Эвакуация

Сон отпустил перед самым рассветом. Что-то давило на грудь и горло. Было нестерпимо жарко, неубранные волосы лезли в пересохший рот и глаза. Каору заворочалась, попыталась встать и только потом поняла, что голова её попросту находится под тяжёлым двухслойным одеялом. Она было предприняла попытку выбраться из тряпичного плена, но тело плохо слушалось. Закашлявшись, Каору кое-как высвободила лицо и жадно вдохнула прохладного воздуха. После этого сил немного прибавилось и она наконец выкатилась из-под толстого зимнего покрывала, которое вообще-то вынимала из глубин настенного шкафа ближе к ноябрю. Но сейчас на дворе, насколько она помнила, стоял конец августа. Кому пришло в голову накрыть её вот этим вот? Девушка села на футоне и огляделась. Нестерпимо хотелось пить. Комната была наполнена белёсым маревом, обычно предшествующим рассвету. Контуры одёжных коробов и маленький туалетный столик с овальным зеркальцем, доставшийся ей от матери — еле просматривались. Стояла мёртвая тишина Каору потёрла виски — голова тут же начала наливаться тупой болью. С ней нахлынули воспоминания о прошлой ночи и её залихватском «выступлении» в родовом гнезде Юкиширо. Ей казалось, что накануне она прожила сразу несколько жизней. Вереницей пробежали картинки: Кидо Мацуко, разливающая кофе и источающая сожаление, колючие иглы серебристых волос Эниши, свист кунаев Аоши, лунная дорожка на Сумиде, утопающий во влажном тумане квартал Ига, истёртые камни во дворе заброшенного дома, где некогда проживала загадочная Томоэ, снова Эниши с его отчаянными глазами брошенного ребёнка, побелевшее от ярости лицо Кеншина, треск их с Эниши драки, усмехающийся Сайто…обратный путь в Нижний город, который они с Кеншином проделали молча, но оба преисполненные ощущением какой-то новой, волнующей только-только наступающей близости, возвращение в додзё и как ушат холодной воды — полный гнева взгляд Мегуми… Каору без сил упала обратно на футон. Как ни странно, среди вороха ощущений, вызванных воспоминаниями уже позавчерашней ночи, она не обнаружила чувства стыда. Была тревога, предчувствие большого взрослого объяснения, немножко страха и совсем в глубине души — надежды. Надежды, на скорое избавление от всех этих неясностей, связанных упорным нежеланием Кеншина делиться своими чувствами. Впрочем… Теперь она знала, что он любит её. Слов, которые она услышала в тот момент, когда он отвешивал тумаков Эниши, было достаточно, чтобы перестать подозревать странника в вечной привязанности к покойной жене. Достаточно, да не совсем. Похоже, очередной трудный разговор с Рурони неизбежен. А ведь как было бы прекрасно проснуться и просто обнять его. Безо всяких разговоров. Но нет. Во взрослой жизни, как она уже могла убедиться, всё по-другому. А, собственно, где Кеншин? Обещал же, что останется охранять сон, но в комнате кроме неё — никого. Почему он снова ушёл? Ею вдруг овладело беспокойство. Нужно немедленно найти Рурони. Необходимо начать говорить с ним прямо сейчас, отбросив все церемонии и этикет. Нужно броситься в ноги, признаться в любви, попросить прощения, предложить ему жить вместе как муж и жена. Сейчас она была готова на всё — лишь бы он не замыкался. Лишь бы не подумал, что ей дорог Эниши. Хотя он, конечно, в какой-то степени теперь дорог. Боже. Как всё внезапно запуталось. Каору заторопилась. Подскочила с футона и резко отодвинула фусума. В коридоре царила та же сероватая взвесь, что и в комнате. Девушка прислушалась, не донесутся ли откуда хоть какие-то звуки. Ничего. Сколько же сейчас времени? Похоже, что она проспала часов восемнадцать, не меньше. Туго затянув пояс хлопковой юкаты, она скоро пробежала по коридору в сторону главной комнаты. Серая дымка, казалось, вилась за ней следом. Не было никаких признаков, что в доме вообще кто-то есть. Каору почему-то стало страшно. Тревожно покрутив головой, она решительно двинулась на улицу. Сначала она напьётся воды, а потом пойдёт прямиком в его комнату. Глупо скрывать свои чувства и мямлить после всего, что с ней произошло на острове, после этой двусмысленной сцены в квартале Ига. Она скажет ему, что далеко не так добродетельна как ему вероятно казалось, но это вовсе не означает, что она готова засунуть голову в песок и отказаться от него. Каору легко сбежала с каменных ступенек, протопала к колодцу, глянула в деревянное, предназначенное для питьевой воды, ведро и разочарованно вздохнула. Придётся набрать самой… — Я тебе помогу, — вдруг услышала она чей-то полушёпот. Девушка резко повернулась и резко выдохнула. Перед ней стоял Эниши. Он был всё той же тёмной китайской, перепачканной кровью, куртке со стоячим воротником. Лицо белело в сером предутреннем мареве, зрачки расширились Она вдруг поняла, что происходит что-то непоправимое. Интуиция кричала ей, что надвигается настоящая БЕДА. Предутренняя серость стала уплотняться. — Эниши? Почему это снова ты?! — она хотела повысить голос, но из горла вырвался скорее какой-то клёкот. — Как ты тут оказался? Тебя же арестовали. Ты снова сбежал? Убил кого-нибудь? Боже, мой.