Эвакуация

Её всё ещё знобило и Кеншин отлучился за жаровней. Каору решила воспользоваться его отсутствием для того, чтобы привести себя в порядок. Какие бы ужасные сны её не мучили, это не повод оставаться расхристанной. Но не успела она провести гребнем по спутанным волосам, как в комнате появилась малышка Цубаме с подносом. Запах свежего мисо-супа ни с чем не перепутаешь. На подносе также стояла чашка с рисом и кажется остатки какого-то роскошного завтрака. Хозяйка додзё ощутила зверский голод и чувство глубокой неловкости одновременно. Сидит тут как невестка на сносях, тогда как не совсем здоровый Кеншин, которому вообще-то предписано лежать, устраивает её комфорт. — Что там происходит, Цубаме-тян, — поинтересовалась девушка, указав подбородком в сторону коридора. Идея выходить из комнаты ей не нравилась. Хотелось провести здесь остаток дня, в компании Кеншина, ничего особенного не делая. Но возможно сейчас придётся собрать кости и тащиться на разговор с Мегуми. — Мегуми-сан давно в клинике, Каору-сан, — звонко сообщила Цубаме, расставляя на переносном столике мисочки и тарелочки. — Она сказала, что у вас нервный срыв и разрешила оставаться в постели до завтрашнего утра. Так что сегодня я за всеми слежу. Да и как за всеми? За господином Кеншином не уследишь особо, а господин Сано как ушёл утром, так и нет его. Так что на мне один Яхико. Но он в полном порядке. Хотим с ним сейчас делать амадзаке. А то очень много забродившего риса у нас осталось. А отчего у вас нервный срыв, Каору-сан? — Нет у меня никакого срыва, Цубаме-тян, — сердито ответила Каору и принялась закатывать футон. — Просто не спала всю прошлую ночь. Постоянно думаю о том, как восстановить школу. Может от этого немного и нервная. — О, я очень вас понимаю, Каору-сан, — закивала Цубаме. — Тай-сан, после того как разнесли «Акабеко», тоже сама не своя. — Ну, вот видишь, — протянула Каору, облачаясь в домашнее кимоно. Пришёл Кеншин, установил около столика для завтрака чугунную переносную жаровню бинкакэ и покидал во внутрь сухих пионовых стеблей. Затем они вместе выпили мисо, съели по кусочку холодного, но удивительно вкусного тамагояки, похрустели маринованной редькой. Часы показывали четвёртый час и погода на улице немного испортилась. Тянуло дождем. — Может от этого у меня зуб на зуб не попадает, пожаловалась Каору и накрыла край жаровни шёлковым покрывалом, под которое тут же засунула холодные руки. Кеншин водрузил на бинкакэ чайник и устроился напротив в достаточно неформальной позе — скрестив ноги. Значит планирует долгие посиделки. Они посмотрели друг на друга. И кто же первый начнёт, летаргически подумала Каору. В голове у нее внезапно образовалась пустота. Конечно, Кеншин как обычно пришёл на помощь и взял инициативу на себя. — Каору-доно, пока вы спали, ваш покорный слуга знакомился с документами, переданными Кидо Мацуко, — Кеншин похлопал ладонью по перевязанному бечёвкой свёртку, состоящему из множества скреплённых кипарисовыми зажимами листов бумаги васи. Сундук, набитый похожими свитками стоял у Каору в амбаре. В нём скопилась переписка как минимум трёх поколений семейства Камия. Васи постепенно выходила из обихода, с тех пор как в предместьях Токио заработала гигантская французская фабрика, выпускающая тонны дешёвой бумаги, которую горожане стали тут же именовать — ёси — европейской бумагой. Каору, например, училась письму уже на такой. Кеншин развязал шёлковые шнурки на верхнем зажиме, подцепил один из листов и протянул его Каору. Она взяла с неохотой и вчиталась в первые строки Его превосходительству дзёнину Хаттори Инотакэ Тринадцатый день, первого месяца, первого года Гэндзи. Предместье Сёсакан. Крепость Эдо Цель: соискание. Кандидатура: тюнин Кандидат: гэнин Мацумото Рэйден. Куратор: тюнин Тацуме Наото Стратегия внедрения КРОВАВЫЙ ДОЖДЬ Каору в испуге выронила лист и непроизвольно зажала ладонью рот. Кеншин, между тем, оставался в совершенном, даже можно сказать, каменном спокойствии. Он положил лист васи обратно в стопку и облизнув губы потянулся за чаем. — Прояснились многие моменты той давней истории, Каору-доно. — сказал он, сделав глоток. — Не думаю, что вам стоит читать всё это… Потребовалось время, чтобы свести одно с другим, чтобы восстановить картину этого заговора. Ваш покорный слуга готов поделиться подробностями. Но только с вами. Не будем вовлекать в этот разговор посторонних, если вы не против. Каору снова испуганно поглядела на стопку и вспомнила откуда она — эти бумаги покойному Кидо-Кацуре доставили в процессе расследования дела о трагедии в Оцу. Речь в них идёт о деятельности ячейки Яминобу — агентов Бакуфу, охотившихся за Баттосаем. Мацуко говорила, что там масса свидетельств, отчётов и даже дневниковых записей. Но зачем она сейчас передала это Кеншину? Не лучше ли будет для них для всех перестать бередить все эти раны минувшего? Но что лить воду на пепелище. Ты сама всё это затеяла, Каору! Если бы не