Расследование Кота Нуара, все улики ведут к...

      Выходные пролетели незаметно, проскользнув серой тенью в веретене событий, с космической скоростью сменяющих друг друга. Выбившаяся из привычной колеи жизнь постепенно возвращалась в размеренный ритм будничных дней. Школа-дом-школа-дом. И так по заведенной пластинке до следующих выходных.       Маринетт, окунувшаяся за пригоршню выходных в омут недетских проблем, была рада возвращению в школу. В серые будни насыщенность красок неожиданно падала, уходя в минус. Жалкое подобие стабильности, что ощущалась на пороге учебного заведения, полностью удовлетворяло девушку. Спокойствие приятной волной разливалось по телу, когда они с Альей стояли в длиннющей очереди в столовой за горячим капучино с корицей и ее излюбленными круассанами с клубничным джемом, когда они тихо перешептывались на уроках и делились интересными историями, когда им не приходилось думать о спасении сотен жизней, когда они были просто детьми.       Понедельник вызвался быть обыденным, без всяких происшествий, служа несомненным гарантом стабильности. Маринетт несла небольшую стопку учебников, при том слушая новые сенсации, готовые, по словам подруги, взорвать весь интернет в по щелчку пальцев. Алья рассказывала много, долго и очень воодушевленно: в золотых радужках блестело настоящее, практически осязаемое безумие. Она была помешана на сенсациях, грозясь однажды стать ею. — Понимаешь? — изумленно проговорила рыжеволосая, указывая на мелькающие в телефоне картинки — скриншоты, сделанные на одном из первых новостных французских сайтов. — Хотела бы и я однажды написать что-то подобное… Кстати… — физиономия Альи приняла задумчивый вид, — ты слышала последние новости?       Маринетт, витающая в облаках среди мечт о кругосветном путешествии на величественном корабле, призвании одного из лучших дизайнеров мира, вечной любви, наконец вернулась в реальность. Ее темные брови были сведены к переносице; она нахмурилась, словно пробуя на вкус данный вопрос. Многое произошло за считанные дни, так что предположений оказалось не мало. Маринетт решила, что не будет тыкать пальцем в небо. Шанс попасть в нужное созвездие — один на миллион. — Ты сейчас о чем? — произнесла девушка, когда они остановились возле расположенного в южном крыле здания ряда с синими шкафчиками. — Просто столько всего произошло, и… — Да, я понимаю, — Алья одобрительно кивнула, переместив из большой сумки лавандового цвета стопку блокнотов с пометками. — В общем, по школе в некоторых кругах прошелся слушок, — она по-лисьи сощурила глаза, наклонилась к подруге и шепотом произнесла: — Месье Агрест, отец Адриана, попал в аварию. Говорят, это не случайность, а чей-то хорошо исполненный план.       Губы Маринетт резко сложились в трубочку от удивления, образуя своеобразную «о». Она была действительно поражена и раздосадована: месье Агрест был поистине гениальным дизайнером, одним из величайших, а тут произошло такое. Скорее всего к этому кто-то приложил руку — у такого успешного человека наверняка много недоброжелателей, которые хотели бы избавиться от него.       Вообще, как сейчас заметила азиатка, Адриан не появился в школе, хотя прошел первый урок. Юноша никогда не позволял себе опаздывать, он был слишком пунктуальным и воспитанным, это было для него чем-то непозволительным. Маринетт слишком отделилась от реальности, размышляя продолжительное время о произошедшем, в частности о сообщении Нуара, на которое она ответила поздней ночью, спросив о положении его дел, что и не заметила отсутствие Адриана. — А еще, думаю, ты заметила, что отсутствует не только Адриан, — она бросила мимолетный взгляд на стоящий на противоположной стороне шкафчик. — Сабрина сказала, что Хлоя вызвалась помогать ему. Сомневаюсь, что из добрых побуждений. — Не знаю… Но, думаю, не нам судить о намерениях