Эвакуация

— Мы ничего не будем изображать. Мы поженимся и будем жить вместе, — эти слова произнёс невысокий, светлоглазый юноша, облачённый в тёмно-синий хаори и чёрные хакама. Он стоял в типичной позе практикующего мечника — широко расставив ноги, слегка развернув корпус и касаясь локтём рукоятей самурайского дайшо — катаны и вакидзаси. Его мальчишеское лицо дышало решительностью и даже некоторым воодушевлением. — Мы будем жить вместе пока смерть не разлучит нас, — тихо и безнадёжно произнесла тонкая изящная девушка в белоснежном кимоно, зябко кутаясь в пурпурную шаль. Её чёрные непроницаемые глаза резко контрастировали с бледным неулыбчивым лицом. Они не были похожи на влюблённую парочку, но подсвеченные багровым закатным солнцем, их силуэты приобрели почти эпическую торжественность. — Нет! Не делай этого! — попыталась крикнуть Каору. — Это начало дороги в ад… Она приведёт тебя к врагу и погибнет… Кен…шин! Пара взялась за руки. Мечник решительно тряхнул отливающей огнём гривой волос, а девушка трепетно свела стопы в белых таби. Они отвернулись от неё. Она проснулась. Глаза были сухими, но грудь словно бы сдавил каменный кулак. Сердце колотилось как сумасшедшее. Прекрасно. Сюжеты её проклятых снов перешли на новый уровень. Их герои теперь обрели голоса. — Если так будет продолжаться и дальше, то я сойду с ума, — прошептала Каору и села на своём футоне. Знакомая обстановка немного успокоила её. Где-то сбоку тикали часы. В комнате было светло и тихо. Каору глубоко вздохнула, пытаясь сдержать предательские слёзы. Слезливое состояние бесило её. Всё это не имело никакого смысла. Упражнение очищающего дыхания, которому её обучал отец, должно было восстановить душевное равновесие. Последнюю неделю так у нее начиналось каждое утро. Минут пятнадцать уходило на то, чтобы подавить смятение и найти в себе силы на улыбку. Улыбаться при любых обстоятельствах — таков был строгий наказ Мегуми. Кеншин должен видеть её хорошее настроение. По правде сказать, делать это становилось всё труднее и труднее. Удивительно, но вчера, в обществе провокатора Сайто и высокомерного молчуна Шиномори, ей впервые стало немного легче. Они разрешили ей поплакать, выговориться и даже, кажется, постарались посочувствовать. Каору не была уверена, что её ближний круг смог бы проявить подобное понимание. Уж Мегуми-то точно бы не одобрила её состояния. Лисица конечно всем сердцем переживала, но не за неё, а за Кеншина. Стоп! Вчера? В обществе Сайто? Шиномори Аоши?! Она бросила взгляд на часы и подскочила как ужаленная. Стрелки показывали полдень. Утренняя подавленность моментально сменилась паникой. Подробности вчерашнего длинного дня с с неумолимой ясностью всплыли в памяти. Сайто, с его странными, вызывающим дрожь, поглаживавшими и воспоминаниями о киотской резне, Аоши, разливающий сакэ… Аоши, разливающий сакэ? Как так вышло? Когда они вернулись домой? Кто их видел? Каору залилась краской стыда и осмотрелась вокруг. Никаких признаков беспорядка: синее кимоно аккуратно сложено у изголовья, сама она одета в традиционную спальную юкату. Коса заплетена. Очевидно Аоши довёл её до комнаты, а дальше она сделала всё на автомате. Каору хотелось на это надеяться. На счастье, Мегуми в эту ночь оставалась в клинике Огуни, поэтому не могла видеть её, Каору, позора. — Ты падаешь всё ниже и ниже, Каору-чан. — сказала она с отвращением. Тем не менее, нельзя отрицать. Она, уважаемый шихан Камия-додзё, встала на скользкую дорожку шпионажа и диверсий. Ради встречи с вдовой Кацуры Когоро, ей придётся содействовать в поимке Эниши, чего ей делать, по разным причинам, очень и очень не хотелось. А что она собирается узнать у вдовы? Чем, собственно говоря, та ей сможет помочь? Подскажет как из осколков разбитого сердца Кеншина собрать новое? Даст намёк на то, как сделать его счастливым? А возможно ли для него счастье? Он же продолжает винить себя в смерти Томоэ, а прицепом за ней пристроились и все остальные, погибшие от его меча — Киесато Акира, Кума Созан, Гинтаро Аноэ, Сандзиро.