потащилась вчера в особняк Ямано, если бы не была такой упёртой, то этот свёрток так бы и остался лежать в архивах вдовы Кидо. — Ты уверен, что мы должны говорить об этом? — убитым голосом произнесла девушка. — Клянусь, для меня уже не имеет значения, что ещё там такого запрятано в твоём прошлом, Кеншин. Мегуми права, нужно было удовольствоваться тем, чем ты счёл нужным поделиться со всеми нами ещё тогда… Я повела себя как эгоистка, как слабая духом… Вместо слов, он потянулся к ней через очаг и накрыл своей ладонью её руку. Взгляд его был твёрдым, но тёплым. — Перестаньте себя корить, Каору-доно, — сказал он и бесшумно вернулся в прежнее своё положение. — Не сделали вы ничего предосудительного. Я вижу как вам плохо в последние дни… Вы плачете, хотя отродясь не были плаксой. Вы совсем перестали смеяться, хотя более жизнелюбивой и оптимистичной девушки я ещё не встречал… Так, что это далеко не слабость духа, как считает Мегуми-доно… Мне очень хочется вернуть вас прежнюю, Каору-доно… Я должен. Тут Кеншин внезапно сделал нетерпеливое движение лицом. Словно непрестанно ноющий зуб мешал ему сказать все те слова, которые у него накопились. — В наших общих интересах разобраться с этим раз и навсегда, — подытожил мечник. — Познакомившись с этими бумагами, ваш покорный слуга получил ответы на вопросы, которые долгие годы оставались для него открытыми… Но признаюсь, Каору-доно, пока я не могу понять своих ощущений… Может вы сможете мне в этом помочь… Каору разгладила шёлковое покрывало на коленях и просто кивнула, приготовившись слушать. — Но придётся зайти немного издалека, — предупредил Кеншин. — Иначе запутаемся. Чтобы разобраться в этой истории, нужно снова вернуться в квартал Ига. Это интересное место. Квартал сформировался в Эдо около 150 лет назад. При сёгуне Ёсимунэ сюда переселили небольшую группу так называемых ига-моно — сорок семей, являвшихся потомками и носителями знаний знаменитых воинов тени (шиноби-но-моно) из провинций Ига и Кога, что на острове Кии. Говорят, Ёсимунэ собирал их по всей стране. Он знал им цену, поскольку сам был родом из Кии. Сегодня обе провинции объединены в префектуру Миэ на острове Кии. В странствиях мне приходилось доходить до тех мест. В Кии находится главный синтоистский храм Японии — Дзингу. Он по сей день остаётся духовным центром оставшихся шиноби. При сегунах Токугава воины из тени перестали быть самостоятельной силой и искусство ниндзюцу, которому в прежние времена обучали буквально с пелёнок чуть ли не каждого уроженца Ига или Кога, стало постепенно умирать. С каждым новым поколением «скрытых» становилось всё меньше и меньше. Потомки шиноби превращались в простых торговцев, ремесленников, актёров и даже крестьян. Те же, кто всё-таки проходил сложное и многолетнее обучение, не всегда находили возможность применять свои навыки. Однако сёгун Ёсимуне в какой-то момент понял, что искусство скрывающихся можно использовать в интересах правительства. Поэтому он собрал в Эдо самых лучших ига-моно, определил им высокие жалованья и отвёл целый район под строительство домов. Все сорок семей, в итоге, составили костяк оммицу — тайной разведывательной службы Бакуфу. С началом Бакумацу, то есть с приходом Чёрных кораблей, работы у ига-моно стало только прибывать. В стране начались брожения, восстания, даймё стали создавать тайные антиправительственные коалиции… Стало набирать силу движение «Сонно Дзёи». Недаром говорят, что всякая смута — золотое время для шиноби. Как и полагается, для внешнего мира оммицу вели вполне себе безобидный, даже скучный, образ жизни — занимались торговлей и ремеслами. Встречались среди них и монахи. Ничем не выдавали они своего происхождения. Хоть квартал и назывался Ига — никому из горожан не приходило на ум связывать его с тайной деятельностью шиноби. Например, соседствующие с ними самураи-гокэнин, которых Есимунэ по какой-то странной прихоти поселил рядом, не ведали про их истинные дела. Не знали об этом в семействе Киёсато и Юкиширо. Кеншин сделал паузу и потянулся за чаем. Он немного охрип, но выглядел совершенно спокойным. Ничего общего с тем Кеншином, который чуть меньше месяца назад рассказывал обитателям додзё историю Хитокири. — Эти шиноби, о которых говоришь… Аоши и Мисао имеют к ним отношение? — робко поинтересовалась Каору. Кеншин даже улыбнулся краешками губ — похоже его обрадовало, что Каору готова вовлечься в разговор. Когда он предавался воспоминаниям чуть меньше месяца назад — она сидела как парализованная. — Нет, Каору-доно. Насколько я понял, группа Онивабана относится к другой ветви шиноби — так называемым кога-моно. В то время они работали на младший род Токугава — клан Мацудайры из Айзу. Именно поэтому Окина, как один из самых опытных шиноби-гэнин в своей группе, был отправлен наблюдать за ситуацией в Киото, куда по истечении времени прибыл и глава клана. Сёгун назначил его комендантом после убийства Шигэкуры Дзюбея. Он говорит о своего