VI - The Lovers

      Эри словно дом, о котором он мечтал в детстве — теплый и светлый, и свой. Ему не хочется уходить. Никогда. Но жизнь с ней словно ходьба по ломкому весеннему льду, и Асра боится упасть, заставить ее все вспомнить, заставить ее все забыть — опять. Человеческое сердце хрупко, и его — не исключение. Каждый раз, когда она почти умирает на его руках, Асра умирает вместе с ней.       Еще одной смерти он может не вынести.       Поэтому проще уходить, даже если совсем не хочется. Даже если он отдал бы весь этот мир и десяток соседних за возможность все время быть здесь, в этой постели, котом свернувшись рядом со спящей девушкой, которая греет дыханием его грудь — и то, что внутри груди, тоже.       Асра тихо вздыхает, сдвигая с ее лица мягкий локон. Накручивает волосы на палец, осторожно, чтобы не разбудить, словно привязывая себя к этому моменту, к этому дому, к самой Эри, которая и есть для него дом. В пустые комнаты, где нет ее, он вряд ли захотел бы возвращаться. В нем еще жива память о том, как тихо и мертво здесь было три года назад.       С Эри тишины не существует, хотя делает она это не специально. Сама не замечая, она вздыхает, бурчит под нос, возмущается в воздух и громко ахает, листая страницы. Ходит, шлепая старыми тапочками по пяткам, даже когда — по ночам — старается быть тихой, чтобы не разбудить его.       Напрасно: он все равно каждый раз просыпается, когда исчезает привычное ощущение тепла под боком. И слушает, слушает, как она ходит по дому, выговаривает что-то Фауст, решившей уснуть поближе к огню, и саламандре, которая уже успела сжечь все дрова.       Асра смеется под нос, представляя ее лицо — возмущенное, с надутыми по-детски щеками.       Это, на самом деле, такое счастье — видеть ее лицо. Не иллюзию, не сон и не воспоминание, с каждым днем пугающе и неизбежно теряющее краски и остроту. Настоящее лицо, с незаметной, если не присмотреться, родинкой под бровью и старым шрамом от кошки на носу — он предлагал его залечить, но Эри не захотела, сказав, пусть Герцогине теперь будет очень стыдно каждый раз, когда она увидит ее нос.       Герцогиня пропала три года назад вместе с жизнью в этом доме, и вряд ли стыдилась даже тогда, но Эри об этом забыла. А шрам остался, тонкий-тонкий, не нащупать и пальцем. Не знай о нем Асра раньше, и не нашел бы. Но он знает.       А Эри — нет.       И не узнает, наверное, уже никогда, потому что он устал умирать вместе с ней, и заставлять ее забывать — снова, и снова, и снова.       Поэтому, как бы ему ни хотелось остаться — в этом доме и в этой постели, — чтобы опять не ошибиться, чтобы опять не поверить, чтобы опять не заставить ее страдать ради шальной и глупой надежды, — лучше уйти.       И лучше всего — уйти прямо сейчас, но Эри прижимается ближе, обжигая через рубашку дыханием, и Асра решает: уйдет он завтра.       А сегодня все-таки можно еще остаться, чтобы согреться внутри на длинный будущий путь.