Хлои, — мгновенно отозвалась девушка, столкнувшись с недоуменным взглядом подруги. — В любом случае, Адриану сейчас нужна поддержка, крепкое дружеское плечо под рукой. — И, боже, как же вовремя Хлоя подставила это «крепкое дружеское плечо», да? — саркастическим тоном произнесла Алья, скрестив руки на груди. — Ты же знаешь: я ей не доверяю. Мы должны поддержать Адриана. Смекаешь? — О, чудесные Божьи Коровки, я узнаю этот взгляд, — нотки обреченности послышались в мелодичном голосе. — Что ты задумала на этот раз, Алья Сезер? — Ничего особенного, просто акт дружеской поддержки с нашей стороны, — невинная улыбка появилась на лице рыжеволосой. — Ведь Адриан наш друг, верно? — она вновь по-лисьи сощурила глаза. — Это Триккс на тебя так повлиял или у тебя и до этого были лисьи повадки? — театрально задумалась Маринетт, приложив согнутую в кулак ладонь к подбородку. — А если серьезно, то… что ты придумала? — Нам нужно навестить Адриана, но, к сожалению, у меня сегодня не получится из-за неких семейных обстоятельств. Нино тоже не сможет, мы уже списались. Остаешься только ты, — Сезер невинно похлопала глазами, ткнув указательным пальцем в лучшую подругу. — Что? — изумленно отозвалась девушка, осознавая смысл произнесенных слов. — Ты хочешь, чтобы я отправилась одна домой к А-адриану? Да ты сошла с ума! — Нет, ты могла бы с собой прихватить Роуз или Марка, но что они ровным счетом знают о нем? Думаю, Адриан не хочет видеть посторонних людей. Они ведь и не друзья. Неужели ты хочешь, чтобы он разочаровался в тебе? — Порой мне кажется, что твоим наставником был сам Дьявол, Алья. Хотя, ты бы и того заговорила. Уж знаю я тебя, — девушка недовольно фыркнула, уставившись на рыжеволосую. — Но делать нечего… я согласна. И лишь потому что Адриан — мой друг. — Вот и славненько! — послышался одобрительный возглас.       Алья, в голове которой в крохотное мгновение порождались сотни идей, подробно рассказывала подруге, что говорить опечалено-разболевшемуся юноше, какие вещи занести ему, вроде цитрусовых и теплого шарфа (осень закрутила Париж в водовороте дождей и холода), что не стоит упоминать при разговоре. У Маринетт складывалось впечатление, что девушка продумывала это в течение нескольких дней, но нет.       Наконец прозвенел звонок, отвлекающий рыжеволосую от своеобразного монолога — в данной ситуации говорила только она, а Маринетт, в свою очередь, молчала, иногда кивая или проговаривая едва слышимое среди раздававшегося гула в школьных коридорах «угу», сильнее кутаясь в свитер горчичного цвета — то ли от нахлынувшего волнения, то ли от поселившегося среди стен призрачного холода.       В кабинете химии наконец появилась запыхавшаяся учительница, что прижимала к своей груди стопку учебников, одновременно поправляя съехавшие с переносицы очки. Постепенно разговоры среди учащихся сошли на нет, и мадам Менделеева начала урок с объяснения новой темы. Маринетт, обычно внимательно слушающая речь учителя, обеспокоенно выводила неровные буквы на тетрадном листе.       С каждой пройденной минутой необъяснимое, казалось бы, беспричинное беспокойство усиливалось. Ничто не помогало отвлечься: ни размеренный голос учителя, ни рисование эскизов на чистых листах. В Маринетт словно пробудилось шестое чувство, порождающее в ней сомнения. Быть может, Адриану не нужна ее поддержка?       «Нет, это полнейший вздор!» — Вижу, Маринетт, ты слушала меня внимательно и готова решить задания у доски, — голос мадам Менделеевой разрушил воцарившуюся тишину. — Давай, бери маркер, нечего сидеть! — Задание семь на странице сорок восемь, — шепотом проговорила Алья, заметив смятение подруги, что медленно поплелась к доске, попутно пытаясь вникнуть в суть написанного в учебнике. Не помогло, к сожалению. И это только начало нового дня. И какая, к черту, стабильность кроется в буднях?