собственного имени, но с какой-то нехарактерной отстранённостью, вдруг поняла Каору. Как будто бы и не был прямым участником всех этих событий. Как будто рассказывает историю незнакомого человека. — Я только хотела сказать, что Аоши тогда тоже был в Эдо, — перевела разговор девушка. Он сам говорил об этом, когда мы, — тут Каору на секунду запнулась, — когда мы пили сакэ с ним и с Сайто в «Сарубайя» Губы Кеншина снова попытались сложиться в улыбку. Каору обрадованно подумала, что они прошли какой-то опасный участок недопонимания и одним обманом с её стороны стало меньше. — Ну, в бумагах ига-моно ничего не говорится о тренировочной базе кога-моно, — между тем заметил он. — Вероятно она размещалась в Эдо. Но давайте вернёмся в квартал Ига времён Бакумацу. Каору кивнула и снова обратилась в слух. — Эдосские ига-моно жили в по традиционному укладу шиноби. Ниндзюцу обучали всех — и мальчиков и девочек. Знания передавались от отца к сыну, от матери к дочери. Но не забывайте, что в квартале проживало всего 40 семей. Отрицательная селекция всё же давала о себе знать. Их было слишком мало, чтобы воспроизводить гениев. Большинство членов клана в своём обучении останавливались лишь на первой ступени ниндзюцу. Вообще, довольно сложно разобраться в структуре их организации. Если бы я не был вовлечён в их дела с наихудшей стороны, то наверное бы поспрашивал того же Аоши… Как я понял, их искусство делится на три уровня — Инин, Ёнин и Тэндзи. Первый уровень — это сугубо физическая подготовка. Все эти штуки с кенпо, кунаями, кодачи, прыжками, исчезающими силуэтами, маскировочной одеждой, дымовыми атаками, бесшумной походкой… Этим навыкам обучают до 15 лет. Потом кандидаты держат экзамен на звание гэнин — рядового шиноби. Ко второму этапу обучения подходят, далеко не все и далеко не сразу — сначала гэнин должен показать себя в деле. Лет пять-шесть поработать, поучаствовать в клановых операциях. После чего глава структуры, дзёнин, принимает решение имеет ли смысл прокачивать рядового до более высокого уровня — тюнин. Большинство шиноби, кстати, так и остаются в статусе гэнин. Они могут быть чрезвычайно хороши в конкретных навыках, но никогда не смогут планировать операции… То есть, они полностью зависят от своего командира. Ничего не напоминает, Каору-доно? — Команда Шиномори Аоши, — прошептала девушка, захваченная этим медитативным и пока ещё совсем не страшным рассказом. — Хенья, Хёттокко, Бешими и Шикиджи… — Да, — кивнул Кеншин. — Они были гэнин. Широ, Куро, Омасу и Окон из Аойи — тоже. Четвёрка шиноби из Яминобу, которые пришли с Тацуме в Лес преград драться с Баттосаем — тоже были гэнин. — А как же Мисао? — вдруг полюбопытствовала Каору. — Боюсь, что по канону ниндзюцу, она ещё находится в статусе кандидата на звание гэнин. — он снова улыбнулся. — Так вот, в организации эдосских ига-моно гэнин в принципе хватало, но был большой дефицит тюнин — то есть — командующих. А всё потому, что мало кто мог постичь второй курс ниндзюцу — Ёнин. Если говорить о техниках этого уровня — то это, прежде всего, основы агентурной разведки в широком смысле слова. Сюда включены методы вербовки и конспирации, классификация типов агентов и агентурных комбинаций, приемы использования вражеской агентуры, способы сбора и анализа информации. Но главное в Ёнин — психологическая атака и обработка. Будущему тюнин необходимо было обладать глубокими знаниями человеческой личности, чтобы уметь манипулировать людьми. Кажется, я знаю к чему он подбирается, подумала Каору и сердце её тревожно ёкнуло. Вербовка, манипуляция… Мы снова подходим к истории Томоэ — но уже с третьей, если не с четвёртой стороны. Кеншин, между тем, продолжал. — Кандидат на должность тюнин выбирался из числа самых талантливых гэнин и утверждался главой клана. Кандидату определяли формального куратора — действующего тюнин. Но обучение он проходил самостоятельно. На первом уровне с будущим шиноби занимаются наставники по прикладным искусствам — по кендзюцу, маскировке, кенпо, приготовлению ядов. На втором они сами постигают основы агентурного анализа, читая старые манускрипты. Ещё пишут про занятия с монахами Дзинго. Они, дескать, учат психологии и физиогномике. Будущий тюнин защищает своё звание, что называется, на практике — то есть на непосредственном задании. От того как он с ним справится, в итоге, зависит его участь. На этих словах, мечник снова заиграл желваками. Всё же ему было трудно возвращаться в проклятый год Гэндзи. Каору удручённо молчала. — Вот, Каору-доно, — откашлялся Кеншин. — Похоже я наконец подобрался к непосредственному началу рассказа. В последний год периода Бункё в клане эдосских ига-моно было всего пять действующих тюнин. Про одного из них вы уже слышали — это Тацуме Наото. Командир группы Яминобу. Человек, которого я потом убью в горах Бива. Из документов не понять, чем занимались и как назывались другие четыре отряда, но Яминобу были в авангарде диверсионных