«Нара, Юнги с тобой?!»
Затем смотрит следующее:«Нара, чёрт! Не могу до тебя дозвониться!» «Мы нигде не можем найти Юнги!»
Сердце сжалось, и беспокойство укромно заселилось в нём, как родное существо. Почему-то боясь открывать следующие:«Мы волнуемся, его нигде нет. Он ничего нам не сообщил. И никто не видел, куда он ушёл!» «Нара, чёрт бы тебя побрал!» «СРОЧНО!»
И теперь руки тряслись от странно защемившего страха под рёбрами. Беспокойство дыбится и шипит, как дикая кошка, выпуская когти. Дыхание участилось. Грудная клетка тяжело вздымалась. Последнее сообщение было от Рины:«Прости меня, я не хотела, чтобы так вышло».
Нара уставилась в экран пустым взглядом, не укладывая в голове, что вообще всё это значит. И только волнение сжимало горло, понимая, что слишком тяжело дышать. Она поняла, что ловит глотки воздуха, когда ладонь зажала рот. Лёгкие болят от каждого вздоха. Неужели что-то случилось с Юнги? А если это так… что тогда будет с ней? Смартфон снова загудел в руке, и на этот раз Ли чуть не выронила его, настолько пальцы не слушались хозяйку. Дрожащий палец неуверенно провел по экрану: — Нара! Господи, наконец-то, — проорал в трубку Чимин. Его голос пугал. Она ещё никогда не слышала его таким отчаянным. Голосовые связки парня не на шутку дрожали. — Юнги в реанимации. Вот он — приговор для души. Пустота окунула в тёмную мазуту. Она летела в яму страхов, обречённости, боли, чтобы их руки, цепкие, как ведьмы, утопили её окончательно. Уголок смартфона треснул, встретившись о паркет гостиной.***
Монотонный писк аппаратов из соседних палат знатно действовал на нервы. Как основной раздражитель возле самого уха. Запах медикаментов и дезинфицирующих средств проедал носовые пазухи. Белый цвет раздражал сетчатку глаз. А постоянно суетившиеся врачи и медсестры мутили рассудок, шныряя туда и обратно. Чимин опустил голову, смыкая пальцы в замок на затылке, сидя на лавке в коридоре. Он прикрыл глаза, чтобы эта дурнота хоть немного отпустила. Если бы он курил, то выкурил бы не одну пачку. Нервы были на пределе, и он схватил бы ближайшего врача, прижимая к стенке за грудки, чтобы ответили, как там его друг. Юнги потерял много крови, и его бессознательное тело здорово испугало сына генерала с закалкой не хуже, чем у любого следователя. Один из врачей мог бы пострадать, если бы звуки, вернее, женский крик не вынудил поднять голову. Какая-то медсестра пыталась остановить и привести в себя, кажется, совершенно обезумевшую девушку: — Девушка, сюда нельзя так врываться! — пыталась донести женщина в медицинской спецформе. — Объясните, что случилось и кого вы ищите. — Нара, — Чимин приподнялся со своего места. Ли обернулась на голос друга. Её коленки едва не дрогнули, но она уверенно вырвалась из рук медсестры, подлетела к нему, хватаясь за запах куртки. — Чимин! Юнги?! — не могла она должным образом собрать слова в единое предложение. Все мысли не укладывались в ровненькую строчку. Он чувствовал, как девушка трясётся и едва держится на ногах. Капельки холодного пота выступили на висках, а в широко распахнутых глазах стоял небывалый страх и пропитывал её насквозь влажной изморозью. Она была одним огромным сгустком страха. И её можно понять, учитывая, как нехило струхнул сам за лучшего друга. Ухватив Ли за плечи, переживая, что ещё немного, и рухнет прямо на пол, он постарался усадить Нару на стул, и сам присел, продолжая удерживать за плечи, так, на всякий случай, учитывая невменяемость состояния. — Успокойся, — говорит ей, а самому смешно от этой фразы, ведь сам уже сбился во времени, сколько пытается себе это внушить, но ничего не помогает. Совершенно абсурдная фраза в данной ситуации, когда, наоборот, начинаешь нервничать только сильнее. Но надо держаться в здравом рассудке хотя