Ситхоаналитик

      Пациент запаздывал уже на полчаса с лишним, и Фрина обретала уверенность, что он и вовсе не придет. Кофе не помог, ее глаза закрывались, сознание расслаблялось под влиянием мягкого сумрака приемной. Намеренная подождать еще тридцать минут, уставшая женщина, расположилась на диване, готовясь мгновенно проснуться, как только сработает звонок, но, лишь только ее затылок лег на подлокотник, она мгновенно погрузилась в сон более глубокий, нежели тот, на который давала себе установку. Ей снилось будто в вестибюль проникла тень. Обследовав его границы, она опустилась рядом с ней и протянула черную пятипалую руку. Женщина, благодаря специфике своей профессиональной деятельности, умела контролировать свои сны, не давая им перерождаться в кошмары, однако, как бы она не старалась очнуться, ее тело сковывал сонный паралич. И ей, вдруг, действительно стало страшно. Словно мотылек, попавший в паутину, она бессильно трепыхалась в путах защитной физиологической реакции, предохраняющей мозг от резкого пробуждения; она попыталась закричать, но с ее губ сорвался лишь глухой стон, но даже такая активность пробудила ее от пограничного состояния, и она очнулась.       Перед ней стоял высокий мужчина, с ног до головы укрытый черным плащом с капюшоном; его руки покрывали черные перчатки.       - Мистер Сарин? – Фрина быстро вернула контроль над эмоциями. Она внимательнее осмотрела посетителя, и, как бы не стыдно ей было в этом сознаваться – он ее пугал.       - Да, - ответил незнакомец низким шепчущим голосом.       - Позвольте, я за вами поухаживаю.       Она подошла к нему сзади, чтобы помочь избавиться от верхней одежды. Мол скинул капюшон, и взору женщины предстал лысый череп идеальной формы, увенчанный короной из десятка равновеликих, заостренных рожек. Когда он обернулся, доктор просто застыла на месте, пораженная наружностью пациента: ярко-красная кожа его лица была покрыта ужасающими черными татуировками, радужки по форме солнц пылали оранжевым пламенем опасности; глубокие борозды морщин на лбу, вокруг глаз и в продолжении носогубных складок выдавали в нем человека, который многое повидал в этой жизни. И, тем не менее, Фрина находила это лицо по-мужски привлекательным с точки зрения форм и симметрии, но это вовсе не значило, что ее страх перед незнакомцем растаял. Она читала людей, как открытые книги, что делало ее во многих отношениях бесстрашной, однако рядом с этим здоровяком ей было не по себе.       Она стянула одежду с его плеч, и вопреки страху, в ее голове мелькнула восторженная, с оттенком перверсии, мысль о том, как хороши его мускулы, и что тверды они, как гранит!       - Пройдемте, - сказала Фрина и повела Мола к себе в кабинет.       Он проводил взглядом ее силуэт, отметив, что первое впечатление не обмануло: она была изящна и тонка, но высокий рост и крупный скелет не позволяли считать ее хрупкой.       - Уверяю вас, я профессионал своего дела, и сделаю все возможное, чтобы вам помочь, - заявила она, указывая на кушетку.       Молу оказалась по душе категоричность, с которой была произнесена эта фраза. Этот тон и глубокий насыщенный голос напомнили ему о женщине, которую он когда-то любил и о которой скорбел, и потому еще больше утвердился во мнении, что судьба привела его сюда не случайно. Между тем, и внешность докторши заставила кровь в его жилах течь быстрее: это была молодая цветущая женщина, очень ухоженная, с опаловой кожей и большими глазами цвета нижних слоев атмосферы, гармонирующим с оттенками ее одежды. Она без преувеличения могла считаться ослепительной, но то была не типичная легкомысленная красота, которой обладают многие, и за которой, как правило, не лежит ничего. Это была красота, облагороженная природным интеллектом и богатством внутреннего содержания.       Доктор опустилась в кресло перед кушеткой, расположив на колене планшет (обычно, она располагалась вне поля зрения пациента, чтобы позволить тому без отвлечения на нее, самому вести монолог, и изредка направляла его течение своими вопросами, но этот был настолько скрытен и необычен, что она сочла нужным сохранить возможность наблюдать за его мимикой во время сеанса).       - Итак, что вас беспокоит?       - Ничего.       - В таком случае, что привело вас сюда?       - Хотел на вас посмотреть.       Забрак с какой-то потусторонней медлительностью повел головой и впился во Фрину своими пылающими глазами. И вот теперь, пожалуй, она, уже не как врач, а как молодая и привлекательная женщина, испытала вполне объяснимый страх, но внешне осталась невозмутима.       - Увиденное оправдало ваши ожидания?       Мол ничего не ответил и отвернулся. Фрина внесла в планшет первую пометку.       После общей справки о состоянии физического здоровья Сарина, в абсолютности которого она была убеждена (мужчина с таким телом вряд ли может страдать каким-то заболеванием), а также наличия у него вредных привычек, коих не оказалось, доктор продолжила задавать ему вопросы, ответы на которые были необходимые ей для составления наброска его психологического портрета, однако ответы эти, как правило, были односложны и неопределенны. К счастью, первичный анализ не выявил признаков маниакального расстройства, однако клиент по всем параметрам был тяжел. Нечто сжигало его изнутри, и стальная воля при поддержке имманентной замкнутости мешали наладить диалог, а потому, вопреки классической методологии психоанализа, которой Фрина придерживалась, ей требовалось временно переквалифицироваться из почти пассивной, принимающей стороны в активно дающую, покуда пациент не преодолеет сковывающие его эмоциональные преграды. Кроме того, она обладала приятным бархатным голосом, который также умело использовала в своей терапии.       - Сколько вам лет?       - Около тридцати.       - Вы не знаете своего точного возраста? – искренне удивилась доктор, и полагала, что пациент лукавит, ибо из-за глубоких морщин, изрезавших его лицо, она дала бы ему все сорок пять.       - Нет.       - Где вы родились?       - На Датомире.       - Значит, вы были одним из … - Фрина хотела сказать «самцов», но вовремя поправилась, - братьев, которых держат в резервациях тамошние женские племена?       - Да.       … Из чего она сделала вывод, что детство у мистера Сарина должно было быть весьма непростым. По долгу службы ей приходилось знакомиться с культурой и бытом различных народностей, в том числе и датомирскими, однако и того немногого, что удалось почерпнуть из проверенных научных источников, оказалось довольно, чтобы составить мнение об этой планете, как о весьма неприветливом мире с варварским укладом. И тем не менее, она задала вопрос, чтобы зафиксировать реакцию на него.       - Как бы вы могли охарактеризовать свое детство?       - Его не было, - ответил Мол без промедления.       - Вы знали своих родителей?       - Нет. Их заменяли старшины кланов.       - И вы…       - Я недолго пробыл на Датомире, - внезапно перебил немногословный посетитель, и Фрина обратилась в безмолвный слух. Первый рубеж на пути к установлению контакта пал.       – Был другой человек, заменивший мне их.       И Мол в трех предложениях изложил свою историю с четырехлетнего возраста, когда был избран Сидиусом, до событий недавно минувшего прошлого. Однако, когда Фрина аккуратно попросила его предоставить подробности, пациент ответил резким отказом.       Но это не беда, решила она. Сенат тоже не в один день строился.       - В каких отношениях вы с этим человеком?       - Ни в каких.       - Почему?       - Он мертв. Я его убил несколько лет назад.       Доктор вскинула ошалелый взгляд на пациента, который, словно расслабился, и уже с выражением крайнего умиротворения разглядывал орнамент на потолке кабинета. Человек, решившийся на убийство, априори имеет психическое отклонение, но искренен ли был Сарин, или же его реакцию следует воспринимать показной и особо выделить, как симптом возможной патологии? Доктор внимательно посмотрела в его глаза, пытаясь глубже постичь его внутренние переживания, и решила, что он не врал. Эти оранжевые светящиеся радужки, потусторонние, ужасающие и одновременно притягательные принадлежали убийце. Безжалостному профессионалу.       - Вы мне не верите? – их взор пал на Фрину так резко и пристально, что все ее тело, словно, опалил их жар, но при этом похолодели кончики пальцев.       - Я верю вам, - ответила она.       - И вас это не пугает?       - А вы бы хотели видеть страх?       Мол смерил женщину взглядом с головы до ног, его грудь поднялась и ноздри шумно потянули воздух.       - Это уже неважно.       Фрина со всей аккуратностью слово за словом вытягивала из него, узнавая мотивацию его поступков, эмоции, сопровождающие их, и на некоторые фрагменты его личности мало-помалу стал проливался свет. Пока она, сама того не подозревая, не совершила ошибку.       - У вас есть семья?       