Эвакуация

На корабль им в этот день сесть не удалось. К тому моменту как они добрались до Осаки, стало понятно, что на город надвигается шторм. В такое время, пассажирские перевозки приостанавливали, а порт и вовсе закрывали. На набережной, куда их подвёз киотский омнибус, яблоку негде было упасть — обозлённые вынужденной задержкой пассажиры скандалили с лодочниками. Уже стемнело и предгрозовой воздух уплотнился, что только усилило всеобщий хаос. Люди старались побыстрее убраться от берега, пока не хлынул дождь. В огромном количестве мелькали бумажные фонари — в Осаке, в отличие от Токио и Киото, ещё не установили газовых рожков. Порт считался внутренним, иностранные суда заходили сюда крайне редко, поэтому инфраструктура развивалась медленно. -Похоже мы рискуем здесь застрять, Каору-доно, — хмурясь заметил Кеншин. — Самое время позаботиться о ночлеге. Он тоже разжился фонарём на коротком шесте и сейчас, в ночи, Каору видела только его глаза, поблёскивающие золотыми искрами. Их возвращение с горы Хико Сейджуро затянулось, хотя и вышли они от хижины наставника сильно загодя. — Надо же как неудачно всё складывается, — вздохнула она. — Вероятно надо было оставаться у твоего наставника или идти с Окон в «Аойю». Уехали бы утренним поездом. Но теперь мы в Осаке и нет смысла возвращаться обратно. — Отправимся на корабле, Каору-доно, — отозвался он. — Уже есть билеты. — Кеншин помахал в воздухе двумя розовыми бумажками. — Наш каботажник называется «Белая камелия» и выходит завтра в десять утра. Лодочник, который продал мне эти билеты, сказал, что штормы здесь короткие. Всё-таки Внутреннее море. Каору вымученно ему улыбнулась. Она сильно устала, но крепилась, понимая, что Кеншину должно быть ещё хуже. Слава богу, на горе у Хико она успела сменить ему перевязку. С ранами, в общем-то, было всё не так уж и плохо. Резаные уже затягивались, но пулевая всё ещё причиняла мечнику беспокойство. Хотя он и говорил, что чувствует себя хорошо, Каору замечала как он непроизвольно потирает плечо. Между тем, закрытие порта поставило их ещё перед одной серьёзной проблемой — гостиницы в Осаке были переполнены. Они прошли уж шесть рёканов, но единственное, что им предлагали — ночёвку в общем зале. Кеншину эта идея не нравилась. Пробормотав, я обязательно найду для вас комнату, Каору-доно, не волнуйтесь Каору-доно, он продолжал идти вперёд, стремительно удаляясь от центральных кварталов. Следуя за светом его фонаря, Каору пытаясь собрать воедино впечатления от сегодняшнего дня. Начался он воодушевляюще, но под конец как-то скомкался. Визит на могилу прошёл гладко. Ей не было страшно и всё время, что они там пробыли, девушка ощущала тёплую и негласную поддержку Кеншина. Ей казалось, что в тихом уединении Шинден-дзи, они оставили все свои сомнения. — Мы будем приезжать сюда ещё, Кеншин? — спросила она его на обратном пути. — А вы бы хотели, Каору-доно? — он посмотрел на неё испытующе. Честно говоря, она не хотела. По крайней мере до тех пор пока их с отношения с Кеншином не придут к какому-то устойчивому состоянию. Но что ему сказать? Что ей не хочется лишний раз видеть между ними призрак его первой возлюбленной? Вопрос так и остался без ответа. И сейчас Каору почему-то ощущала это как нерешенную проблему. На обратном пути в Осаку Кеншин не проронил ни слова. Всё время, что они тащились от горы Хико до моста Сандзё, а потом ехали в омнибусе, он был погружён в свои мысли, а на её вопросы отвечал невпопад. В общем-то это было обычным его состоянием в те дни, когда он был не в силах поддерживать имидж Рурони. В додзё подобные приступы мрачности у Кеншина длились от силы дня два. Но если раньше она относились к этому с пониманием, то сейчас просто не знала, что и думать. Настроение его резко переменилось после того, как он сходил за дровишками с Хико. Отсутствовали они чуть меньше часа, но судя по вытянувшемуся лицу Кеншина, во время их прогулки наставник успел потрепать ему нервы. И вот сейчас он снова ушел в себя. А она-то думала, что вечер закончится приятной прогулкой вдоль моря, чашечкой сливового вина, а возможно, что и признанием… Зачем они тогда вообще приезжали в Киото? Ну, а на что ты рассчитывала Каору-тян? Что