операций, связанных с Патриотами-радикалами из Чоушу и Тоса. К тому моменту сёгунат уже воспринимал их как значимую силу. Что касается Тацуме Наото, то он имел право аудиенции у сёгуна и занимался планированием крупных диверсий, целью которых был раскол оппозиционных движений. Например, печально известный инцидент у ворот Хамагури, в результате которого погибло 600 солдат Чоушу — был спланирован им. Сначала Тацуме удалось настроить сацумских самураев против группировки из Чоушу и Тоса. Потом он посеял семена вражды в самом клане… Одним словом, это был чуть ли не ключевой наш враг. Но вряд ли об этом в то время догадывался Кацура. Тацуме Наото был одним из самых авторитетных тюнин, но даже он не имел права пренебрегать обязанностями перед кланом. Хотя он и не обрадовался, когда действующий глава ига-моно, дзёнин Хаттори Инотакэ, назначил его куратором молодого гэнин — кандидата Мацумото Рэйдена. В письмах Мацумото постоянно извиняется перед Тацуме за то, что приходится отрывать его от жизненно важных миссий и надеется, что тот не будет слишком гневаться. Кто такой этот Мацумото Рэйден? Загадка. Но, похоже, именно ему предстояло сыграть роль бога в судьбе одного юного хитокири. Мацумото был способным гэнин. Хаттори в письме, адресованном Тацуме пишет следующее Кеншин пару секунд покопался в кипе бумаг и вытащил нужный листок васи. «Я знаю, Наото, что у тебя сейчас самая горячая пора, но именно такая обстановка идеально подходит для окончательного закрепления всех тех навыков, что Мацумото получил за последние три года обучения. Парень, на мой взгляд, чрезвычайно хорош и в дальнейшем способен удивить нас всех. Ситуация в стране накаляется. Совсем скоро, думаю, она сорвется с крючка и понесётся со скоростью камикадзе. Еще один тюнин необходим нам как воздух, иначе кога-моно легко перехватят у нас инициативу. Прошу его посмотреть в деле и как можно скорее…». — Дело, которое в то время висело над группой Тацуме дамокловым мечом тоже вам, Каору-доно, хорошо известно. Кеншин пристально всмотрелся в девушку и Каору могла поклясться, что в его глазах полыхнуло что-то огненное. — Ты говоришь про дело Баттосая? — выдохнула она, сжав под шёлковым покрывалом ладони. — Да, — коротко ответил он и принялся помешивать угли в жаровне, чтобы заставить тяжёлый чугунный чайник нагреваться быстрее. — Ты тогда был в Киото… — И вырезал всех, самых активных сторонников вестернизации. Вы же теперь об этом хорошо осведомлены, Каору-доно? — улыбнуться у него в этот раз не получилось. — К тому моменту, как Тацуме ввёл в игру Мацумото, я ликвидировал треть действующего правительства. Кто-то мне тогда сказал, что страх перед таинственным убийцей из Чоушу в верхушке был настолько велик, что чиновники Бакуфу попросту перестали ездить в Киото к императорскому двору. Но вы же знаете, что Кацуру это не остановило. Настало время Каору перегнуться через жаровню и коснуться кончиками пальцев его сухих ладоней. — Ты же не знал, кто все эти люди… Ты просто верил Кацуре, -неумело попыталась она ободрить его. — Ну, как не знал, — выражение лица Кеншина говорило о том, что в ободрениях он не нуждается. — В конверте, который мне приносили гонцы Кацуры их имена и должности были прописаны чёрным по белому. Другое дело, что я не считал нужным интересоваться, что они из себя представляют. Хитокири не должен давать оценок целям. Это правило… Но мы отвлеклись, Каору-доно. Если хочешь добиться успеха и стать кем-то для него, ты должна уже быть кем-то, сформулировала Каору про себя. Всё-таки, её авантюра с расследованием принесла свои результаты. Кеншин больше не относится к ней как к маленькой девочке, которую нужно оберегать от всякой негативной информации. Неужели он посмотрел на неё как на равную? — Итак, Мацумото Рэйден, — продолжил тем временем её постоялец. — Двадцати трёх лет от роду, прекрасно подготовленный гэнин, участник многих тайных операций. Хорошо показал себя во время организации Ансейских переговоров, был ключевым информатором по последствиям репрессий Ансей, послан лазутчиком в Намануги в помощь расследованию убийства британского дипломата сацумскими самураями. Одним словом, успел засветиться во всех серьёзных инцидентах раннего Бакумацу. Дзёнин Хаттори прямо пишет о том, что в перспективе он может проектировать крупные политические диверсии. Но прежде должен пройти экзамен на уровень Ёнин. Вы вероятно уже догадались, Каору-доно, что таким экзаменом для него стала операция по ликвидации Баттосая. Кандидат появился вовремя. Тацуме был в полном тупике. Его группа три месяца пыталась выяснить личность хитокири из Чоушу, но всё безуспешно. Приказ о ликвидации исходил от самого сёгуна, поэтому ударить в грязь лицом было чревато. Но три месяца искать одного убийцу, в то время как он нападал чуть ли не каждую ночь? Чтобы остановить бессмысленный террор, в Бакуфу всерьёз обсуждали возможность тайных переговоров с лидерами Чоушу. Но если бы дошло до