как его там…и ещё сотни две-три безымянных сторонников Бакуфу. Имеет ли она право вмешиваться в его искупительный путь? Так ли уж необходимо пытаться проникнуть в тайники его памяти? Стоит ли это всё того, чтобы закручивать клубок лжи? Вот Томоэ тоже начала свои отношения с Кеншином с обмана и притворства. И чем всё закончилось? От обилия открытых вопросов у Каору разболелся правый висок. Но одно она знала хорошо — поединок на острове не поставил точку в истории с Джинчу. Кеншин хоть и перерубил смертоносный ватто Эниши и лишил его воли продолжать месть, но Каору видела, что глаза самого рурони, по окончании схватки, были полны печали, сожаления и боли. И это был очень нехороший знак. — Я рискую вовлечься в новое безумие, ещё толком не оклемавшись от последних двух, — сказала Каору вслух. — Химура Кеншин, жизнь с тобой может быть какой угодно, только не скучной. -Каору, я вхожу! — послышался из коридора звонкий голос Мисао. Каору в ужасе вытаращила глаза. Боже, она совсем забыла про поклонницу окаширы! От Мисао невозможно было что-либо утаить. Наверняка она уже в курсе их с Аоши совместной попойки и потребует объяснений. Мысли хозяйки додзё заметались в поиске правдоподобной версии, но Мисао уже открыла сёдзи и сверкая голыми коленками плюхнулась рядом. Пришлось смиренно повесть голову и приготовиться к худшему. Мисао была всего на год младше самой Каору, но последней зачастую казалось, что их разделяет лет пять — не меньше. Все знали, что девушка сохнет по Аоши. Но как однажды выразился Саноске, и десяти кувшинов сакэ не хватит, чтобы представить худосочную малолетку и ледяного истукана влюблённой парой. Поэтому чувства Мисао к Аоши окружающие (да и он сам) всерьёз не воспринимали. Над её влюблённостью подтрунивали все — даже киотский дедушка Окина. Похоже единственный, кто выслушивал и подбадривал её в этом вопросе — был Кеншин. Пару раз он даже пытался увещевать Аоши, намекая на то, что Мисао уже давно не ребёнок. Лучше бы, конечно, посмотрел на себя самого. Но как бы там ни было, Каору не хотелось причинять боль Мисао. Несмотря на всю свою инфантильность, юная шиноби была верным и преданным другом. Она не раз выручала Каору в совершенно безнадёжных ситуациях. Именно Мисао, а взяла на себя смелость отвести её и Яхико в хижину наставника Хико Сейджуро, где на тот момент скрывался, Кеншин, разрывающийся в своих чувствах на две полярные половинки. Вместе с Мисао они участвовали в отражении атаки Джипонгатаны и победили Каматари, искусного мастера боевой косы. Получается, что теперь их даже можно назвать сёстрами по оружию. По взбалмошности и темпераменту девушки практически не уступали друг другу. К тому же, чего скрывать, их объединяло и общее девичье — что Каору, что Мисао, никак не могли добиться прогресса в отношениях со своими странными избранниками. — Я слышала, как ты тут сама с собой разговариваешь, — интонации Мисао, между тем, не выдавали в ней ни тени гнева. Каору с опаской присмотрелась к шиноби, — Просто уже полдень. Мы там волнуемся, что ты так заспалась. — Эээ… — Понимаю, сестричка. Тяжёлые последствия попойки, — засмеялась Мисао, хлопая её по спине. — Хотя выглядишь ты неплохо. Пойдём, у нас там есть горячий чай и холодный арбуз. Сагара говорит, что это именно то, что нужно после того как перебрал с сакэ. Каору не могла сказать, что она хоть что-нибудь понимает, поэтому решила продвигаться на ощупь. — Мисао-чан, а как ты… А что уже все в курсе? — неуверенным голосом спросила она. — Знают, конечно. — Мисао расхохоталась, — Как не быть в курсе, если Аоши-сама буквально притащил тебя на себе. А мы, тем временем, весь вечер ждали вашего возвращения. Никто так и не смог заснуть. До полуночи сидели на энгаве и волновались. Каору похолодела. Всё получилось хуже некуда. Она-то рассчитывала, что Аоши проскользнул в дом незаметно. Хотя как это можно сделать, с такой ношей как ты Каору-чан? И почему это так спокойна Мисао? — Это я вчера тебя тут уложила и даже заплела косу, — продолжала докладывать Мисао. — Ты практически уже спала, когда Аоши-сама сгрузил тебя здесь. — А…где Шиномори-сан? — спросила