Весь целиком.

5. Говорят, даже последняя дурочка может творить ведовство при полной луне. Дурочка хоть и не считала себя последней, скорее просто чуть хуже среднего, но с небесными телами перестраховывалась. Особенно в случае с гамбо. Вообще трудно готовить новоорлеанские гадательные рагу, квинтэссенцию мудрости полных негритянских бабушек, если тебе нет даже двадцати, живешь ты севернее 60 параллели и черный перец считаешь за весьма экзотическую пряность. Поэтому дурочка подошла к делу ответственно и ту неделю перед ночью зеленой луны планировала почти полгода, с того самого момента, когда услышала первые, тогда еще неподтвержденные слухи о том, что луна все-таки случится. О том, как большие камни в небе связаны со всеми водами земли, написано множество умных толстых книг. Например, таких, как те, что лежали вон там на письменном столе, создавая подставку под горшок с алоэ, или как та, что занимала собой весь прикроватный столик и уже полностью покрылась перекрывающимися отпечатками дна кружки, став похожей на квадратную безглазую рыбу. Все они представляли собой фундамент ведовства и на каминных полках дурочки наверняка вполне могли бы действительно слежаться вместе в каменные пласты. Выменивая каждую новую такую, она всякий раз обещала себе, что в этот раз точно окунется в теорию, но ныряла по итогу только в прохладный прудик, что недалеко от дома. Дурочка работала чисто в прикладном аспекте. Часто довольно буквально – она мастерски прижимала-пришептывала листья, заставляя (или скорее уговаривая) их покрыть собой вещи, нуждающиеся в исправлении, и порой развлекала детей помладше, пересказывая им истории поленьев, «услышанные» поглаживанием коры маленькой ладонью. «Прикладистка» четко знала, что действует и при каких условиях. Причины оставались для нее загадкой, чем-то вроде радужных загогулин, что всплывут перед взглядом, стоит только его расфокусировать, горкой букв, которые в голове совсем не оседают. Тем не менее такая необразованность не мешала ей даже изобретать новые трюки, правда, обычно через спаленные (который раз) брови или неприятные голоса в голове, а то и что похуже (не смотрите в шкаф, загороженный вешалкой в прихожей). Однако про зеленую луну она все же именно прочла. Сперва случайно, зацепив книгу просто от беспокойства пальцев - узналось в тексте недавно услышанное на оккультной сходке словосочетание, вчиталась, ожидая, пока закипит вода. Вы знаете, что именно такое ожидание обычно невыносимо растягивается, потенциально от способности нагревающихся объектов манипулировать временем. Хотя еще более невыносимо долго было потом полировать выкипевший в тот раз и непоправимо изуродованный чайник песком, содой и снова песком (а потом опять содой). Зеленолуние прочно оккупировало мыслительное пространство дурочки, и зимой ее дом временно превратился в подобие пережившей налет библиотеки – девушка разделяла плотно сжатые полками тома и постепенно размазала их на все горизонтальные поверхности, обильно сопровождая небольшими бумажками с заметками, которые жизненно важно было сохранить возле комментируемого разворота, иначе смысл записей непоправимо терялся (проверено на практике). Зеленая луна так или иначе упоминалась везде. Но не одна неделя ушла на то, чтобы свести все такие ниточки воедино и избавиться от очевидных домыслов. Кто угодно может ведьмачить при полной луне. Большая часть народонаселения, правда, в объеме «заговорить сапоги, чтоб не натирали». Но чем больше практики, тем больше выход – очевидно. Особенно очевидно для тех, кто творит ведовство так же регулярно, как чистит зубы. Ходили слухи, что некоторые умелицы способны в полнолуние раздвигать моря и шантажировать асфиксией древних донных тварей. Чтобы поднять как-то раз все содержимое прудика одной большой зыбкой каплей, дурочка практиковалась целых два отрезка лунного могущества. Успех так ее обрадовал, что «прикладистка» счастливо