Весь целиком.

Расщепила ветку весенняя гроза, Не срастись ей больше. Вянут цветы. Гурген Васнеци

Хорошо сидит на ковре. Хорошо сидеть на ковре. Немного жестко, особенно когда касаешься скатанных временем в наждак ворсинок нежным подколеньем, но зато узор на нем сам по себе целый диковинный сад. А вокруг каждого мало-мальски приличного старого замка должен быть один такой. Чтобы рвы и волчьи ямы прятались под зарослями шиповника, наемные убийцы плутали в барбарисовых лабиринтах, а на самом верху главной башни цвело Белое дерево. Впрочем, замок сам по себе лабиринт. Башни, галереи и переходы держатся друг за друга связками из шнурков, хрустящими канатами скотча и подпорками самого разнообразного свойства. Может показаться, что они смотаны вместе без всякого порядка, но внутри Хорошо у каждого блока – будь то стопка томов «Энциклопедии для любознательных и пытливых» или коробка из-под женских бальных туфель сорокового размера – есть четкое предназначение, год постройки и функция. Замок поднимается от пола выше, чем сам мальчик, но это производственная необходимость – ковер конечен, а Орден за сотни лет своего существования успел понастроить кучу помещений, каждое из которых значимо. Хорошо занимается пока только строительством, а история Ордена формируется – вспоминается – в его голове. Когда все будет закончено, из главных врат снова поскачут на битвы в далекие земли рыцари во главе с новым Магистром. А пока время ложиться спать. За все те ночные часы, пока семейство будет тихо жить под полом временной спальни Хорошо, а он сам понемногу удлинится во сне, кто-нибудь наверняка споткнется о галерею или случайно заденет локтем башню. Снова постройка станет реставрацией, а замок так и будет саваном Пенелопы, пока лето не кончится и не придется возвращаться в город и идти в школу. После этого шпили и подвесные мосты потихоньку растают во времени, пока не. *** Хорошо хорошо. Что естественно, когда снимаешь со спины рюкзак и можешь наконец свободно пошевелить плечами. На какое-то время его полностью поглощают попытки размять шею, а сразу за ними – мысли о ностальгическом масштабировании. Потому что старый семейный дом, который принадлежал непонятно кому и служил для сборищ на дни рождения и бесплатным детским лагерем, на проверку оказался кукольных масштабов. Хорошо подходит к кухонному окну. Оно теперь начинается чуть ниже пояса, а раньше приходилось подтягивать себя руками, чтобы заглянуть внутрь. Впрочем, комнаты за грязным тюлем не видно и сейчас, хоть и по другой причине. Краска с досок облупилась почти совсем, рахитичные сухие стебли виснут друг на друге на квадрате бывшей клумбы. *** Замок почти что выпал прямо Хорошо в руки при попытке попасть внутрь и еще неделю не давал плотно закрыть дверь, пока парень не выломал его совсем. Большинство из комнат, в том числе бывшую детскую, открывать он так и не рискнул, потому спал на оттоманке в гостиной, неудобно укладывая руки на гнутую спинку. Растащенные по сторонам окна тяжелые портьеры никак не передвигались по карнизу, так что каждое утро солнечные лучи, сначала мягко-персиковые, позже назойливо-белые, проливались сквозь крону дерева прямо на него. Но зато было видно звезды, удивительно многочисленные и реальные после нескольких лет привычки к засвеченному городом небу. Толстый слой пыли намертво покрыл узоры ковра, на котором раньше поднимался от пола замок, будто его руины совсем развалились усилием времени. Почти все время Хорошо проводил за кухонным столом у широко распахнутых окон – установить рабочую поверхность на улице не удалось – весь участок оказался бугристым до черта, но и терять особенный средневесенний воздух не хотелось. Копаться в кухонных шкафах было лениво, да и по большей части бессмысленно – опыт показал, что все можно приготовить в кастрюле и съесть ложкой из нее же. На рабочей поверхности возле плиты нашелся ботанический справочник, написанный на немецком, с карандашными переводами на полях. Парень таскал его за собой во время походов по участку. Нежные ранние росточки и приземистые цветы было довольно весело определять по дотошно детальным иллюстрациям, а позже и совсем серьезно – по ботаническому описанию, тем более оно состояло обычно из одних и тех же слов. Курсовая продвигалась чрезвычайно