этого, ставка бы расписалась в своей полной беспомощности перед оппозиционерами. Тацуме наводнил шпионами Киото. Его люди были внедрены в замковые службы Чоушу, но всё было без толку. Личность Баттосая была известна только организатору террора — Кацуре, поймать которого отчаялись почти все силовые ведомства Бакуфу. Последняя большая операция по выявлению хитокири закончилась провалом. Миссия была грязной — ловили на живца. Причём самого «живца» использовали вслепую. Козлом отпущения выбрали некого Кумамото Сандзиро — генерала ставки. Сначала его послали с карательной операцией в Чоушу, где он повырезал с десяток деревень и поджог столицу Хаги. После этого его быстро прикомандировали к киотскому гарнизону. Кумамото дураком не был, знал, что месть от Чоушу воспоследует, поэтому окружил себя большим отрядом охранников. За всем этим балаганом следили днём и ночью и дождались нападения. Но чтобы не привлекать внимания, лазутчики Яминобу держались от отряда Кумамото в некотором отдалении. План был такой — дождаться появления хитокири, проследить как он управится и сесть ему на хвост. Но убийца снова всех обыграл — он закончил меньше, чем за минуту и удрал по крышам. Лазутчики попросту не успели добежать до места событий. Скорость Баттосая была его сильнейшим преимуществом. Мацумото Рэйдену, который подключился к операции как раз после истории с Кумамото, была обрисована вся картина. Тацуме не надеялся, что он предложит что-то дельное. Но старый тюнин ошибся. Кандидат в течение двух дней изучал материалы дела, а на третий попросил собрать совет во главе с дзёнин. Я, Каору-доно, даже могу вам пересказать диалог состоявшийся на том совещании. — Ловля на живца — хорошая идея, но не работает, поскольку этого хитокири невозможно застать врасплох, — начинает Мацумото, когда верхушка клана собирается в тайном трактире ига-моно. Тацуме иронически хмыкает. Какой толк сотрясать воздух, сообщая всем очевидное. От Мацумото не будет толку. — Он слишком быстр и у нас нет преимуществ, чтобы его настигнуть, — продолжает кандидат. — Его искусство поистине велико. На мой взгляд, имеет смысл следить не за ним, а за его группой поддержки. — Ничто не указывает на то, что таковая у него имеется! — в запальчивости кричит Тацуме. Но Мацумото остаётся спокоен. — Разумеется она есть, — бросает он. — Ни один хитокири не работает без страховки. За ним следят люди заказчика. Один, максимум два человека. Просто хитокири всё это время выполнял свои задания без каких-либо осечек. Делал свою работу чисто, поэтому они никак себя не проявляли. Но если он ошибётся во время миссии? Если его, к примеру, ранят? Или ещё каким-то другим способом задержать на месте преступления? В таком случае, шансы увидеть и его, и его подельников увеличиваются. Тацуме только что глаза не закатывает. Он — старый прожжённый лис, должен выслушивать глупости этого сопляка. Да ещё и ставить на вид очевидные вещи. — Он с лёгкостью валит самых искусных мечников этой страны, — начинает заводиться старый тюнин. — Живых не оставляет. Приблизиться к себе не даёт. Единственный раз, когда он работал при свете дня — убийство Сакумы Сёдзана. Но при опросе свидетелей мы получили противоречивые описания, которым нельзя доверять. Всё свидетельствует о том, что это крайне осторожный человек с феноменальной сенсорикой. Что может его отвлечь от выполнения миссии? — Сопротивление, — спокойно парирует Мацумото. — Из тех документов, что я прочёл следует, что никто с ним толком не дрался. Он хорошо владеет преимуществом скорости. Но он ею не управляет. Эффективность его скорости — это 50 процентов внезапности. Он рубит цели, которые заранее признают поражение. Нужен человек​, который постарается продержаться против него хотя бы пять минут. Этого будет достаточно, чтобы вывести на свет команду зачистки. В комнате воцаряется тишина. — Но где мы такого возьмём, Мацумото-сан? Имя Баттосая наводит ужас на весь город. Даже самые храбрые мечники парализуются, когда слышат его. — У меня есть кое-какие соображения. И я их изложу при нашей следующей встрече. А пока, Тацума-сенсей, было бы неплохо, если бы вы спрогнозировали возможную следующую цель хитокири. Насколько я понял, для вас это не составит большого труда. Каору сидела выпучив глаза. То, что сейчас излагал Кеншин звучало слишком невероятно. — Ты хочешь сказать, что жениха Т…Томоэ Киёсато Акиру специально внедрили в охрану Шигэкуры Дзюбэя, чтобы он оказал тебе сопротивление и задержал? Как такое может быть вообще, Кеншин? — Я не хочу этого сказать, Каору-доно. Я прямо говорю вам о чём прочёл в этих дневниках. — пожал плечами Кеншин. — Он что специально согласился пойти на верную гибель? — Нет, конечно. Он и не знал, что идёт на гибель. Просто Мацумото пару раз поговорил с ним по душам в питейном зале. Семья Мацумото владела кондитерской лавкой в квартале Ига. Это дело было их официальным прикрытием. С Киёсато Акирой он был знаком года два, но