Почти всё красное

Хлопоты по приготовлению ужина в стиле “а-ля рюсс” отнимали у компании все силы. Дел было невпроворот, и они множились как кролики весной. Генри со второй половиной собирались приехать к семи часам. И к этому времени необходимо было проветрить дом от вони растворителя. С утра пришлось купить еще пару бутылок, потому что при свете солнца обнаружилось, что надо отмывать от краски и диван, на который Ваню силком заволокли, и дверь в комнате Мирона, о которую Ваня облокотился. Но больше всего вонял диван. Женя безуспешно пыталась забить запах краски то с помощью спирта, то духов, то кофе. И каждый раз, обнюхивая мягкую мебель после очередной операции, с горечью убеждалась, что ничто не помогает. Рому огорчало другое: – Жалко, что тут клопов нет. Все до одного бы повымерли. – И в самом деле, вонь такая, будто тут тараканов морили. Ваня внес свою лепту, предложив испробовать лук. Если пропитать диван луковым соком, все остальные ароматы померкнут. Или чесноком… – Спятил! Вот уж лук будет совсем невыносим! – запротестовала Женя. Марк был согласен с Ваней. – Это чеснок совсем невыносим, а лук может пахнуть вполне аппетитно. Сделаем на ужин салат из помидоров с луком, гости подумают, что пахнет от салата. – Так ведь на диване мы будем кофе пить, – скептически заметил Мирон. – Кофе с луком, это, знаешь ли… В итоге в доме устроили сквозняк, пооткрывав все окна и двери. Марк стоял над воняющим диваном и обмахивал его газетами. Все готовящиеся к вечеру блюда обильно сдабривали луком для оправдания атмосферы. По инерции Женя чуть было не заправила им и мороженое. Ценой неимоверных усилий все-таки удалось уложиться с подготовкой к семи часам. По счастливому стечению обстоятельств и Генри, и его жена были сильно простужены. Поначалу они вроде сделали несколько попыток что-то разнюхать своими сопливыми носами, но вскоре от этих попыток отказались и производили впечатление людей, вполне свыкшихся с атмосферой милого дома. Ужин проходил в очень приятной обстановке. Бодрящий аромат кофе смешался с крепким запахом дивана. Генри и Мэри принялись подозрительно часто чихать. Мирон с Генри вспоминали то время, когда они еще снимали одну квартиру на двоих. – Сейчас родители стали наводить порядок в доме, – рассказывал Генри Мирону, – и в моей старой комнате обнаружили твои вещи. – Какие вещи? – удивился Мирон. – Сверток какой-то… Я сегодня не смог заехать в гостиницу, завтра завезу. Ваня переспросил, почему-то ему это показалось важным, а он не был уверен, что все правильно понял. Оказалось, все правильно. – Если твои вещи до сих пор лежат в их доме, значит, ты оставил их там несколько лет назад. Что ж такое, скажи на милость, ты мог забыть и не вспоминать столько времени? – Самому интересно, — развел руками Мирон. — Только из любопытства хочется посмотреть, так-то наверняка те вещи уже не нужны. Поздним вечером гости покинули дом, рассыпаясь в благодарностях за чудесный ужин и без конца чихая. В прихожей вонь была и вовсе непереносимая. Оказалось, Женя в спешке оставила там открытую бутылку с остатками растворителя... Мирон проводил Генри и Мэри до такси. – Вот интересно, как подействует эта вонь на их насморк? – задумчиво произнес Марк, пытаясь заткнуть растворитель свернутой из газеты пробкой. – Излечит или наоборот? — Да выкинь ты эту гадость на улицу, — поморщилась Женя. – Посуду надо мыть… Марк не успел выполнить приказ, так как зазвонил телефон. Он поднял трубку. – Мирон, тебя! Следователь. Все сгрудились вокруг Мирона и стали ждать, когда он закончит разговор. Вдруг что-нибудь новенькое! – Ни хрена! – положив телефон, раздраженно сказал Мирон. – Так ничего и не узнали! Хотя иногда мне кажется, что он все-таки что-то от меня скрывает… А так, сказал что они предприняли какие-то потрясающие новые меры, так что в следующий раз преступник уж обязательно попадется. – А