Каору, отчаянно краснея. — Заперся с чайником у себя в комнате, — прыснула Мисао, — Я вчера как увидела его, волочащего тебя через двор, то сначала подумала — ну всё, снова какая-то гадость приключилась. Этот псих с седыми волосами атаковал или ещё какой-нибудь фрукт из прошлого Химуры… Но Аоши-сама сразу всё объяснил и сказал, что нет никаких поводов для беспокойства. — Какой стыд, — продолжая теряться в догадках, пробормотала Каору. — Я должна принести Шиномори-сану свои извинения. — Да, ладно Каору. Расслабься. Это же всё ради дела! Аоши-сама сказал, что вы пытались сбить цену на доски у подрядчика и он пошёл на это только после того как вы несколько раз выпили за его новорожденного сына. Но то, что он скинул половину — это же отлично! Подрядчик! Доски! Окашира, конечно, силён сочинять отвлекающие версии. Но, по крайней мере, теперь понятно, что говорить всем остальным. Слушая Мисао, Каору свернула футон, расплела косу, забрала волосы в хвост и взяла в руки давешнее кимоно. От него несло табаком. Проклятый Сайто! — Я даже рада, что Аоши-сама изменил своим принципам и выпил сакэ, — продолжала трещать Мисао. — - Это вселяет надежду. — Надежду на что? — тупо спросила Каору, пытаясь найти в сундуке чистое кимоно. — Что рано или поздно он будет со мной. К тому же, — блестящие глаза Мисао приблизились к уху Каору, — он вчера погладил меня ниже спины! — Да ты что, Мисао-чан! — всплеснула руками Каору. — Да! — гордо задрала подбородок Мисао. — Правда пока ещё не улыбнулся. Но всё впереди. Я вот думаю, может Аоши-сама стоит иногда выпивать с Хико Сейджуро? Но надеюсь, у него это не войдёт в привычку как у Сагары. — А как прошёл завтрак? — Вытащив со дна сундука домашнее палевое косодэ, Каору поспешила сменить тему. — Кто кормил Кеншина и Яхико? Боже! Наверное все остались голодными. Ведь Мегуми нет, а я…- Каору снова покраснела, вспомнив как вчерашний обед в «Сарубайя» плавно перетёк в ужин. — Можешь не волноваться, Химура всё взял на себя… И вот не утомляет тебя, Каору-чан, каждый раз подвязывать этот оби? — Мисао покачала головой, наблюдая за тем, как Каору оборачивается в традиционный пояс цвета молодого папоротника, — Теперь же появились простые и красивые кушаки…эээ...Давай помогу! — Кеншин встал??? — в отчаянии воскликнула Каору, роняя оби, — И видел меня…нас с Шиномори-саном? Но зачем он так рано… Мегуми меня со свету сживёт теперь, — убитым голосом проговорила она. — Ну, вы вчера так рано ушли с Аоши-сама, — тут уже Мисао опустила голову, зардевшись краской стыда. — И ничего не сказали — куда и зачем. Когда вы не вернулись к обеду, а потом и к ужину я начала волноваться и сочинять разные версии причин вашего отсутствия. В какой-то момент мы с Сагарой решили, что вы снова встретили Юкиширо Эниши… Ну вероятно я очень громко говорила об этом на энгаве, Меня услышал Химура и выскочил из своей норы в одной юкате. Так что он на ногах где-то со вчерашнего вечера. Если бы вы с Аоши-сама не вернулись, то наверное бы он схватил сакабато и бросился бы вас искать… С каждым новым словом Мисао Каору мрачнела всё больше. Одно дело рассказывать про новорожденного сына подрядчика Яхико и Сано, другое дело — Кеншину. Во-первых, Каору никогда раньше не обманывала рурони. Во-вторых, обмануть его было практически невозможно. Наспех закончив свой туалет, Каору решительно вышла в коридор и раздвинула фусума в комнату Яхико. Цубаме, Саноске, и сам Яхико в положении полулёжа, расположившись полукругом, мирно поедали арбуз. Но встревоженный взгляд Каору устремился лишь на одного Кеншина. Он сидел в своей излюбленной «охраняющей» позе, прислонившись к стене и подогнув одно колено. Мешковатая синяя юката делала его очень домашним и даже немного беззащитным. Сказать по правде, Каору очень редко видела его таким. Обычно из своей комнаты Кеншин выходил полностью одетым и собранным. Она лучше других знала, что внешняя расслабленность и неуклюжесть рурони могли обернуться молниеносной атакой, вне зависимости от того был он с мечом или без. Если возникала необходимость, Кеншин мог уделать противника и кадушкой из-под тофу. Он всегда был готов. Но явно не сегодня. Сейчас его болезненность была слишком явной. Волосы в полном беспорядке, и без того бледная кожа стала почти прозрачной. Синяки на ключицах, начали заживать, но приобрели устрашающий желто-зелёный оттенок. Правая рука на перевязи. Грудь в бинтах. У Каору защемило сердце. Невозможно, нет...