Бессердечные истории

Сегодня он был зол. Охеренно, зол. Выговор на работе, постоянные перепалки в коллективе и утреннее похмелье не давали жить спокойно. Но последней каплей в чаше весов терпения и выдержки стала именно она. Да ладно, блять, а кто ж ещё? Эта полоумная девица, возомнившая из себя ёбаную жрицу любви и напялившая эту проститутскую и ахуенно облегающую юбку. В добавок ко всему, в таком виде, Катерина самодовольно прохаживала мимо его подъезда. Стройные ноги и эти точёные бёдра. Сука, ей не стыдно? — Кого я вижу, — Соколов манерно растягивает слова и идёт навстречу Кате. Она тушуется, поправляет прическу и слегка улыбается. Здоровается с ним и как-то странно смотрит. Слишком пристально, долго. — Ты чисто мимо проходила или меня ждала? — он шутит и пытается скрыть непонятное волнение под гримасой усмешки. — Вообще-то, — она медлит и как бы невзначай, поправляет эту блядскую-узкую юбку. — Я к тебе пришла. Соколов верно ослышался. Чтобы Катерина сама, по доброй воле заявилась к нему домой? Он скептически оглядывает её с ног до головы. Да никогда в жизни. Судя по поведению ей что-то нужно. А верный паж Соколов, как всегда, будет разгребать всё дерьмо. Молча и безропотно. Потому что она попросила, блять. Сергей подавляет нервный смешок и вполне естественно произносит: — Хорошо, пошли. Она послушно семенит рядом, только изредка поглядывая на него с высоты своих 1.60. Соколов открывает дверь и пропускает её. Дамы вперед. Она молча заходит и переминаясь с ноги на ногу, торчит посреди комнаты. Ну и чё? Будем тупо пялиться друг на друга? — Выпьешь что-то? — Он проходит вглубь квартиры, направляясь к шкафчику, где хранит алкоголь. — Нет, спасибо. — А я не откажусь, — не глядя достаёт бутылку чего-то покрепче и прямо из горла отхлёбывает янтарную жидкость. Сука, как алкаш. Она стоит и смотрит. Молча. Окей, попробуем по-другому. Мужчина поудобнее устраивается на барном стуле и вопросительно поднимает бровь. — Так и будем молчать? Она медленно подходит к нему и становится напротив. Их разделяет только узкая барная стойка. Кусок мрамора и глыба внутренних противоречий. — Мне… — Катя, как будто теряет все слова, забывает, что изначально хотела сказать и зачем вообще пришла к нему. Соколов её пугает и притягивает одновременно. Отстраненный и холодный. Она не знает когда это началось, не помнит точной даты, но когда он смотрит на неё, вот так, ей хочется раствориться в воздухе. Исчезнуть. Колкий взгляд исподлобья. Тёмные слегка вьющиеся волосы, тонкие губы. Длинные пальцы сжимают горлышко бутылки и Кате, на долю секунды хочется, чтобы эти пальцы скользили по её спине. — Короче, к чему весь этот маскарад? — он отпивает из бутылки и нервно прожигает девушку взглядом. — Ты пришла чтоб поржать надо мной, да? Напялила этот костюм похотливой секретарши и строишь из себя этакую святошу. Катя выдыхает и пытается успокоиться. Мысленно сосчитать до десяти. Взглянуть наконец-то в его глаза. — Так, Свиридова, ближе к телу. Ты или валишь — либо начинаешь открывать свой рот и излагать мысли. Он всегда включает быдло, когда пьёт? Девушка упирается локтями в столешницу и нагибается вперед. Его губы в паре сантиметров от её лица. О чём она вообще думает? Глаза широко распахнуты, как у боязливого олененка, что забрёл далеко-далеко в темную чащу леса. Не зная, что злой волк, уже давно точит на него зуб. Он что есть сил, пытается убежать, скрыться от янтарных глаз смерти. Но волк умён и хитёр. А ещё, он умеет ждать. Сопротивляться уже бесполезно, острые бритвы-зубов впиваются в тонкую шкурку. Разрывая до мяса и крови. Вгрызаясь в нежную плоть. Хищник настиг жертву. Это грубый животный инстинкт. Не более. Соколов до одури хочет Катю. А если он что-то хочет, значит берёт. Прежде чем она успевает осознать, что произошло. Прежде чем успевает отпрянуть, прервать этот зрительный контакт, он накрывает её губы поцелуем. И под ногами исчезает земля. Когда он хватает за руку и тянет к кровати, ей не страшно. Она просто ещё не понимает, что произошло. Что она сделала. Собственными действиями спровоцировала его реакцию. Плеснула масла в огонь. Такие сладкие девочки, как ты, горят синим пламенем. Он швыряет её на смятую постель и наваливается сверху. С утробным рычанием разрывает тонкую ткань просвечивающейся блузы, а потом с силой сжимает её грудь. Катя не соображает. Она слишком напугана, дезориентирована, полна эмоций. Соколов расстегивает пуговицы своей форменной рубашки. Медлит, даёт ей время на осознать и убежать. Но она только глубоко дышит и произносит еле слышно: — Не надо. — Ты сама напросилась, шлюшка. Грубо стягивает её юбку вместе с трусиками, и проводит рукой по бедру. Очерчивая её плавные изгибы, проводит по животу вверх и тянется к груди, снимая бюстгальтер. Хрупкие плечики, тонкая талия, точёные ноги. И это всё принадлежит ему. Он целует её шею, медленно переходя к ключицам. Рукой накрывает грудь, сжимает нежный сосок и тянет. Она глотает воздух, жарко и часто. Я заставлю тебя стонать, бесстыжая девка. Соколов, со звоном расстёгивает ремень и замечает, как она напряглась. Слегка отодвинулась от него, прикрывая рукой оголенную грудь.