кто-то из нас для этого должен стать добровольной жертвой? – поинтересовалась Женя. – Не знаю, – вздохнул Мирон. – Наверное, было бы лучше, если бы я все-таки отыскал это чертово письмо от Рощева. – Да, Марк! – встрепенулась Женя. – Ты растворитель вынес? Марик с любопытством на нее посмотрел. – Ты по аналогии вспомнила о том письме? – О каком письме? – Ну о том, которое заткнуто в дверцы антресолей. Я же вам вчера говорил. Все молча уставились на него. Мирон просматривал бумаги. Никак не мог вспомнить, куда его сунул… А дверцы антресолей все время распахивались… Марк! Тот уже был на табуретке, он вырвал письмо из щели клещами, чуть заодно не сорвав дверцы с петель. Мирон выхватил у него из руки сложенный лист. Денис писал: «…и вот еще о чем мне хотелось тебе сообщить не очень-то доверяй всем подряд. Слишком ты доверчивый а я тут случайно узнал что эта сука совсем не подходящая компания у тебя еще фотка есть, ты, эта сука и большое животное, а эта блядина общается тут с одним подозрительным субъектом,…» Все молчали, потрясенные. Потом Женя потребовала прочитать еще раз, медленнее. Мирон послушно прочел. – Я, эта сука и большое животное, – задумчиво повторил он. – Какое животное? Может, лошадь?... Вань? – Вот слово даю, у меня всего одна-единственная фотография с лошадью, – поспешил Ваня отвести от себя угрозу. – Я там сижу на деревянной лошадке, мне семь лет и тебя я еще тогда не знал! Женя была очень недовольна манерой изложения Рощева: – Ну неужели нельзя было написать по-человечески? Большое животное, подозрительный субъект – что нам это дает? – Очень много дает! – не согласился с ней Марк. – Такой простор для дедукции! Мирон, вот на чьих днях рождения ты был? Мирон хмуро на него посмотрел. – Ты думаешь, я сосчитать могу?! А на днях рождения еще почему-то всегда любят фотографироваться… – Не о том вы говорите! – вмешался Рома. – Фотографии – вот главное. Раз ты показывал их Рощеву, значит, они у тебя есть. Будем искать фотографии с тобой, еще кем-то и животным. Мирон только грустно покачал головой. – Ну что ж, по крайней мере, у нас будет занятие на ближайшее время, – меланхолически заметила Женя. – Беремся за работу, или как? – Не ищите лошадь! – торопливо предупредил Ваня. – Главное, не дать себя сбить с толку этой лошадью. С таким же успехом это может быть слон, жираф, корова, от Мирона что угодно можно ожидать! Рассвет застал всех за работой. Все на планшетах перебирали фотографии, скидывая Мирону все, на которых тот был запечатлен в компании с другим человеком и животным. Животных, правда, было обнаружено немного, зато почти каждое казалось подозрительным. Много времени отняла фотография, на которой Мирон фигурировал вместе с каким-то марокканским знакомым и его мамой, причем почтенная старушка держала в объятиях крупного кота. Разглядывая снимок, Мирон сомневался: – Фотались давно, и я вполне мог снимок Рощеву показать… Но вот можно ли этого кота охарактеризовать как крупное животное? Вы как думаете?.. Может, спать уже пойдем, а? – Не пойдем! – Женя была настроена по-боевому. – С меня достаточно этих ужасов, надо положить им конец! Марк, ты можешь лечь спать, мы обойдемся без тебя. Зевающий во весь рот Марк проявил благородство. – Мучиться, так уж всем! В итоге нашли фотографии с Порчи, Мироном и верблюдом, а еще с Лехой Храмовым, Мироном и собакой. – Знаете что, пошлите-ка лучше пить кофе, – сказал Мирон, откладывая планшет. – Может, после кофе какая-нибудь светлая мысль придет в голову. – Леха? – рассуждала Женя за второй чашкой кофе, отчаянно зевая. – Вот уж не думаю. Лешка долбоеб, какой из него убийца? – Храмов? – вторил ей Мирон. – Нет, тут что-то не то. Ну, прочитали мы письмо Дениса. Ну, нашли его на фотографии, а дальше что? Ведь я о нем ничего такого не знаю. Какого хуя ему меня убивать, если я живой ничем ему не угрожаю? – А давайте его прямо и