просто невыносимо так мучительно любить одного человека! — Ты зачем встал? — тихо и серьёзно спросила она. Он поднял голову и её, впервые за эти проклятые дни, окатило ласковым сиянием. Каору едва справилась с порывом броситься к нему на шею, прижаться к этой перебинтованной груди, целовать эти глаза, эти бледные скулы, эти синяки на ключицах… Гладить эти растрёпанные волосы… Подобные чувства по отношению к Кеншину она начала испытывать ещё в Киото. В ночь перед решающим боем с Шишио они сидели на крыше «Аойи» и его близость была настолько ощутимой и волнующей, что Каору наверное бы не сдержалась, не появись из-за печной трубы паршивец Яхико. Жалкая дура. Каору мысленно посчитала до трёх. Каким бы родным не выглядел Химура Кеншин, его мягкость и доступность были обманчивыми. Каору лучше других знала, какой дискомфорт он испытывает от чужих прикосновений. Исключение, возможно, составляли только дети. По крайней мере, он не нервничал, когда внучки Генсай-сенсея запрыгивали на него и дёргали за волосы. Но в целом, Кеншин ненавидел внимание к своей персоне, тем более когда это внимание проявляли женщины. И его скрытая мрачность по-прежнему никуда не исчезла, хоть он маскирует её доброй, немного не от мира сего, улыбкой. Привет, рурони. Давно не виделись. — Добрый день, Каору-доно. Мы все ждали вас, вот так вот, — не похоже, что он сердится. Наоборот — выглядит почти счастливым. Может и не придётся давать подробных объяснений насчёт подрядчика? — Ты зачем встал, — не сдавалась она. — Мегуми всем нам дала чёткие указания, Кеншин. Ещё неделя полного покоя. Как минимум. Улыбка рурони стала ещё шире, а интонации дурашливее. Это означало, что Кеншин будет стоять на своём. Уклоняясь — побеждай. Не этому ли её учил папочка? — Ваш покорный слуга уже все бока отлежал, вот так вот, — он немного подвигал здоровым плечом. — Ему и раньше приходилось восстанавливаться после схваток. Тут главное — не перележать. К тому же, ваш покорный слуга намерен сегодня устроить себе банный день. Признаться, он давно об этом мечтает. Сделав брови домиком, Кеншин провёл ладонью по свалявшимся волосам. Они всегда выглядели не очень-то ухоженными, но, по крайней мере, он поддерживал их в чистоте. Сейчас же, как могла заметить Каору, насыщенный медный цвет его густой гривы изрядно потускнел. И вправду, когда же он последний раз был в бане? Ещё до начала Джинчу? А всю эту неделю единственное на что Кеншин мог рассчитывать так это на смоченные в горячей воде полотенца. Мегуми и Каору осторожно растирали его, стараясь не задевать заживающие раны. Но Каору не успела поразмышлять на эту тему, как на нее обрушился шквал вопросов от любезных домочадцев — Эй, Малышка, а где ты шаталась всё это время? У тебя появились какие-то секреты от друзей? — источающий ехидство Саноске. Видимо сожалеет, что на переговоры с фальшивым подрядчиком, угощающим сакэ, отправился не он. — Каору, ты бессердечная эгоистка, как ты посмела уйти на весь день, не предупредив нас об этом. И ты не навещала своего ученика уже двое суток. — Темпераментный спич Яхико косвенно указывал на то, что тот идёт на поправку. — Каору-сан, Мегуми-доно запретила вставать Кеншин-сану, но он не послушался. И теперь мне будет нагоняй, потому что она велела мне следить за тем, чтобы он не вставал. — Понятно, в отсутствие Каору доктор Лисица наделила полномочиями сиделки малышку Цубаме. И Каору не сомневалась, что за это ей самой ещё прилетит. — Каору, ты должна поговорить с Мегуми. Она не разрешает мне съесть даже рисового колобка, меня уже тошнит от бульонов! — снова Яхико. — Малышка, а всё-таки что у тебя за дела с ледяным истуканом. — Саноске явно нарывался… — Как ты назвал Аоши-сама? Петушиная