Пациент заметно напрягся. Его челюсть сжалась в крепкий замок, как и кулаки – до скрипа в костяшках.       - Была, - выдавил он, и каждая буква этого короткого слова давалась ему с таким трудом, словно в зубах он держал веревку, на которой тянул локомотив. Столь болезненная реакция была весьма информативна, и доктор различимым лишь ей одной почерком быстро и порывисто внесла в форму пару длинных предложений. Она осознавала, что подобралась очень близко к точке эмоционального апекса своего клиента, но все же рискнула, надеясь, что за минувшие полчаса его вновь открывшиеся душевные раны успели покрыться коркой, и что он достаточно себя контролирует, чтобы выдержать еще несколько вопросов. Но прогадала. Когда она попросила рассказать о его родных, Сарин еще несколько секунд безмолвно клокотал, а затем вскочил с кушетки, бросил на нее несколько кредитных чипов и вылетел из комнаты, попутно сорвав с вешалки свой плащ.       В ответ на оклик Фрины громко хлопнула входная дверь.       Бросив на стол планшет, женщина устало плюхнулась в кресло и с силой провела пальцами по голове. Еще несколько минут у нее ушли на размышления о так внезапно покинувшим ее офис клиенте, свойственные, скорее, не специалисту, а женщине. Налив себе кофе, она машинальным движением забрала волосы в высокий хвост и принялась за заполнение истории.       Что мы имеем? Уровень интеллектуального развития выше среднего, отсутствие маниакальных наклонностей, внешняя адекватность, за исключением последнего эпизода. За его же исключением, эмоционально холоден и отстранен. Сам себя позиционирует как существо не от мира сего, но подобная самоидентификация не характерна для мании величия, а скорее для психотипа наемного убийцы. С учетом того, что довелось Фрине видеть и слышать во время сорвавшегося сеанса, у нее почти не осталось сомнений о роде деятельности мистера Сарина (скорее всего, это имя ненастоящее). Даже о близком для него человеке, жизнь которого, по его словам, он собственноручно отнял, он говорил с сухой удовлетворенностью, как об успешно исполненном заказе. Чего нельзя сказать о семье. При том, что, скорее всего, имеет место быть глубокая психологическая травма, полученная в детстве, и виновником которой мог быть убитый им приемный отец, камнем преткновения является именно семья, созданная им самим. Упоминание о ней вызвало у пациента неконтролируемый гнев, и, проанализировав присущие его демонстрации черты, Фрина предположила, что вызван он чувством вины. А поскольку для него характерно раздвоение сознания, и при наличии остальных факторов, доктор решила, что перед ней случай зарождающейся шизофрении, хотя она должна была признать, что еще ни разу в ее практике не встречалось такого необыкновенно мужественного, грозного и в то же время интригующего шизофреника.       Когда часы отзвонили одиннадцать ночи, она нашла себя уставившейся невидящим взглядом в одну точку. Водя длинным ногтем по нижней губе, она несколько минут пребывала в размышлениях – или, скорее, мечтах – посвященных ее неудавшемуся клиенту. По привычке она заполнила историю, но оставила огромное количество пустых полей в разделе «анамнез», что-то написала в обосновании диагноза, а другие и вовсе оставила пустыми, и только затем поймала себя на мысли, что вряд ли Кэмер Сарин вернется. И от этой мысли ей стало невероятно тоскливо.       Замечательный случай… и мужчина, вне всяких сомнений, замечательный. За те тридцать с небольшим минут она, несмотря на его ужасающий внешний вид и ледяную отстраненность, успела проникнуться к нему вполне обоснованной с точки зрения науки, приязнью. Но приятные эмоции сменились негативными, в которых превалировало собственное чувство вины перед пациентом. И, хотя в поведении Сарина ярко выраженных суицидальных наклонностей она не распознала, все равно ей было страшно, что он, не получив помощи у того, на кого, возможно, была его последняя надежда, попытается покончить с собой. Или, потакая своему укоренившемуся деструдо, убьет кого-нибудь.       Ей бы очень хотелось, чтобы он вновь явился на прием, она испытывала потребность помочь ему, но она даже не узнала его контрактных данных. Какая глупость, - подумала она и отложила гололист с историей болезни в верхний ящик стола. Вероятность, того что он вернется, она оценивала, как два на девяносто восемь.       В расстроенных чувствах Фрина выключила свет, закрыла офис и поехала домой, намеренная сразу после душа забыться сном и избавиться от терзающих ее тревог.