это уже не так забавно как тебе кажется. В отчаянии она стала оседать на колодец, но он удержал её. Лицо Эниши висело над ней как ущербная луна. Каору почти утонула в черноте его глаз. — Я подумал и понял, что несправедливо оставлять тебя с ним, Каору-сан, — глухо заговорил он, — Это нечестно. Он отнял у меня Томоэ, но я оставил его жить, хотя имел полное право покончить с ним. Это неравноправный обмен. Я никогда играл в благородство и не собираюсь делать этого сейчас. — Что…что тебе нужно? — голос окончательно сел. Её не отпускало чувство страха. Как будто и не было между ними всех этих нежных сцен на острове и в квартале Ига. Эниши снова был тем, чем он был всегда — дьяволом мщения, разрушителем её судьбы. — Ты уйдёшь со мной, — он вдруг положил ладонь на её горло. — За море. Ты не останешься с ним. — Нет! — Ты не поняла, Каору-сан. Теперь это не обсуждается, — вторая ладонь легла на затылок. — он прижался холодными губами к её глазам. — Каору оцепенела. — Эниши! — низкий гортанный звук прокатился по листьям деревьев и неприятным гулом осел у нее на мембранах. Каору вдруг поняла, что беловолосый больше не сжимает её горло. Он был далеко — около дома, где на фоне сдвинутых сёдзи маячила невысокая фигура тёмных хакама и почему-то белоснежном ги. Химура Кеншин возвышался на энгаве, удерживая ладони на рукоятке сакабато. — Я заберу её, Баттосай! — Эниши не дал её возгласу быть услышанным. — Имей мужество отказаться от девочки. Ты не достоин такой награды. Просто недостоин и должен это понимать. Она уже почти моя! Я знаю как дрожит её тело, как любит она… Ка Не отводя глаз от Эниши, Кеншин медленно поднял меч. Звякнула гарда. Каору с ужасом поняла, что он перевернул сакабато заточенной стороной. Это был не прыжок, а секундный блеску молнии. Это был не удар, а всего лишь легкий свист. Но это был страшный свист. Как во сне Каору проследила за траекторией, которую проделала отрубленная голова Эниши, прежде чем упасть ей под ноги. Словно парализованная, она застыла около колодца, боясь даже дышать. — Необходимо было это прекратить, Каору, — деревянным голосом проговорил Кеншин. — Мы должны уйти, чтобы не разрушать твою жизнь, твоё будущее. — Кто это мы? — срывающимся голосом прошелестела Каору. — губы ее тряслись — Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло? По-че-му?! Но он, казалось, совершенно её не слышал. — Мы должны вернуться обратно…в первый год Гэндзи…в Бакумацу, — монотонно продолжал бубнить он. — Нам не место в этом цветном мире, — Кеншин выронил окровавленный меч и низко опустил голову. Внезапно из-за его спины убийцы выступила светлая фигура. Женщина? Неулыбчивая, строгая женщина с глазами точь-точь как у Эниши? — Т.Томоэ? — задыхаясь пробормотала Каору, — Но…как?! Не отводя от неё взгляда, женщина протянула руку к рыжей шевелюре мечника, с каким-то сладостным наслаждением погрузила ладони в его спутанные волосы, прижалась лицом к щеке с проклятым шрамом и вдруг резко взмахнула ладонью. Мелькнул чёрный танто. Голова Кеншина запрокинулась, из горла фонтаном вырвалась кровь, заливая её белоснежное кимоно, его ги, натёртые полы, камни… Кровь текла по направлению к колодцу, превращаясь в полноводную реку. Каору закричала и… проснулась. Серая взвесь исчезла. Солнечные лучи пытались пробиться в комнату сквозь бумажные перегородки. Тело били судороги. Вместо крика из горла вырывались сухие хрипы. Её знобило и тошнило одновременно. Не хватало всего и сразу — воздуха, воды, тепла. — Мааммма, — простучала она зубами, — Каору не знала своей матери, но пережитый во сне ужас был настолько всепоглощающим, что она была не прочь вернуться в состояние зародыша — в то время, когда мать ещё могла её защитить. Но вместо матери рядом оказался Кеншин. Он стащил с неё летнее покрывало, притянул здоровой рукой к себе и буквально влил ей в рот чашку тёплой воды. Каору чуть не задохнулась, три раза чихнула, но уже почувствовала приближающуюся волну облегчения. — Ну, тише-тише, Каору-доно. — заговорил он. — Успокойтесь. Всё хорошо, я здесь, я с вами. Что вам там опять приснилось, что вы так размахивали руками и ногами? — Ты живой? — пролепетала Каору. — Она не убила тебя? А ты не убивал Эниши? Светлые радужки расширились — Нет… Каору-доно. Конечно нет, — он почти баюкал ее на руках. — Успокойтесь пожалуйста. В этот раз никто никого не убивал. Это просто плохой сон. Теперь вы проснулись и всё будет хорошо, Каору-доно. Вы дома. Каору на миг затихла и даже замерла, пытаясь собраться и взять себя в руки. Но у неё ничего не получилось. Истерика подкатила против её воли. Она заплакала, забилась на постели, стараясь освободиться от всё ещё сидевшего внутри ужаса. — У меня нет больше сил, Кеншин, всхлипывая прошептала она, — В следующем сне она, вероятно, убьёт меня и уничтожит весь мир… — Не нужно плакать, Каору-доно, — где-то над макушкой раздался его голос — Мы сделаем так, чтобы она больше никогда вас не беспокоила.