башка! Каору смешалась от обилия вопросов. — Шиномори-сан предложил свою помощь в ремонте додзё. Мы ездили выбирать доски, — уставившись в пол произнесла она. — И ещё нужно было разговаривать с каменщиками. Это затянулось до позднего вечера. Простите, что не предупредила и заставила вас волноваться. — она поклонилась. Она ценила и любила друзей, но подчас они бывали чересчур громкими. — Ещё пару дней и я буду в строю! — завопил Саноске, потрясая кулаком. — Ты обидела всех нас, доверившись одному лишь Шиномори! — Как тебе не стыдно такое говорить, Сагара, — возмущённо заорала Мисао. — Аоши-сама раскрыл истинный замысел Гейна, а ты… Каору совершенно растерялась и по привычке бросила умоляющий взгляд на Кеншина. Тот, заметив её смятение, быстро поднялся с пола. От Каору не укрылась секундная гримаса боли, промелькнувшая на лице мечника. А рёбра-то у него ещё болят. Он слишком рано встал. И все это из-за её легкомысленного поведения! — Каору-доно, ваш покорный слуга предлагает вам пойти с ним прогуляться, — одного взгляда, брошенного в сторону галдящей компании хватило, чтобы заставить их замолчать. Цубаме, вероятно впервые узревшая раздражённого Кеншина, от страха даже закрылась подносом. Чтобы снять напряжение, Каору ободряюще улыбнулась подружке Яхико. Спустя пятнадцать минут они, прихватив из кухни полный чайник чая, устроились в тишине крошечного внутреннего дворика за тренировочным залом. Каору поставила поднос с приборами на каменную скамью. Кеншин осторожно опустился на деревянный помост перед искусственным прудиком. Этот прудик он сам же и соорудил. Это случилось ещё до его эпохального ухода в Киото. В то благословенное время Кеншин, казалось, получал искреннее удовольствие от домашней повседневной работы. Стирка и готовка — само собой. Но постепенно он начал приводить в порядок и само додзё, изрядно обветшавшее с тех пор как отец покинул его. Идея разбить во внутреннем дворе небольшой пейзажный садик принадлежала Каору, но дальше задумки ничего бы и не двинулось, если бы Кеншин не не нашёл способ отвести воду от колодца и сделать дренаж. Вместе с Саноске и Яхико они занимались этим больше недели, но в итоге — пруд получился очень симпатичным. Каору припомнила как старательно они выкладывали его дно булыжниками, собранными около реки. Потом высаживали водные лилии с осокой и устанавливали пейзажный помост с каменной скамейкой. Позднее предполагалось запустить в прудик карпов. Каору даже ходила в большой магазин Икудзано и приценивались к малькам. Но на этом всё и закончилось — Кеншин ушёл в Киото, а они все побежали за ним. Каору понимала, что карпы — это последнее о чем сейчас нужно думать. Но как бы там не было, прудик остался, зелень вокруг него весело разрослась и что самое важное — кровожадная армия Эниши не успела добраться до этого места. Граница фронта прошла строго по линии тренировочного зала, где и, собственно, и разыгрался последний акт драмы Джинчу. Кеншин сделал глоток чая и немного поёжился под тонкой юкатой. Между тем, день уже хорошо разогрелся и грозил обернуться жарой. Для озноба не было причин, если только… Его тело ещё никак не подстроится под нормальную температуру, догадалась Каору. — Кеншин, — она коснулась его перебинтованного плеча. — Пожалуйста, вернись в постель. Ну хотя бы ещё два денёчка полежи, прошу… Ты слишком измотан последними событиями. Кроме ран есть же ещё общее истощение. Мегуми говорит, что на полное восстановление твоей нервной системы уйдёт месяц, а то и больше… Он внезапно взглянул на неё в упор и перехватив запястье, переплёл её пальцы со своими. У Каору заколотилось сердце. Кеншин крайне редко позволял себе с ней подобные вольности. Только когда был по-настоящему чем-то взволнован или озабочен. Похожим образом он вёл себя перед уходом в Токио и вот совсем недавно — когда решился рассказать историю гибели Томоэ. У Каору засосало под ложечкой от дурного предчувствия. — Вы слишком волнуетесь обо всём этом, Каору-доно, вот что я скажу, — он заговорил в своей напористой, безапелляционной манере. Сейчас в нём не осталось и