медленно, отчасти из-за прогулок, отчасти потому, что Хорошо то и дело ловил себя на том, что просто смотрит в заоконное пространство, не особенно фокусируя взгляд, и мыслеблуждает. Каждая маленькая деталь дома цепляла его внимание и отправляла вдоль мутных воспоминаний. Как сбегаешь вниз по лестнице, почти не контролируя ног, весь вес перенося на перила, которые опасно кренятся. Как застываешь под одеялом, и каждый звук из наружного пространства становится в миллионы раз громче и тревожнее. Как подходишь сквозь густой и горячий послеполуденный воздух к кривому стволу и приподнимаешься, чтобы оставить в дупле новый дар-подсказку, а после приникнуть ухом и, закрыв глаза, слушать историю из древесных глубин. *** Лепестки сохнут медленнее листьев. Они, еще совсем свежие, прилипают к доскам, и рвутся, и забивают щетку. Пол веранды покрыт мокрыми следами, которые все никак не высыхают, вероятно, из-за каких-то масел или вроде того. Цветет вишня мелкопильчатая. По семейному преданию, она была посажена здесь, чтобы замаскировать безнадежно уродливый эркер, и теперь каждую весну поливает все вокруг махровыми лепестками. В ботаническом описании сказано, что крона должна быть яйцевидной, но на деле напоминает вытертый с одной стороны парик. Ткнули в землю прямо напротив ненавистного прыща на фасаде, потом взялись расширять веранду — пересаживать поздно, рубить кощунственно и жаль. За прошедшее время опоры веранды совсем сгнили, и Хорошо не отваживался даже просто ступать на нее и сметал лепестки, просовывая руку между перилами, а искривленное вишневое дерево цвело от души. Оно было совсем небольшим, едва доставало ветками до окон второго этажа, а то самое дупло нашлось совсем низко на стволе, почти у земли. Внутри, на гладеньком ивовом листе, лежал сухой шмель. Хорошо аккуратно достал его и почти тут же выронил. Маленькая мумия бесшумно затерялась между листьев, сухих стеблей и шелковистых лепестков. В апреле темнеет рано. Хорошо отвлекся на оформление плана совсем ненадолго – на удивление проводка в доме могла выдержать и зарядку для ноутбука, и электрический чайник, только не одновременно – но когда поднял голову, за окном уже разлилась барахатистая синева. Лампа над столом как бы собирала пространство в шатер. Выключить железку, слить кипяченую в кувшин, долить сырую из ведра в чайник. Синий огонек подсветки на фоне окна выглядел мультяшно-ярким запертым светлячком. Хорошо кинул в чашку лимонную кочерыжку, распаковал новый пакетик заварки, присоседил к ней на дно и вернулся на стул. На удивление все рабочие поверхности в кухне, равно как и столешница, располагались на очень удобной высоте, так что не приходилось отодвигаться на полметра, чтобы устроить голову на сгибе локтя. С такого положения через два дверных проема была видна гостиная, силуэт спинки ненавистной оттоманки перед стеклом окна и пушистые от соцветий ветки за ним. Парень усиленно пытался вспомнить хотя бы одну историю, которую слышал из дупла, но не мог выскрести из памяти даже сновидческих обрывков. Гул чайника, дребезжание рам на втором этаже, непрерывный выдох вентиляции ноутбука. Ветер шатнул слабо прибитый лист шифера на крыше, пробежался по вишневым облакам, добрался до голых лодыжек холодной струей через дыру от замка во входной двери. Хорошо поднялся, снял со спинки стула куртку, сунул ноги в галоши и вышел наружу. Как и бывает обычно, там оказалось совсем не так темно, как мнилось из комнаты, но куда ступаешь, все равно понималось с трудом. Без теплых носок обувь слетала с ноги и гулко стукалась о плитку дорожки. Хорошо подошел к вишневому дереву и немного неловко опустился перед ним на корточки. Пошарил в карманах – в левом нашелся билет на электричку, который удалось компактно свернуть и ощупью положить в дупло. Чтобы приставить к нему ухо, пришлось встать коленями на мокрую от росы землю и выгнуть шею. Ощущая раковиной шероховатость коры, Хорошо закрыл глаза и постарался не думать о расплывающихся мокрых пятнах на штанах вокруг коленей. Какое-то время была хорошо слышна только пульсация крови в сосудах головы, но вот из самой сердцевины дерева раздалось: «Трамвайные пути в городе N не использовались уже давно, но все еще соединяли серебристыми линиями парки». *** В одну из ночей дверца углового шкафа пережила