***

      Маринетт стояла возле двери, нервно переминаясь на носочках, поправляя прикрепленный к футболке значок, с волнением прикусывая нижнюю губу. Она не знала, почему в течение семи минут, растянувшихся в протяжное «вечность», ей так и не удалось пересилить свое волнение, отдающие дрожью в коленках, и нажать на одну кнопку.       Казалось, словно здесь есть черта, проведенная до начала совершения действия и после. Последнее непременно растянется в последствие — хорошее или плохое в отношении нее. Какой из двух вариантов выпадет не знает никто. В этом и кроется сложность принятия решения, побуждающего к действию — страх, что кубик упадет не той стороной, и ты окажешься в проигравших.       Но так важен ли в подобного рода ситуаций исход? Любое бездействие в данном случае необходимо счесть проигрышем, действие — вершиной триумфа. Васильковые глаза вновь сфокусировались на сером механизме, отчего-то сочащимся яркостью осенних оттенков, рябью в отражении зрачков. Что-то в районе живота неприятно сжалось в крохотный комочек, а по позвоночнику змеиным скольжением промелькнула стайка мурашек.       Одно короткое мгновение растянулось на несколько циклических вечностей. Указательный палец, на котором загадочно поблескивало серебряное кольцо, потянулось к серой кнопке. Бьющиеся в абсолютно скачкообразном ритме сердце вдруг замерло, кажется, провалившись от нахлынувшего с новой волной страха под ребра. Соприкосновение подушечки пальца с гладкой поверхностью произошло в считанные доли секунды, так что девушка и не поняла, что именно произошло. Гулкий звон мгновенно раздался на противоположной стороне, скрытой за возведенным забором; послышался чей-то ворчливый голос.       Маринетт встрепенулась, вырвавшись из некого транса, с неким опасениям вслушиваясь в дальнейшую череду звуков: песнь мелодичного голоса, металлический скрежет, недовольное бормотание, приглушенные шаги, протяжный писк, скрип железных петель. Из-за ворот вынырнула знакомая фигура, укутавшаяся в клетчатый плед красных оттенков. Выглядела она весьма уставшей, сонной, выжатой, точно лимон, с непривычно синими мешками под глазами и без косметических средств. Хлоя Буржуа — без-пяти-минут-королева-Парижа — выглядела слишком домашней, уютной, в ней хотелось закутаться, как в шерстяной плед в холодные (особенно длинные) осенние вечера. — Хм, Маринетт? — задумчиво произнесла Хлоя, по привычке растягивая последнюю гласную в ее имени. — Это было вполне ожидаемо. — Что, прости? — непонимающе отозвалась девушка, смущенно смотря на поправляющую съехавший плед одноклассницу, что бросила на нее полный неприязни взгляд. — Говорю, было вполне ожидаемо, что ты придешь поддержать его, — прозвучало слишком сухо, холодно, отрешенно, так, словно ей все равно. — Да, мы ведь с Адрианом д-дру… — ее щеки залились алым румянцем, а ладошки, ухватившиеся за ручки подарочного пакета, вспотели. — Друзья? — девушка усмехнулась нарочито ядовито. — Брось, Маринетт, все видят, как ты смотришь на него. Подобно изголодавшейся псине, перед которой мелькает кусок мяса. Ты влюблена в него, он в тебя — нет, — острием кинжала под ребра, прямо в цель. Браво, Хлоя, ты умеешь выбивать почву из-под ног людей. — Но… я пришла, чтобы… — героиня парижская запиналась в потоке собственных мыслей, спутавшихся под корочкой пылающего стыда. — Чтобы… — Чтобы что? — блондинка издевательски выгибает брови, смотрит на нее взглядом диким, усмехающимся, готовясь в любое мгновение ожалить ее. Не все переносят пчелиный яд, для некоторых он губителен. Хлоя умело пользуется этими сведениями. — Чтобы поддержать Адриана. Я даже принесла подарок от нашего кл… — Маринетт вновь не успела договорить, как из ее рук бесцеремонно вырвали подарочный пакет. — Адриану сейчас не до посетителей, — сурово произнесла девушка. — Так что можешь идти, Маринетт. Будь уверена, Адриан в надежных руках. «В моих», — мысленно добавляет она.       