он переменится к тебе сразу, как только вы покинете кладбище? Он и так работает над собой изо всех сил. Она не могла не признать, что после вылазки в квартал Ига, они с Кеншином сблизились так, как никогда раньше не сближались. Последние два дня он фактически с ней не расстаётся: охраняет сон, смотрит с какой-то несвойственной тревожностью. Каору казалось, что он попросту боится упустить её из поля зрения. Он стал заметно откровеннее… Пусть и окружными путями, но говорил об их отношениях и своих чувствах к ней. Перестал частить с этим опостылевшим доно, стал смелее в тактильных контактах — она уже сбилась со счёта, сколько раз он брал её за руку и заводил за ухо пряди волос, нежно касаясь лица. Эти моменты Каору любила больше всего. После острова, её тело стало необычайно тактильным, особенно на мужчин. Организм даже на Сайто выдал странную, обескураживающую реакцию. Казалось, Кеншин близок к тому, чтобы разорвать этот обет неопределённости. Но после давешней сцены у Хико, Каору почувствовала, он снова захлопнулся. Что же случилось? Нет, дело не в Хико. Он помрачнел сразу после того, как оттащил её от злополучной хижины, где Тринадцатый мастер Хитен Мицуруги и Окон так приятно проводили время. Каору эта сцена ошеломила, даже вызвала в ней какое-то нездоровое возбуждение, которое она не смогла скрыть от Кеншина. Кажется это шокировало его больше, чем сам факт вторжения. В итоге за всё время, что они сидели на поляне у водопада, не проронила ни слова. Пока Кеншин излагал события последних двух недель, Хико кидал на неё пристальные взгляды. Вероятно удивлялся её нетипичной молчаливости. Когда наставник утащил Кеншина в лес и оставил её наедине с Окон, Каору окончательно смешалась. Мнут пять они играли в молчанку, пока это стало совершенно невыносимым. — Я должна извинится перед тобой, Окон-сан, — наконец проговорила Каору. — То, что я ввалилась в дом, в то время как… Это ни в какие ворота… На твоём месте я бы чувствовала себя ужасно… Окон отбросила длинные волосы за спину и расхохоталась, показывая ровные белые зубы. — Боги! Ты поэтому сидишь, как воды в рот набрала? — отсмеявшись, спросила она. — Не волнуйся, Каору-тян. Со мной всё хорошо и чувствую я себя великолепно. Даже если бы вы ввалились в дом Хико-сана всей вашей токийской бандой, я бы не прервала процесс. — Каору послышалась лёгкая смешинка в голосе молодой шиноби. Снова смутившись, девушка покраснела и уставилась на свои дзори. Она чувствовала себя глупо. Окон вздохнула и перегнувшись через валун с остатками бэнто и сакэ, взяла её за подбородок. — Каору-тян, мне двадцать шесть лет и Хико-сан далеко не первый мой мужчина, хотя, пожалуй, наиболее выдающийся из тех, что были. Скорее, это я должна просить у тебя прощения. Вижу, что этот эпизод сильно тебя смутил. Мой тебе — совет. Просто выкинь его из головы. У нас, женщин-куноичи, жизнь устроена немного не так, как у всех остальных. В большинстве случаев, мы сами выбираем себе партнёра. — Что и Мисао? — зачем-то спросила Каору. — А что Мисао? — не поняла Окон. — Она тоже когда-нибудь станет такой же раскованной и уверенной в себе, как ты? — уточнила Каору. — Ну, уверенности в себе Мисао не занимать уже сейчас, — улыбнулась Окон. — Но если ты имеешь в виду…эээ… свободный образ жизни, то нет. Мисао не проходила курс обучения куноичи, и, насколько я знаю, ни Окина, ни Аоши не желают, чтобы она была посвящена в искусство мирёкудзюцу. — Мирёкудзюцу, — повторила озадаченная Каору. — А что это? Окон вздохнула и взялась переплетать шнуровку на своих высоких варадзи. — Отдельный блок искусства шиноби, относящийся к уровню Ёнин. Речь, прежде всего, идёт об обольщении противника, с целью выведать у него секреты или направить его действия в нужное русло. Психологическая подготовка. Нужно изучить тактики любовных свиданий, искусство взгляда, искусство правильно и вовремя плакать и радоваться и, конечно, изощрённая техника секса. В основном обучают женщин, хотя лет сто назад натаскивали и юношей. Традиции сюдо тогда были необычайно сильны. Сейчас все по-другому, конечно. — И ты этому всему обучена? — выпучила глаза Каору. — Ну, у меня не было выбора. — пожала плечами Окон. — Школа куноичи