Эвакуация

Каору поёрзала на дзабутоне и осторожно осмотрелась по сторонам. В это поместье, расположенное в старом и богатом районе Сибуя, её привёл Аоши. Причём сам окашира заходить во внутрь дома наотрез отказался. Он внимательно оглядел устройство идеально ухоженного пейзажного сада и передал Каору на попечение невысокой пожилой женщине в тёмном кимоно. Никаких напутствий от него последовало, но Каору понимала, что до самого окончания её встречи с хозяйкой поместья Шиномори будет болтаться неподалёку. Сборы получились молниеносными. Ещё несколько часов назад она хлопотала вокруг Кеншина, свалившегося с очередной температурой, выслушивала попрёки Мегуми, корившей её за банную авантюру и общую неспособность благотворно влиять на упрямого рыжего мечника, меняла повязки изнывающему от безделья Яхико. Шиномори нашёл её около колодца с грудой, оставшейся после позднего обеда, посуды и указал подбородком на тренировочный зал. По едва заметному блеску его тёмных глаз Каору поняла, что у окаширы имеются новости. — Мацуко Кидо ждёт тебя сегодня к шести часам вечера, — проинформировал он, когда Каору, пытаясь не привлекать внимания домашних, прокралась в зал. — Она просит прибыть именно в это время, поскольку завтра ей предстоит отправиться в Чоушу. Отменить поездку она не может, у неё там то ли сестра, то ли племянница рожает. Ты должна понять есть ли у тебя возможность покинуть додзё незаметно? Каору помрачнела. Снова придётся врать. После залихватской попойки прошло три дня. Всё это время она вела себя тише воды ниже травы. Домашние, как выяснилось, быстро замечали её отсутствие и потом требовали объяснений. Особенно невыносим был Саноске. Он уже изрядно поднадоел Каору рассказами про женский алкоголизм и только положение выздоравливающего пациента удерживало хозяйку додзё от желания стукнуть Сагару по голове шинаем. Смутное беспокойство вызывал и Кеншин. Каору с неудовольствием понимала, что когда он был в забытьи, она могла действовать свободнее. Теперь же, планируя отлучки, необходимо хорошо продумывать объяснительные. Версия с фальшивым подрядчиком не выдерживала никакой критики. Правда после разговора, случившегося во внутреннем дворике, Кеншин больше не задавал ей лобовых вопросов и вёл себя на редкость мило — то есть в духе услужливого рурони. Однако Каору чувствовала, что мечник внутренне напряжён и исподволь не спускает с неё глаз. Раздражало и то, что Сайто и Шиномори теперь в курсе её внутренних противоречий, тогда как Кеншину — самому близкому своему человеку — она рассказать о них страшилась. Каору также не совсем понимала по какой причине во все эти дела вовлёкся Аоши. Впрочем, по некоторым косвенным признакам она догадывалась, что Шиномори принял решение сотрудничать с правительством Патриотов и его попросту подрядили включиться в поиски Эниши. Ловить последнего на живца очень не хотелось. Каору надеялась, что безрассудный братец Томоэ уже удрал из Японии и в ближайшие несколько десятилетий она его около себя не увидит. Но Сайто, по какой-то причине, был убеждён в обратном. Увязнуть в тайных операциях двух правительственных шпионов высокого ранга — это было не то, о чём мечтала хозяйка скромного додзё. Узнай об этом Кеншин, по головке не погладит. Его стремление оградить Каору от приветов из революционного прошлого всегда носило остро-болезненный характер. С другой стороны, чего он хотел? После визита в школу Камия Кашин самого Окубо Тошимичи бродяге было сложно убедить окружающих в незначительности своей персоны. С каждой новой всплывающей историей Каору и остальные убеждалась, что легенды не врут: Баттосай действительно был гвоздевой фигурой Реставрации. Её угнетали множащиеся вокруг неё и Кеншина тайны. Единственное чего Каору хотелось — так это жить с ним в любви, покое и счастье. После разговора во внутреннем дворике, Каору даже решила дать задний ход и отказаться от сделки с Сайто. Но этой же ночью ей снова приснилась Томоэ. Она царила в облаке своих белых одежд, ослепительно красивая и суровая. «Ты никогда не заменишь ему Томоэ. Никогда в жизни» колоколом бил голос Мегуми. Чтобы не привлекать внимание Кеншина, умудряющегося слышать её всхлипы даже из комнаты, расположенной в другом конце коридора, ей пришлось крепко закусить зубами край одеяла. Каору возненавидела ночь и страшилась разворачивать футон. От недосыпа она стала бледной и дёрганной. Проблема заключалась и в том, что она не могла заставить себя рассказать о снах Кеншину. Ей казалось, что она совершит святотатство, если снова вызовет в нём воспоминания о гибели жены. Определённо она должна была разобраться с Томоэ самостоятельно. — Добрый вечер, Камия-сан, — из мрачной задумчивости её выдернул мелодичный грудной голос. Каору подскочила от неожиданности. — Кидо Мацуко к вашим услугам. Женщина удивительной красоты отодвинула фусума, элегантно поднялась, слегка поклонившись, буквально проплыла к чайному столику, где притулилась хозяйка додзё и наконец опустилась напротив подобно подломленной иве. Зачарованная непринуждённой грациозностью её движений, Каору даже слегка приоткрыла рот. Воспитанная суровым отцом, не придумавшим ничего более оригинального, чем сделать из единственной дочери преподавателя кендзюцу, Каору всегда несколько отвлечённо воспринимала женскую красоту. Да, наверное где-то и существовали восхитительные богини по которым сходили с ума мужчины, но точно они не водились в окрестностях додзё. Женщин в окружении Каору всегда было мало. Зато потных юнцов — хоть отбавляй. Отчасти именно это и повлияло на формирование её специфических манер. Точнее на их отсутствие. Впрочем, для девичьих разговоров у неё была Тай — дочь трактирщика Сэкихары. Последний начал сотрудничать со школой Камия Кашин ещё при жизни отца — привозил в школу обеды для всей оравы учеников, что тренировал Камия-сэнсей в те годы, когда додзё процветало. Ресторанчик «Акабеко», специализирующийся на модном нынче блюде секияки-гюнабе, был открыт много позже и не без влияния самой Тай. Весёлая трактирщица обладала немалыми предпринимательскими талантами, но, вместе с тем, у неё наличествовал целый букет стереотипов, присущих молодой горожанке эры Мэйдзи. Тай коллекционировала портреты знаменитых военных и актёров, мечтала о красивом муже, снабжала Каору информацией о модах и подвигала транжирить деньги на недорогие цветастые косодэ. Каору любила их менять, считая, что они делают её женственнее. Но сейчас, рассматривая тонкое, в искусных кремово-вишнёвых переливах, шёлковое иромудзи Мацуко, она почувствовала себя простушкой с рынка. Эта одежда, предназначенная для чайной церемонии, стоит как три её месячных заработка, не иначе. Совершенно некстати Каору