следа дурашливого рурони, мечтающего о бане. Он поморщился и коснулся перебинтованной рукой виска. — Мегуми-доно постоянно даёт сонный порошок. Из-за этого ваш покорный слуга уже не понимает где сон, а где явь. Развивается дезориентация. Вашему покорному слуге от этого ещё хуже. Он бы предпочёл сохранять ясный ум. Хотя бы для того, чтобы понять, что происходит с вами, Каору-доно. Каору могла поклясться, что в потемневших фиолетовых глазах мелькнули две золотые искры. Никак он сердится? Восстал с одра и уже почувствовал неладное? Что ж. Недаром она всегда опасалась феноменальной интуиции экс-хитокрири. — Со мной-то как раз всё нормально, — деревянным голосом произнесла Каору. — С чего ты взял, что со мной что-то происходит? Ну, да…пришлось вчера выпить сакэ с этим треклятым подрядчиком, но это же не бог весть что. Но он сказал, что сбросит половину стоимости.Нам же надо ремонтировать ворота.и остальное… Она ненавидела себя за эту ложь, но рассказывать о снах и страхах, сделке с Сайто. Нет. Только не это. Только не сейчас. — Вашему покорному слуге уже надоело слушать историю про подрядчика, вот что я скажу, — он отпустил её руку, но не отвёл раздражённого взгляда. — Вам нет надобности скрывать… Ваш покорный слуга всё равно почувствует… Каору-доно, — его голос дрогнул. — Я слышу как вы плачете. Каждую ночь. А вчера около вашей комнаты я нашёл вот это. Он извлёк из рукава смятый белый платок с вышивкой «Фуджита Горо» и положил его между ними символическим барьером. Каору бросило в жар. Сайто бы повеселила эта сцена. — Во что вас вовлёк Сайто, Каору-доно? — тихо, но с едва заметным нетерпением поинтересовался Кеншин. Скорее это ты вовлекла Сайто в свои проблемы, Каору-доно. И Шиномори Аоши. Было бы глупо даже пытаться что-то скрывать от Кеншина. Он может прикидываться рурони сколько угодно, но не терпит, когда ему пытаются морочить голову. Эту особенность мечника Каору тоже очень хорошо изучила. Но, обладая известной сноровкой из Кеншина вполне можно было вить верёвки. Как там говорил Сайто? Упакуй одну ложь в другую… — Прости, — прошептала она и всхлипнула. — Я не знала как сказать… — Сказать что, Каору-доно? — Про деньги, — Каору потупила глаза, — Сайто и Аоши…они действовали по просьбе министра Ямагаты Аритомо. Он распорядился открыть счёт на моё имя. После того как ты отказался.Вчера мы были в банке Нихон Гинко. Я могу пользоваться этими деньгами в любое время, но по факту - они твои. — Деньги? — его раздражение стало вытесняться растерянностью. — Какие деньги? — Восемьсот иен ежемесячно…За твои заслуги перед Патриотами, — пролепетала Каору, пытаясь скрыться от его вопрошающего взгляда. Чувствовала она себя отвратительно. — Они же тебе это предлагали… Но ты отказался. Ну вот. Теперь он помрачнел. До чего же с ним трудно. С этим Химурой Кеншином. Будет играть в молчанку, пока она ещё что-нибудь не скажет. Вот как это у него получается? — Кеншин, я бы ни за что на это не согласилась, — горячо заговорила она. — Я знаю, что ты против того, чтобы тебя признавали героем Реставрации. Ну, предположим это я ещё могу понять. Но как ни крути, ты помогаешь правительству Патриотов и сейчас. Ты избавил их от проблем с Шишио, а тот, между прочим, успел сформировать тайную армию по всей стране… Кеншин, а когда была разрушена киотская «Аойя», то Онивабан спокойно отремонтировали её на правительственные деньги… Я подумала, что в этот раз… Он внезапно повернулся к ней всем корпусом. Несобранные волосы растеклись по плечам. Каору почувствовала как его ки полилось лаской...Всё-таки он любит её. Пусть даже может быть как младшую сестрицу…но всё же...