бы ему. — Мы с Тэхёном нашли его на улице, недалеко от театра. Он весь истекал кровью, — Нара ахнула, зажимая рот обеими руками. Её колошматило, как от пронизывающего ветра, юркнувшего под куртку. Подскочив, девушка намеревалась пробиться за дверь, над которой ярко светилась надпись «Реанимация». Как маяк в бушующем море, призывая её ломиться к берегу, на котором её ждёт Мин Юнги. Чимину пришлось обхватить крепче руками, усадив обратно, но она старалась вырваться. И парень удивляется, откуда появились силы в такой хрупкой девушке. Но именно страх за родных нам людей даёт нам небывалые силы, ломая психические перегородки. — Сейчас туда нельзя! — пришлось прикрикнуть, чтобы до неё дошло, но глаза стеклянные и взгляд абсолютно не мог сосредоточиться на чём-то одном. Расширенные зрачки лихорадочно скользили по всем поверхностям, по деталям его одежды и лицу, делая лишь определённые точки на части, и снова искали новую точку. Чимину пришлось хорошенько её встряхнуть, так что голова Ли дернулась, как у тряпичной куклы. — Нара, с ним всё будет хорошо. Врачи знают своё дело. Он потерял много крови, но он жив. Складывалось ощущение, что Пак старался больше убедить самого себя. Увидев синяки под глазами Нары и как они наполняются слезами, он сжал её плечи. — П…п-почему? — дрожал её осипший голос. — Что случилось? Он сглотнул сухой ком: — Предположительно — это ножевое ранение. Вляпались мы в говно, Нара, и Юнги пришлось поплатиться. Поэтому он и не сказал тебе. Он боялся, что могут как-то навредить и тебе. Грубо выражаясь, его пырнули, потому что должен был победить не он. А он придурок упёртый, всё же по-своему делает, — печально усмехнулся Чимин. — Господи, — прохрипела сквозь слёзы Ли, утыкаясь в грудь друга, и без стеснения промакивала его одежду солёными каплями. — Всё будет в норме, Нара, — тихо шептал Пак, поглаживая по подрагивающей от всхлипов спине.***
Ещё никогда веки Нары не были так тяжелы. Она их приоткрыла, видя вначале расплывающиеся силуэты. Всё тело ныло от неудобной позы. Скрючившись на стульях и уложив голову на плечо Пака, она задремала. Чувство пустоты преследовала её и во сне. Она летела в пропасть. Бездонную, всепоглощающую и такую мрачную, что, кажется, никогда более радость не расцветёт в её утомлённой душе. Эта потерянность заворачивала в душащую плёнку, как иссушенную рыбу, брошенную когда-то на суше под палящее солнце. Она в плену собственного страха. Страха за Юнги. Её душа скрючилась в маленький комочек позы эмбриона и стонала, моля о прощении у него. Она же должна была быть с ним рядом. А её чёртова гордость довольно скалилась, закидывая ногу на ногу, и вальяжно затмевала все моменты счастья, что он дарил. И она послушала её, а теперь не расплатится. Невыносимо тяжело в грудной клетке, словно каждая венка лопается и она умирает от внутреннего кровотечения. Двери реанимации открылись. Врач, довольно ещё молодой мужчина, стягивал маску с лица и вытер остатки пота со лба рукавом халата. Взгляд резко прояснился. Исчезла плёнка. Надо собраться силами, вернее, их остатками. Нара моментально подскочила с места, не обращая внимания, как затекла нога и она подвернулась, не сразу вставая твёрдо на ступню. Накинутая на плечи куртка слетела на пол. — Не стоит, — мужчина с густыми бровями утвердительно выставил ладонь перед стремительно приблизившей девушкой. Богат уже опыт от встреч обеспокоенных родственников. Часто рвали халат и отрывали пуговицы. — Предполагаю, вы девушка пациента, — она вяло кивнула. — Он сильный парнишка. Жизненно важные органы не пострадали, но потерял много крови. Сделали переливание, подлатали. Он ещё не пришёл в себя, но всё будет хорошо, через недельку будет скакать по палате. Обжигающий и разрывающий лёгкие выдох облегчения