Victims of love

Кажется, напряжение между нами только растёт. Юдзуру осторожно перехватывает меня под плечи, прижимаясь максимально тесно, хотя и почти целомудренно. Тяжесть его тренированного тела вдавливает меня в мякоть футона, на мгновение почти полностью отбирая возможность вдохнуть — и это настолько приятное ощущение, что я закусываю губу. И всё же, не могу сдержать возглас, больше похожий на стон. Мы притягиваемся, сливаемся, словно шарики ртути, притираясь выпуклостями и впадинками, всё ещё откладывая наиболее логичный способ коннекта: где-то внизу Юдзуру упирается в моё бедро. Ощущая эту округлую твёрдость, чувствую что-то вроде афтершока, от которого почти болезненно сжимается и разжимается всё внутри. Мы так близко, что эту глубинную дрожь моего тела чувствует и он сам — от мыслей об этом я всерьёз боюсь кончить вторично. Прямо сейчас… «Не будь ханжой, Кояма. Ты же хочешь его — это нормально» Инстинктивно пытаюсь свести ноги, усугубляя своё положение. Юдзуру дышит мне в шею, тут же обжигая кожу под мочкой уха поцелуем — от этого болезненно-сладкий спазм прохватывает меня пониже пупка. — Юдзу… «Сколько раз ты выдыхала это имя наедине с собой? Твой персональный синоним удовольствия…» Мальчик-с-фолликулярной-ангиной усмехается, упираясь подбородком в моё плечо. — Я здесь, Сэцуко. С тобой… Обещанный мной поцелуй получается даже слишком долгим и почти что расслабленным. Юдзуру в шутку кусается, прежде чем перехватить инициативу и нежно пройтись языком по моей нижней губе. Эта его нежность добивает меня окончательно, превращая в ту самую Девочку-которая-кончает-когда-целуется. И будь я проклята, о Аматэрасу, если Юдзуру Ханю ещё не понял этого. Немного угомонившись, он зависает надо мной на вытянутых руках, будто бы пытаясь разглядеть произведённый только что эффект. В попытке отдышаться, я глажу его длинную шею, тут же спускаясь на грудь, к тёмным овалам сосков, мгновенно отзывающихся на прикосновение. Смотрит на меня сверху с лёгкой усмешкой пару долгих мгновений, а потом запрокидывает голову, подаваясь чуть вперёд и позволяя мне трогать, трогать и трогать… Прихотливо застывающее время превращает моменты в вечность, и мне кажется, что мои ладони вот-вот вспотеют от волнения, скользя по горячей коже. Кажется, Юдзуру всё ещё пылает. Но пылаю и я сама, переставая понимать разницу между болезненной лихорадкой и жаром от возбуждения. Привставая, касаюсь губами его шеи — там, где отчётливо проступает кадык. Больше всего мне хочется рухнуть обратно на футон, увлекая его за собой. На себя… Но я же и понимаю, что теперь — моя очередь быть с ним непозволительно нежной. «Сделай его, Кояма Сэцуко. Ты же знаешь, как именно…» Воображаемый Дзин говорит это с лёгким азартом в призрачном голосе. Немного ёрзаю, чтобы привлечь внимание Ханю: в его взгляде снова смех и интригующая меня влажная темнота. Неужели я и правда не замечала, как он на меня смотрит? — Ляг на спинку, Юдзу-кун. Я поцелую тебя ещё… — говорю волнующим шёпотом, от которого завожусь сама. Хотя, казалось бы, куда больше? Вскидывает бровь, тут же сгребая меня в охапку и прижимаясь лбом к моему лбу. — Эй… Ты серьёзно, принцесса? — хриплый голос, кажется, отдаётся у меня в груди. Губы Юдзуру шершаво, почти понарошку, касаются моих на каждом сказанном им слове, и ни он, ни я уже не в состоянии удержаться. Срываемся в поцелуй, сталкиваясь зубами. Уже к утру мои губы будут отчётливо синими — не спасёт даже тинт. Но разве это имеет значение? — Ты же сам сказал, что я уже взрослая, — в который уж раз пытаюсь говорить кокетливо, но получается как-то непривычно. — Будем считать это твоей короткой программой, чемпион Ханю. «Просто вспомни, что он выделывает своими коньками. И своим языком. Ты же всегда была способной ученицей, Кояма… Он тебе ещё спасибо скажет» — безостановочно язвит Накахара, и