вспомнила о нескольких праздничных кимоно, хранящихся у неё в сундуке. Это были тяжёлые, необычайно красивые фурисодэ старой работы. Они приехали качестве приданного с матерью Каору, когда та выходила замуж за отца. Он, кстати, запрещал дочери даже их примерять, объясняя, что к вещам такой выделки необходимы манеры, которых у нее пока нет. Зато, похоже, ими в полной мере обладает, сидящая напротив женщина. Каору залюбовалась молочно-белой кожей хозяйки, её лебединой шеей, безупречной причёской марумагэ. Но больше всего восхищала именно ухоженность и гладкость женщины, которой уже, на минуточку, было глубоко за тридцать. Впрочем, она же бывшая гейша. Быть красивой — её работа. И всё же, как ей удаётся сохранять такую свежесть в течение всего дня? Сама Каору к вечеру всегда походила на выжатый лимон и мечтала о бане. Мацуко, тем временем, ловко расставляла чашки. Пожилая женщина, встретившая их с Шиномори, принесла в гостевую комнату укутанный в тёплое узорное полотенце чайник. Посуда, как могла заметить Каору, была не менее элегантна, чем сама Мацуко. Девушку поражало, что вся эта плавность и ухоженность была абсолютно естественной. За Мацуко не чувствовалось ни капли фальши. Но видимо именно такой и должна была быть боевая подруга Кидо Коина — одного из трёх великих реформаторов Мэйзи, пустивших под откос трёхсотлетний сёгунат. Великим людям положены красивые женщины. Про Кидо Коина Каору знала довольно мало. Для неё стала абсолютной неожиданностью, информация о том, что именно Кидо был непосредственным сюзереном Кеншина в Бакумацу и все революционные годы направлял его меч. Зато теперь становилась объяснима та лёгкость и независимость, с которой рурони обращался с нынешними Патриотами. В движении Исин Сиши Кидо был ключевой фигурой. Кидо, до революции именуемый Кацурой Когоро, пожалуй был самым загадочным членом великого Триумвирата Мэйдзи. Наибольшая известность среди них безусловно принадлежала военачальнику Сайго Такамори, меньше года назад поднявшему Сацумское восстание, а после его поражения, вынужденному сделать сэппуку. Несколько зловещая, но все же значимая популярность была и у Окубо Тошимичи. Кидо Коин на их фоне выглядел просто ангелом-миротворцем. Последний пост, который он занимал незадолго до своей скоропостижной смерти в прошлом году, кажется был связан с министерством культуры. Он прослыл эстетом и пацифистом. Ему приписывали авторство Пяти пунктов, провозгласивших свободу и равенство всех сословий. Однако со слов Сайто Каору помнила, что именно Кидо и его соратники из мятежной провинции Чоушу были подлинными архитекторами хаоса позднего Бакумацу — Ямагата-сан рассказал о вас, Камия-сан. — Мацуко наконец завершила свои хлопоты с чаем. — Он заезжал вчера с довольно странной просьбой. Просил принять молодую девушку и со всей возможной откровенностью, но в рамках дозволенного, рассказать ей о том, каким человеком был юный Химура. — О встрече просил Ямагата Аритомо? — Каору чуть не поперхнулась чаем. — Министр обороны? — Вас это удивляет? Разве вы не знакомы с ним? — тонкие брови Мацуко удивлённо поползли вверх. Каору вспомнила эпизод с полицией сацумских мечников, случившийся три недели спустя, после того как Кеншин поселился в додзё. Тогда он впервые применил свой Хитен Мицурюги при большом скоплении народа. История в одночасье сделала рурони знаменитостью во всём Нижнем городе. Министр, признаться, появился как раз в самый острый момент и одним лишь жестом велел полиции отстать от мечника. Потом он пригласил Кеншина следовать за ним, но тот отказался. Сказать, что Каору была потрясена, это ничего не сказать. Это сейчас его связи с верхушкой правительства Патриотов уже не кажутся чем-то необычным. Но тогда… — Я видела его только один раз. Простите Мацуко-сан, не знала, что мои глупые проблемы станут предметом озабоченности министра обороны. Это всё очень неожиданно, — Каору покраснела. — Я думала, что вы принимаете меня по просьбе Сайто. — Сайто? Вы имеете в виду Сайто Хаджиме? Одного из командиров Шинсенгуми? Каору кивнула. Зрачки Мацуко расширились, указывая на то, что её посетило какое-то давнее и сильное воспоминание. Но она быстро справилась с этим секундным волнением. — Ямагата, Сайто, наконец Химура. Похоже вы знакомы с по-настоящему отчаянными парнями Бакумацу, Камия-сан, — засмеялась Мацуко. — Право, это очень неожиданно, учитывая вашу молодость. Вам же едва будет лет шестнадцать? —  Семнадцать, — пробормотала Каору. — Не сказать, что это мои знакомые. Ну, кроме Кеншина конечно. Но даже и его имя я ещё полгода назад слышала только в театральных постановоках. Но с тех пор как он поселился в моём доме, наступили беспокойные деньки. Призраки Бакумацу частенько появляются у нас в Нижнем Городе. — Понимаю, вас. Но по-другому бы и не вышло. Прошедшие огонь Бакумацу — опалены до конца своих дней, — Мацуко немного помедлила прежде чем задала новый вопрос. — Вы жена Химуры-сана? — Нет, не жена, — Каору опустила голову, пытаясь скрыть смущение. — Значит возлюбленная? — без тени какой-либо двойственности уточнила Мацуко. — Нет, — Каору почувствовала, что краснеет. — Мы...я...он просто живёт в моём додзё. Уже полгода. И много всего происходит, — окончательно стушевалась она, не зная как объяснить этой холёной женщине свою роль в жизни Кеншина. Мацуко наклонила голову. Каору могла поклясться, что её глазах заискрилось веселье. — Ямагата-сан выразился вполне конкретно — придёт женщина Химуры-куна… — Они все так считают. Мы даже уже и не спорим. Но...Кидо-сан. Нет...я не его женщина. В полном смысле… Вместе с тем, он заботится обо мне. Мы вместе ходим на рынок, ведём хозяйство… Ещё он стиркой занимается, ну если не ввязывается в историю конечно... Мацуко внезапно оглянулась назад. Пожилая женщина, которая тихо растворилась позади неё, отдав чайник, как сейчас увидела Каору, никуда не уходила из комнаты. — Как это похоже на Химуру-сана, Оками. Не правда ли? — обратилась она к ней. — Вы правы, Мацуко-сан. Это очень в его манере, — проскрипела та. — Он всегда был сдержанным молодым человеком. Мои девчонки не раз пытались его соблазнить. Ловили его в бане, пытались напоить сакэ…все было без толку. Он был готов нарубить дров, даже вымыть полы в кухне, но ни одна не удостоилась от него даже хлопка ниже спины. Мацуко сделала приглашающий жест и старушка, не поднимаясь с пола, ловко перекатилась к их чайному столику, заняв место третьего собеседника. Каору с тревожным интересом воззрилась на неё. Какие ещё девчонки? — Каору-сан, позвольте представить вам Оками-сан. Она владела гостиницей «Кохагийя» в Киото, где во времена Бакумацу квартировало ополчение Чоушу и хорошо знала Химуру-сана. Сейчас Оками управляет