Ещё больше захотелось рыдать… — Каору-доно, — он коснулся рукой шрама, словно напоминая себе кто он такой и где его место. — Вероятно во всём Токио не найдётся девушки, которая столько всего пережила из-за одного бродяги. Вашему покорному слуге нет прощения. Он сеет одну лишь бурю. Каору в испуге вскинулась. Сейчас он снова скажет, что ему не место подле неё. Она уже было открыла рот, чтобы начать возражать, но он слегка коснулся указательным пальцем её губ, словно призывая помолчать и продолжил. — Вчера ваш покорный слуга обошёл додзё и пришёл в ужас. Ворота снесены, внешний двор в руинах, тренировочного зала — считай, что и нет… Что бы сказал ваш покойный отец, доведись ему увидеть сейчас место, которое он строил с такой любовью? Какова бы была реакция вашего отца, узнай он о том, что в созданной им школе возрождающего меча обосновался хитокири, отправивший на тот свет не одну сотню людей… Каору уже знала, чем закончится этот спич и моментально встала в оборону. — Не смей придумывать за моего отца! Он сам участвовал в двух войнах и уж точно не занимался там проповедями… Камия Кашин — стиль мирного времени… Кеншин снова коснулся ладонью её губ — Ваш покорный слуга иногда не в силах совладать с вашим темпераментом, Каору-доно, — он улыбнулся одними глазами. — Вы не дослушали. А это важно. Ваш покорный слуга действительно попробовал поставить себя на место вашего отца. Наверное он был бы в бешенстве, узнай как несладко пришлось вам после знакомства с Химурой Баттосаем. Но наверное он пришёл бы ещё в большее бешенство, если бы узнал, что ваш покорный слуга оставил его храбрую маленькую девочку одну — восстанавливать разрушенное по его вине додзё. У Каору защипало в носу. Кеншин такой Кеншин. Но похоже ей всё-таки удалось перенаправить его внимание с одного обмана на другой. Кеншин, тем временем, продолжал свой монолог. — Ваш покорный слуга отказывался от денег правительства Мэйдзи, поскольку не хотел принимать плату за услуги хитокири. Кроме того, он никогда не был привязан к одному конкретному месту и хозяйству. Ему самому нужно совсем немного...Вы знаете, что единственный опыт оседлой жизни у вашего покорного слуги был совсем коротким...Чуть меньше полугода. И он был, — тут голос Кеншина стал глуше. — Не совсем настоящим...Но даже этот опыт кое-чему его научил. Человек может обходиться без денег. Но дом — нет... Всегда нужны средства на его содержание. Мне казалось мы неплохо справлялись последние полгода...Но после таких разрушений мы не восстановим додзё, даже если всей компанией, включая Яхико, будем давать уроки во всех токийских школах кендзюцу... Одним словом, Каору-доно, вы можете не переживать и использовать эти деньги на своё усмотрение. Ваш покорный слуга не будет в этом препятствовать. Но не лишайте вашего покорного слугу возможности помочь вам и своими руками. — Кеншин шутливо отсалютовал перебинтованной ладонью. У Каору отлегло от сердца. Этот раунд остался за ней. Пусть она и завела рурони за угол, но только лишь ради его собственного блага. Когда-нибудь она найдёт возможность признаться ему во всём. — Но Каору-доно, — голос Кеншина снова наполнился обманчивой мягкостью. — Неужели для того, чтобы уговорить вас принять предложение министра Ямагаты, Сайто и Шиномори потребовалось вас подпоить? — Кеншин! — Ты даже не представляешь как трудно мне было пойти на это. А после того как мы сходили в банк, я боялась возвращаться домой… Вот мы и зашли в трактир… Кеншин махнул рукой, словно предлагая закрыть эту тему. — На самом деле, вашего покорного слугу волнует другое, Каору-доно. — в фиолетовых глазах снова блеснули золотые огни. — После возвращения у нас почти не было возможности побыть наедине. Но все это время, несмотря на сонный порошок Мегуми-доно, ваш покорный слуга чувствовал, что ваш дух неспокоен. Почему вы плачете по ночам? Это…возможно.что из-за вашего заключения на острове. Эниши...он был…он ничего плохого вам не сделал? — выпалил Кеншин, мучающее его подозрение. Ах вот, что его беспокоит! Эниши… Конечно. Ну, на этот вопрос она ответит как можно короче. — Ничего плохого он мне не сделал, Кеншин, — ровным голосом произнесла она. — Если только не считать, что он целыми днями рубил деревья своим мечом и кричал, что убьёт тебя. Это было не очень-то приятно наблюдать. Но по-крайней мере я знала, что ты ещё жив. Что касается насилия, то он не применяет его по отношению к женщинам. Вроде как объясняет это тем, что ему запрещает Томоэ. — Я должен быть ей за это благодарен. — прошептал