захохотала, потеряла фокус и была окачена с ног до головы ухнувшим обратно на илистое ложе чуть ли не центнером воды. И это в ноябре. К тому же из древних донных тварей в пруду оказался только сапог. Падением прудика на место его вызволило из ила и прибило позже к мертвым зарослям рогоза. Но это лирика. Если применять вододвигательную метафору к зеленой луне, то для обывателя это бы значило «два золотых коровника, и чтобы сборщика налогов понос хватил». Ведуньи из слухов в таких астрологических обстоятельствах могли бы обезокеанить всю земную поверхность. Понятное дело, что зеленел главный земной спутник за всю историю только дважды. И вот, спустя сотню с гаком лет затаенных ожиданий, это должно было произойти вновь. Даже слухи о такой возможности всколыхнули все оккультное сообщество. Вместе с порывом единения (во имя сокрытия тайны от желателей кишечных расстройств местным авторитетам) расцвело параноидальное отношение к сотруженницам. Никогда не знаешь, каким с виду безобидным старушкам придет в голову поднимать из земли армию умертвий. Каждая готовила к зеленой луне свое великое чародейство, каждая опасалась чародейства бывшей кумушки-соседки по горному пику. В марте совершился самый тихий и самый безупречный геноцид из теоретически возможных. Новый ковен, члены которого так и остались неизвестными в том числе друг для друга, аккуратно избавился от всех мало-мальски сведущих в оккультном дам в течение недели. Это, конечно, незамеченным не прошло. Но кому захочется лезь в дела тех, кто только что изничтожил самых могущественных людей, которых тебе доводилось знать? Оставалось только самостоятельно воевать с подагрой и изредка раздумывать перед сном о причинах и следствиях, но без особых деталей. Всякому известно, у ведьм уши к голове не пришиты, а мысли звучат громче, чем кажется. Дурочку новая Варфоломеева ночь обошла по той простой причине, что разговоры с поленьями даже самые чуткие параноики за ведовство не посчитают. Разве что за нелепое циркачество. Так же, по правде говоря, считали и все дурочкины пациенты. Но считали они также каждый медный грошик и поход к ней предпочитали поездке к аптекарю. Посему прикладистка осталась в окружении своих томов готовить великое майское чародейство. Очень простое и довольно безобидное. Ей всего лишь надо было заставить пару десятков ингредиентов каждой частичкой поверить, что они представляют из себя пару десятков совершенно других ингредиентов. Дурочка собиралась варить гадательный гамбо. Как и все ее идеи, эта была очень сомнительной, больше того, в буквальном смысле взятой с потолка. Только узнав про зеленую луну, она не имела ни малейшего представления, как такой уникальный момент чистого могущества вообще можно использовать. А к тому моменту, когда снег сошел и дурочке удалось спуститься с гор, консультироваться об этом было уже не с кем, что она с ужасом, но без удивления узнала в своей подопечной деревне. Каждому, кто видел больше одной ведьмы на точку (читай, минимум гектар) пространства, кристально ясно – для таскания за космы нужен только повод. Вернувшись тогда домой, к прудику и вмерзшему в лед сапогу, дурочка приняла единственное известное ей успокоительное – труд до изнеможения. Аккуратно отряхнула от пыли всю свою библиотеку. Перестирала в ледяной воде каждую вещь, которую можно было теоретически постирать. Отчистила до слепящего блеска всю имеющуюся посуду, в том числе старый медный таз, к которому n-лет назад пришкварились все, с первой по седьмую, попытки сварить антигриппозный сироп. Вымела всю паутину. Протерла полиролью даже ту мебель, на которой не осталось ни намека на прижизненное покрытие лаком. И вот, балансируя на спинке кровати, в лучах закатного солнца стирая щетинки щетки о потолок, дурочка обнаружила под слоем облупившейся краски, что одна из досок потолка мелко исписана рецептами по всей длине, от окна до опорной балки. И среди прочего