нашим поместьем в провинции. Но она согласилась на время оставить свои дела ради того, чтобы принять участие в этом разговоре. Хозяйка гостиницы! Та самая, которая взяла на работу Томоэ, после того как Кеншин приволок её с улицы… Да эта свидетельница, возможно, поважнее самой Мацуко. Потрясённая тем, какие тектонические движения она произвела, Каору коснулась лбом пола. — Спасибо вам, Оками-сан. Кеншин упоминал о вас совсем недавно. Вы были добры к нему и приютили…- Каору замолчала, боясь произнести имя Томоэ Пожилая женщина поклонилась в ответ. — Я не видела Химуру-сана после икедайского погрома. Тогда же Шинсенгуми сожгли гостиницу и Кацура-сан предложил моей семье перебраться в местечко потише. Но до меня доходили слухи, что через полгода Химура-сан вернулся в Киото и продолжил своё нелёгкое дело… Честно говоря, я была несказанно рада узнать, что этот мальчик остался жив. Особенно после всего того, что с ним произошло. — Жив…и он уже не мальчик, — тихо проговорила Каору. — Интересно было бы его увидеть, — улыбнулась Оками-сан. — Расскажите какой он сейчас? По-прежнему такой же смазливый? Каору не составило труда вызвать в памяти образ рурони. — Он очень красивый, — с убеждением сказала она. — У него ясные глаза и немного неуверенная улыбка. Она делает его моложе чем он есть... На самом деле мы до сих пор толком не знаем сколько ему лет. Когда я увидела его впервые, то не дала больше двадцати трёх. У него бледная ровная кожа и взлохмаченные яркие волосы, которые мне всегда хочется распустить. Но он не позволяет. Он не очень любит когда его касаются. И мне кажется, его слегка раздражает, что у него такая заметная внешность. В этом смысле он совершенно не тщеславный. Частенько прячется за маской неуклюжего недотёпы. Но знаете…стоит ему взяться за сакабато — это его меч — как Кеншин резко меняется. Вся кавайность, за которую его обожают Мегуми, Аяме-чан, Сузуми-чан, Мисао и даже Цубаме, она исчезает. Он становится стремительным, немногословным…и взгляд такой острый… Учитель Маекава как-то сказал, что жаль видеть такие взрослые глаза у столь молодого человека… Он весь соткан из загадок, наш Кеншин… Иногда мне кажется, что в нём живёт сразу несколько личностей, — Каору вдруг поняла, что увлеклась и быстро свернула свой пламенный монолог. Обе дамы смотрели на неё с интересом. Похоже пылкость девушки была им по душе. — Вы любите его Каору-сан? — скорее утвердительно, чем вопросительно заметила Мацуко, скрыв улыбку за краями шероховатой чашки с изображением горы Химадзи. — Да...это так, - тихо призналась Каору и снова опустила голову. - Все знают об этом. Да и он тоже знает.  Я несколько раз говорила ему, что хочу оставаться с ним всегда, что равносильно признанию. Но он пока не может ответить мне тем же, Мацуко-сан. То есть наверное может, но не хочет. Или запрещает себе. Трудно сказать, что у него в голове. Иногда мне кажется, что прошлое не даёт ему душевных сил ответить на мои чувства. Я решила, что должна узнать про человека по имени Хитокири Баттосай немного больше, чем он рассказал нам сам. Ради него самого. — Иногда прошлое нужно оставить мёртвым. Главное - Химура жив. Постепенно его сердце оттает. Всё-таки полгода это не слишком большой срок, чтобы привыкнуть к друг-другу, — рассудила Мацуко Старуха Оками кинула на неё острый взгляд и покачала головой. — Я тоже так думала! Честно! Но мертвецы иногда оживают, — хоть Каору и пообещала себе на этой встрече не разводить болото, но слёзы снова навернулись. - Его мёртвая жена снится мне уже неделю и я не знаю, что с этим делать. - Каору закрыла лицо руками, чтобы успокоиться. Мацуко смотрела на неё глазами полными сочувствия. — Каору-сан, мне импонирует ваша искренность, но Ямагата-сан, к сожалению, не посвятил меня в подробности вашей с Химурой-саном истории. Прежде чем мы пустимся в воспоминания, не расскажете ли, что с вами обоими приключилось? Каору набрала воздуху в лёгкие. - Некоторое время назад Кеншин рассказал нам о том как погибла его жена Химура Томоэ… Пересказ событий Джинчу занял у неё больше часу. Мацуко и Оками слушали не прерывая. За это время с лица бывшей гейши постепенно сползла порхающая любезность. Она продолжала подливать чай всем троим, но было видно, что дама делает это скорее на автомате. Когда Каору дошла до эпизода с инсценировкой её смерти и последующем исчезновении Кеншина в городе падших, обе собеседницы не смогли сдержать вскрика. — Второй раз! — прошептала Мацуко. — Какая извращённая жестокость! — Оками-сан, пробормотав, что должна ещё принести горячей воды, ненадолго вышла из комнаты. По завершении рассказа, Мацуко предложила сделать небольшой перерыв, после чего они снова встретились за чайным столиком. — Признаюсь, я потрясена, — взволнованно проговорила вдова Кидо. — Прощаясь с Химурой одиннадцать лет назад, мы с дорогим Кацурой-саном надеялись, что перемена образа жизни со временем примирит его с самим собой. Мы думали, что затерявшись где-то в глубинке он найдёт способ вернуться к нормальной жизни, о которой, после возвращения из Оцу, всегда говорил с затаённой жаждой… Дорогой Кацура отпускал его с тревогой, но и надеждой. Но теперь я вижу, что Химура не смог найти равновесия… Он по-прежнему идёт за своим мечом. Я надеялась, он просто откажется от него. Его жизнь по-прежнему полна битв и насилия. — Он вовсе не раб своего меча, — твёрдо сказала Каору. — Но вместе с тем он остаётся величайшим мечником. И от этого невозможно просто так отказаться. Также как и вы не отказываетесь от ваших прекрасных манер и навыков гейши, Мацуко-сан. Мацуко согласно опустила глаза, а Оками поощрительно улыбнулась Каору. Очевидно ей нравилась прямолинейность девушки — Сейчас Кеншин пользуется сакабато, — продолжила Каору. — Это неубивающий меч — с обратной заточкой. С его помощью он спас ни одну сотню попавших в беду людей. В том числе и меня. Его путь нелёгок, но я не представляю как бы Кеншин прошёл его без меча. Мацуко подняла ладони, соглашаясь с ней. — Ямагата-сан говорил, что вы преподаёте кендзюцу, Каору-сан. Это необычное для женщины занятие. Но сейчас я вижу, что судьба неслучайно свела Химуру с вами. Вероятно вы смогли увидеть то, чего не замечали остальные. — Ну, сложно не заметить его искусство, особенно если он дерётся в полную силу, — зарделась Каору. — Я видела его в разных схватках, в том числе и в совершенно отчаянных. Но даже в самых безнадёжных случаях он остаётся невероятным. Поначалу я пыталась уговорить Кеншина присоединиться ко мне в тренировках. Не обязательно же передавать Хитен Мицурюги! Можно просто направлять учеников в рамках нашего фамильного стиля. Кендзюцу — это же не только про убивать. Это ещё и защита и