сорвался с её губ. Но станет легче только тогда, когда увидит его собственными глазами. Сама убедится, что всё хорошо. — Пустите к нему, — сипит Ли, собираю мольбу в голосе. — Пока нельзя, — качает доктор головой. — Лучше пустите, вы просто не видели, что она вытворяет в полицейских участках, — приблизился к ним Чимин, обращаясь к мужчине и мягко улыбнувшись Наре. — Ладно, но недолго, — мужчине совершенно не хотелось спорить. Он дико устал. Да и если бы действительно всё было так серьёзно, рана-то не глубокая, естественно бы, не пустил никого. — Его нельзя сейчас беспокоить, — предупредил врач, проводив Ли к палате и приоткрыв ей двери. — Спасибо, — шепнула она, чувствуя, как снова начала дрожать, зайдя внутрь. Двери мягко прикрылись. Коленки подкосились. Стоило бы, чтобы врач проконтролировал и её личное состояние, потому что едва не упала на пол и, кажется, потребуется нашатырь. Нара вцепилась в перила больничной койки, чтобы хоть как-то себя удержать, а с губ сорвался болезненный стон. Это не её стон, это сердце стонало от боли при виде картины. Его белая кожа стала серой. Под глазами залегли глубокие, едва ли не чёрные синяки. Щёки впали. Глаза прикрыты. Нижняя губа треснула в нескольких местах от сухости. Можно подумать, что не дышит, если бы не слабо улавливаемый подъём грудной клетки. Когда-то сильный, наполненный жизнью молодой человек ещё никогда не был так слаб. Это её вина. Она довела его. Высосала всю его энергию, не пожалела его сердце, как царица положения. Оставила, когда должна была быть рядом. А ведь он верил в неё всегда, а она подвела веру. Точно мразь. Подставив стул рядом с койкой, Нара протянула руку к его. В вену на сгибе тянулись прозрачные трубочки от капельницы. И только сейчас увидела, как дрожат пальцы, едва слушаясь. Самые кончики были ледяные. Она сжала его руку, и силы покинули окончательно. Она бы хотела отдать ему остатки, чтобы вновь открыл глаза и посмотрел, как может только он. Её личный дьявол. Но её же. Юнги был прав. Всегда прав. Они зависимы и эта зависимость вспыхнула так ярко, так пламенно, только сейчас понимая, что могла потерять навсегда. Больше не слышать его хрипловатый голос, ворчание, когда недоволен. Не видеть его ухмылки и задорных глаз, всегда пытаясь поддеть её, чтобы побесилась немного. Не чувствовать его холодных прикосновений, от которых будоражит всё естество. Не чувствовать защищённость в его объятьях и спокойствие. Нет. Не согласна. — Пожалуйста, — сама не узнаёт собственный голос и едва различает, что шепчет, опустив голову на его плечо и прикрывая глаза. — Пожалуйста, Юнги, — снова слёзы пробиваются, но она их не сдерживает. Откуда у неё их столько взялось? Наверно, накопилось за все годы, что не плакала. Но если это поможет, чтобы он открыл глаза и произнёс её имя, готова выплакать всё без остатка. Вторая рука Нары хватается за его больничную сорочку и сминает непослушными пальцами. — Ты прав, чёрт тебя подери. Ты всегда прав. Я жуткая эгоистка. Я всегда иду наперекор. Я эгоистка, которая всегда думала только о себе. Это я не жалела тебя никогда. Это я не достойна тебя, — крупные капли солёной влаги скатывались к самому кончику носа и щекотали кожу. — Но ты мне так нужен, Юнги. Прости меня… Пожалуйста… Спина вздрагивала. Ли проклинала себя и отказывалась верить, что всё это реальность. Вернуться в тот момент и наплевать на всё. Если хочет, пускай лжёт ей хоть каждую ночь, хотя каждую минуту. Она готова проглотить сейчас всё, но вот уже поздно. Поздно хвататься цепкими пальчиками за сорочку, под которой перебинтован торс, сохраняющий в покое зашитую рану. Дура! Дура! Дура! Неужели должен был быть знак, чтобы она всё поняла так отчётливо и очевидно?! — Знаешь, ты всё равно гадёныш, — продолжает Ли