сблизились они после того как молодой человек пришёл в лавку купить пирожных для своей невесты. Слово за слово — выяснилось, что парень по уши влюблён и мечтает бросить к ногам своей наречённой весь мир, но похоже придётся вводить её в дом родителей, который и так переполнен. — У меня нет свободного жилья, Рэйден-сан, — жаловался он. — Если бы найти место с хорошим жалованьем, которое позволило бы мне в быстрые сроки купить дом. Я даже присмотрел один. Здесь в квартале — хозяин отдаёт его за 150 рё. Мацумото в тот раз только сочувственно поцокал языком. А потом он увидел молодого Акиру на прогулке с красавицей. Ею оказалась Юкиширо Томоэ. Молодой человек смотрел на неё так, что сомневаться в глубине его чувств не приходилось. Девушка была для него центром мира. Мацумото стал наводить справки. Томоэ была местной знаменитостью. Начать с того, что в отличие от большинства дочерей небогатых гокэнин, она получила прекрасное образование в аристократической школе при замке Эдо. Её обучали классической литературе, основам конфуцианства, светским манерам и ведению хозяйства. Одноклассницами девушки были дочери высокородных даймё и хатамото. Как она попала туда? Вроде как по рекомендации начальника канцелярии замка Эдо. Он был чем-то серьёзным обязан деду Томоэ — и вот так вот выплатил свой долг. Считалось, что по окончании столь престижной школы ей будет легко выйти замуж за обеспеченного и респектабельного человека. Однако отец Томоэ был настолько беден, что даже манеры и красота его дочери не смогли вытянуть ситуацию. Обеспеченного человека не нашлось, зато появился Акира. Их семьи сговорились о свадьбе. Для молодых людей, как мы знаем, это было радостным событием, но в квартале всегда хватало болтунов и сплетников, которые утверждали обратное. Про семью Киёсато, к примеру, говорили, что они выбрали невестку не по зубам — слишком уж увлекается чтением, тогда как должна бы учиться физическому труду. Иной доли в семье, где сын даже не наследник — не дождаться. Находились советчики и у Томоэ — эти были всё больше из богатых призамковых семей. Делались намёки, что девушка совершает мезальянс и достойна куда лучшей участи. — А слыхал я, что в киотских военных отрядах охранникам высокопоставленных чиновников платят как по 50 рё в месяц, — как-то сказал Мацумото Акире, кода они выкуривали по трубочке в питейном доме. — Я бы сам пошёл, но берут туда только самураев, а вы, господин как раз с мечами ходите. — Так платят настоящим головорезам, Рэйден-сан, — здраво возразил Акира. — А мой кендзюцу слишком посредственен, чтобы рассчитывать на такую должность. Да и режут в этом Киото чуть ли не каждый день. Что будет толку, я если я поеду служить, а меня там прикончат. С кем тогда останется моя Томоэ? — Вас, господин, конечно только похвалить за осмотрительность, — покивал Мацумото и больше не развивал этой темы. Но буквально на следующий день Акира стал свидетелем попойки каких-то молодых ронинов. Двое из них только что вернулись из Киото и громко хвалились своими успехами и высокими заработками. Не нужно объяснять, Каору-доно, что это были подсадные агенты. Мацумото заронил семя и оно дало пышные всходы. Через месяц Акира получил предложение поступить в одно из ополчений Киото ровно за 50 рё месячного жалования. Перед отъездом, молодой самурай зашёл в лавку Мацумото. По-традиции, они раскурили трубочку. Акира был невесел. Ему казалось, что невеста не одобряет его решения. — Хотя ничего такого она не сказала, Рэйден-сан. Просто как-то странно посмотрела. Со страхом. Но я сказал, что вернусь через полгода и мы сможем купить тот домик неподалёку от Тайсодзи. Это её любимый храм. — Ваша главная задача, господин, выжить в этой мясорубке, — отметил Мацумото. В какой-бы бой вы там не ввязались, просто не дайте костлявой себя забрать. В Киото Акира пробыл чуть больше полутора месяца, как его определили в охрану к судье, временно исполняющему обязанности коменданта Киото — Шигэкуре Дзюбэю. Служба была непыльной. Шигэкура больше занимался судебными делами в конторе, нежели ходил по опасным улицам Киото. Но после того, как он наложил арест на два корабля из Чоушу и посадил в тюрьму с десяток активистов — участь его была решена. Также как и участь сопровождающих его лиц. В одиннадцатый месяц Бункю я получил конверт с именем Шигэкуры и отправился на задание. Расчёт Мацумото оказался верным. Задержка, вызванная яростным сопротивлением Киёсато, его попытка задеть меня, излишняя кровожадность самой миссии не остались незамеченными. На свет вынырнул Иидзука. Яминобу начали его пасти и в скором времени завербовали. После инцидента с Шигэкурой, личность Баттосая была раскрыта буквально за неделю. Каору в отчаянии покачала головой. Ей казалось, что после минувшей ночи признаний её трудно было чем-то уже пронять. Но вот опять. До чего же трагичная судьба у Томоэ и Акиры… Сердце снова предательски закололо — Кеншин, не может быть, чтобы этот