Хлоя, вышедшая к ней несколькими минутами раннее, ретировалось, одним движением перекрывая вход посторонним. Она возвращалась в бумажный дом размеренным шагом, с гордо выпрямленной спиной, изящно сунув предназначенный для Адриана подарок в руки лакея. Маринетт стояла и смотрела, не в силах пошевелиться. Стыд, неловкость, сомнение, злость сплелись воедино, смешиваясь в своеобразную кашицу, мешающую трезво размышлять. Ей бы стоило бросить что-то колючее, колкое, ядовитое вслед Буржуа, но кроме тяжелого вздоха из ее груди ничего не вырвалось. Черные полотна сошлись прямо перед ее носом.       Еще несколько секунд девушка удивленно-шокированным взглядом буравила преграду, разделяющую ее с Адрианом, а потом наконец сообразила, что со стороны это выглядело нелепо и несуразно. Бросив гневный взгляд на серую кнопку, она развернулась и медленным шагом поплелась вдоль шоссе. В голове набатом пробивалась одна-единственная мысль: как она докатилась до этого, мать его?       Хлоя Буржуа с ее надменно-напыщенными взглядами, маской гнетущего высокомерия, лисьим прищуром и внешностью несомненно аристократической знала себе цену. Но и Маринетт не промах, не какая-нибудь серая мышка, плачущая на переменах в туалете из-за режущих копьями слов какой-нибудь девочки с корнями, кажется, слизеринскими. Она — одна из лучших учениц в ее группе, заведомо обреченный на успех дизайнер, понимающая и поддерживающая окружающих девочка, да и в конце концов парижская героиня — позволила так глумиться над собой.       Это же несмешно.       Погрузившись в собственные раздумья, Маринетт не сразу осознала, что это у нее вибрировал телефон в кармане брюк. Все ее мысли были полностью сфокусированы на это светловолосой чертовке, что любила подпортить жизнь окружающих своим скверным характером. Опомнившись, девушка потянулась за мобильным устройством, которое чуть не выскользнуло у нее из рук. «Дурацкий день», — пронеслось в голове в который раз за сегодняшний день. — Алло, — монотонно проговорила она, желая узнать кто ей позвонил и как можно быстрее добраться до дома, чтобы плюхнуться на кровать и желательно больше никогда не подниматься с нее. — Маринетт? — послышался знакомый голос с другого конца провода. — Ты сейчас занята? — смущение юноши, кажется, передавалось через экран. — Нет, — мгновенно отозвалась девушка, заворачивая за угол — сектор с частными домами в этой части плавно перемешивался с масштабными постройками центральной части города. Гул снующих туда-сюда машин и людей заглушал прочие звуки. — А что? — Я подумал, может быть ты составишь мне компанию, и мы выпьем кофе? — Маринетт остановилась возле светофора, на котором горел красный. — Прекрасная идея, жаль, что я не пью кофе, — ее губы мгновенно растянулись в улыбке, после того, как она услышала тяжелый вздох по другую сторону экрана. — Но я безумно люблю бергамотовый чай. — Бергамотовый чай, говоришь? — в тон ей ответил юноша. — У меня есть одна идейка… Встретимся через час в парке, что недалеко от нашей школы. Отказы не принимаются. До встречи.       Маринетт замерла, точно восковая фигура, ошарашенно смотря на экран телефона. Внутри что-то ликовало, взрываясь миллиардами фейерверков. Кажется, ее только что пригласили на свидание. Она сказала «да». Вот так просто, непринужденно, словно делала это не один раз. Внутри не было никаких противоречивых мыслей, которые по обыкновению роились в ее голове, когда дело касалось Адриана Агреста, либо Кота Нуара. С Лукой было проще — рядом с ним она чувствовала раскрепощенность с толикой смущения, а еще уверенность, разливающуюся приятным теплом по венам. Наверное, причиной этого является симпатия, основанная лишь на хорошем представлении о человеке, схожести увлечений и заинтересованности в его персоне. Маринетт не влюблена в Луку, но начало пути уже проложено: кто знает, к чему это приведет?       «К черту последствия», — думала она, когда поправляла прическу, заправляя выбившуюся прядь волос из общей композиции, когда красила губы алой помадой, смотря в миниатюрное зеркало, когда шла размеренным шагом по набережной, постепенно приближаясь к месту назначения. Пришла Маринетт, к слову, вовремя, секунда в секунду. В парке, заполненном большим количеством людей, было тяжело найти юношу — перед глазами постоянно мелькали разноцветные плащи-курточки, смешиваясь вместе с красными-золотыми-оранжевыми листьями в пеструю гамму оттенков. Маринетт, стоя возле беседки, упорно пыталась разглядеть среди прохожих друга, но синей макушки не было в толпе. Она раздосадованно посмотрела на заставку с часами на мобильном думая о том, что тот опоздал, как вдруг ощутила на своей плече чью-то ладонь. Лука подошел к ней со спины. — Эй, попрошу поосторожнее, месье! — девушка охнула, положив ладонь на сердце. — Право, знаешь, как я испугалась? — они оба залились смехом. — Я не хотел пугать тебя, Маринетт, — на его щеках выступили ямочки. — Просто ты так быстро переместилась от центрального входа до… а что это, кстати, за место?       Юноша огляделся: вокруг возвышались платаны, аккуратно рассаженные в ровные ряды по площади территории парка, справа от него на расстоянии вытянутой руки располагалась беседка белого цвета с крышей из коричневой черепицы, а под ногами расстилался позолочено-алый ковер. — Это небольшое ответвление, если так можно выразиться. Отсюда видна центральная часть парка, тропинка, по которой проходит большинство людей. Я пыталась отыскать тебя среди них, но… Кстати, где ты меня увидел? — Еще на перекрестке, я пытался докричаться до тебя, но ты видимо не слышала, а потом загорелся красный свет, и мне пришлось ждать, когда загорится зеленый. — О-оу, прости… Я просто была погружена в свои мысли и… — действительно, на протяжении всего пути девушка прокручивала сотни мыслей в своей голове, осторожно рассортировывая их по полочкам. — Извинения приняты, — на его лице вновь просияла улыбка. — Прогуляемся? — он бросил взгляд на тропинку, отклоняющуюся от центральной дорожки.       Медленным, нерасторопным шагом они отклонялись от от центральной части парка, попутно обсуждая много тем, но в основном творчество. Лука был не просто мальчишкой, играющим на гитаре для того, чтобы привлечь внимание влюбчивых девчонок. Музыка была не просто увлечением, а страстью его жизни, в которую он нырял с головой. Маринетт, по правде говоря, завидовала ему — ей бы хотелось погрязнуть в водовороте пестрой одежды из батиста и шелка, днями-ночами напролет создавать новые дизайны, писать историю моды здесь и сейчас, но статус героини не позволял. Слишком много обязанностей для одной маленькой девочки. — Слышала, ты сейчас работаешь над своим альбомом? — ей правда интересно. — Да, мой первый сольник почти что готов, но я сомневаюсь, — откровенно ответил ей юноша, понуро опустив голову. — Боишься? — Маринетт известен этот жуткий мандраж, такой она испытывала в то мгновение, когда передала папку с эскизами месье Агресту. «Который сейчас лежит в больнице, возможно, уже покойником», — подсознание как всегда выбросило на поверхность наихудшие мысли, не озвученные раннее. — Не совсем. Мне кажется, что работа еще сыровата. Чего-то в ней не хватает, но в то же время она переполнена эмоциями, понимаешь? — его взгляд переместился с сухой листвы, шуршащей пол ногами, на нее — девочку с покрасневшим от холода носом. — Да, в этом состоит некий оксюморон созидателей: мы отдаем слишком много своих чувств, порой без остатка, но, кажется, словно этого недостаточно. — Верно, — Лука одобрительно