монолог. — Такой упрямый, вспыльчивый, иногда просто невыносимый придурок. Зачем ты хранил те мои каракули столько лет? Потому что это память о беззаботной девчонке, когда-то верящей в чудо. Ты верил мне. Я ведь тоже верила в тебя, но всегда такая гордая, никогда не могла признать вслух, что ты на самом деле умнее меня. Ты лучше, Юнги. Лучше меня. Знаешь, почему я не люблю мятную пасту? Потому что тебе не нравится запах мяты. Тебе нравятся зелёные яблоки, такие кислые, от которых сводит челюсть, — сквозь слёзы усмехается она, улетая в вспоминания, как кривится его лицо, жуя кислый фрукт. — Ты же терпеть не можешь лимоны, но всегда ешь мамин этот проклятый лимонный пирог с улыбкой. А помнишь, как на твоё тринадцатилетние мы с тобой поспорили, кто больше съест конфет? У тебя тогда на носу высыпали жуткие прыщи, и ты долго стремался выходить из дома, — примолкла, некоторое время вслушиваясь в своё рваное, встревоженное болезненное дыхание. В голове, картинка за картинкой, как на старой плёнке фотоаппарата, прокручиваются все мгновения проведенные с ним. Только с ним она улыбалась. Только с ним так было хорошо. Только с ним была настоящей. Только с ним жила. А сейчас хочет жить ради него. Только бы открыл глаза… — Я… — в горле жуткая сухость, но сильнее сжимает его сорочку в пальцах, и второй рукой оглаживает кожу руки, ощущая под пальцами выступающие венки на тыльной стороне ладони, — люблю тебя. Очень… люблю… Вздрогнув, ощутив, как на голову мягко опустилась ладонь, Нара ошарашенно поднимает голову, встречаясь с уставшими, но открытыми глазами Юнги. — Ещё забыла добавить, что каждый день вынужден терпеть одну очень опасную вредину, — прохрипел он слабым и осипшим голосом. Сердце девушки, обезумевшее, сначала ухнуло вниз, а потом совершило кульбит с тройным акселем. Истерический смешок сорвался с губ, и не менее безумная улыбка расцвела на губах. Слёзы отчаянья сменились на более тёплые, успокаивающей радости. — Ну что ты разнылась, все сопли мне об пижаму вытерла, — слабо улыбнулся Мин. Удивительно, он ещё и шутить умудряется. — Эй, мартышка, ну хватит, я не могу смотреть на твои слёзы, — протянул к ней руку, вытерев капельку, но почувствовав неприятную тянущую боль в боку, зажмурился, отпрянув обратно. Чувствует, несладко ему будет, когда обезболивающие перестанут действовать. Хотя его главное обезболивающее жизни сейчас сидит рядом и льёт слёзы, а ему, как ненормальному, хорошо. — Не дёргайся, тебе нужен покой, — тут же запричитала Нара. Её озабоченные глаза быстро пробежались по телу парня. — Я позову доктора. — Нет, — утвердил Юнги. — Давай побудем ещё вместе. Доктор подождёт, — он перехватил её пальцы, которыми она всё это время удерживала. — Лучше скажи ещё раз то, что ты говорила. — То, что ты гадёныш и придурок? — дебильная улыбка никак не сходила с девичьего лица, чувствуя небывалое облегчение. — Ты другое говорила, — поджал губы Юнги. Он что, попытался обидеться? Приподнявшись, Ли огладила его щёку. Кожа тоже какая-то сухая. Надо его хорошенечко откормить теперь. Её губы аккуратно поцеловали потрескавшиеся губы: — Ненавижу тебя, Мин Юнги, и безумно люблю. Так успокоительно действует его улыбка. Ослабленный, но не сломленный, словно с каждой секундой к нему возвращаются силы, заветные слова вселяют заново надежду. Всё взаимно, и теперь они точно никуда друг от друга не денутся. — У нас всё будет хорошо? — повторяет он её же вопрос. — Обязательно, — улыбается Ли. — Обязательно. Теперь-то уж точно.***