человек, Мацумото, знал наперёд как себя поведёт Киёсато Акира. Это просто невозможно. — Но записи говорят об обратном, Каору-доно, — Кеншин выдержал паузу. — Этот гэнин был мастером психологической обработки. А его знание человеческой души…я даже не знаю с кем можно сравнить. Нужно хорошо разбираться в людских слабостях, чтобы так тонко на них играть. Можно было бы даже восхищаться его искусством, если бы не знать насколько оно беспощадное. — И все-таки Томоэ спутала их карты! —  Я никак не мог понять зачем они вообще ее привлекли. Ну, хорошо… Они раскрыли личность убийцы и, в принципе, при тщательной подготовке могли бы избавиться от меня любым своим тайным способом. Хотя бы попросили того же Иидзуку подсыпать яду в суп. Но планы Яминобу изменились. Прямых записей об этом нет, но складывается ощущение, что они начали вести двойную игру с Бакуфу. С одной стороны сёгун и чиновники требовали немедленно обезвредить Баттосая, с другой — на советах с дзёнин ига-моно постоянно обсуждали вопрос моей вербовки. Те двенадцать неудачных покушений, что они устроили на меня в первый год Гэндзи убедили их в исключительности моей персоны. Поэтому Мацумото предложил операцию по внедрению Томоэ. Он озаглавил её как «Кровавый дождь». И если миссию с выявлением личности Баттосая можно назвать зачётом, то «Кровавый дождь» тянул на дипломную работу. Первое упоминание о том, что в окружение Баттосая необходимо внедрить крота появляется спустя пару месяцев после смерти Киёсато Акиры. Мацумото пишет Тацуме, что было бы неплохо иметь рычаги влияния на хитокири из Чоушу — поскольку он один из немногих патриотов, регулярно контактирующих с верхушкой Исин Сиши. Таким рычагом може стать женщина. В какой-то момент в Эдо приходит полный отчёт от Иидзуки — он пытается дать психологический портрет хитокири: молод, нелюдим, обладает обострённым чувством справедливости, но постоянно вынужден его в себе давить, поскольку сюзерен Кацура «попросил его меч взаймы». Иидзука пишет о первых признаках подавленности и психологической нестабильности убийцы их Чоушу. Отдельно в подробностях описываются попытки Оками свести Баттосая с одной из служанок — в качестве разрядки. Кеншин снова прервался и вытащил и стопки длинный желтоватый свиток и протянул его Каору. Она начала читать «Дана команда найти ему женщину. И то — пора. Возраст гэнпуку у него давно миновал, а он кроме меча ничего в жизни не видел. Но как ни стараются женщины нашей гостиницы — Химура непреклонен. Подумали, может он предпочитает мужчин. Один из таких любителей мальчиков подкатил к нему в бане. Химура схватил его за горло, окунул голову в ванну и удерживал под водой, пока тот не начал выплясывать ногами одори. Сразу после этого случая, самурая перевели на другую базу, а Химура напрочь отвадил от себя всех интересующихся». — Они мне говорили об этом, — пытаясь не краснеть и не отводить глаз, — пробормотала Каору, откладывая свиток. Кеншин поднял голову прищурился. — Мацуко-сан и Оками-сан, — пояснила Каору. — Они говорили об этом как о чём-то совершенно обыденном. Мужчины-солдаты развлекались с женщинами и спускали пар. Значит и ты должен был… Такая логика. — Ваш покорный слуга в этих делах всегда был полным профаном, — внезапно улыбнулся он. — Я избегал женщин, потому что попросту не знал о чём с ними говорить. — Не думаю, что они искали тебе женщину для бесед, Кеншин, — сердито буркнула Каору. — В то время мне казалось, что я неуклюжий дурак, обязательно сделаю что-то не то и попаду впросак, — снова улыбнулся он, заправив выбившуюся рыжую прядь за ухо, — А по-второму, в тот год я почти ослеп от убийств. Какие уж там женщины… Я не ощущал даже вкуса еды. Все они были правы — я сходил с ума. — Значит она появилась вовремя, — твёрдо произнесла Каору. — Даже несмотря на то, что её послал этот — Мацумото. Она смогла тебя оздоровить, Кеншин. Возможно она этого и не осозновала, но она обыграла этих проклятых кукловодов. Они помолчали. Кеншин вдруг вдруг как-то устало сгорбился, потом поднялся с дзабутона сделал несколько растяжек и скрестив ноги уселся около стены, выбрав стену в качестве опоры. — Самая тоскливая часть этих записей — то как они её обрабатывали, Каору, — наконец произнёс он из своего угла. — Убедить её в том, что она должна отправиться в Киото и отомстить за жениха было несложно. Хватило двух публичных истерик матери Киёсато Акиры и нескольких диалогов в женской бане. Мацумото подослал к ней свою сестру Тосу. Она быстро вывела Томоэ на откровенность. Та была готова отправиться осуществлять месть прямо из парильни. Но у Мацумото были другие планы. После того как она, Томоэ, согласие на сотрудничество с Яминобу её отправили в эдосское отделение школы Синан, которая уже триста лет как выпускает куноичи - разведчиц-шиноби. По документам школы, Томоэ проходит там как карима-куноичи - то есть привлечённый агент, прошедший экспресс-курс ироонна, который они называют "метод любовницы". Из сухого отчёта, отправленного на имя Мацумото следует, что Томоэ обучили искусству взгляда, сложным телесным практикам...