на доске был в деталях описан тот самый новоорлеанский суп. Дурочка всю ночь проворочалась под тремя одеялами у открытого настежь (чтобы быстрее сохли вымытые поверхности) окна. Ей не давали покоя крокодильи уши, окра и головокружительные перспективы. Именно тогда было решено, как же использовать силу зеленой луны. И дурочка начала планировать. *** Если вам когда-нибудь было любопытно, в традиционном гамбо используется от тридцати ингредиентов. В общем-то это не так и страшно, если пересчитать число компонентов хорошего борща. Но вот если из тридцати слов в списке знаешь только четыре… Дурочка пропиталась латынью и супными ароматами до самых корней волос, воюя с чужеземной флорой и фауной. Готовить блюдо до конца ей при пробных дублях не хватило смелости (к тому же скреблись из шкафа за вешалкой болезненные воспоминания), но доступные аналоги каждому из магической тридцатки она путем долгих и весьма пахучих проб подобрала. Помогало немного и то, что для всех более-менее зельеподобных субстанций есть общие правила. Собирать компоненты не раньше, чем накануне. Даже если это настойка девственных сосновых шишек, которой требуется год подходить, подойти она должна аккурат ко дню ведовства. Для обхода закона существовали специальные времяконсервирующие мешочки – на случай, если вам вынь да положь понадобится снег с горной вершины, подьем на которую даже с перелетами трое суток, а котел на такой высоте возможно вскипятить разве что в пламени дракона. Работали мешочки, правда, не дольше недели и только раз. «Оно чует твой страх» - потому все движения дурочка отработала до вплавления в мышечную память и повторяла каждый раз, когда хоть ненадолго освобождались руки, чтобы весь процесс стал даже скучнее, чем мытье посуды (а с тестированием рецепта перемывать приходилось порядочно). Новый котел был заказан загодя и лежал в подполье, тщательно запечатанный. По вечерам дурочка как бы невзначай спускалась погладить медный бок, почти болезненно холодный. Ей казалось, что как раз такими на ощупь должны быть небесные тела. Полировано-металлическими, словно детали макета в планетарии. Подходили первые дни мая. От самых вершин гор до ручьев в ладонях долин все замерло в ожидании – минуты перед грозой, растянутые на дни и недели. Накануне последнего воскресенья перед началом недели той самой луны дурочка очередной раз следовала обычным теперь путем мимо тех мест, где росли или должны были взойти интересующие ее растения. Узкая тропинка растворилась в сочных молодцевато-зеленых травах луга. «Sinapis alba, Armorácia rusticána» - тихонько наговаривала про себя «прикладистка». Пальцы привычно подхватывали, разделяли и измельчали воображаемые стебли именуемых ей растений. «Rheum rhabarbarum». Почти растворившись в зазубренных до бессознательного действиях, дурочка не сразу услышала за шорохом ветра и собственным бубнежом настойчивое и уже почти раздраженное «Извините, пожалуйста». Слева от нее, метрах в трех, стоял человек. Внимание дурочки до сего момента как-то естественным образом обошло его, приняв за животное или баг восприятия. Вот и теперь стоило некоторого труда сфокусироваться на фигуре. На удивление незнакомец оказался действительно самым настоящим незнакомцем, что для маленьких северных раззнакомых со всей округой до горизонта поселений редкость. Не особенно высокий, больше усталый, чем старый, человек в качестве приветственного жеста стащил с немытых волос шапку и еще раз повторил: «извините, пожалуйста». Дурочка издала звук, доступный для свободной трактовки. Ее чертовски занимали узоры на свитере незнакомого – они совсем не желали не только складываться во что-то осмысленное, но даже и просто прекращать изменяться. «Вы не подскажете, в какой стороне тут должно быть озеро?». Девушка насильно переместила фокус на лицо человека (совсем вроде обычное, как у миллиона - будь у вас столько - знакомых, если бы не бровищи) и