в Синане приобрела меня у разорившейся крестьянской семьи, когда мне исполнилось три года. Предопределённость судьбы, знаешь ли. — А я думала, вы Онивабан, все из одного клана, — заметила Каору, вспоминая рассказ Кеншина об иерархии эдосских шиноби-но-моно. Кажется он даже упоминал и про Синанскую школу. Ведь там же, кажется, натаскивали и покойную Томоэ. — Нет, конечно, — фыркнула Окон. — Из потомственных шиноби у нас только Окина, Мисао и окашира. — Мы все — кошки приблудные. Когда вышел срок обучения, Синанская школа продала меня клану Мацудайра в Айзу. Так я попала в Онивабан. Это было уже в самом конце эпохи Эдо. И я счастлива, Каору-сан, что это проклятое время позади. Сложись моя судьба иначе — я могла бы растить своих детей, иметь свой дом. Но сейчас, всё что у меня есть — это Онивабан и «Аойя». — Ну у тебя ещё есть Хико Сейджуро! — с горячностью воскликнула Каору. — Драматические, а порой и откровенно трагичные судьбы рядовых членов тайных организаций, с которыми ей последние полгода приходилось сталкиваться довольно часто, вызывали сочувствие. — Сегодня есть, а завтра нет, — усмехнулась Окон. — Но пока мне нет причин печалится, Каору-сан. Я хотела этого мужчину, с тех пор как увидела его. Ещё бы! Хико был мастером эффектных появлений. Каору вспомнила эпичную битву наставника с великаном Фуджи. Хико уделал его за десять минут. — Да…конечно, — девушка повертела в пальцах керамическую, васильково-землистого оттенка, чашку с едва заметной кривизной и тончайшей фактурой папоротника на глазури. — Человек, который делает такую красоту не может не оставить в сердце следа… На самом деле, я рада за тебя Окон-сан. Ты никогда не скрывала своих чувств к Хико Сейджуро. Знала бы ты как я завидую твоей смелости! — Ну, тут много смелости не требуется, — снова засмеялась Окон. — Это правда, я пришла к нему сама. Но я знала, что он меня не прогонит. Я прочла это в его глазах ещё там — в «Аойе». Но расскажи про вас с Химурой, пока они не вернулись. Я сказала Хико-сану, что готова отрубить себе палец, если вы не приехали к нему за благословением. Каору чуть не поперхнулась чаем. Судя по тому, что Кеншин рассказывал о своих отношениях с наставником, благословение — это последнее, что он у него стал бы просить. — Можешь подставлять мизинец, Окон-сан, — мрачно проговорила Каору. — Я была бы счастлива, если бы у меня тоже было бы так всё просто. Сказать по-правде, я ничего толком не могу прочесть в глазах Кеншина. Возможно, что ему попросту нечего мне сказать. Окон, обрадовавшись, что разговор перетек на тему женских печалей, разлила по чашкам сакэ. Каору с подозрением посмотрела на них. Её отношения с алкоголем явно не складывались. — Каору-сан, но это же ты глупости какие-то говоришь. Все в «Аойе» считают вас с Химурой предопределённой парой. Честно говоря, после вашего отъезда из Киото в прошлый раз, Окина всем уши прожужжал, доказывая, что вскоре мы получим приглашения на свадьбу. Мы с Омасу-тян даже ходили прицениваться к праздничным кимоно… Но оказывается судьба заготовила для вас ещё одно испытание, — блестящие тёмные глаза Окон подёрнулись пеплом сожаления. — Могу себе представить каково тебе сейчас. Но ты сильная девушка и должна справиться с этим. Каору зажмурилась и проглотила сакэ, чувствуя, как оно обжигает ее горло. — Окон-сан, с ним так трудно, — внезапно сказала она, решившись на откровенность. — Я знаю, что дорога ему как Каору-доно. Знаю, что он не оставит меня… Но я всё время думаю, что он боится увидеть во мне женщину… Вот даже опасается прикоснуться ко мне. Хотя я чувствую, что иногда он желает. Но как будто тут же себя и одёргивает. Мне кажется, сама мысль о том, что я могу быть его… Ну настоящей, как ты для мастера Хико — она просто даже не посещала его голову. Была бы его воля, он просто дальше бы играл в Рурони: говорил «оро» и жмурил глаза, стирал бельё, ходил на рынок и периодически ввязывался в разборки. Такая жизнь по нему. В этой роли он чувствует себя предельно комфортно. С одной стороны, мне очень хочется, чтобы он и дальше был счастлив у меня в додзё. Но с некоторых пор мне стало хотеться чего-то и для себя лично. Наверное я страшная эгоистка, — закончила она, опустив глаза. Окон сложила руки на груди и наклонила голову. Тёмные глаза светились напряжённым вниманием. — Детка, ты хочешь с ним спать, а он не понимает этого? — в ее голосе не было и тени насмешки. Каору кивнула, почувствовав, что у неё всё оборвалось внутри.