Эээ..Ну искусству любви. В целом, сообщают, что девушка сама по себе обладает большим потенциалом и знаниями. Уже через месяц ей было предписано отправиться в Киото по тракту Токайдо. Денег с собой не дали. Для закрепления результатов она должна была научиться зарабатывать на пропитание и ночлег самостоятельно. Мацумото вёл сводки: В Одаваре нанялась на кухню, в Хаконе впервые согласилась переспать за деньги, в Ёсивара пару дней работала прачкой, в Мию присоединилась к группе паломников, в Наруми отвергла домогательства монаха, возглавлявшего паломников, сбежала и уже до самого Киото добиралась в одиночку. В Киото произошла её встреча с Тацуме, который снабдил её инструкциями как осваиваться в городе и сообщил, что через пару недель, состоится её встреча с Баттосаем. Каору-доно, это действительно тяжело читать. Как она пробиралась в Киото, как разрушалась её вера в людей, в любовь, в её собственное предназначение и будущее. А ведь ей было чуть больше вашего… В иные дни, странствуя по Японии, я также как и вы бывал утянут в сны с участием Томоэ. В них она всегда бредёт по тёмному туннелю. Одна. Идёт навстречу своей смерти. И ее некому остановить. Я понимаю, что этот крестовый поход — это был её выбор. Побег от позора, которого не было, к счастью, которого быть не могло. Я совершенно обескуражен точностью стратегии, выбранной Мацумото. В своих отчётах он пишет, что ключевые навыки, которым она должна была овладеть — это способность к чувственности и эмпатия. Он накачивал её этими знаниями: Баттосая не нужно было соблазнять — его необходимо научить доверию. Он должен понять, что для него в этой жизни есть альтернатива ежедневным убийствам… Доверие — краеугольный камень выбранной стратегии. Именно поэтому так тщательно работали с её образом. Подбирали соответствующие символы: аромат белой сливы, ирисы, стрекозы…слёзы, дождь и кровь. Она должна была увидеть меня в момент совершения убийства. Мацумото описывает этот момент как ключевой. Совершается инициация. Она становится и соучастницей и обличительницей одновременно. На таком вот нездоровом контексте, Каору, замешаны были наши с ней чувства. Поэтому когда Сайто сказал мне, что ты понеслась в ночь, чтобы выяснить у всех у кого можно, каким я был убийцей, я сначала ничего не понял. Испугался, что у тебя открылись глаза, и ты вдруг осознала каким я был чудовищем в свои 15 лет. — Нет, Кеншин. Всё совсем не так, — у Каору давно щипало в носу, но она мужественно сдерживалась. — Сайто оказался на удивление прозорливым человеком, — продолжил Кеншин. — Ты пошла к нему, а потом к Икумацу, чтобы понять сколько темноты я в себе ношу…чтобы разделить её. Каору, дорогая… это очень самоотверженно… но я теперь не он. Я не тот человек, который может забрать жизнь себе подобного. И наша с тобой инициация — это не кровавый дождь. — А что? — едва слышно прошептала она. — Чтобы ты назвал нашей с тобой инициацией, Кеншин? Он с каким-то удивлением посмотрел на нее. Вопрос, какзалось, поставил его в тупик. — Я бы мог вспомнить день, когда ты удержала меня от убийства Джинье, - медленно начал он. - Или эпизод, когда ты попыталась остановить мой бой с Сайто. Или тот чудесный миг на горе у наставника, когда ты просто оказалась за дверью.... Он поднялся со своего места, переместился к ней и с некоторой неуверенностью коснулся её скул, подбордка, провел пальцами по бровям. - Но правда в том, что для меня каждый день, проведенный рядом с тобой - инициация, Каору. И еще я знаю, что никогда не найду нужных слов... Каору перехватила его ладонь и коснулась ее губами. - Ну, тогда и не говори. - улыбнулась она. - Еще найдется время для слов... Они посидели в тишине, словно прислушиваясь друг к другу, пока взгляд Каору снова не упал на стопку с отчетами. Она нахмурилась. - Мне страшно осознавать, что этот человек жив и продолжает расставлять сети, Кеншин. - сказала она. -  Вообще-то из бумаг не ясно, получил ли Мацумото статус тюнин и выжил ли в горниле Реставрации. Ведь я так и не был ни ликвидирован, ни завербован. А по-второму, не появился ли у ига-моно третий сценарий? Не сменился ли их заказчик? В конце-концов, шиноби работают за деньги. Но есть то, что трудно оспорить. Этот человек когда-то отправил ко мне Томоэ, девушку, которая сохранила мою душу, заплатив за это своей...Я не знаю, как как к этому относится. Считать его спасителем или дьяволом? - А можно просто про него забыть, - внесла предложение Каору. - Пусть он он будет лишь в этих бумагах, чем где-то еще. Кеншин сгреб в кучку разбросанные листы и сняв руку с перевязи вновь стянул их бечевкой. - А лучше пусть его не будет и там, - сказал он. - Я склоняюсь к тому, чтобы сжечь этот проклятый манускрипт. А завтра с утра отправимся в Киото, Каору-доно. Только вы и я. Попрощаемся с Томоэ навсегда. Я уже купил билеты.