оборона и хорошая физическая форма… Репутация гениального мечника обеспечила бы мне приток учеников в школу. Впрочем, Кеншин отказывается обучать кого-либо даже простейшим ката. Считает, что хитокири не имеет на это никакого права. — Первая девушка ненавидела его мечи, — внезапно высказалась Оками. — Всегда просила его забрать их из комнаты, когда делала там уборку. И я никогда не слышала от неё слов восхищения его искусством. Возможно, что внутри себя она отрицала его как мечника. Каору ошарашенно смотрела на домоправительницу Мацуко. Какое однако неожиданное замечание. Отрицать в Кеншине мастера меча, это значит отрицать его самого. Но возможно со стороны Томоэ это была всего лишь попытка перестать видеть в нём хитокири. Ведь до сакабато и рурони было ещё очень далеко. — Я думаю, что её чувство вполне естественно, — тщательно подбирая слова сказала Каору. — Если она знала, что этой катаной Кеншин разрубил её жениха, а потом ещё и добил… Её отвращение понятно. — Как бы там ни было, с первой девушкой его свела отнюдь не судьба. Если бы я не оставила её в гостинице, возможно бы трагедии удалось избежать… — Оками смахнула скупую слезу и бросила резкий взгляд в сторону Мацуко, — Вы с дорогим Кацурой слишком увлекались строительством планов в отношении этого мальчика. Вы это знаете получше моего, Мацуко Каору изумилась ещё больше. Ей казалось, что между Мацуко и Оками существует определённая иерархия, но похоже их отношения несколько сложнее, чем она думала. Домоправительница тем временем продолжила. — Химура был совсем ребёнок, когда Кацура привел его ко мне в «Кохагийя». Ему было лет четырнадцать не больше. Я ещё подумала, что у Чоушу совсем дела неважные, раз уже детей в ополчение берут. Если бы я знала к чему его готовят! Паренёк держался спокойно, но в глазах было море дерзости. И потом, мы все видели как он тренировался во дворе. Казалось, что его рука — продолжение меча. Определённо это был живой и темпераментный малый. В нём было много того, что я сейчас чувствую в тебе Каору-сан. К сожалению работа, которой Кацура-сан начал нагружать его почти сразу же, очень быстро сделала из него того, кого сделала. Он замкнулся, практически заледенел…к тому моменту как появилась Томоэ, он уже неделями не разговаривал со своими собратьями по оружию. К тому же из-за специфики своей…эээ…кхм…миссии, он даже не имел права выйти на открытый поединок. Просто подкрадывался ночью к цели и рубил её. Я уверена, что как мечника его это унижало. Он уходил ночами, днём отсыпался или без конца крутил свой детский волчок. Все смотрел в одну точку. Иногда пытался пить сакэ. Всё шло к тому, что вскорости он потеряет рассудок. Я опасалась инцидентов. — Каких инцидентов? — не поняла Каору — Ну, легко мог сорваться и порубить кого-нибудь в гостинице, — спокойно сообщила Оками-сан.- Такое случалось. От перенапряжения и психоза. Времена были плохие. Убить человека считалось — что высморкаться. Учитывая таланты Химуры-сана, он бы мог положить нас всех минут за двадцать. Каору в ужасе смотрела на Оками. Неужели кто-то мог так думать про её Кеншина? — Он…никогда бы не обнажил меч против женщины...и безоружных. — хрипло запротестовала она. — Видно, что тебе не встречались по-настоящему свихнувшиеся на крови мечники. А я на них насмотрелась в те подлые времена. Почему же не встречались, подумала Каору. Джин`е например. Вполне подходит под описание. — В любом случае, я предупредила Кацуру, что нужно что-то делать, — Оками мрачно посмотрела на вдову Кидо. — И лучше всего — освободить этого молодого человека от работы тайного палача. Конечно Кацура меня не послушал. Мацуко, доселе сидевшая неподвижно — зашевелилась. — Ты не должна осуждать дорогого Кацуру, Оками, — слабым голосом проговорила она. — Химура-сан был его тайным оружием, но не забывай, что он сам согласился на это. Если бы не его талант мечника, Реставрация бы не осуществилась. Оками презрительно фыркнула. — Я знаю, что именно этой версией Кацура запудрил мозги и вам, и ему, и Томоэ. Хотя насчёт последней у меня до сих пор сомнения… В любом случае, в распоряжении Исин Сиши было ещё как минимум пять или шесть искусных хитокири. Почему тот дьявольский план нельзя было разделить между ними всеми? Но действия остальных нужно было обсуждать с другими патриотами, жаждавшими власти. Не так ли? А Химура был его личным палачом. Он сам привёз мальчишку из Чоушу и как можно дольше скрывал его истинное назначение от соратников. Правда в том, что Кацура-сан хотел дёргать за ниточки единолично. Мацуко не нашлась что возразить и стала нервно перебирать чайные чашки — Про какой дьявольский план вы говорите? — спросила Каору Женщины переглянулись. По лицу Мацуко было видно, что она испытывает сильное внутреннее волнение. Оками, наоборот, выглядела решительной. — Расскажите ей всё, Мацуко-сан. Не повторяйте ошибок, которые вы с Кацурой допустили тогда. Возможно сейчас нам предоставляется шанс исправить хотя бы часть из них… Мацуко закрыла глаза, подумала секунду и кажется решилась. — Мы расскажем вам, если вы поклянётесь не поднимать этой темы за пределами этой комнаты, даже с самим Химурой. Особенно с ним. Для его же блага, — наконец проговорила вдова Кидо Коина и с настоящей мукой посмотрела на девушку. Сердце Каору заколотилось от плохого предчувствия, но она, тем не менее, была тверда в своём стремлении узнать больше. — Клянусь. Я не проговорюсь. Ведь от этого, возможно, зависит моё.и его счастье. Вы можете не переживать на мой счёт, Мацуко-сан… Мацуко кивнула и начала рассказ. Каору заметила, что в голосе вдовы не осталось интонаций гейши. Только сталь и затаённое страдание. — К моменту, когда в хаосе Бакумацу начали формироваться оппозиционные Бакуфу группы даймё и хатамото, о клане Чоушу практически ничего не слышали — ни в Эдо ни в Киото. Это была маленькая и бедная провинция с ограниченным количеством людских ресурсов. Здесь уже прокатилось несколько антиправительственных восстаний и набирало силу движение «Сонно Дзёи», но тоже самое происходило в Тоса, Сацуме, Мито…много где. У честолюбивых самураев Чоушу, честно говоря, не было никаких шансов включиться в большую политику — просто не хватало связей и денег. Единственным способом заявить о себе — была радикализация настроений. Если бы Кацура и его товарищи действовали аккуратно и вежливо, их никто и никогда бы не услышал и не заметил — в одной только Исин Сиши за власть боролось сразу несколько фракций. Выступающие за императора даймё приезжали в Киото со своими отрядами и были готовы включиться в любую заваруху В начале эпохи Гэндзи Кацура привёл в Киото ополчение из четырёхсот человек — один бог знает, где он нашёл на это деньги и чего ему