Врача всё же стоило вызвать для осмотра, поэтому, когда Нару попросили удалиться из палаты, она послушно пошаркала обратно в коридор ожидания. Она никуда не уйдёт сегодня и будет ждать до последнего, пока вновь не разрешат увидеться с ним. Теперь она его не покинет и никуда не денется. Признанием она укрепила невидимую связь. Стальная нить судьбы крепко их удержит, и все её фокусы и выкрутасы перенесутся улыбкой. Она любит, боже, как же легко стало. Кажется, только сейчас осознаёт, насколько стала открытой, светящейся и настоящей. Маска с громким треском лопнула и рассыпалась, как старая извёстка. Повышенные тона за дверьми заставили нахмуриться. Судя по тембру, у людей не самый приятный разговор. Шокирует только то, что ругаются лучшие друзья. Семьи, которые были ближе родных друг другу. Родители Юнги и отец с матерью повернули головы, когда она отворила двери и вышла к ним. — Как Юнги? — госпожа Мин, совершенно перепуганная и обеспокоенная, смотрела на Нару, словно в её глазах все ответы и спасение от материнских тревог. Можно понять переживания родителей за единственного сына. Ли впервые видит такого нахмуренного отца Юнги. Его брови сливались в единую полосу, а на висках, кажется, проблескивали седые волоски. Но, как мужчина, держался он стойко, придерживая за плечи жену. — Всё хорошо, госпожа Мин. Он пришёл в себя, и врачи подтвердили, что он в порядке, — а потом сжала губы, опуская глаза на каменные плиты пола. — Простите, не сдержала слово, данное вам. Не уберегла. — Ты не обязана извиняться перед ними, дочка, — вдруг вспылила мать. — Юнги тебя едва не втянул во всё это… это… — не могла она подобрать слова. Нара нахмурилась, бросив взгляд на Чимина, стоявшего в стороне. Парень виновато вздёрнул плечами. В его взгляде читалось, что ему пришлось всё рассказать. Ли не злится на него. Всё равно рано или поздно пришлось бы признаться во всём. Просто не думала, что так рано. Она не успела даже подготовиться. Да и чувствует ещё усталость. Слишком эмоциональные сутки, а ещё не спала толком. — Мам, — попыталась нажать Нара. — Нет, Нара, это слишком даже для Юнги. Всё это было слишком опасно. Видишь, к чему это привело. А если бы что-то случилось с тобой? — Мам, — с ещё большим нажимом произнесла Нара. Она посмотрела на родителей своего молодого человека. У людей горе, они слишком переживают за сына, поэтому молчат. Чувствуют вину и перед ней. Но виновата только она, и кто должен извиняться, так только она. Конечно, госпожа Ли тоже переживает за свою дочь, но не время ругаться. Да, вообще не стоит. — Мама, всё не так. Я виновата. Я. Ваша дочь… — Ли глубоко вздохнула, понимая, что пришло время для главного признания в её жизни (не считая признания Юнги), столкнуться со страхом разочарования родителей, от которого так упорно бегала. — Я вам лгала, — выпалила на духу и прикусила губу. В глазах родителей застыло удивление и абсолютное недопонимание. — Я курю, ругаюсь и мне абсолютно далеко до идеала. Я настоящая только с Юнги. Он всегда видел во мне хорошее, даже там, где этого нет. Я доводила его до крайностей. И я не смогла удержать его. А когда пришла конечная точка, то взял удар на себя. Я всё расскажу вам подробнее потом, хорошо? Просто знайте, вы слишком много не знаете обо мне. И я люблю Юнги. Родители обеих сторон ошарашенно слушали девушку, но никто так более и не проронил и слова. Ли лишь надеется, что родители поймут, примут и простят. Пускай не сразу и со временем. Им придётся смириться с мыслью, что их дочь «малость» чудила. Но, самое главное, она не видела разочарования в их глазах, а отец так и вовсе усмехнулся, словно всё это давно и так знал. Её страх развеялся, как прах на ветру, возвращая гармонию. Нара почувствовала свободу в душе. Словно освободилась от оков, в которые себя заковала. Отпустила себя, сердце, душу. Совершает глотки воздуха расправившимися лёгкими. Настоящая она ожила. Теперь ей легко и она верит в «обязательно». Теперь точно верит. Верит в себя, свою жизнь и Юнги в ней.Три недели спустя.