Так откровенна она не была даже с милейшей Мацуко. Но, справедливости ради надо сказать, что она и не видела Мацуко с мужчиной, так как она увидела Окон. — Я знавала таких мужчин, — сказала Окон. — Замороженные. Обман, предательство, особенно женское, эмоциональные потрясения в прошлом, тяжёлая жизнь. Всё это развивает определённый тип логики — я открыл сердце — мне сделали больно. Вывод: не открывать сердце. У Химуры случай специфический — он сам убил свою женщину. То есть — ещё и гигантский комплекс вины сверху. Хотя на выходе всё та же самая схема — открыл сердце, был за это наказан. Но по моему опыту, Каору, такие мужчины, какими бы холодными не казались, сильнее других жаждут утонуть в море любви, так сказать. И Химура твой — не исключение. Ты уже много сделала для того, чтобы его эмоциональная пробка рассосалась. Он доверяет тебе, хочет оставаться около тебя. Дело за малым — он должен почувствовать в тебе самку. — Самку? — выпучила глаза Каору. — Боже мой, это как это? — Нормально, — Окон сверкнула улыбкой. — Просто дай ему понять, что тебе не чужды желания плоти. — Мне кажется, он от этого придёт в ещё большее замешательство, — неуверенно сказала Каору, вспомнив реакцию Кеншина на её восхищённый свист в сторону сцены страсти, разыгранной Окон и Хико Сейджуро. — Есть ещё один верный способ — вызвать ревность. У тебя в Токио нет мальчиков-поклонников? Да вот хотя бы тот кулачный боец с красивым телом и куриными мозгами? — Саноске? — поразилась Каору. — Да, ну ни за что! — Он должен понять, что в этом мире есть мужчины, которые тебя хотят, — наставительно подняла палец Окон. — Такой мужчина есть, — прошептала Каору, после чего приподнялась посмотреть, не возвращаются ли наставник с учеником. — Это Юкиширо Эниши. Расслабленность подруги Хико внезапно куда-то испарилась. Окон выпрямилась и и устремила на девушку острый взгляд. Прошло больше минуты, прежде чем она заговорила. — Человек, который спланировал Джинчу? Брат его покойной жены? Он же держал тебя как заложницу? Так-так. Понятно. Классическая идентификация с агрессором. Случай не сказать, чтобы частый. Но встречающийся… Ты спала с ним? — деловито поинтересовалась шиноби. — Господи, нет! — испуганно пискнула Каору, чем снова вызвала легкую улыбку на устах Окон. — Но он меня раздевал, гладил и даже несколько раз целовал. — Каору снова покраснела и уставилась на свои дзори, которые уже начали расплываться. — Какой шустрый молодой человек, — покачала головой Окон. — Но это может сработать, Каору. Из того, что я услышала, можно понять, что Химура испытывает чувство вины и по отношению к этому парню… Определённо, это может вызвать реакцию, — пробормотала она, а потом резко подняла голову и сказала трезвым голосом, — Ты должна рассказать Химуре, что с тобой делал Юкиширо Эниши. В подробностях не стесняйся. Знаю, тебе будет стыдно и неловко. Возможно ты даже почувствуешь себя предательницей. Но это всё, в конечном счёте, ложный стыд. — Окон, я не смогу, что ты! — Каору в ужасе закрыла губы ладонью. — Тебе решать, — пожала плечами Окон. — Но твой рассказ, может вызвать каскадную эмоциональную встряску, которая, в конце-концов, распечатает его чувства. — Но ему же наверное будет плохо, — растерянно проговорила Каору. — Да. Вероятно. Какое-то время. Возможен даже всплеск агрессии… От десяти минут до часу. Но потом наступит облегчение, поверь мне. — Откуда ты всё это знаешь, Окон-сан? — поразилась Каору. — У меня были настойчивые учителя, Каору-сан, — улыбка Окон снова стала тёплой. — Я не говорю, что ты должна сделать это прямо сейчас. Просто, возможно, возникнет момент… Ты сама почувствуешь, когда это можно будет провернуть. Но, конечно, насильно заставлять себя не нужно. Ливень накрыл их около старой двухэтажной усадьбы. Мощные струи дождя тут же погасили фонарь. Стало темно, сыро и неуютно. Исчезли все звуки и запахи. Каору слышала только адский грохот где-то над морем и чувствовала