это стоило. Но люди из Сацумы — легко привели две тысячи! В какой-то момент Кацура решил, что только политика устрашения сможет развернуть ситуацию в выгодную ему сторону. Он составил список из шестидесяти высокопоставленных чиновников и просто ярких сторонников Бакуфу, убийства которых должны были коренным образом изменить расстановку сил в большой политике. Он приговорил их всех. — Кума Созан, - прошептала Каору — Вы знаете больше, чем мне казалось, Каору-сан, — заметила Мацуко — Мне рассказал Сайто…он сказал, что убийство Кумы было первым в цепочке. — Все эти люди были убиты в течение шести месяцев. Вместе с ними, разумеется, погибла и их охрана. Это был настоящий террор, почище знаменитых репрессий Ансэй. Тогда, по приказу тайро Ии Наосукэ было уничтожено около ста самураев. Согласно же плану Кацуры, хитокири зарубил человек триста — не меньше. На каждого чиновника приходилось охрана из двух, пяти, а то и двадцати человек. В списке было шестьдесят персон…считайте сами. У Каору ухнуло и заколотилось сердце. — Их всех убил Кеншин? — выдавила она. — Да, — кивнула Мацуко, не отводя от неё страдающего взгляда. — Кацура присылал ему конверт каждые три дня. Иногда конвертов было два, иногда три. Кацура не собирался затягивать с реализацией плана. Ему было необходимо заставить все фракции считаться с Чоушу как можно быстрее. — Но ведь были и другие хитокири, — растерянно сказала Каору. — Кирино, Окадо Изу…кто там ещё. Почему всё взвалили именно на Кеншина? — Оками-сан права. Кацура хотел, чтобы этот план был полностью под его контролем. Были и другие хитокири, но в отличие от Химуры-сана, их предел в убийстве был сильно ограничен. Насколько я поняла из рассказов Кацуры, никто из них не обладал и десятой долей эффективности мальчика. Выставлять одного, пусть даже очень искусного хитокири, против цели и пяти охранников всегда считалось проигрышным делом. Но Химура-сан с лёгкостью справлялся с целым отрядом. Кацура говорил, что его стиль очень древний и из-за своей абсолютной смертоносности передаётся только одному ученику в поколении — Да…таков Хитен Мицурюги. Но те люди, которых он убивал… Они же и сами не были праведниками. Один устроил голод в бедных кварталах Киото, другой пытал людей…- Каору пыталась цепляться за костыли, брошенные ей Сайто три дня назад. — Как сказать, Каору-сан, — поникла плечами Мацуко. — Были и подонки, были и обычные люди… Вот человек, которого вы называете Кума Созан… Так его именуют только в Кансай. Всей остальной просвещённой Японии он известен как Сакума Сёдзан Каору вздрогнула. Она знала это имя. Сакума Сёдзан был крупнейшим мыслителем своего времени и горячим сторонником открытия Японии. В Эдо он основал будокан, где преподавал молодым самураям основы военной инженерии и читал общий курс лекций. Многие из учеников Сакумы сейчас занимали крупные посты в правительстве Мэйдзи. — Отец посещал его будокан в Эдо…когда был молодой, — припомнила она. — И всегда расстраивался, когда вспоминал о его смерти. Говорил, что Бакумацу уничтожило много хороших людей. Но он не знал, что Сакума Сёдзан погиб в Киото от меча хитокири… Но почему Кацура-сан…приговорил его? Разве он был опасен для движения Исин Сиши? — Сакума выступал против насильственного переворота. Считал, что Бакуфу способно провести реформы без насилия, надо только мягко воздействовать на правительство. Цель Кацуры была иной — он жаждал полного уничтожения сёгуната, — печально произнесла Мацуко. — К тому же Сакума был очень популярен в среде реформаторов, дружен с сёгуном. Останься он жив, Бакуфу вполне могли бы написать свои Пять пунктов и начать проведение реформ. Но в таком случае, Исин Сиши остались бы не у дел. Это была грязная революция, Каору-сан. Далеко не все решения Кацуры были полезны для Патриотов. К примеру убийство коменданта Шигэкуры Дзюбея, в охране которого находился жених Томоэ Юкиширо, в итоге обернулось против Чоушу. На место Шигэкуры заступил Мацудайра Катамори, даймё клана Айзу. Именно дал добро на формирование Шинсенгуми. Эта команда, в конечном итоге, нанесла самое болезненное поражение Исин Сиши. Каору вонзила ногти в ладони с такой силой, что почувствовала боль. Похоже, что она не представляла и сотой доли того ада, в котором находился молодой Химура Кеншин во времена Бакумацу. Но если будучи хитокири он заморозил все свои чувства, то каково ему стало, когда пришли годы отрезвления. Неудивительно, что он спрятался за маской рурони...нет превратился в рурони. — Оками-сан права. На шестой месяц пребывания в Киото, Химура выдавил из себя все возможные эмоции. Наверное это был его способ избежать безумия, не знаю. Помню, что дорогой Кацура был очень обеспокоен. Именно в это время он познакомил меня с Химурой-саном. Кацура считал, что общение с женщинами смягчит юношу. Я даже попробовала свести его с одной из наших майко — очень весёлой и непосредственной девочкой. Ничего не вышло. Химура-сан сидел как замороженный. Оками презрительно фыркнула. — Кукловоды запутались в куклах! Говорите уже правду, Мацуко-сан. В какой-то момент Кацура поставил вопрос ребром — Химуре надо найти женщину. Гормональный взрыв купирует эмоциональное выгорание. Нужно сделать всё, чтобы он не сошёл с ума и продержался ещё хотя бы полгода. В этом был определённый резон. Большинство парней спускали пар через секс. Но не таков был Химура. Навязать ему женщину не представлялось возможным. — Я знаю, — прошептала Каору. — Если он принимает решение, то принимает его сам… Это касается всего. Вероятно и женщин. — Откуда нам было знать? — пожала плечами Оками-сан. — Но я, в конце-концов, утомилась подсылать к нему служанок. — Также как и я отчаялась подыскать ему достойную компанию в Гионе, — подхватила Мацуко. — Поэтому вы все так обрадовались, когда он привёл Томоэ, — мрачно констатировала Каору. — Не привёл, а принёс, — уточнила Оками. — Да. Мы обрадовались. Я обрадовалась настолько, что сразу велела ему тащить её в свою комнату. Хотя это было не в правилах гостиницы. Для развлечений в Киото были другие места. Он не спорил… Казалось был немного смущён всеми этими обстоятельствами. Девушка стала свидетельницей убийства, к тому же было произнесено его имя. Она увидела его истинного. Возможно это и послужило толчком к их дальнейшему сближению. Перед ней не нужно было притворяться. На утро она появилась в кухне с извинениями и я пригласила её на разговор. Она сказала, что Химура избавил её от приставаний каких-то пьяных ронинов, она направилась за ним с целью отблагодарить и увидела как он убивает. Надо знать, что в Киото тех времён женщины благодарили только телом. Девушка, судя по всему, знала как это делается. Я предложила ей остаться в