спросим, – предложил Рома. – Если преступник – он, то должен же знать причину! Его предложение вызвало всеобщее одобрение. Никто даже мысли не допустил, что обращаться с таким вопросом к подозреваемому лицу – не самый лучший метод расследования. Из всей компании ближе всех с Лехой общался Ваня, поэтому вполне естественным представлялось, что именно он ему и позвонит. И спросит, какого хуя? Идиотское предположение, что именно Леха был убийцей просто не укладывалось в сознании. Это никто не мог воспринимать всерьез. – Лех? – Ваня безжалостно вырвал его из сладкого предутреннего сна. – Тут это, мы немного подумали, и у нас получилось, что убийца – ты. Что скажешь? Храмов душераздирающе зевнул в телефонную трубку и без особого удивления произнес: – Скажи пожалуйста! А как это у вас получилось? – Долго рассказывать. Никто другой не подходит, только ты. – Только я, говоришь? И что, за мной уже выехали? – Еще нет. Мы в полицию не сообщили, потому что никак не можем понять, из-за чего ты доебываешься до Мирона. Почему тебе обязательно надо его прикончить? Можешь ты нам это прояснить? – Понятия не имею, – сказал Леха и опять зевнул. – А прояснять что-либо в такую рань вообще не в состоянии. До десяти утра так точно. Если вам так вперлось, к обеду я придумаю несколько причин. Может, у меня хобби такое… – Да нет, скорее, ты в чем-то запутан, но в чем – не знаем. Леха вдруг как будто проснулся. – Бля, у вас опять что-то стряслось? Опять кого-нибудь убили?! Погоди, погоди, дай совсем проснусь... – Да нет, пока ничего нового. – А почему же тогда вы не спите в такую рань? Я уж подумал, как минимум, трех прикончили. Не заболели ли вы там все? – Просто мы вычисляли убийцу и нечаянно вычислили тебя. Мирон настаивает на том, что ничего такого о тебе не знает и не понимает, за что ты его так? Мы вот тоже не понимаем. Какая-то неадекватная хуйня. – Не переживайте! – попытался утешить его Храмов. – Я и сам себя иногда не понимаю. Знаешь, ты меня жутко заинтриговал, пожалуй, я к вам сегодня выберусь. Только сейчас дай мне еще поспать… Ваня положил телефон и пересказал разговор с Храмовым. – Не кажется ли вам, что мы все же ужасно бестактны? Звонить человеку в пять утра для того, чтобы спросить его, не он ли убийца? – запоздало обеспокоилась Женя. – Да он привык. И вообще, это не он. Глупо мы придумали. – В таком случае мы напрасно потеряли ночь! – рассердилась Женя. – Вы как хотите, а я пошла спать. Не знаю, стоит ли звонить следователю с нашими гениальными идеями. А впрочем, позвоните. Не нам же одним мучиться. *** До понедельника жизнь была непривычно спокойной. В понедельник Марка опять вызвали в полицию, и он на протяжении нескольких часов занимался разглядыванием фотографий. Кого только ему не показывали! Полиция рассчитывала, что он опознает преступника, и у них будет наконец фотография, ибо на единственной имеющейся в распоряжении полиции он был снят со спины, в пальто и шляпе. Между шляпой и воротником пальто отчетливо просматривалось ухо. Вот это ухо, увеличенное до сверхъестественных размеров, Марику и велели опознать. Естественно, он очень возмущался, вернувшись домой: – Ебанулись совсем! Ухо на весь экран, не поймешь даже, ухо это или что другое, откуда я знаю, чье это ухо?! После этого Женя строго велела всем — особенно Мирону — опять сесть и подумать над тем, кто может быть преступником, но при этом совершила роковую ошибку. Стремясь занять себя делами, чтобы не нервничать, Женя полезла разбирать антресоли и достала оттуда огромную коробку со старыми кепками, шляпами и бейсболками. Ну как достала — всё это лавиной высыпалось на пол, когда старая картонная коробка разорвалась, пока Женя отчаянно пыталась ее достать из шкафа. Марик издал вопль “Ух ты, винтаж!”, остальные сбежались посмотреть, и на этом попытки путем рассуждений вычислить убийцу закончились. Леха вошел в дом, когда