как её дзори увязают в тяжёлом мокром песке. Одной рукой Кеншин начал яростно колотить в дверь, а второй потянул Каору к себе поближе. — Уже нет смысла, что-либо искать, Каору-доно. — Просто попросимся на ночлег в первый попавшийся дом… Он не успел договорить, как дверь распахнулась. Приятная полная женщина лет пятидесяти подняла фонарь над собой. — Скорее заходите! — закричала она на звонком кансайском. — Вы же промокли до нитки! Наверное вы из тех пассажиров, что не смогли сегодня уехать? Проходите! У нас в доме всегда есть комната для таких как вы. Штормы у нас хоть и короткие, но частые и яростные. Не прошло и сорока минут, как их определили на втором этаже — в большой и красивой комнате с окном. Хозяйка, представившаяся как О`Тоё-сан, проживала в усадьбе с мужем и вторым сыном. Но оба сейчас уехали по делам в Токио. — Надеюсь, у них хватит ума вернуться завтра на поезде, — сказала она, расставляя столики для ужина. Следом за ней в комнате появилась толстощёкая и ясноглазая девица в полосатом кимоно и с объёмным подносом. — Еда у нас простая, без изысков. Но голодным из-за стола ещё никто не уходил, — весело сообщила О`Тоё-сан Им предложили по большой миске рамена с овощами, удоном и кусочками варёной говядины, кансайские маринованые грибы, овощи и свежайшее сашими. Хозяйка тепло попрощалась с ними и задвигая сёдзи, добавила чтобы после ужина они выставили грязную посуду в коридор. Она явно приняла их за супружескую пару, но они оба так устали и промокли, что даже не пытались возражать. Оставшись наедине с Кеншином Каору тот час же предложила переодеться в оставленные хозяйкой спальные юката. — Нужно надеть сухое. Будет ужасно, если ты опять затемпературишь, — сказала она, припомнив недавний поход в баню, закончившийся жаром. Кеншин состроил гримасу. Но он уже выпил обезболивающее и был вынужден согласиться с её доводами. Каору развернула две голубых юкаты. Кинув ему одну, она отвернулась и стала разматывать узкий оби на проклятом кимоно, которое досталось ей с щедрот Эниши. Оно было красивым, но страшно неудобным в дороге. Однако переодеться на горе у Хико Сейджуро ей так и не удалось. После её лихой атаки на горную хижину, она попросту не решилась туда зайти. — Это кимоно…его вам же его дал Эниши? — внезапно спросил Кеншин за её спиной. Она вздрогнула и повернула голову в его сторону. Он уже переоделся, сидел перед своим раменом, скрестив ноги и сверлил её золотым взглядом. Каору непроизвольно отметила, что он и не подумал отвернуться. Хотя раньше скорее бы предпочёл выйти. Он снова был необычайно волнующий С потемневшими влажными волосами и чуть просматривающимся рельефным торсом. Хотя юката, ожидаемо, оказалась ему велика. Сколько помнила Каору, в гостиницах ему никогда не давали спальные халаты его размера — слишком уж он был миниатюрным, против остальных мужчин. — Да, — просто сказала Каору. — Он дал мне его перед тем как идти на бой с тобой. — Она отвернулась. Стащила с себя верхнюю часть кимоно и накинула на плечи халат. Потом быстро спустила кимоно к ногам и переступив через нежно-изумрудный шёлк босыми ногами, подвязалась хлопчтобумажным поясом. — А в чем вы ходили все эти десять дней на острове? - снова спросил он у ее спины. Каору положила кимоно сушится на одёжный короб, села напротив своего спутника и взялась за палочки. — Голой не ходила, Кеншин, — с некоторой резкостью сказала она и потянулась за кусочком маринованного огурца. Кеншин зачерпнул рамена, пожевал водорослей и отложил ложку. Чёрт! Каору была голодна, но не объедаться же в присутствии мужчины, которому хочешь понравится. Но всё же ей стоило большого труда не накинуться на лапшу. — Вы очень красивы в нём, Каору-доно. — сказал он не улыбаясь. — В этом кимоно. Я ещё утром это заметил и подумал, что Эниши удивительно точно подобрал для вас фасон и цвет. Он как будто знал, что оно идеально подойдёт к вашей коже, глазам и фигуре. Каору тоже отложила ложку. Её сердце заколотилось. Он сам заговорил об Эниши. Он хочет знать. — Что ты хочешь знать, Кеншин? — тихо спросила она. — Не ходи вокруг да около, спроси прямо. Она почувствовала холодную волну его ки. Он больше не был любезным Рурони. — Что он там делал с