я улыбаюсь. — Когда ты говоришь так… — он сглатывает, отводя глаза, и тут же снова впивается в меня жгучим тёмным взглядом, — … так, будто я собираюсь на каток выйти, у меня ум за разум заходит. Никогда я так не боялся сорвать короткую, Сэцуко. Ни разу. — Юдзу, пожалуйста… — проявляю настойчивость, понимая, что слов у меня маловато. Но я точно знаю, чего хочу. «Его всего, Кояма. Как и всегда хотела» «Твой золотой мальчик уже почти совсем твой» «Покажи ему, чего он стоит. Что он значит для тебя» Ханю шумно вздыхает, откатываясь. Укладывается на спину, явно не зная, куда девать руки. Разрешаю его сомнения, прикладывая одну из его ладоней к своей щеке. Мне нравится даже просто смотреть на него, озарённого ночной лампой, в рассеянном свете которой его кожа мягко переливается. Тянусь к нему, собирая губами мелкий бисер испарины, выступившей у него над ключицами. Слушаю, как он дышит — медленно и глубоко, будто пытается успокоиться. Если бы он закрыл глаза, я бы подумала, что он представил себя на катке, где привык прятаться от реальной жизни, но он смотрит на меня из-под полуопущенных век. Почти идеально круглое лицо и красиво очерченный рот делают его похожим на подростка, и мне кажется, что мне самой — пятнадцать. Что мы не потеряли уйму времени, растрачивая себя на метания и терзания. «Он всегда был твоим Первым, Кояма Сэцуко. Даже когда ты была со мной в первый раз. Ты просто ждала его, как камелия ждёт весну» Воображаемый Накахара прав, и мне хочется плакать от его слов. Моя ладонь скользит вдоль почти идеального торса Юдзуру, и я целую его рельефный живот, начиная от свода рёбер. Спускаюсь ниже, путаясь в простынях, но не сбиваясь с курса, обводя кончиком языка округлую впадину пупка. Короткого взгляда на Юдзу мне достаточно, чтобы понять — он почти не дышит. Читаю по его губам очередное: «Сэцуко-химэ…», понимая, что делаю всё правильно. Основной аргумент в пользу моей правоты ощутимо упирается в мою грудь. Не глядя, перехватываю его ладонью. Чувствуя, как приятно пружинит возбуждённая плоть. Слыша, как едва различимое ещё пару мгновений назад, дыхание Юдзуру делается шумным и частым. Я знаю, что мой прекрасный Ханю смотрит на меня прямо сейчас: ощущаю его взгляд, избегая поднимать глаза, но оставляя ему полный обзор, отбрасывая волосы от лица. Облизываю губы, чуть улыбаясь. Понимая, что надолго его не хватит, но… — Хорошо откатанная короткая программа — это отличный задел для того, чтобы не загнаться на произвольной. Правда, Юдзуру? — говорю негромко и, не дожидаясь ответа, пробую его на вкус. Широкий мазок мягким языком от основания до самой головки. Лёгкий мускус, истаивающий почти сразу же. Огонь, полыхнувший у меня внутри. Ханю, шумно выдыхающий через нос. Смотрю на него, тут же отводя взгляд, чтобы не провалиться в манящую черноту его глаз. Я и так голая, но он будто бы до костей меня раздевает. Он сперва касается пальцами моей щеки, будто раздумывая, вернуть ли меня назад, а потом запускает их в мои волосы на уровне виска. Прихватывая у корней и подливая в мой внутренний огонь высокооктанового бензина. Понимая, как он хочет, я послушно ныряю вниз, почти убирая ласкающую ладонь и вбирая его в себя, насколько это возможно. Чувствуя, как его бёдра почти инстинктивно двигаются навстречу моему лицу. В этом есть что-то медитативное, и я удерживаюсь на этом пике чуть дольше, словно ловец жемчуга - под водой. Почти не дыша и покорно повинуясь тонкой руке в моих волосах. Чувствуя, как всё моё тело наполняется влагой. Медленно возвращаясь обратно, чтобы почти сразу пойти вниз снова, но уже не так глубоко — меня страхует моя достаточно шустрая ладонь, оставляя, впрочем, достаточно места для манёвра. И я выбираю быть нежной, чередуя невесомые касания с довольно ощутимыми, впуская внутрь и тут же выпуская наружу, сжимая и расслабляя