гостинице в качестве служанки и сказала, что мы все будем очень рады, если со временем у нее получится сблизиться с мальчиком. Она не показала виду, что её как-то удивляет эта просьба. Просто надела фартук и включилась в работу. Её было довольно много. Накормить и обстирать пятьдесят молодчиков не так-то просто. Собеседницы Каору пустились в воспоминания, жестикулируя и перебивая друг друга. От плавных движений Мацуко не осталось и следа. Каору показалось, что каждым своим словом они старались оправдаться перед ней…или всё-таки перед ним? Кацура был так обрадован появлением женщины около Кеншина, что даже не предпринял серьёзных попыток выяснить её происхождение. Формальный сбор информации он доверил чистильщику Иидзуке, хотя обычно в клане этим занимались совсем другие люди. То, что девушка возникла в тёмном закоулке Киото и стала свидетельницей боя двух тайных убийц не насторожило Кацуру. И это была его первая ошибка. Второй ошибкой стал его визит к Томоэ. Пока хитокири был на очередном задании, предводитель фракции Чоушу заявился в «Кохагийя» и прямым текстом предложил Томоэ как можно быстрее сблизиться с Химурой, сопроводив просьбу пафосной историей про меч и ножны. — Химура знал об этом визите, — рассказывала Мацуко. — Но совершенно точно он не подозревал о том, что она также встречалась и со мной в Гионе. Кацура попросил посмотреть девушку и понять насколько она адекватна. Провести, скажем так, специфическую консультацию. Он считал, если у Химуры появится возлюбленная, которая будет контролировать его ярость в обычной жизни, то его мотивации исполнять приказы Когоро возрастут многократно. Он оказался прав , впрочем, как и всегда. — И она пришла к вам в Гион? — Да, — коротко кивнула Мацуко. — В мою задачу входило выяснить степень её заинтересованности Химурой и понять, можно ли её как-то усилить что ли… — Боже, вы манипулировали им как куклой, — горько проговорила Каору. — Таков был дорогой Кацура, — печально протянула Мацуко. — В те годы мы все были его марионетками. Томоэ пришла утром, когда в Гионе не бывает посетителей. Сначала разговор не задался. Она была до чрезвычайности закрытой особой. Сидела опустив глаза и сложив руки крестом. Это верный признак враждебности и нежелания идти на контакт. Но она расслабилась, когда мы заговорили о Химуре. Призналась, что он вызывает у нее какое-то странное чувство — она видела в нём и одинокого ребёнка и взрослого сильного мужчину одновременно. Сказала, что это необычно и это её волнует. Ещё она, как и вы сейчас, Каору-сан, сказала о своём желании распустить его волосы. Каору снова почувствовала покалывание в глазах. Её голова уже пылала от обилия дополнительной информации. Ей казалось, что она совершает немыслимую подлость по отношению к Кеншину, извлекая на свет его тайны. Думать о том, что он скажет, когда узнает про её разговор с Мацуко и Оками — не хотелось. Но она уже глубоко увязала и прервать воспоминания женщин у нее не было никаких сил. Я расскажу тебе всё, обещаю. Между нами не будет тайн. Мацуко, между тем, продолжала погружать её в прошлое Кеншина и Томоэ. — Я спросила нужна ли ей консультация о том как доставить мужчине удовольствие. Она усмехнулась и сказала, что об этом ни я ни Кацура можем не беспокоиться. В принципе, в ней чувствовался некоторый класс. Она хорошо держалась, правильно говорила, писала и умела за собой ухаживать. На вопрос откуда она родом, Томоэ сказала, что её семья всегда жила Канагаве. Их дом был разорён во время одного из крестьянских восстаний. Отца, небогатого самурая, убили. Она пришла в Киото вместе с братом, но убили и брата. Она осталась одна. Несколько раз меняла работу в различных гостиницах, где от неё иногда требовали определённых услуг. Она тоже была близка к отчаянию, пока не встретилась в питейном доме с Химурой. Такая история. Думаю в ней были элементы правды… — Во всяком случае, она хорошо знала как устроена работа в гостиницах, — подтвердила Оками-сан. — С первого же же дня она начала работать споро и без нареканий. Кроме того, девушка была помешана на уходе за собой. Каждый вечер принимала ванну, мастерила себе мочалки с отрубями, пользовалась благовониями. Следила за руками. Если занималась уборкой — надевала перчатки. После каждого мытья посуды — смазывала руки маслом. Чувствовалось, что она любит порядок. Постоянно что-то складировала, перебирала. Если складировать было нечего, она принималась за стирку или шитье… Вероятно эта системность позволяла ей сохранять рассудок в хаосе. Кроме того, когда они наконец начали спать вместе, я заметила что она тоже стала чуть-чуть более оживлённой и естественной. Она хорошо влияла на Химуру, но и он оказывал благотворное воздействие на неё. Ей нужен был мужчина. Это было очевидно. Каору вздрогнула. Спать вместе? Так они начали ещё в гостинице… Почему-то она была уверена в том, что все произошло намного позже — в Оцу. Кеншин, в своём рассказе, на этих деталях, по понятным причинам, не акцентировался. Он только сказал, что в день гибели Томоэ, не нашёл её утром в постели подле себя. — Ох, Каору-сан, простите. Вероятно вам не очень приятно слушать об этой стороне их жизни, — осеклась Оками, заметив её движение — Тут не за что извинятся, Оками-сан, — криво улыбнувшись ответила она. — Они были…ну стали…мужем и женой. У них было полное право, в конце-концов. Да и какая разница… Прошу вас, продолжайте. — Собственно, что продолжать. Да, они сблизились. Ещё там, в гостинице. Слышимость в «Кохагийя» всегда была хорошей, так что я могла дать Кацуре-сану полный и исчерпывающий отчёт, — Оками даже развела руками, чтобы подчеркнуть обыденность эпизода. — Мы все были очень довольны. Химура стал заметно мягче и разговорчивее. Пару раз даже улыбался. Это было сенсацией для всех постояльцев. На людях они, как правило, ничего не демонстрировали. Но она жила у него в комнате, готовила для него отдельную еду, чинила его вещи, спала с ним… В общем, все называли её женщиной Химуры. — Кацура-сан, опять же, был удовлетворён, — добавила Мацуко. — Он сказал, что на заданиях Химура стал оставлять меньше крови и даже стал интересоваться делами Исин Сиши, их идеями и замыслами. До того казалось, его в принципе не заботит ради чего он так много убивает. Ну в самом деле. Абстрактное объяснение — ради новой эпохи — не выдерживало никакой критики. Все были очень довольны, но случился икедайский погром и заботы о психическом здоровье штатного хитокири Чоушу сразу же отошли на второй план. Ополчение было разгромлено, Кацура был вынужден бежать из Киото и начинать всё заново. Подойдя к этому этапу повествования, Мацуко снова предложила сделать перерыв. Время подбиралось к полуночи и Каору всем сердцем