нахмурилась, вызывая в памяти только что им произнесенное. «Уважаемый, вы заплутали» - подбор лексики оказался неожиданностью для нее самой, но раз уж взялась за лорнет, шнуруй корсет – «озеро по другую сторону от пика. Если вы изволите говорить о большом, конечно. Том, которое след». «Благодарю» - незнакомец повернулся спиной, точнее, впечатляющих размеров рюкзаком, и пошел к холмам. По рытвинам и кротовинам луга он перемещался на удивление плавно, будто Моисей травяных масштабов. Не дожидаясь, пока человек скроется из виду – на горных лугах для этого требуется порой больше часа - , дурочка повернулась к своей невидимой тропке, нахмурилась, попытавшись вызвать в воображении хоть какие-то детали его внешности, кроме густых темных бровей и сводящего с ума свитера, не преуспела и снова завела под нос: «Solánum nígrum, Heliánthus ánnuus». *** Спросите кого угодно – самое неприятное правило зельеварения обязывает собирать все компоненты самостоятельно. Хорошо хоть не котел лично выплавлять. Обрезая ножом уши с тощих беличьих трупиков, дурочка утешала себя воображаемыми картинами того, как великие ведьмы древности извлекают любовные стрелы из сотни сочащихся слизью улиток. Флористический аспект радовал ее куда больше животного, пока не пришлось пестиком и ступкой извлекать масло из килограммового мешка подсолнечных семечек – с запасом, вдруг прольется. Однако еще сложнее дело обстояло с алкогольными напитками. И если хмель для местной пивоварни она хотя бы лечила от ложной мучнистой росы – считай, принимала участие, то вот бутылку вина пришлось до уксуса старить заговорами почти месяц – обязательно подгадывая момент дозревания к ночи зеленой луны. Запомнить и успеть все необходимое становилось все тяжелее с приближением заветного часа. Вместо обычных двух-трех запоминательных ниточек на запястья по утрам приходилось навязывать десятки – воду ракам, медленно дохнущим в бывшем сиропном тазу, поменять; яблочный вывар, дегидратирующийся на крыше, очистить от нападавшего мусора; горчице пошептать, чтоб росла быстрее, ревеню – чтобы гнил медленнее. Намучалась дурочка ежедневно рыдать – из слез вываривалась лучшая для любого предсказательного варева соль, крошечными щипчиками собирать пыльники с цветов черноплодной рябины – а набрать надо было две столовые ложки. В понедельник, за три дня до зеленолуния она обнаружила, что дрожь в руках подавить не в состоянии – благо с пыльниками было уже покончено. Все казалось не то. «Ни одна великая ведьма, выпотроши она хоть миллион улиточных пенисов, не сумеет убедить яблоко в том, что оно окра, белку – что она крокодил, молотые опилки – что они каджунская приправа». Несмотря на тысячи непеределанных дел, дурочка то и дело бегала в подвал и прижималась к холодному боку котла. Где-то в темноте в тазу хлопали сами себе раки, а прикладистка думала, насколько крупными окажутся последствия этого продолба. Ведь в зельеварении есть и последнее дурацкое правило – как налажала, так и получай. Положила чуть больше того, чуть меньше этого – мирись с тем, что все ложки в доме многоголосо матерятся каждый раз, как заходишь. Помешала не так – прощайся с бровями и заделывай прожженную в потолке дыру. А вот если почти всё, что используешь, подделка? Это предстояло узнать послепослезавтра (заговорить вино, проверить, не попортились ли беличьи уши, пробежаться по травам, выжать масло из последней чашки семечек). Послезавтра (забить и разделать раков, выварить соки из панцирей, перемолоть и времяконсервировать пектин, сходить на пивоварню, заговорить вино). Завтра (приготовить сумку для трав и ножницы, переместить котел наверх, натаскать воды из дальнего родника, отварить еловые побеги, проверить все порошки, отыскать в кладовой семена укропа и перловку. Заговорить вино!). Сегодня. *** Дурочка распахнула глаза, как только в них ударил первый солнечный лучик. Специально для этого она не завесила окно, укладываясь