Ситхоаналитик

      Весь следующий день она провела как обычно: с утра и до окончания рабочего времени вела прием, позволив себе в середине дня часовой перерыв. Однако, как и вчера, уходить с работы вовремя не собиралась. Сафо расспрашивала ее о том, как прошел вечерний сеанс с и призналась, что очень переживала, но Фрина лишь уверила помощницу в том, что прошел он несколько менее плодотворно, чем ожидалось, и что говорить здесь больше не о чем.       Она вновь отпустила ее раньше, а сама расположилась на диване в приемной с чашкой кофе в руках и историей мистера Сарина на коленях. После часа, безрезультатно проведенного в ожидании того, что вот-вот в приемную бесшумно проникнет пациент в зловещих темных одеждах, она отправилась в кабинет, предполагая навести кое-какой порядок в документах, но и там она постоянно замирала и поднимала голову, как насторожившаяся косуля, заслышав какой-либо посторонний звук. Ожидание становилось все безнадежнее, и, если уж ей не суждено увидеть Сарина воочию, Фрина решила, что, хотя бы пересмотрит голозапись вчерашнего сеанса. Что она и сделала несколько раз. После чего в первом часу ночи уехала домой.       Последовали два долгих выходных дня, после которых доктор выходила на работу с чувством морального опустошения, которому подверглась ее собственная психика в непрерывном ожидании, ставшим по всем параметрам навязчивой идеей. Если так пойдет и дальше, скоро ей самой потребуется психиатрическая помощь. И она волевым решением приказала себе больше не зацикливаться на загадочном пациенте, и, словно, только этого не хватало, чтобы раззадорить судьбу, потому что, покидая вечером офис, Фрина нос к носу столкнулась с ним.       - Вы уверены, что готовы продолжать? – Мол уже находился на кушетке, доктор сидела позади, намеренная в этот раз не раздражать его восприятие своим видом.       - Нет, но попробую, - спокойно ответил он, чем принес Фрине немалое облегчение. – Сядьте там. – Он указал перед собой.       - Боюсь, это может снизить эффективность терапии…       - Садитесь! – Жесткость и повелительный, не терпящий возражений тон мгновенно вогнали молодого психоаналитика в краску. Никто и никогда не позволял себе так с ней разговаривать. И как странно, что такие агрессия и бесцеремонность не то что не вызвали в ней негативной реакции, но спровоцировали яркое и пронзительное, как разряд молнии, удовольствие и желание подчиниться. Она закусила губу, испытывая не только эмоциональное, но и физическое возбуждение, и передвинула кресло, куда было велено.       Все, что было связано с этим человеком не вписывалось в рамки того, чему ее учили в университете и что она успела отработать за годы практики. В прошлый раз она клещами вытягивала из него ответы, которых едва хватило на пару строк в карте, а сегодня, лишь стоило ей открыть рот, как Сарин начал монолог о своем детстве. И Фрина была счастлива, поскольку полог неприятия, разделяющий ее искреннее желание помочь и его нежелание делиться, кажется, был сдернут.       Задумчивый, с мимикой изваяния и каменным взглядом, беспрерывно сверлящим лоб бородатого деда с сигарой, изображенного на протрете на стене, Кэмер Сарин рассказывал жуткие вещи. Как будучи маленьким мальчиком был заперт своим приемным отцом, которого он называл «учителем», в темной комнате, кишащей маленькими кровожадными тварюжками. С неизменным спокойствием, он пояснял, что данная мера была принята тем в качестве способа избавления его от страхов.       - Что вы чувствовали в тот момент? – спросила Фрина, внимательно фиксируя каждую метаморфозу в поведении пациента.       - Страх. И то лишь подтверждало, что учитель был прав, - спокойно ответил тот.       - Только страх? Больше ничего?       - Нет.       - Возможно, вы испытывали ненависть, обиду или?..       - Нет! – Мол зло и с нескрываемым пренебрежением уколол Фрину взглядом, но потом отвел его и пожевал губы. – Возможно.       Он вел свой рассказ далее, приведя еще один замечательный случай, когда «учитель», преследуя все ту же цель – избавить мальчика от страха, бросил его утопающего в ледяном озере. Маленький Сарин быстро окоченел, наглотался воды и стремительно шел ко дну, и тогда он впервые в жизни испытал то монументальное чувство, которое позволило ему выжить, поглотило все остальные и которое на протяжении всей жизни стало его верным союзником и проводником. Ярость.       - Учитель остался доволен. Выбравшись, я понял, чего он добивался от меня, - заключил он.       Но ужасы детства, которые сам пациент сознательно считал всего лишь образовательным процессом, не прекратились. Фрина пришла к выводу, что его приемный родитель был изощренным психопатом с манией величия; он лепил из маленького мальчика орудие смерти, однако «тренировки» являлись лишь приложением к безжалостной идеологической обработке, продуктом которой стал безропотный, маниакально преданный, асоциальный юноша, все теплые чувства, оставшиеся в котором, транслировались только на него.       Однако, биологическое взросление налагало отпечаток даже на такого необычного подростка. Связанные с ним эмоциональные состояния представлялись «учителю» опасными, а он в силу своей патологической авторитарности не мог даже допустить, что его питомец проявит хоть тень своеволия. И он принял меры.       - Он высадил меня на холодной планете, где я должен был протянуть несколько дней. Я думал, ничего легче быть не может. Я умел охотиться, маскироваться, добывать огонь и без воды мог обходиться очень долго. Но я переоценил себя. В схватке с хищником, я получил серьезное ранение, и это снизило мои шансы на выживание. Началось заражение. По собственной глупости я не счел нужным изучить местную флору, чтобы применить ее полезные свойства в борьбе с возможным недугом. И это чуть меня не убило. Я нашел пещеру и провалялся там в горячке несколько дней. Хищник, с которым я дрался, выследил меня по запаху крови и явился, чтобы довершить начатое. На этот раз победителем вышел я. Гнев и ненависть к самому себе придали мне сил и заставили, превозмогая лихорадку, двинуться в путь к точке рандеву, где учитель меня ждал. Больной, уставший, голодный, я приплелся туда, как жалкий шелудивый пес. Болезнь и стыд, словно кипяток обжигали мою кожу и мои внутренности. Но я не ожидал, что он поступит со мной так предательски. Он сказал, что я недостоин его, и что все то время, что я провел на этой планете, трусливо отсиживаясь в пещере, он наблюдал за мной, заведомо зная, что я не пройду испытание, и потому он нашел мне замену.       Сарин умолк. Татуировки приняли жуткий вид, когда гримаса ненависти изуродовала его лицо.       Захваченная рассказом Фрина уже перестала делать пометки, и не сразу спохватилась, когда настал момент простимулировать клиента.       - Какие чувства вы испытали?       - Ненависть. Впервые я возненавидел учителя и был готов его убить. И я попытался. Боль и слабость мгновенно покинули меня, и вместо них я ощутил силу, которой ощущать не доводилось. Я забил его почти до смерти, когда он остановил меня и со смехом, срывавшимся с его окровавленных губ, признался, что все это было очередной проверкой. Он нарочно довел меня до такого состояния, чтобы я смог раскрыть потаенные ресурсы своей ярости.       - И что вы ощутили, узнав это?       - Я все еще желал уничтожить его, а после испытал счастье и благодарность. Думаю, я не смог бы расправиться с ним, даже если бы он мне это позволил.       Продолжая делиться с Фриной историями своих злоключений, Мол просто разговаривал, будто сам с собой, а рука доктора, тем временем, стала поднывать от непривычно интенсивной работы пером. Налицо бытовой стокгольмский синдром, со временем переросший в амбивалентное подобие эдипова комплекса, субъективной стороной которого выступил все тот же «учитель». Но от ее внимания не укрылся тот факт, что о днях своей юности, пациент рассказывал достаточно сухо и осторожно. И когда она задала вопрос, он вновь впал в аффективное состояние.       - Если вы не готовы, мы можем сделать перерыв. – Фрина поспешила нивелировать опасную ситуацию, но Сарин, сделав над собой колоссальное усилие, продолжил отвечать.       Он начал рассказывать об академии наемных убийц, куда его отослал учитель с целью оттачивания уже существующих навыков, однако монолог был не долгим. У пациента вновь случилось затмение, и он споткнулся, едва начав говорить о друзьях, которыми успел там обзавестись. Симптомы аналогичны тем, которые Фрина наблюдала четыре дня назад, и из чего она сделала вывод, что, возможно, учеба в академии могла каким-то образом быть связана с его семьей.       - Вы хотите знать в чем дело? – неожиданно твердо произнес Сарин, вернув над собой контроль. Он пристально посмотрел на женщину и хлопнул по ложу кушетки. - Идите ко мне.       - Что, простите?       Он подтвердил свой приказ властным взглядом и движением головы.       Женщина подчинилась, чувствуя себя при этом маленьким глупым зверьком, добровольно идущим в пасть огромному опасному хищнику. Она осторожно опустилась на кушетку, заметив, что еще никогда не входила в интимную зону пациента. Мол приподнялся и, взяв Фрину за затылок, медленно приблизил ее лицо к своему. Она инстинктивно приоткрыла рот, чувствуя, как внизу ее живота, словно, заработал реактор, но затем она, вдруг, оступилась в своем собственном сознании, потеряла нить реальности и стала проваливаться в бездну сознания чужого. Окруженная живыми черными каракулями, похожими на чернила спрута, ее взору предстала сцена из прошлого Кэмера Сарина.       - Вы чувствительны к Силе! – Возвратившись в действительность, Фрина неуклюже попятилась назад и обрушилась в кресло. Она сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, и после, когда выражение ошеломления сошло с ее лица, глаза зажглись блеском научного азарта. – Покажите мне все, как показали сейчас!       - Нет. – Мол уже поднимался с кушетки.       - Но я хочу помочь! Телепатия - замечательный способ для вас безболезненно поделиться со мной всем, что вас гнетет! Господи, да вы хоть понимаете, что секунду назад стали основоположником инновационного метода психоанализа чувствительных к Силе пациентов?!       - Теперь вас это интересует? – в его голосе прозвучала обида.       - Нет! Извините меня, я ни в коем случае не хотела показаться сумасшедшим ученым, просто вы настолько необыкновенны и … Кэмер, стойте!       Ее взволнованный речитатив резко перешел в оклик, остановивший Мола на выходе из кабинета.       - Я правда очень хочу помочь. Теперь я понимаю, почему вы не хотите говорить... и не осуждаю вас.       Мол бросил на нее короткий взгляд из-за плеча и вышел.       Что ж, на этот раз хотя бы обошлось без страстных хлопков дверьми, - подумала Фрина.       Опустившись за стол, она до боли впилась в голову пальцами и простонала:       - Дура, какая дура!       Она проклинала себя за то, как возбужденно отреагировала на его способности. Теперь он будет думать, что стал подопытным кроликом, и вот теперь шанс, что он вернется и вовсе стал равен нулю. А между тем, она успела проникнуться к этому мужчине с темным прошлым, - брутальному, сильному и смелому, - непреодолимым влечением, и в этом ощущении не было ни тени жалости, как к больному. Она восхищалась им и искренне сочувствовала его горю.       На дрожащих ногах, она подошла к архивному сейфу, где хранила не только документы. Чтобы прийти в себя после случившегося ей необходимо было что-то покрепче кофе.       «...Шизофрения не подтверждена, однако присутствуют признаки шизотипического расстройства на фоне стойкой глубокой депрессии, причиной которой служит чувство вины: около шести лет назад Кэмер Сарин в гневе ревности напал на свою жену, после чего она скончалась от ран, вместе с их неродившимся ребенком…»       Фрина занесла перо над гололистом, чтобы продолжить писать, но руки ее затряслись, а тело покрылось мурашками. Она перечитала последнее предложение несколько раз, пока на нее во всех красках не снизошло осознание, что она лечит действительно невероятно опасного человека.       Женщина опрокинула в себя остатки хереса, убрала историю, оставила ключи от машины в том же ящике стола, и, немного пошатываясь, вышла из офиса. Сегодня ей придется прокатиться на метро.

***

      Сделав пару шагов по тротуару, Фрина почувствовала на себе взгляд и обернулась. На лавочке в пустом сквере, освещенном холодным голубым светом парящих в воздухе, словно светила в космосе, фонарей, сидел ее пациент. Женщина пересекла улицу и немного пробежалась.       - Мистер Сарин, - крикнула она, останавливаясь, - почему вы здесь?       Он промолчал.       - Вам… некуда пойти?       - У меня есть дом, - протестующе ответил он.       - Тогда, может, покажете мне его?       - Зачем вам это?       - Я верю, что ваше жилище ответит на мои вопросы куда охотнее, чем это делаете вы.       Мол смерил ее оценивающим взглядом, и через некоторое время они уже сидели в элитном вагоне аэрорельса.       Фрина, девочка из хорошей семьи, богатая и уважаемая, привыкшая к всеобщему почету, захотела острых ощущений.