вся компания успела эффектно принарядиться. По непонятной причине все в своих головных уборах выглядели так, что их требовалось немедленно изолировать от общества, а вот от Мирона в ярко-оранжевой бейсболке просто глаз нельзя было отвести. Леха окаменел на пороге. – Ну, знаешь ли! – вместо приветствия заорал он. – Ты должен в этом ходить! – Ты должен в этом ходить! – подхватили Женя с Ваней. – Мирон, не смей снимать ее с головы. Тебя просто не узнать! – И спать мне в ней? – И спать! И мыться! – А к чему я ее надену? Она ведь ни к чему не подходит. – Ко всему подоходит! – громче всех твердил Марк. – Сейчас модны смелые цветовые сочетания! Мирон, ты должен ее носить! Просто грех, чтобы такое чудо пропадало! С горящими глазами Марк кинулся на Мирона, сорвал с него кепку и надел на собственную голову, поморщился, сдернул и опять нахлобучил на Мирона задом наперед. Оказалось, задом наперед кепка смотрится куда лучше. Под давлением общественного мнения протесты Мирона звучали все слабее. Рома не выдержал и пошел спать. – Я аж забыл из-за чего приехал, – спохватился Храмов. — Можно было и позвонить, но я мимо проезжал. Я не оставлял у вас сумку со стеклами? – Вроде нет. Нам не попадалась. – Посмотри в коридоре. Если и забыл, то она может там..., – рассеянно ответил Ваня, глядя на Мирона. Леха вышел в коридор и через пару минут зашел обратно. – Нет. А я так надеялся, что у вас ее забыл. Неужто проебал… Ну как? Будешь ее носить? Мирон неуверенно взглянул на Марка и Женя. Вид у них был столь решительный, что Мирон понял — отрицательный ответ может стоить ему жизни. – Черт с вами, буду… – Не смей ее снимать! Мирон послушно оставался в кепке и после ухода Храмова. Они продолжали разбирать кучу в коридоре, Ваня нашел какую-то помятую кепку в бело-синей гамме, и очень обрадовался. – Я ее помню! Ты в ней был, когда мы первый раз увиделись! – Я был в ней и в мою первую поездку в Голландию. Помню, у меня была фотография, я наклонился над фонтаном… Мирон вдруг замолчал и уставился на Ваню страшным взглядом. Тот с тревогой взглянул на себя в зеркало и на всякий случай стянул с головы кепку. – В чем дело? Ее нельзя примерить? Так предупредил бы… Мирон задумчиво почесал в затылке, сдвинув бейсболку на одно ухо: – Интересно, а куда подевались мои фотографии оттуда? Марк нахмурился, припоминая: – Послушай, это случайно не те фотки, с которыми ты заебался, когда мы еще по соседству жили? Тебе тогда надо было обязательно сделать фотографии, чтобы кому-то послать, а ты никак не мог взять пленку из проявки, потом никак не мог решиться, какие именно кадры отпечатать, а потом все не было времени заняться фотографиями… – Ты думаешь, именно те пленки? Помню, действительно я все не мог выбрать время, чтобы забрать проявленные пленки из фотомастерской. А ты не помнишь, чем дело кончилось? – У меня в архиве таких фотографий не было, это точно, – твердо заявила Женя. – Так что я тут ни при чем. Мне ты никаких пленок из Голландии не передавал. Вспомни, где еще могут быть твои фотографии. – Больше я их нигде не держу. Так где же они? – Думаю, именно их возит Генри в своей машине, – ядовито сказал Ваня. – Знаешь, ты, пожалуй, прав, – подумав, кивнул Мирон. – Да, да, прав! Точно! Я хотел сделать фотографии разного размера и упаковал пленки, чтобы отдать их в фотомастерскую. А потом они исчезли… Марк педантично поправил у него на голове съехавшую набок кепку. В этот момент скрипнула калитка, послышались чьи-то шаги и раздался стук в дверь. – Добрый день! – сказал, входя, Обла. – Они что, дерутся? Ух ты, винтаж! Облу не видели уже больше двух недель. За это время в доме произошло множество интереснейших событий, но все они отступили на второй план перед винтажной кепкой. Обла тут же примерил ее, и оказалось, что ему она идет, пожалуй, больше даже, чем Мирону. – Ты собираешься ее носить? – каким-то