пальцы. Мальчик-с-фолликулярной-ангиной зачем-то сдерживает себя изо всех сил, но лёгкая дрожь, пробирающаяся под его кожу, выдаёт близость разрядки. У меня остаётся совсем немного времени, чтобы продумать финал. Юдзуру никогда не выбрал бы банальную концовку для своего выхода. Я хочу, чтобы ему было хорошо… И я продолжаю свою игру, даже не думая отстраняться. Его кисть расслабленно выскальзывает из моих волос, комкая простыню. Мои десять очков за общее впечатление. У моего мальчика вкус моря. Моя голова кружится, будто меня и вправду только что выбросило на песок пенной волной, и я медлю с возвращением в реальность. И я просто прижимаюсь щекой к напряженному животу Юдзуру, слушая, как часто он дышит теперь. Мои пальцы хаотично блуждают вдоль его бедра, выписывая замысловатые узоры поверх горячей кожи. Я не спрашиваю, поцелует ли он меня теперь — просто потому, что точно знаю ответ. Хочется гладить его, трогать его до бесконечности. И, кажется, это взаимно… — Вернись ко мне, Сэцуко-химэ. Пожалуйста… — простуженный голос, в котором секса больше, чем просительных интонаций. — Ты нужна мне. Голос, вызывающий во мне странное чувство нежности, незнакомое мне раньше. Я хочу заботиться о тебе, Юдзуру Ханю… Послушно возвращаюсь в его объятия, утыкаясь лбом в его плечо и избегая встречаться взглядами. Прихватываю его за шею, ощущая ладонью гулкое биение пульса и понимая, что мой сейчас — такой же точно. Частый-частый, как у пойманной птицы. Твоя Сэцуко, Юдзуру. Только твоя. Даже если это просто секс. Если это всего одна ночь — не имеет значения. Если ты встанешь и не вспомнишь обо мне — пусть так. Я всё равно буду хранить каждую минуту сегодняшней ночи в своём сердце. Там, где хранила каждое из твоих прикосновений. Каждый твой взгляд. Все твои улыбки — до единой. Думая об этом, я улыбаюсь, ведь даже воображаемому Накахаре нечего на это сказать. — Ты нужна мне, — повторяет Юдзуру, и я легонько целую его в плечо, будто соглашаясь на всё заранее. — Сейчас. Сегодня. Завтра… Всегда, Сэцуко. Я хреново соображаю, потому что… — он явно берёт паузу под улыбку. — Потому что все мои мысли крутятся на нижних этажах. Он так естественно и непринуждённо забрасывает моё колено к себе на бедро, что мне остаётся только выдохнуть. — Хочу тебя, — озвучиваю очевидное, удивляясь звучанию собственного голоса. — Юдзу-кун… — Как думаешь, зачем мы здесь? — уточняет он, придвигаясь ближе, и целуя мои глаза. Это дивное ощущение прохладного прикосновения его губ к моим векам запускает ток, бегущий по венам. Тут и думать нечего, потому что мы оба одинаково напряжены. Снова. И наши руки будто бы живут собственной жизнью, игнорируя карту запретных мест — больше нет никаких запретов. Нащупывая точки слабости. Мануально запуская все триггеры и взводя курки. Ханю смотрит на меня чуть затуманенным взглядом, хотя это его пальцы ласкают меня даже слишком смело, умножая моё и без того острое желание близости на сто. Я стремительно теряю возможность думать о чём-то, кроме этих его влажных пальцев, скользящих вверх-вниз. Я пытаюсь поймать немного воздуха, но ловлю только его губы. Его бесконечно сладкие губы. Ещё. Ещё немного… — Как думаешь, чего хочет твой Юдзу-кун? — спрашивает он, отрываясь от меня. Его тёмно-карие глаза сейчас кажутся мне бездонными из-за чёрных зрачков. Я плыву, я закусываю губы - и мой сдавленный стон больше похож на шумный выдох. Юдзуру улыбается и продолжает — разглядывать меня и играть со мной. — Целовать свою камелию, свою Сэцуко. Целовать везде… Ты ведь останешься со мной, когда наше время здесь выйдет? — О, Аматэрасу… — только и успеваю сказать я. Почти предчувствуя его намерение. Вздрагивая, когда появляется щекотно-волнительное, похожее на внезапную жажду, ощущение проникновения. Юдзуру плавно подаётся вперёд — и моё вполне предсказуемое «да» растворяется в долгом выдохе.