривали больше необходимого односложного минимума. Так что рыцарь, как и всегда, вылез из доспехов, отцепил от седла свое копье, чтобы по пути потренироваться (стучать по камням и древесным стволам) и зашагал в гору. Новая выдуманная им вариация гимна Ордена, включавшая в себя немного больше «Еее» и «О, да», чем оригинал, отлично ложилась на темп рыцаревой ходьбы. Он настолько увлекся, повторяя музыкальную тему снова и снова, что сам не заметил, как вышел на пологий луг. Но гораздо более необычным явлением, чем горизонтальная поверхность в предгорье, была человеческая фигура среди высоких травянистых стеблей. Рыцарь напрягся и перехватил копье обеими руками. «Эй» - в данных обстоятельствах это обращение показалось ему максимально подходящим. Существо обернулось и откинуло черно-белый капюшон. Девушка. Молодая, скорее неприятно удивленная, чем напуганная, в полосатой шерстяной хламиде на пару размеров больше необходимого, с веником травы в руках. Черный сразу перестал напружинивать ноги и выпрямился, продолжая медленно идти вперед. «Ты еще кто?» - незнакомка двигаться на встречу не спешила. Рыцарь остановился, установил копье вертикально и первый раз пожалел, что нагрудник с символом остался на стоянке. - Я принадлежу к Ордену рыцарей, древнему и славному – Черный слегка наклонил голову, изображая смиренную мудрость и давая незнакомке оправиться от наверняка испытанного потрясения. - Эта штуковина – из рукава показалась вполне человеческая кисть и ткнула в сторону копья – наверняка копец как помогает при сборе яблок. У, она еще и остренькая, очень удобно. Черный рыцарь был разочарован. Так и подмывало вслух обозвать девку деревенщиной. Однако он решил не опускаться до уровня провинциалов. - Ты знаешь, что такое– благоговейная пауза должна была показать, что нужно немедленно проникнуться уважением к организации и ее представителю - Орден? - Да-да-да – девушка махнула своим засушенным веником – днем вы защищаете рубежи и держите в страхе преступность (Черный удовлетворенно хмыкнул и кивнул), а ночью крышуете нелегальные сделки по ввозу и распространению жасмонатов (Черный напрягся, пока пытался осознать, стоит ли ему оскорбиться и атаковать). Тут-то ты что делаешь? – такая фамильярность немедленно свернула все рыцаревы внутренние дилеммы. - Сама кто такая? Чего ты тут делаешь? – Черный сделал еще пару шагов вперед и оглядел незнакомку, в то же время стараясь не думать, как сам выглядит в давно не меняной рубашке, которая только чудом еще не приросла к его коже. «Босиком. Вот дурная». - Я это я, очевидно же – девушка несколько презрительно вскинула бровь и потрясла уродливым букетом – здесь – букет описал круг вокруг светлой, мальца растрепанной головы – жи ву. - И она пару раз кивнула. - А босая ты чего? – рыцарь тоже изогнул брови и ткнул кончиком копья в сторону ног девушки. - Ну, знаешь. Арктиумы только так и собирают – веник из, по-видимому, арктиумов, приподнялся и легонечко дернулся. - Ага-а-а-а. – Черный рыцарь посмотрел на побелевшие от холода покрытые грязью ступни и окончательно закрепил за незнакомкой титул дурочки. - Слушай. С каких это пор орден посылает в горы копейщиков? – рыцарь сначала удивился, потом понял, что держит символ своего рода войск в руках, и только потом напрягся. — Это военная тайна. - Конечно-конечно. – девушка отвернулась и потянулась сорвать очередной арктиум. Рыцарь искренне оскорбился. - Если хочешь знать – голос парня драматически взметнулся – я убиваю Зверей – и он махнул в сторону чащи, из которой Звери должны были приходить. -Белок – дурочка даже не отвлеклась от уродливых цветов - Ты убиваешь белок. Рыцарь топнул, да так, что вдавил ступню в плотную луговую землю. -Да нет же! Зверей! Больших, зубастых! Диких, больших зверей! Тва-арей! -А – девушка повернулась к нему с выражением глубокого сочувствия – Теперь я понимаю. – рыцарь закатил глаза к небу, благодаря богов – Милый друг, ты больной. Черный начинал осознавать две вещи. А – его собеседница безнадежна. Б-еще немного, и он сотрет свои зубы друг о друга. - Да нет же! - Давай проверим. – незнакомка перехватила свой веник черешками вверх и уверенно зашагала в сторону рыцаря. На расстоянии полутора метров она остановилась, нагнулась, сорвала на земле какой-то лист и протянула его перед собой. – Это плантаго – примерно также доверительно адвокаты обращаются к своим клиентам, убеждая их, что чистосердечное – лучший возможный вариант. – Бери, не бойся. Не задушит. Черный глянул недоверчива, но все же вытянул руку и перехватил жилистый листок – И что теперь? - О, все очень просто. Если ты больной на голову, он посинеет, если нет – останется таким же. Рыцарь усмехнулся и перевел взгляд на лист, расправленный на ладони. Лист как лист. Подорожниковый. Но тут их самой серединки начало медленно расползаться темно-синее пятно. Парень уставился на него. Затем поднял шокированный взгляд на собеседницу. Та, увидев его лицо, расхохоталась. Она