свой предел прочности и рухнула в раковину, сбив один из вентилей, так что горячую воду приходилось теперь каждый раз добывать, поворачивая штырек плоскогубцами. В новооткрывшейся рукотворной пещерке нашелся переложенный бумагой комплект изящных фарфоровых тарелочек, декантер, немецкий словарь и целый склад спичечных коробков, содержимое которых стояло, по-видимому, годами прямо под подтекающей трубой и потому улетело в импровизированный костерок, разведенный было на месте постановки мангала, но хилый и нежизнеспособный. Хорошо подсушил сами коробки между трупами мух на подоконнике и теперь копил в них то, о чем хотел послушать. Довольно быстро он сообразил приносить с собой полиэтиленовый пакет с подушкой внутри, чтобы удобнее было коленопреклонятся перед деревом, еще быстрее понял, что больше двух историй за день выпросить не получится. На месте списка литературы в файле курсовой велся теперь конспект сказок, короткий и путаный для любого стороннего, но достаточный, чтобы оживить само воспоминание о них, намного больше чувственное, чем словесное. В поисках новых затравок для нарратива Хорошо месил грязевые ловушки на берегах едва проснувшегося ручья у западного края участка. Перебирал камешки на месте бывшей автомобильной площадки, опоры под навес для которой сгнили настолько, что, опасаясь их обрушения при первой же грозе, парень выворотил их сам и скатил в овраг. В день первой весенней грозы, когда наружнее прорывалось в дом буквально отовсюду, шумом, холодом, каплями, так, что казалось, дом летит в центре циклона, Хорошо отправился наверх за новыми затравками. Он поднялся на второй этаж, осторожно прощупывая каждую ступеньку лестницы и каждую доску пола перед тем, как на нее наступить. В коридоре было темно и пахло гнилой растительностью. Дверь в бывшую детскую комнату Хорошо узнал сразу и ощутил, как в подреберье завязывается узелок предвкушения. Ручка оказалась непривычно низко, даже немного ниже пояса. Парень без особых надежд подергал ее и, когда та коварно поддалась, резко влетел в комнату, чуть не вырвав дверь из петель собственным весом. Темный квадрат ковра, двухъярусная кровать, шкаф с завешенным зеркалом в дверце. За окном с облаков сорвалась яркая молния и осветила короткой вспышкой прилежащий окну кусочек пространства. Шум дождя гармонировал с биением крови, которое вдруг стало очень ощутимым и почти сотрясало тело. Под левым углом ковра на доске пола дубликатом ключа от сарая нацарапан кит. У изголовья нижней из двух кроватей – Хорошо всегда выбирал ее, даже когда спал один, потому что упал как-то с верхней полки в поезде – на стене висит репродукция «Битвы у пирамид» Гро, вырезанная из выпуска GEO прошлого века. Все эти неопровержимые, невидимые факты всплыли в сознании целой флотилией, все истории, все короткие картинки, все запахи и звуки, которые раньше приходили поодиночке. Хорошо в два шага – раньше нужно было девять, он четко вымерял это, пока мучился запертый в наказание одним несправедливо теплым днем – допрыгнул да окна и, не особенно задумываясь, двинул основаниями ладоней по раме. Она со стуком и дребезжанием вылетела, хорошо не выпала, наружу и впустила в комнату громкость и полноту грозы. Поток капель обрушился на голову парня, потек за шиворот, закапал на сжатые на карнизе пальцы. Сопряжение наружного и внутреннего буйства как-то загасило волны памяти и ливня. Хорошо распрямился, снял с переносицы покрытые каплями и совершенно бесполезные теперь очки. Прямо перед ним крошились и стекали на долину тучи, прямо под ним из-стороны в сторону, насколько позволяла гибкость ствола, в струях ветра металась вишня. Он стер воду с бровей и наклонился к мокрым веткам. На кончике одной из них, совсем близко к вершине, между смятых лепестков подрагивал сухой плодик. Литопедион, недозревшее дитя дерева. Будущая история о себе. Хорошо протянул руки, осторожно поймал веточку левой и снял костянку правой. Сжал ее в кулаке, ощущая твердые морщинки поверхности. Убрал в тот самый часовой кармашек на джинсах. Со вздохом посвятил все силы и внимание тому, чтобы закрыть створки окна и более-менее закрепить их на месте, пока за снаружи остатки туч утягивались на восток. *** Время до заката Хорошо посвятил редакции курсовой. Выравниванию абзацев, сквозной