вами, Каору-доно? — он продолжал смотреть на нее не мигая. — Я несколько раз спрашивал вас об этом, но вы уклонялись от ответа. Я хочу знать, Каору-доно, что вы скрываете. — Я…мне трудно об этом говорить, — она внезапно всхлипнула. — Неужели…он… — Кеншин с трудом подбирал слова. — Он стал для вас тем, чем наставник для Окон? Каору закрыла лицо руками. Её плечи затряслись. Потом она заговорила. — Сначала он целовал меня… Нет, не так. Сначала он раздел меня, но я была ещё без сознания. Раздел полностью. Потому что очнулась я в каком-то белом европейском халате. Моей тренировочной формы и белья рядом не просматривалось… Потом он упал на балконе в припадке, отключился и чуть не умер. Я потащила его в спальню. Не хотела, чтобы китайцы поняли, что он не в себе. Это могло привести к плохим последствиям. Эниши, я это очень быстро поняла, он бы не причинил мне вреда, но китайцы? Понимаешь, Кеншин. Он нужен был мне живым. Я не понимала как выберусь с этого острова… Она отняла руки и поразилась каким белым стало его лицо. Он намотал на кулак пояс юкаты, пытаясь сдержать волнение. — Я понимаю, Каору-доно. Продолжайте, пожалуйста — голос его казался спокойным и глубоким. Она набрала воздуху в лёгкие. — А потом был дождь, вот прямо как сейчас…ливень просто. Мы сидели на балконе и он рассказывал свою историю. Как сестра ушла из дома и он стал постоянно мёрзнуть. Как отправился вслед за ней в Киото, как ловил крыс и воровал еду, чтобы не умереть с голода, как его били, как его отравили и продали в бордель, как он убил самурая, который его заказал… Он рассказал как его нашли Яминобу и Тацуме отправил его к вам в Оцу, пообещав, что после того, как он предупредит сестру, они смогут уйти домой. Он рассказал как видел вас с Томоэ в том домике, где вы жили. Как ненавидел тебя… Он так ненавидел, что даже забыл, что тебя нужно боятся. Хотя в Киото много ужасного говорили про Хитокири Баттосая. Ты был самой страшной городской легендой. Но этот мальчик, он не испугался… Кеншин сидел не шевелясь, закусив нижнюю губу. Каору чувствовала, что его ки оседает инеем на её ресницах. Она причиняла ему почти физическую боль. Её уже начало подташнивать от этого всего. — Он видел тебя с Томоэ. Когда вы были в доме…вечером. Как сегодня Хико Сейджуро и Окон. Он сказал, что она тоже сидела на тебе как наездница. — Каору, — потрясённо прошептал он. — Он тебе и об этом рассказал? — Рассказал, — буркнула она, опуская глаза. — Он как будто проверял меня на прочность. Потом сказал, что я тебе не нужна. Что ты мёртв душой и он найдёт в себе силы убить тебя окончательно. Он очень долго тебя ненавидел, Кеншин. Он почти сошёл с ума от этого. Но был какой-то якорь, который его держал на плаву. Это была цель. Он должен был заставить тебя страдать. Он должен был превзойти тебя в искусстве. Он псих…но необычайно целеустремлённый. Ты знаешь, что он сам спроектировал яхту? Он стал тем, кем стал только благодаря желанию стать лучше и сильнее тебя…Это тяжело было слушать. — Ты не могла ему не сострадать, Каору. Понимаю. — По телу Кеншина прошла крупная дрожь, но золотая ярость вдруг исчезла, сменившись привычной дымной печалью. О, нет! Это совсем не то, чего она ожидала. Каору тряхнула головой, зажмурила глаза и снова ринулась в бой. И она начала рассказывать, избегая смотреть ему в глаза и чувствуя себя последней изменницей. Она рассказал, как последние четыре ночи лежала в темноте его спальни, фактически обнажённая. Как чувствовала его губы и руки, гуляющие по её телу. Как набухали соски от легчайшего его прикосновения, как тяжёлый жар растекался внизу живота. Как он довёл её до первого оргазма, одними лишь своими музыкальными пальцами. Как она тряслась потом в углу и рыдала, думая, что именно так и теряют невинность. Как он смеялся ей в ухо и говорил, что все её добродетели ещё при ней. И что оргазм это ещё не соитие… И что он бы хотел быть первым. И готов прямо сейчас всему её научить. А потом оставил её одну почти на сутки. А потом пришёл в ночь перед боем, лёг рядом и просто целовал её куда придётся — с легчайшей нежностью. А утром стал лично одевать на неё кимоно, пытаясь не сорваться. А про его поцелуй, совершенно взрослый, долгий и сладостно мучительный она ничего уже не сказала, но кажется Кеншин и так всё понял, когда она коснулась пальцами губ и расфокусированным взглядом посмотрела на него, когда наконец осмелилась поднять глаза. — Я ничего не смогла поделать. У меня не получилось противостоять ему. Он делал это, чтобы успокоить меня...