прошлым вечером, и сейчас лучик просветил ее веки, чтоб оживить внутреннюю мягкую машинерию. Импульсы побежали по нервам, расширились зрачки и сосуды. Сократились мышцы, выпрямляя спину, шевельнулись пальцы, вытягивая, распутывая и завязывая ниточки на память. Дурочка перечислила про себя все дела на день, и отметила, что никакого эмоционального облака вокруг них больше нет. Наверное, выработало себя за полгода приготовлений. Осталась только рутина. Ее прикладистка и решила развивать. Наполнила техническое ведро из бочки, стащила с веревки тряпку. Ползанье по мокрому полу очень приятно, особенно когда май понимает, что он почти совсем лето, и резко выкручивает к максимуму температуру солнца. Прямо там, на свежевымытых досках дурочка и пролежала почти весь день в состоянии вязкой пустоголовости, пока другой лучик, более нежный и намного более закатный, не тронул ее за щеку. На время следующего часа разум можно было полностью отключить, лишь изредка поднимаясь к поверхности сознания поудивляться материальности стеблей и ягод в руках. До заката она успела точно взвесить и отмерить необходимые ингредиенты – по нескольку раз, до зернышка и шестнадцатых долей грамма. Зажгла и повесила на потолочные крюки две лампы, осталась в перед распахнутым в сумрачное небо окном ждать восхода зеленой луны. Где-то далеко в высоких башнях распускали косы, стоя на горах трупов, могущественные старухи и закатывали рукава роскошных платьев гадалки. Дурочка застыла над своими мисками – чтобы поместить ингредиенты, пришлось задействовать всю посуду в доме - чашки, чернильницу, кастрюли, даже половник. Кромка леса озарилась призрачным сиянием. Девушка потянулась к затылку и вытащила из волос две булавки, хотя распускать было не особенно много. Зеленая луна была поистине красива. Как волшебный фонарь, как глаз бога, как хризолитовый кабошон. Ее свет резко вычерчивал контуры и заставлял предметы казаться мертвее. Завороженная медленным восхождением, дурочка не сразу сообразила, что котел понемногу начинает перекаливаться. Масло, вылитое на дно, зашипело и брызнуло, чуть не попав в глаз. Следом мука. Полагалось напевать, соединяя над огнем компоненты, но дурочку это даже радовало, потому что пропавшая куда-то на целый день паника нахлынула вся разом, а мерные звуки чужого языка, совершенно непонятного и потому особенно красивого, позволяли отвлечься и сосредоточиться. «Донмата вот улук лай, донмата вотувер» - на дно отправилась обжариваться из чайной чашки мука. В свете зеленой луны она сразу стала не простой, а тапиоковой, и радостно зарумянилась, почувствовав в себе далекое луизианское тепло. «Хуменирин гсюгатон ёфинга» - в маслянистую заготовку отправились луковица, ревень и паслен, превращающиеся с касанием дна в Святую Троицу. Дурочка постепенно расслабилась и позволила рукам делать вытверженные повторениями жесты. «Видонкей, новидонкей». В конце концов, стоянию над котлом она посвятила значительную часть своей жизни и абсолютно все волоски в бровях. Ведовство со временем тоже становится просто домашней работой. «Донмата вею камфро, доннива мата ватуа, адо, гапи, акова, гот, хадемол инхи». Яблочный свет разливался по комнате, делая дурочку действительно старой, самоуверенной и веселой негритянкой, яблочный пектин растворялся в горячем бульоне, делая из похлебки самый настоящий густой гамбо. Три часа потребовалось зеленой луне, чтобы взобраться к апогею. Там, как будто окатанный волнами кусочек бутылочного стекла на шпиле ели, она и застыла, как раз к тому моменту, когда прикладистка опустошила в котел последнюю тарелку, ту, что с раковыми спинками. Оставалось только помешать – три раза по часовой, три раза против - и легонько ударить половником по округлому медному боку котла. Неделя сборов, полгода изысканий и тренировок, сотни лет движения небесных тел. «Гамбо, гамбо, суп густой, суженного ты мне открой». Что поделать, дурочка.