нумерации картинок и таблиц. Вишневый плодик ненавязчиво вдавливался в бедро через подкладку кармана. Снаружи было очень тихо, озоновый запах еще не совсем рассеялся и уж тем более не высохли гладкие блестящие лужи. Через несколько пар часов, когда белый прямоугольник ноутбука остался единственным источником света на несколько миль вокруг, а отросток второго шейного позвонка почти пробил натянутую кожу шеи, Хорошо наконец сохранил финальную редакцию и очень осторожно выпрямил спину. Он намеренно растягивал каждый момент. Неспешно пустил остатки ледяного чая вниз по глотке, неспешно ополоснул чашку еще более холодной водой из-под крана. Извлек с самого дна рюкзака чистый свитер, тщательно расправил его на себе, закрутил штанины в теплые носки, натянул старые резиновые сапоги. Натянул и перезавязал пакет, надетый на подушку для поклонения, проверил батарейки в карманном фонарике, который, собственно говоря, был уже не нужен – короткий путь до кривого старого ствола Хорошо знал теперь наизусть. Он медленно открыл дверь и медленно прикрыл ее за собой, стараясь издавать как можно меньше скрипов. Ночное небо было очень чистым, но почему-то очень темным. Блестящая латунная монетка луны висела как раз над ним. Парень запрокинул голову, чтобы оценить степень ее растущести, и почувствовал, как чертовски затекли мышцы за время сидения у ноутбука. Неподвижные стебли, похожие на них хрупкостью и изгибами фрагменты сетки забора в белом свете казались очень похожими на декорации из кукольного мультфильма. Каждый шаг Хорошо старательно заглушал, постепенно перенося вес с пятки и нелепо прокатываясь до носка. Не то, чтобы ему было страшно, просто. Просто все вот это вот казалось очень финально-титровым. Хотя курсовую было еще редактировать и редактировать, хотя коробки все еще были наполнены сказочными затравками, хотя обратный билет мог лежать заложенным в паспорт еще добрые полмесяца. Хорошо все-таки дошел до вишни. Дневная гроза почти полностью оборвала ее и так вянущий цветочный убор, и, как только Хорошо положил подушку на землю, сорванные лепестки тут же облепили пакет. Пришлось долго расправлять складки кармана, прежде чем косточка наконец далась в руки. Хорошо еще раз оглянулся на луну, потом, наконец, присел и осторожно вложил литопедион в дупло. Вдох, выдох, и вот он уже, смежив веки, прижимается ухом к отверстию. -Добрый… Добрый вечер. Хорошо от неожиданности дернулся и, потеряв равновесие, плюхнулся ладонями в траву. Голос, который обычно рассказывал ему истории, был каким-то неопределимо-нейтральным, безгранично уверенным и спокойным. Этот же совершенно точно мужской, немного простуженный. Хорошо в замешательстве повернулся к темной дыре и, ощущая себя полнейшим кретином, наклонился к ней – «Добрый» - и прислушался. Мокрые лепестки плохо отряхивались с рук. -Очень рад Вам, уважаемый! Вы меня извините, пожалуйста, но есть вопрос. – голос выжидательно замолчал. Хорошо крутанул шею на девяносто градусов – «Слушаю?» - вернул голову в прежнее положение и действительно стал слушать. -Станция железнодорожная. Она где? Как дойти? -Майна? -Она самая, Вы совершенно правы. -Как дойти … откуда? Отсюда? -Да, да, извините за такую формулировку. Как идти до нее, если бы, скажем, Вам это потребовалось сделать? -Ну смотрите, короче будет, пожалуй, на Казанскую, потом направо на Транспортную… - Хорошо немного отодвинулся от ствола и в недоумении посмотрел в дупло. Оттуда вежливо, но нервно прозвучало: -Вы продолжайте, продолжайте, я успеваю записывать. На Транспортную, потом? *** К тому моменту, как путь до Майны был продиктован и сверен, луна успела укутаться в облака и теперь покачивалась светящимся волосатым клубком. Хорошо встал с колен, встряхнул ноги и в который раз за вечер с недоумением воззрился на темный круг на стволе. Короткий порыв ветра сорвал с веток очередь холодных капель, и Хорошо решил про себя, что на сегодня душевных потрясений хватит с лихвой, поднял пакет с подушкой с земли и подумал, легче будет отряхнуть его утром, когда весь мусор высохнет и не будет так липнуть. Перекладывая руки на изголовье пыточной оттоманки, он изо всех сил старался не думать о том, как в лунном свете из вишневого ствола вылезает усатый мужчина с рюкзаком и выходит за калитку, направляясь к станции.