сдавленным голосом поинтересовался Обла у Окси, не отходя от зеркала. – Сомневаюсь, – честно ответил Мирон. – Правда, на меня насели, но я им не поддамся. Думаю, носить ее следует тебе. Обла засиял как ясно солнышко. – Может, дашь хоть поносить? – Да бери ее совсем, иначе они от меня не отвяжутся. Как она тебе идет! Марк горестно вздохнул, но возражать не стал. Не пропадать же такому шедевру, а уж Обла будет в ней ходить точно! Пришлось примириться с решением Мирона. Не сводя глаз со своего отражения в зеркале, Обла сообщил последние новости: Карма почти здоров, скоро выйдет из больницы, его полиция освободила из-под домашнего ареста, и он сможет вернуться наконец в Москву, но до этого надо обязательно передать кое-кому кое-какие мелочи, кое-кто еще не приехал, и он просит разрешения оставить эти мелочи пока у Мирона, чтобы кое-кто по приезде мог за ними зайти. Сейчас он их с собой не принес, не знал, согласится ли Мирон. – Это кое-что очень большое? – осторожно поинтересовалась Жня, наученная горьким опытом — слишком часто подобные мелочи оказывались узлом размером с хороший шкаф. – Нет, совсем небольшое, поместится в обычную хозяйственную сумку. Сунете куда-нибудь, чтобы вам не мешало. – Ну ладно, приноси. Обла сказал, что в таком случае принесет свои мелочи завтра вечером, и, не снимая кепки, покинул дом, так и не поинтересовавшись событиями последних недель. Ваня, вернувшись к прерванному разговору, опять насел на Мирона: – Давай опять вспоминай, о чем таком интересном ты можешь знать… Да спрячьте, наконец, эти кепки, мешают сосредоточиться! Ну, думай, думай, Мирон! Шевели мозгами! Может, в поездке по Европе ты случайно увидел кого-то знакомого при подозрительных обстоятельствах? — Ну что ты несешь… – вздохнула Женя, складывая в коробку вещи. – Постой-ка! – вдруг сказал Мирон. — Кажется, я и в самом деле что-то такое видел. Наморщив лоб и сдвинув брови, он усиленно стал вспоминать. Все затаили дыхание и не шевелились, чтобы неосторожным движением не сбить его с мысли.Вконце концов Ваня не выдержал: – Бля, да что ты такое видел? – Видел, да вот никак не могу вспомнить. Мелькнуло какое-то неясное воспоминание, вроде с чем-то связанное… Никак не ухвачу. В задумчивом уныния Мирон разглядывал банку с маринованными огурцами. Ничего не вспомнив, он тряхнул головой и вытащил один огурец. – Нет, никак не вспомню. Как будто дело было на какой-то почте… – Нет, никаких нервов на тебя не хватит! – рассердилась Женя. Весь следующий день прошел спокойно. Ближе к вечеру Марк решил привести в порядок живую изгородь. Правда, убийца отлично ее подстриг, но не всю. Ту часть, которая выходила на улицу у дорожки, он не тронул, оставив в прежнем безобразном состоянии. Диспропорция слишком бросалась в глаза, вот Марк и взялся подровнять кусты. Женя с остальными ломали голову в кухне над проблемой ужина, когда Марк с улицы крикнул, что идет Мирон. Сообщение всех удивило. – Так рано? – Женя подняла брови. – Ведь он же еще должен был встретиться с Генри. – Ну, конечно, как всегда, забыл, — буркнул Ваня. — И, значит, опять не взял у него свертка. – А у нас еще и ужин не готов! Оно и лучше – приготовим что полегче. Я берусь за рыбу, а ты ставь на газ картошку. Только Ваня поставил кастрюлю с картошкой на плиту и зажег газ, как с улицы донесся шум мотора, визг тормозов и отчаянный крик Марика. Женя уронила на пол мороженую рыбу и с воплем «Марк!» кинулась к двери. Ваня успел выскочить из дому первым, подумав, что, если Женя и грохнется в обморок, то ею можно будет заняться потом. Треск захлопнувшейся двери, а потом и калитки свидетельствовал, однако, о том, что она не грохнулась, а очень даже бодро несется за Рудбоем. Марк на улице наклонился над парнем, который в неестественной позе лежал на тротуаре, причем его голова и плечи скрывались в кустах живой изгороди. Рядом валялась оранжевая кепка.