Смущенная, конечно. Затуманенным сознанием Соколов отказывается замечать эти большие испуганные глаза, скованность и стеснение. Он так долго её хотел, что внутренний стоп-кран просто сорвало. Он уже не может контролировать свой адский стояк, не может думать и взвешивать свои решения. С того момента, как она дала слабину — всё пошло к чертям. Он спускает брюки, оставаясь в одних боксерах. Чувствует, как член стоит колом. Он её трахнет, и это утверждение. — Ты от меня никуда не денешься. Силой развести её ноги, руки за голову, чтоб не брыкалась. Пусть ещё скажет спасибо, что наручниками к изголовью кровати не пристегнул. Она что-то шепчет, пытается вырвать руку из его тисков. Тщетно, малышка. Он лишь вдыхает наэлектризованный воздух. Снимает боксёры. В комнате царит запах секса и гребаного вожделения. — Обойдёмся без долгих прелюдий, — бубнит себе под нос. Кого он успокаивает, себя? Мужская ладонь, проскальзывает между разведенных ног — проверяет, достаточно ли смазки. Сначала, он вводит один палец. Она шипит как кошка, закусывая губу. Добавляет второй. — Нет, — её хриплый голос разносится эхом отражаясь от пустых стен комнаты. — Ты мокрая. Ты хочешь. Она не знает в чём нуждается больше. Чтобы он остановился или продолжил. Катя пытается расслабиться. Чтобы не так больно, не так страшно. Чтобы это не было похоже на насилие. Кого она обманывает? Саму себя разве что. Он не даёт ей времени подумать. Просто входит. Она хнычет, но ему похуй. Сука, как он долго об этом мечтал. Соколов начинает двигаться, одной рукой всё ещё держа её запястья — другой, сжимая грудь. Губами скользит по выгнутой шее, прикусывая кожу. Ему хочется сделать ей больно. Стыдить, мучать, унижать. Подчинить себе, да. Он альфа, доминант в этих отношениях. Хотя бы сегодня, этим вечером и ночью. Первый стон срывается с её губ. Да, Господи. Она сдалась, он чувствует это. Ты моё гребаное прощение в этом мире, девочка. Моя ненависть и нежность. Катя оплетает его ногами и прогибается в спине. До хруста позвонков, до ломоты. Ближе, теснее, ещё. Его малышка под ним, горячая и влажная. Течёт как последняя шлюха. — Какая же ты узкая, Боже. Она краснеет, закрывает веки и пытается отвернуть лицо. Соколов хватает её за подбородок, больно сжимая. — Смотри на меня. — Сережа, пожалуйста, — она хнычет, просит и сгорает. Нет, куколка, сегодня мы играем по моим правилам. Он надавливает на нижнюю губу девушки заставляя приоткрыть рот. А потом целует. Продолжая двигаться в заданном ритме, не давая слабины. Их языки сплетаются, и сейчас, она полностью, всецело всемтелом — с ним. На долю секунды он останавливается, чтобы посмотреть ей в глаза, где плещется непонимание, желание и обида. — Ты моя. А потом, яростнее, жестче вколачивать её хрупкое тело в матрас. Выедать изнутри всю податливость и стыдливость. Делать ей больно и приятно одновременно. Он с силой сжимает её тонкие руки. До багровых синяков на запястьях. — Сережа, мягче, пожалуйста… Она всхлипывает, и рваное дыхание вырывается из груди. Бери всё что хочешь, парень. Вот она — манящая и раненая в самое сердце. Распахнутая, стонет твое имя в губы. Именно твоё, блять. А ты затуманенным разумом от нахлынувшей страсти не сразу это понимаешь. Она твоя. Она принадлежит тебе. Ты вершишь её судьбу. — Моя девочка, — рычишь ей на ухо, низко, утробно, — сожмись сильнее. Она боится, теряется, хочет. Сквозь пелену слёз и смущения, пытается подстроиться под его темп. Сделать ему приятнее. Грубыми рывками он вгоняет член всё глубже, скользит внутри неё. Он отпускает её руки, давая возможность действовать самостоятельно. Катя проводит ладонями по его плечам, ближе притягивая к себе. Он кончает с рыком, не выходя из неё. Прижимаясь всем телом к хрупкой девушке. А в ответ получает её прерывистое дыхание и царапины на лопатках.