смеялась громко и заразительно, прикрывая рот раскрытой рукой. Попыталась было остановиться, но, посмотрев на недоумевающего рыцаря, залилась снова. — Это ты сделала! Как ты это сделала?! – Черный откинул мерцающе-лазурный лист в сторону. – Коне-е-ечно – он легонько хлопнул себя по лбу. Лохматая, босая женщина с какой-то травой в самой глуши. Очевидно же! - Ты ведьма! – он вскинул указующий перст в сторону все еще всхлипывающей от смеха девушки – Ты блядская ведьма! - Ну, не блядская – она вытерла слезку, хохотнула еще раз – Честное слово даю - и улыбнулась. - Ведьма, черт подери – рыцарь торжествующе хлопнул себя по бедру. Снова ткнул пальцем в сторону незнакомки – Ведьма! - Да-да-да – она перехватила букет лиловыми помпончиками вверх, заслонив ладонью глаза, глянула на небо – Однозначно ведьма -и пошла прочь. - Стой! – разочарованию рыцаря не было предела – А как же остановить твои злые козни? - Да-а-а, да-а-а. – она остановилась и обернулась - Слушай, Рыцарь Ордена. Ты забавный, но у меня дела. Как поубиваешь всех больших зубастых белок, обязательно загляни поостанавливать козни – ведьма махнула стремными цветами и скрылась в лесу. Рыцарь улыбнулся кому-то наверху и откинул волосы со лба. «Ведьма, хуясе». Пока солнце не стало красноречиво закатываться за горизонт, он шевелил траву кончиком копья в попытках отыскать синий лист подорожника, но не преуспел. Так как доказательств не было, о столкновении с нечистой своему напарнику он решил не рассказывать. Зато сменил-таки перед сном рубашку и, едва закрыв глаза провалился в лес, где смеется босая ведьма. *** К тому дню, когда они дошли до позиции, снег еще не успел выпасть, но каждое утро, складывая палатку, Черному приходилось счищать с веревок тоненькую стружку инея. Он перестал снимать доспехи и даже подумывал о том, чтобы начать надевать шлем – щеки мерзли, несмотря на растущую щетину. А вот Белый продолжал каждые два дня шкрябать бритвенным лезвием по щекам и стоически смывать пену напополам с седеющими волосками ледяной водой. - У нас кончается еда. До места дотянем, а потом? - Потом будет потом. Молча пили отвар из загадочных трав, которые Белый вытряхивал из ароматного мешочка в чайник. Молча заползали в палатку, поворачиваясь в противоположные стороны. Молча расходились в последние предзакатные минуты практиковать навыки. *** Позиция представляла собой относительно ровный земляной круг, по двум сторонам которого в землю были вкопаны заросшие лишайником каменные плиты со следами красной, вероятно, краски. Горные вершины были совсем близко и нависали над площадкой, закрывая большую часть неба. Еще несколько дней рыцари спали, бродили за спущенными с повода лошадьми, упражнялись, уже не стесняясь друг друга. К тому же на утрамбованной земле это все равно было удобнее. - Перестань сжимать пальцы на древке так сильно, руки устанут. - Да, спасибо. В тот самый – это Белый проверил по металлическому кругляшку со стеклом внутри, а Черный ощутил внезапно затянувшимся узлом в подреберье – день они доели остатки сухарей и солонины, по максимуму привели в порядок весь скарб. Младший одолжил бритву и, к собственному удивлению даже не порезавшись, освободил подбородок от щетины. Он же взял на себя обязанность отполировать песком из студеного ключа, что бил выше по склону, нагрудники. Пальцы еле сгибались от холода, приходилось греть их в подмышках, чтобы продолжать работу. Закончив, рыцарь, стараясь не задевать бедрами мокрый металл, притащил доспехи в лагерь и для просущки установил на вершины двух камней. Только полюбовавшись своей дивной придумкой, заметил, что напарник стоит у самой кромки леса и смотрит в небо. Он обернулся на шаги и махнул рукой куда-то наверх и вперед — Вот, выпустил голубя. Если все будет удачно, через две недели совет узнает, что мы на месте. - Почему у нас нет второго голубя? Чтобы сообщить о победе? - Потому что раз мы здесь, само собой разумеется, что мы победим. Других вариантов нет – Белый усмехнулся и погладил подбородок – К тому же, может так случится, что некому будет его выпустить. Они помолчали. Остатки костра, на котором утром кипятили чайник, дотлевали у дальней от леса стороны площадки. К закату оба облачились в доспехи и успели по три раза проверить оружие. Черный надел шлем, но от плюмажа решил отказаться. Цепь из трех костров за их спинами освещала площадку непривычно сильно и отбрасывала переплетенные гигантские тени от камней и человеческих фигур в сторону чащи. Розовое сияние медленно растворилось в сумраке. Рыцари встали лицом к лесу. Младший попытался по привычке найти локоть напарника, но сообразил, что это исключительно копейщицкий прием. Он опустил забрало: - Слышь, следопыт. Ты чертовски хорош. - Всю дорогу ждал, пока ты это скажешь – Белый изящным движением извлек из колчана стрелу – Теперь можно и умирать. В темноте между деревьями далеко впереди родился и почти тектонической волной разошелся глубокий, многоголосый рык.