Кеншин, накрыв её ладонь своей. Они помолчали. Его теперь уже ласковые глаза излучали тепло и сожаление. Каору зажмурилась, собираясь с мыслями. Может стоит сейчас ему во всем и признаться? Раз и навсегда разрешить все сомнения? — Но ты прав, Кеншин. Есть кое-что, что меня беспокоит. И это не касается Эниши… Это касается тебя… Я вижу, что история повторяется. Всё это уже было с нами после твоей схватки с Шишио. И разрушенная Аойя…и дыхание смерти и раны… В Киото ты целую неделю не приходил в сознание. Но мы вернулись домой и я видела, что ты был счастлив… Он внимательно следил за её речью, пытаясь понять к чему она ведёт. Каору затылком почувствовала как снова растёт его напряжение. — Да, Каору-доно…ваш покорный слуга был счастлив как никогда, — проговорил он с какой-то отчаянной убеждённостью. — Но сейчас…все не так. Я чувствую, что ты полон сомнений. Эта схватка с Эниши разбередила твою душу. Вернула тебя в прошлое из которого я не могу тебя вытащить… И я боюсь, что ты уйдёшь, — наконец призналась она, опуская глаза. — Когда тебе плохо, ты всегда замыкаешься и стремишься остаться один. И никто из нас…и даже я...мы не можем тебе помочь. Это невыносимо — оставлять тебя наедине с твоими призраками, Кеншин! Каору почувствовала как непослушные слёзы все-таки полились из глаз. Какая же она всё-таки жалкая плакса. Вчера рыдала в присутствии Сайто и Аоши. Сегодня расклеилась перед Кеншином, хотя неделю назад дала себе (и Мегуми) обещание сохранять в его присутствии оптимизм. Кеншин придвинулся к ней вплотную. — Каору-доно — прошептал он, с нежностью очерчивая ладонью контур её лица. — Эта история закончилась. — Прости Кеншин. Я никогда не умела держать себя в руках, — Каору утёрла слёзы и постаралась улыбнуться. Он, не спешил убирать руку от её лица. Пробежавшись по подбородку, его пальцы коснулись волос Каору и завели за ухо выбившуюся прядь. — По правде сказать, Каору-доно, ваша несдержанность всегда восхищала вашего покорного слугу, — сказал он. — С того самого дня, когда вы, размахивая шинаем, погнались за ним с криками «Стой, Хитокири Баттосай». Это было невероятно, вот что я скажу. — Правда, Кеншин? — она прижалась к его тёплой ладони, наслаждаясь редкой интимностью сцены. Но Кеншин внезапно высвободил руку и заговорил с несвойственной ему горячностью. — Каору-доно, вашему покорному слуге безмерно жаль, что пришлось поделиться своей ношей, да и ещё в таких обстоятельствах...Ваш покорный слуга надеялся, что его прошлое догонит нас обоих не столь быстро… Что история этого шрама будет рассказана по-другому...Теперь, — он запнулся, очевидно не найдя нужных слов. — Как бы там ни было, та сцена…То, что произошло перед моим уходом в Киото. Это больше не повторится, вот так вот. Ваш покорный слуга оставит вас только в том случае, если вы сами этого захотите, Каору-доно. Каору вздохнула, коснулась рукой щеки, всё ещё хранящей тепло его ладони и устремила взгляд на водяные лилии, покачивающиеся в пруду. — Как я рада, что Эниши и его бандиты сюда не добрались, — сказала она. — Ты создавал это место с такой любовью, Кеншин. — Может быть когда-нибудь мы и запустим сюда рыбок… — Я сделаю всё, что вы пожелаете, Каору-доно. Всё что только захотите, — внезапно хриплым голосом сказал он. — Каору обернулась и снова встретилась с его странным, поблёскивающим золотом, взглядом. Если я сейчас скажу ему — Кеншин, давай жить вместе. Как муж и жена, он же не откажет, потрясённо подумала она. Он кивнёт, улыбнётся одними губами и скажет — «Конечно, Каору-доно. Если это сделает вас счастливой, Каору-доно». Но это не принесёт счастья ему. И, чёрт возьми, мне совсем не хочется, чтобы он считал нашу совместную жизнь частью своего искупления. Мы всё ещё далеки друг от друга, рурони. — Кеншин, позволь мне сегодня помочь тебе с мытьём головы, — пожалуй сейчас её голос звучит слишком оптимистично. — Я подумала, что с одной рукой — ты наверняка не справишься. Я же права? — Конечно, Каору-доно, — А вот и звонкоголосый рурони вернулся. — Ваш покорный слуга будет счастлив принять вашу помощь, Каору-доно.