в том числе, -убитым голосом произнесла она, поражаясь мёртвой маске, в которую превратилось милое лицо ее любимого Рурони. Боже, ещё минута таких разговоров и он поседеет. — Так вы любите его, Каору-доно? — спросил он севшим голосом. — Я не могу сказать, что равнодушна к Эниши, — прошептала она. — Определённо, нет. Он первый, наверное, мужчина, который посмотрел на меня как на женщину. Я не знала, что это может быть так…приятно. Но нет, Кеншин. Я его не люблю в том понимании как… Я не хочу оставаться рядом с ним. У него другая судьба, и она далеко за пределами Японии. Он справится и без меня. — Ясно, — бросил он и замолчал, слепо гладя куда-то вбок. От него веяло не просто холодом. В эту минут Кеншин был само воплощение зимы. Каору почти физически чувствовала как между ними встаёт зона пустоты и мрака. Она растягивалась над почти нетронутым ужином. В панике она сидела и ждала, что будет дальше. Кеншин поднялся и спотыкаясь побрёл в сторону двери. — Куда ты? — устало прошептала она ему вслед. — Каору-доно, отдыхайте. Ваш покорный слуга подремлет в коридоре, — прошелестел он не оборачиваясь. — Немедленно вернись! — взвизгнула она. — Вернись и ложись сейчас же. Я не позволю сидеть тебе в коридоре, идиот! В конце-концов, это неуважение к здешней хозяйке! Видимо последнее он счёл серьёзным аргументом, потому что замер. Она бросилась к окну, не в силах справится со слезами. Отворив бамбуковые ставни, она с удивлением поняла, что буря закончилась, а их окно выходит прямо на освещённое луной море. Небо очистилось. Каору сделала несколько глубоких вдохов и услышав шорох за спиной - обернулась. Кеншин раскатал два футона и сидел перед одним из них на коленях задрав голову и смотрел на нее пустыми глазами. Похоже, что никакого каскада эмоций не предвиделось. Он просто окаменел. — Прости, пожалуйста — тихо сказала она, стараясь не разрыдаться. Кеншин крутанулся вокруг себя, распустил узел волос и кулем свалился на футон, повернувшись к ней спиной. Каору немного повременила, потом загасила фонарь и легла с края своей постели в позе эмбриона. Лунный свет, проникавший сквозь окно был невыносим. Единственное, чего сейчас хотела девушка — так это провалиться в бархатную безлунную нору. Всё. Абсолютно всё пошло не так как нужно. Ей не следовало слушать Окон и рассказывать ему про то, что случилось на острове. Он теперь никогда не будет ей доверять. Холодный ужас проник ей за шиворот. Какое там доверять, дура?! Да он же попросту уйдёт. Довезёт её до дома и уйдёт. — Ваш покорный слуга должен снова отправиться в путь, Каору-доно. Она чуть было не заорала в панике. Дерьмо! Что же теперь делать. Просить у него прощения? Валится в ноги? Сказать, что она всё наврала. Да. Именно так. Она всё наврала. Хотя её рассказ изобиловал такими подробностями, что итак понятно, что не наврала. Фантазия такого не сочинит… Она не знала сколько пролежала так в темноте, давясь паническими спазмами и кусая губы, как вдруг почувствовала какое-то легкое движение у себя за спиной.  — Каору, — голос у него был странный: слабый и дрожащий. — Повернись ко мне, прошу тебя. Ббуух…сердце, не останавливайся! Внезапно с той стороны, где он находился пошёл невиданной силы энергетический всплеск. Её чуть не подбросило. А потом, она как будто оказалась в сказочном междуцарствии, почти что в легенде о старике Такэтори. Луна светила чёрт знает как. Что-то с ним происходит, подумала Каору, что-то, чего раньше не происходило. Но дальше размышлять об этом не стала. Девушка ещё не успела обернуться в его сторону, как её тело откликнулось на него. Кажется она даже издала какой-то потрясённый вздох. Не особенно понимая, что делает, Каору развязала пояс юкаты, выскользнула из неё и одним гибким движением подползла к лежащему на соседнем футоне мужчине. Его трясло, глаза светились… Она услышала странные всхлипы. Ками-сама? Неужели он плачет