надеялась, что её отсутствие в додзё никто не заметил. Она очень рассчитывала на порошки Мегуми. Они собрались в гостевой зале через 20 минут. Мацуко предложила всем выпить кофе. Она сама сварила этот заморский напиток на чудной английской горелке. Бархатный, ни на что не похожий аромат понравился Каору. Было в нём что-то уютное. Мацуко поставила на столик европейские чашечки с блюдцами, сахарницу, пирожные и нечто совсем неожиданное — серебряный молочник в виде носорога. — Каору-сан, сразу бросайте сахар и добавляйте несколько капель молока, — давала советы Мацуко. — К кофе я пристрастилась когда мы с дорогим Кацурой путешествовали по Европе. — улыбка тёплого воспоминания мелькнула на её губах. — Это было в четвёртый год Мэйдзи. Мы покинули Японию на целых два года. Золотой период в моей жизни… Но до него ещё надо было дожить... После разгрома в "Икедайя" наступило ужасное время. Казалось, всё политическое влияние, которого Кацура достиг в том числе и посредством террора — уничтожено одним махом. Императорский двор — в прошлом его главный -союзник официально отрёкся от Чоушу. Бакуфу и вовсе объявили цену за голову Кацуры. В клане тоже началась грызня. Его друга Такасуги арестовали… Нас всех разбросало. Я оставалась в Гионе, Кацура не появлялся в городе больше шести месяцев. От меня уже стали требовать назвать имя нового покровителя и я размышляла над тем, что делать — покончить с собой или бежать в Чоушу. Жизни без дорогого Кацуры я себе не представляла. Каору широко раскрыв глаза смотрела на бывшую гейшу. Она только сейчас начала понимать степень самоотречения этой женщины. Зная о чудовищном плане Кацуры, зная о терроре, который он развязал в Киото, Мацуко видела в нём и светлую сторону. И видимо этого было достаточно, чтобы сохранять верность великому человеку. Кеншина и Томоэ отправили в Оцу. Их легенда была подготовлена с большой тщательностью. Потеряв всё, Кацура не мог потерять ещё и самое сильное своё оружие — Хитокири Баттосая. Его имя звучало по всему Киото погребальным колоколом. — Кацура появился в Гионе только в декабре. Он сказал, что теперь его следует именовать Кидо Коин и вместе с Такасуги и Ямагатой они заставили развернуть ситуацию в свою сторону. Уже с Нового года планировалось привести в Киото очередное ополчение из Чоушу, но самое главное — Кацура, при посредничестве Рёма Сакамото, начал вести переговоры с Сацумой — Окубо и Такамори. Альянс начинал складываться. Но и репрессии в Киото достигли пика. Все только и говорили, что о Шинсенгуми. Их командиры не раз заявлялись в наш чайный дом. Кацура, конечно, просил за ними присматривать особо пристально. Во всех этих хлопотах мы совершенно не вспоминали про Химуру. Я знала, что они с Томоэ живут где-то в Оцу и кажется даже счастливы. Меня конечно удивило, что Химура-сан женился. Всё-таки время было неспокойное, о какой семье можно было говорить? Но он был слишком честным и чистым, чтобы позволить девушке жить во грехе. Может и Томоэ как-то на него повлияла. Из нескольких разговоров с ней я сделала вывод, что ей глубоко оскорбительна ситуация в которой она оказалась. Её воспитывали для роли добропорядочной жены, а она к восемнадцати годам обнаружила себя служанкой и сожительницей хитокири. В любом случае, я была спокойна за него. Химуре дали передышку, у него появилась женщина. Это было правильно. И вдруг сразу после Нового года — это кошмарное известие о трагедии. Как гром среди ясного неба. Химуру выследили эдосские Яминобу, устроили засаду. Была резня в результате которой погибла Томоэ. Кацура опасался, что парень наложит на себя руки и решил ехать в Оцу лично, хотя это было опасно. Бакуфу всё ещё разыскивало его. Кацура вернулся через три дня почерневшим и сказал, что дело хуже, чем он предполагал. Чистильщик Иидзука, который был связным, оказался предателем. Именно он навёл Яминобу на убежище в Оцу. Выяснилось, что и Томоэ была связана с шиноби. Более того, была специально обучена ими для того, чтобы выявить слабые стороны Баттосая. После возвращения из Оцу, Кацура сразу затеял большое расследование. Его лучшие агенты были отправлены в Эдо. Была найдена штаб-квартира шиноби, в которую приходили все отчёты об этой операции. — Отчёты? Вы имеет в виду письменные, — уточнила дрожащая Каору. Её сонливость как рукой сняло. Может кофе помог, а может рассказ, который она слышала в новой интерпретации. — Именно. Большая пухлая тетрадь с донесениями Томоэ, Иидзуки и ещё целой кучи людей… — Так Иидзука и Томоэ были знакомы до того как Кеншин принёс её в «Кохагийя»? — потрясённо уточнила Каору. — Судя по всему, Томоэ не знала про Иидзуку. Но сам он был осведомлён о роли Томоэ. Ещё раньше Иидзука сдал Яминобу личность Баттосая. То есть указал на то, что именно Химура является тайным хитокири Чоушу. Глава шиноби Ига Тацуме принял решение подослать к нему убийцу. Но судя по отчёту, этот убийца был всего лишь отвлекающим манёвром, для того чтобы ввести в игру Томоэ. Не совсем понятно, чего они добивались. То ли Тацуме отчаялся убрать Баттосая силами Яминобу, то ли у него были планы использовать его в темную. Как бы там ни было, они решили внедрить девушку в окружение Химуры, чтобы сделать её его слабым местом. Для этого Томоэ несколько месяцев натаскивали — создавали личность, учили искусству обольщения. Они хорошо изучили мальчика и поняли, что обычной женщиной его не проймёшь. Поэтому был разыгран спектакль с кровавым дождём, ирисами…духами этими. Её учили даже вести с ними диалоги, взывать к его человечности. Это был чудовищный план. А мы все только помогли его осуществлению. Возможно, не нажимай мы на Химуру с такой силой, он бы не решился оставить девушку подле себя. И всё бы сложилось иначе. Мацуко замолчала, стараясь перевести дыхание. Каору сидела, боясь пошевелиться. Пригорюнившаяся Оками, так и не пригубившая заморского чёрного напитка, выпрямилась. — По чудовищности этот план вполне сравним с планом Кацуры-сана поручить Химуре убийство шестидесяти сторонников Бакуфу и их сопровождающих, не так ли Мацуко-сан? — Да, это всё было одинаково чудовищно, — усталым голосом произнесла Мацуко. — Яминобу решили, что пора убить Баттосая, после того как Кацура снова появился в Киото. И появилась опасность начала нового террора. Возможно, не начни он заново свой крестовый поход, этих двоих оставили бы в покое. Не знаю… Знаю одно, до конца жизни дорогой Кацура винил себя в этой трагедии. — Как же винил, — хмыкнула Оками. — Если бы винил, не стал бы мальчишку снова призывать к мечу. Уже дал бы ему покой — Какой покой, глупая ты старуха, — вскричала Мацуко. — Химура вернулся из Оцу живым мертвецом. Он был в ярости и жаждал схватки. Ведь у него отняли самое