VI - The Lovers

      Это остается несказанным, но, уже впервые открыв глаза и еще не научившись заново думать словами, Эри знает, что Асру она видела раньше. И дело вовсе не в умном слове «запечатление», которое она узнает два года спустя. Эри все же не курица, если не касаться твердости характера: она потеряла воспоминания, а не мозги, и вполне способна сложить вместе две простые истины.       Первая: никто не рождается полноценно физически развитым взрослым.       Вторая: о постороннем с такой самоотдачей, как Асра, заботиться никто не станет.       Это значит: у нее есть жизнь до потери памяти.       Это значит: Асра в той жизни был.       Но он ничего не говорит об этом — и Эри, хоть и хочет, не спрашивает.       Ей немного страшно узнать про ту, другую, жизнь и сравнить ее с нынешней не в пользу последней.       Вряд ли хорошую память ей приходилось бы выдирать из себя с такой болью.       Нет, Эри вполне устраивает ее сейчас, и существовать пропавшим прошлым она не хочет.       Но — не удивляется, обнаружив его на коре старой ивы, выжженой прикосновением Асры и его магией, такой щемяще знакомой. Этот отпечаток былого отлично вписывается в неподтвержденную теорию, и Эри с легкостью принимает, что Асра знал ее раньше, чем она его помнит, и что те годы назад его сердце принадлежало не ему самому.       Эта мысль, однако, заставляет трепетать от обуревающих ее чувств и заплетаться в шагах и мыслях.       Жизнь Эри начинается с Асры — им она и ограничена. Это естественно как дыхание, как ощущение его присутствия, как то, что нельзя достать с неба луну, а Асру — из ее сердца. Эри не может представить себе другого развития событий, потому что такого просто не может быть.       И сама идея того, что Асра мог быть когда-то в нее влюблен, вызывает нервный, почти истерический, но очень радостный смех — и сладостно горькую надежду, что эти чувства не закончились годы назад вместе с высеченным на иве именем.       Подкашивающиеся ноги приводят Эри к библиотеке и, промямлив Порше что-то неразборчивое, она как в трансе заходит внутрь, вдыхая свежий зеленый запах вперемешку со старой книжной пылью. Дрожащие пальцы скачут по корешкам кривыми неровными линиями, и Эри чувствует, как губы сами растягиваются в недоверчивой нервной улыбке.       Эта улыбка мерцает призрачным огоньком, когда она видит воспоминания Асры, — конечно же, всякую дрянь он тут же тянет в рот, честное слово, хуже ребенка! — когда она видит воспоминания самой себя. Другой себя, которую забыла. Которая говорит те же слова тем же голосом и так же не может поверить в то, что Асра на самом деле может иметь в виду то, что говорит.       Теперь, после того, что случилось у ивы, эту сцену она ощущает совсем по-другому, и сладко замирающее сердце трепещет в груди озерной рябью на ветру…       И камнем проваливается в желудок, пробивая дыру до самой пятки.       Ее трясет уже иначе: от стыда, от глупого, иррационального ужаса, будто кто-то мог увидеть ее недавние наивно-глупые мысли и их незамедлительное крушение; трясет от горькой обиды, от тысячи мелких мгновенных чувств, которые раздирают ее вместе с душой на кусочки.       Наверное, нож в животе был бы милосерднее, потому что такой себя Эри и чувствует — глупой курицей с ножом в пузе.       Она отшатывается от красного тома как от чумного, без сил падает в кресло, сцепляя дрожащие руки в тугой замок.       Почему?..       Эри устало трет занывшие вдруг виски.       Она ничего не понимает.       Если Асра любил ее, то зачем…       Почему он тогда?..       В прошлом ее с ним не было — об этом Эри догадаться смогла. Не смогла только понять, куда она подевалась.       Виски гулко стучат, заставляя вспомнить другую сцену.       Маскарад.       И она — привычно нервно отшучивающаяся от комплиментов Асры.       Неужели это — ее вина?..       Эри хочется вернуться в прошлое и пнуть саму себя под задницу. Как можно быть такой слепой курицей!       Впрочем, она и сейчас запросто это могла…       Тишину библиотеки разрывает ее обреченный вздох, и Эри жмурится, готовая заплакать. Ну почему в ее жизни все так глупо и несуразно? Стоило ли вообще узнавать, что Асра что-то к ней испытывал, дьявол знает сколько лет назад, если потом он…       Честно сказать, встреться ей прямо сейчас доктор Деворак, она бы уже не подскакивала от страха, а схватила какую-нибудь книгу потяжелее и запустила ему между глаз!       И Асре, наверное, тоже.       И наплевать, что тома в библиотеке стоят целое состояние, которого у нее нет. У нее вообще ничего нет! Ни прошлого, ни настоящего… Ни Асры — так ей теперь кажется.       Эри чувствует себя несправедливо побитой собакой и злится на собственную глупость. В конце концов, какая разница, с кем годы назад делил постель Асра? Сейчас-то он спал вместе с ней! …Но она обманывает саму себя, потому что разница есть, и с ней он не спал так.       И, может быть, уже не любил ее больше. Она бы себя точно не полюбила. Надо же было просадить подаренный судьбой второй шанс на такой мерзкий, трусливый и вредный характер!       Она так погружается в кипение собственных мыслей, что замечает осторожное и холодное прикосновения Фауст, лишь когда змея обвивает руку и трется маленькой головой ей о грудь.       «Больно?» — с сочувствием спрашивает Фауст и скользит вверх к шее. — «Грустная».       Мягкий язык щекочет щеку, слизывая сорвавшуюся все-таки слезу, и Эри шумно, с хлюпом вздыхает и прижимает Фауст к себе.       Ей все еще больно, конечно, но — не одной — легче.       Зато теперь есть повод поговорить с Асрой и, если найдется смелости, многое у него спросить.       Вот только Эри кажется: не найдется.       Чего-чего, а смелости за пределом снов в ней никогда не находилось.       Курица.