кивнул, вновь обращая свой взор на нее. — К тому же, чтобы наполнить свое творчество чувствами, необходимо сначала самому ощущать хоть что-то. — Какое чувство тебя больше всего вдохновляет? — неожиданно для самой себя спросила Маринетт, прокручивая в своей голове возможные варианты событий. — Наверное, стоило бы ответить что-то банальное, вроде «влюбленности», но нет, это не про меня, — он помотал головой из стороны в сторону и усмехнулся. — Меня наполняет прежде всего чувство свободы. Вообще что такое свобода? Это смесь безумия, азарта, когда в твоей крови бушует адреналин, тебе кажется, словно весь мир принадлежит тебе, ты волен делать все, что пожелаешь. Разве есть более прекрасное и трепетное чувство, чем свобода? — Разумеется, и это любовь, — мгновенно ответила девушка, услышав смешок со стороны одноклассника. — Неужели ты никогда не был влюблен? — ее губы сомкнулись в удивленном «о». — Ты путаешь любовь и влюбленность, Маринетт. Да, я был влюблен, причем не единожды. Влюбленность крайне переменчива, она быстро ускользает, едва ли ты успел испробовать ее на вкус. Что до любви, то нет. Но люди говорят, что она медленно дурманит тебя, как бокал вина. Однако люди быстро привыкают к дозировке, больше не получая былого удовольствия. Любовь — рутина и серость людского бытия. — Знаешь ли, свобода тоже переменчива и имеет свойство ускользать, — туманно отозвалась Маринетт. — Нет, влюбленность/любовь — химическая реакция, синтез фенилэтиламина и дофамина. А свобода — это душевное состояние, которое кроется не в окружающей действительности, а в твоем восприятии мира. Люди не выбирают любовь, но их сердца выбирают свободу. Это осознанное решение. — Знаешь, хотелось бы возразить, но ты говоришь так уверенно, так… — девушка не находит слов, лишь смотрит на него. — Ты особенный, Лука. Твое мышление, образ твоих мыслей отличается. Думаю, этим ты покоришь множество сердец. — Я бы хотел покорить лишь одно, — шепотом, едва приоткрывая губы, в немом движении.       Они добрались до черных ворот с острыми зубьями, ограждающих территорию парка, а после повернули назад, желая поскорее вернуться к центральной дорожке. На улице холодало, и теплый осенний свитер с длинными рукавами абсолютно не согревал. Девушка каялась, что не оделась теплее. — Ты замерзла? — поинтересовался юноша, заметив, как Маринетт ежилась от потоков холодного колючего ветра. — Да, что-то резко похолодало… — на ее плечах мгновенно оказалась мужская курточка. — Спасибо, — девушка благодарно кивнула. — Что там происходит? — он сощурился, вглядываясь вдаль сквозь усиливающиеся порывы ветра, которые собирались возле фонтана с журавлями в своеобразное торнадо.       Героиня в красном поняла без слов: очередное вмешательство злодеев в жизнь города. Она тяжело вздохнула, мысленно попрощавшись с наступившими размеренными буднями. Нужно было как-то действовать, но бросить Луку одного она не могла, ровным счетом, как и превратиться в Баг. Оставалось лишь выжидать подходящий момент.       Небо затянуло свинцовыми тучами, что, казалось, были готовы в любое мгновение обрушиться на землю. Щелчок. Яркая вспышка молнии озарила весь парк, а затем наступил мрак, растворяющий в себе все лица и объекты, размазывающий по пространству свои чернильные разводы. Всполохи пламени с другой части парка вспыхнули в темноте, сквозь которую она увидела их — монстров, сотканных из темной материи, пожирающих огонь подожженных молнией деревьев. — Носители талисманов удачи, я обращаюсь к вам, — послышался чей-то грубый голос, раздающийся эхом по всей территории. — Отдайте камни чудес, иначе этот город поглотит тьма, а затем еще сотни и сотни городов. А сколько жизней она унесет… Готовы ли вы проверить это? У вас есть время до заката завтрашнего дня, иначе наступит конец.       Пророкотал гром.