подумала она, касаясь в нерешительности его перевязанной руки. Он дёрнулся и сел, повернувшись к ней лицом. Одежда сползла с него, обнажая крепкие, мускулистые плечи — предмет её тайного любования. Когда он избавлялся от мешковатой одежды, то уже не казался худосочным и щуплым. Он хоть и был невысоким, но жилистым и ладно скроенным. Впрочем сейчас бинты и длинные волосы всё равно больше чем на треть скрывали тело. Он смотрел на неё без улыбки, продолжая вздрагивать как будто через него пропускали электрические разряды. — Кеншин? — она села перед ним на колени, не испытывая ничего похожего на стыд или застенчивость, даже кажется не понимая, что впервые предстаёт перед ним обнажённой. В голове у нее царил сумбур. Его чувственная энергетика была настолько мощной, что она через мгновение вся подалась вперед — готовая ко всему, что бы он ни сделал. Молниеносным движением Кеншин дёрнул её на себя, потом также быстро уложил на спину, раздвинул бёдра, сухими, шершавыми ладонями обхватил ягодицы и вдруг очень быстро и как-то технично вошёл в неё, не обратив внимания на то, что внутри неё что-то порвалось. Ей показалось, что она заполнена им от живота до самой груди. Он ощущался как стальной раскалённый столп. В полубеспамятстве она коснулась его спины и тут же одёрнула руку — как обожглась. — Он это делал с тобой? Это? — спросил он и вдруг снова всхлипнул, — И ты отдалась ему, потому что сочла это единственно правильным способом искупить всё то зло, что я ему причинил? — Давясь слезами и хрипами, он начал двигаться внутри неё, усиливая хватку, почти разрывая железными пальцами её бёдра. Она молчала, стараясь не закричать от ослепляющей боли и переизбыточности его всего. Несмотря на внезапную, совершенно неожиданную агрессию, она раскрылась вся без остатка, принимая в себя его слабость и страх. Он начал ускоряться, захлёбываясь в слезах. — Почему ты молчишь, Каору? — заговорил он срывающимся шёпотом. — Почему ничего не скажешь, моя любимая? Ты непостижима для меня. Раскрываешься каждому потерянному убийце, да? Тебе надо обязательно превратить их сердца в мармелад? Тебе потребовалось меньше десяти дней, чтобы приручить этого безумца Эниши? И ты хочешь, чтобы и я… Почему ты молчишь, чёрт возьми, — почти прорыдал он. — Я не могу говорить, — прохрипела она, раскачиваясь в его судорожном ритме и чувствуя, что сейчас из неё что-то извергнется. Но он, однако, стал затягивать процесс. Его сухие, мозолистые ладони переместились с бёдер и теперь гуляли по ее соскам. И это было в тысячу раз чувствительнее, чем в случае с Эниши. Она не выдержала — застонала. Он поддел её здоровой рукой, приподнял и не выходя из неё, устроился на коленях и буквально перехватил контроль над её телом. Ощущение расплавленной стали внутри стало критичным, но она кусала губы, чтобы не закричать от боли. Нежности в этом соитии не было ни грамма. Но она чувствовала, что должна отдать себя этому совершенно незнакомому человеку. — Не можешь говорить? — бормотал он, — Ты спасла его? Ты и меня спасла, да? Нас обоих спасла? Ты спасешь каждого, отдашься любому из чувства сострадания, да? Я не отдам тебя ему…если будет нужно, я убью его. Мне плевать на обеты… Что же ты молчишь?! Тут сила его толчков возросла многократно. Он стал выплескивать из себя все, что у него, накопилось за последние десять лет — боль, слабость, страх и черное одиночество. А она отвечала эту гигантскую волну ледяной безысходности своим защищающим жаром и пламенем. Содрогнувшись в последний раз он уронил ее на футон и отвалился в сторону, тяжело дыша. Несколько минут они лежали рядом не говоря друг другу ни слова. — Ты моя, — сказал он вдруг твёрдым, без признаков каких-либо слёз, голосом. — Ты никогда не была его… Каору. Почему ты меня не остановила? Потому что это был мой единственный шанс, Кеншин, хотела ответить она, но смогла только слабо всхлипнуть. Внизу живота и совсем внутри болело нестерпимо, но это была странная боль, за которую ей хотелось его благодарить. Собрав силы она снова потянулась к рыжеволосому мужчине, коснулась рукой стального предплечья и… изумлённо распахнула глаза. Луна осветила его до странности умиротворённое и молодое лицо. Кеншин отключился.