дорогое, что у него на тот момент было. Возможно именно тогда он наконец проникся ненавистью к Бакуфу и стал сражаться осмысленно. И, кстати, он перестал быть тайным палачом. После этой истории он выходил на открытые поединки и доставил немало неприятностей этим волкам — Шинсенгуми. — Прошу вас, не ссорьтесь, — тихо произнесла Каору. — Оками-сан, Мацуко-сан, вам не стоит себя винить в том, что вы пытались помочь Кеншину справиться с безумием. Вы же действительно ему помогли. Каждая по-своему. Кем бы не была Томоэ, она же изменила его. Но наверное и он изменил её, раз она бросилась его спасать. Если бы её не случилось, кто бы это смог ещё сделать? Я должна благодарить вас…и её, за то, что сейчас у меня есть живой и местами невредимый рурони. Кажется глаза её собеседницы немного посветлели после этих слов. Мацуко встряхнула головой и посмотрела на часы. Пробил первый час ночи. — Может вам стоит отдохнуть, Каору-сан? Мы беседуем уже больше шести часов. Я отложу свой выезд в Чоушу на день. Давайте устроим вас поспать и завтра вы сможете задать все те вопросы, которые не успели. — Спасибо, но я должна вернуться домой. — прошептала Каору. — Чтобы он утром увидел меня здоровой и весёлой. Мацуко-сан, истинной целью моего визита было узнать насколько сильно он любил Томоэ и могу ли я рассчитывать хотя бы на тень похожего чувства...Но выслушав вас, я поняла насколько эгоистична была. Я выросла в мирное и время Мэйдзи, которое установилось благодаря таким людям как ваш Кацура-сан и мой Кеншин. Я должна благодарить мироздание, что на мне не выпало всего того ужаса, что пришелся на долю этой несчастной девушки - Томоэ. Возможно, что любовь такого человека как Химура Кеншин - единственное светлое мгновение в её короткой жизни. Нет никаких оснований порицать её за это... Сейчас Кеншин рядом. И я буду ждать столько, сколько потребуется, прежде чем он примет решение оставаться ли ему со мной...как мужу... Мацуко понимающе кивнула и поднялась со своего дзабутона. — Давайте, прежде чем вы уедете, мы немного подышим свежим воздухом. Оками-сан, - повернулась она к старушке. - Ты бы ещё хотела что-то сказать Каору-сан? Прежде чем она отправится домой? Та с кряхтением поднялась и спрятала изломанные артритом пальцы в рукава тёмного кимоно. — Ничего, кроме того, что мальчишке наконец-то повезло встретить ту, которая предназначена ему судьбой. Береги его, Каору-сан. И себя береги ради него. С этими словами Оками поклонилась и выплыла из гостевой комнаты. Мацуко раздвинула сёдзи и пригласила Каору на энгаву. Светила полная луна и сад мерцал едва различимыми искрами. Свет отражался от пруда, цветов лилии, кувшинок, крыши изящной беседки, каменного мостика. — У нас в школе тоже есть пейзажный садик, — зачем-то сказала Каору. — Кеншин его сделал. Даже с двумя фонтанчиками… Знаете какой он умелый. Готовит так, что пальчики оближешь. А я сама ничего этого не умею… Но мне всегда казалось, что он счастлив у меня в додзё. Мацуко смотрела на неё до странности пристально. Как будто силилась что-то увидеть. В темноте лицо вдовы Кидо Коина белело подобно цветку дурмана. — Вы нашли ответы на свои вопросы, Каору-сан? — тихо поинтересовалась она. -Честно говоря, их стало ещё больше, — призналась Каору. — Меня мучает вопрос, почему Томоэ все сделала не так? Почему не призналась ему во всём — там в Оцу? Почему прогнала Эниши, почему ушла к шиноби? Столько неразумных шагов, приведших к её гибели. Расскажи она ему всё как есть — он бы простил её в тот же миг, Мацуко-сан. У него же самое щедрое и доброе сердце на земле. Он бы защитил её ото всех Яминобу, я уверена. А потом бы спрятал где-нибудь, где бы она переждала войну и выжил бы ради неё…И вернулся бы к ней... Так почему же она ему не доверилась? — Трудно сказать, Каору-сан. — вздохнула Мацуко. — Возможно она не могла до конца поверить хитокири, убившему её первого жениха. Возможно стыдилась своей сделки с Яминобу…или же попросту не разглядела его сердца. А возможно она просто должна была отпустить его к вам — в новую эпоху. Чем больше я на вас смотрю, тем яснее понимаю, что ей не нашлось бы здесь места. Внезапно их разговор оказался прерван громким стуком в ставни гостевой комнаты. Мацуко нахмурилась и прищурила глаза. — Войдите! Фусума отодвинулись и Каору увидела высокого парня лет двадцати, чем-то напоминающего Саноске. Он был одет в тёмные холщовые брюки, европейскую рубашку и тёмный же хаори. На голове красовалась чёрная повязка. — Хиро-сан, что приключилось, что вы беспокоите нас в такое время? Хиро-сан стукнулся лбом о татами и виновато пробормотал — Простите Мацуко-сан, но около главных ворот двое мужчин — один полицейский, а другой…рыжеволосый мечник. Они просят их впустить Сердце Каору ушло в пятки. Кеншин здесь! Сайто тоже здесь! Вот тебя и раскрыли, Каору-чан! — Полийейский и рыжеволосый мечник? Ах...Каору-сан, очевидно они за вами, — с улыбкой обернулась Мацуко и осеклась увидев её несчастное лицо. — Что такое Каору-сан, что вас испугало? — Это Кеншин и Сайто. — сдавленно проговорила хозяйка додзё. — Мацуко-сан, я не могу встречаться с ними обоими. Я провалюсь под землю от стыда. Я — Но почему? — изумилась Мацуко — Ээ…долго объяснять, — Каору лихорадочно придумывала, чтобы ей сделать, чтобы избежать встречи. - Но я должна перевести дух, прежде чем мне придётся снова говорить с Кеншином. А тут ещё и Сайто, он странно на меня влияет. Скажите, Мацуко-сан, можете вы задержать их минут на пятнадцать, пока я не оторвусь? — Куда оторвётесь? — не сразу сообразила Мацуко — От них оторвусь, — затараторила Каору. — До моего додзё отсюда минут тридцать, если бежать. Я буду ждать Кеншина дома. Простите, Мацуко-сан, но я не смогу противостоять им обоим сразу. — Господи, Каору-сан, — всплеснула руками Мацуко. — Вы штучка почище Томоэ. Ладно Химура. Но как вас угораздило вступить в противостояние с волком Мибу? — Всё не так как вы думаете, — несчастным голосом произнесла Каору — Ладно, вас доставит домой в экипаже, Хиро-сан. — Умоляю, Мацуко-сан, не нужно экипажа. Это слишком долго! Пока будут запрягать, Кеншин уже найдёт меня. Мне надо в додзё, умоляю вас, покажите где чёрный ход? — Впервые вижу девушку, отказывающуюся от экипажа. — закатила глаза Мацуко. — Хиро-сан, вы сейчас вместе с Каору-сан выйдете с через задний двор и как можно скорее проводите её до Нижнего Города. А я, Каору-сан, так уж и быть, постараюсь задержать ваших…хм…друзей. Но запомните, мы с вами не прощаемся. Обещайте навестить меня в мой следующий визит в Токио! — Клянусь, Мацуко-сан. Спасибо вам за всё и простите, что я должна бежать, — Каору схватила Хиро-сана за руку и потащила его в противоположную от внешних ворот сторону.