***

Она просыпается рано. Утренний свет проникает сквозь опущенные жалюзи. Нежный шёлк приятно холодит тело, но голова раскалывается. Девушка подносит руки к лицу и рассматривает проступившие синяки. Да, он умеет быть грубым. Вчера ей казалось, случилось то, чего она так долго боялась. Он сорвался. А она, как последняя дура вместо того чтоб брыкаться и обвинять, отдалась ему до последней клеточки. Такое вообще возможно? Чтоб жертва, преднамеренно строила иллюзии. Искала оправдание. Вчера он тебя поимел как шлюху, а ты кажется, и не особо сопротивлялась. Кате стыдно, злостно, противно. От самой себя. Краем глаза замечает, как разорванная блузка валяется на полу, там где и юбка наверное. Как она пойдёт домой? Как ей смотреть ему в глаза? Как дальше им быть? Предательски подрагивает нижняя губа. Она готова забиться в самый тёмный уголок и завыть. Глотая горячие слезы, в голос рыдать. Её предали, надругались над её доверием. Соколов растоптал всю нежность, обрубил на корне то, что начало зарождаться. Вырезал, вычистил, прижёг. Она хотела баюкать на руках эту любовь, которую он собственноручно искалечил и похоронил. Она зажимает рот рукой. С правой стороны слышится возня. Он проснулся. Теперь будет ещё хуже. Больнее в сто крат. Девушка посильнее заворачивается в простынь и отодвигается на край кровати. Идиотка, уходи. Проваливай, пока он не увидел, какая ты беспомощная, жалкая, трусливая. Тобой совсем недавно нагло и грубо воспользовались, а ты лежишь в одной кровати с человеком, для которого ты простая пустышка, как он там говорил «шлюха?». Да, это ты и есть, тупая дура. Мужчина медленно открывает глаза и выдыхает. Ночные кошмары, Соколов? Он постепенно приходит в себя и вспоминает. На лбу залегает морщинка. Осознавай и принимай. Твой аленький цветочек, сейчас, лежит в паре сантиметров от тебя. Растоптанный и искалеченный. Что ты натворил, сука? Он приподнимается на локте и смотрит. Белые локоны разметались по подушке, руки плотно сжаты на груди, взгляд в никуда. Пытается не напугать, быть ласковей. Приближается к ней, замечает как она вся сжалась. Её трусит как осиновый лист на ветру. На шее следы от укусов. На запястьях синяки. Ярость закипает в районе ребер, постепенно поднимаясь к гортани. Картинки маячат перед глазами. Её испуг, мольба, болезненный трепет. Его напор, жесткость, развязность. И это всё ты — пошлое животное. Соколову гадко, совесть выворачивается наизнанку, просит пощады. Ты блять серьёзно думаешь, что после того как тупо взял её, она будет спокойной? После того как ты её буквально подчинил себе. Слово, непозволительное по отношению к ней. Слишком противное и мерзкое. Она смотрит не мигая, в одну точку. Пялиться как умалишенная в потолок. Ему хочется чтоб она наорать на него, дала пощечину, заставила молить о прощении. Только чтоб не молчала, не была безвольной куклой. Он тянется пальцами к её щеке и бережно поглаживает. Видит как она вздрагивает от этого жеста. — Катюш, пожалуйста, — он умоляет, да. — Скажи, что мне сделать? Она медленно поворачивает голову. Чтоб он видел, что сделал. Чтобы знал, как умеет подчинять волю, ломать, калечить. На глаза наворачиваются слёзы, и девушка шепчет: — Пропади.