— Объясни мне, вот каким надо быть придурком, чтобы, едва выписавшись из больницы, купить себе джип? Что же сразу не кабриолет? — недоумевал Чимин, поглаживая капот, под которым было не меньше трёхсот лошадиных сил. — Завидуй молча, — демонстративно крутил на пальце ключи Юнги. Его выписали буквально на днях, а он сразу рванул в автомобильный салон. И слишком довольный покупкой. Не одному же другу разъезжать на крутых тачках. Только, в отличие от него, он приобрёл свою на собственные заработанные сбережения, хоть и расплатился кровью буквально — шрам теперь обеспечен. Но, как говорится, шрамы украшают мужчину. Будет очередной в коллекцию. — Могу позволить, — выигранных денег теперь надолго хватит. — Надо же как-то показать, кто тут чемпион, — самодовольно усмехнулся Юнги. Нара ткнула парня под рёбра: — Павлин. Смотри, я тебе перья повыдираю. Юнги посмеялся, убирая ключи в карман и притянув девушку к себе за талию, целуя в висок. Его главный выигрыш сейчас в его руках. Разве большее ему нужно? Нет. А джип это так, просто дополнение к жизни. Комфортабельное, вместительное и рассчитанное на долгие поездки. Она же хотела уехать куда-нибудь, теперь всё намного проще. Увезёт хоть на край света. Главное вместе. Главное рядом. — По мне, так отличное вложение денег, — закурил Тэхён, облокачиваясь на капот. Он единственный из троих оставшихся друзей (не считая Чимина) навещал Юнги и пришёл на выписку. После финала Джин, заполучив свою часть денег, плюнул на учёбу, вдарившись в бизнес. Парень решил вложить деньги в бар брата, облагородить его и стать совладельцем заведения. Намджун нашёл применение свои знаниям. Его приметили на боях, и теперь он будет разрабатывать тактику боя знаменитым боксёрам. А общался с ними и так туго, так что потери особо не почувствовалось. Потихоньку жизнь всё расставляет по своим местам, и бывает, совершенно неожиданно люди проявляют себя. Тэхён же по праву считался теперь другом. Всё же странным, но другом. — А ты куда планируешь вложить деньги? — поинтересовался у него Чимин. Ким неоднозначно пожал плечами, выдыхая никотин. — Прогуляю, — посмеялся он. — Лады, мне пора валить. Выглядишь уже не так паршиво, Мин. Хотя синяки придавали тебе брутальности. И не объедайся сильно, а то щёки уже видно. — Пошёл ты, — улыбается Мин в ответ. — Эх, Нара-Нара, как ты живёшь с эти грубияном? Я тебе уже говорил, зови, если надоест мажор, — парень подмигивает девушке. — Вали уже давай, — рыкает на него Юнги. Он знает, что друг шутит, но злостно охраняет своё, сильнее сжимая через пуховик талию девушки. — Какие все нервные, — выкинув окурок, Тэхён махнул всем на прощанье. — Нам тоже пора двигаться, иначе опоздаем на первую пару, — кивнул в сторону института Пак. — Мне надо ещё экономику подтянуть, малость завалил экзамен, — посмеялся он. — Догоняйте. Юнги с Нарой проводили взглядом Чимина. — Как обычно, разъединяемся? — нехотя выпустил Мин девушку из объятий. — Я пойду первым. Увидимся на паре, если что, можешь бросать скучающие взгляды на задние ряды, — кривит он уголок губ в горькой усмешке и уходит. А так нравилось постоянное её присутствие в больнице. Едва ли не с ложечки кормила. Но лафа закончилась. Настало время учёбы, и идёт последняя неделя для сдачи экзаменов перед праздником. Он скопил много долгов, провалявшись в больнице, да и вообще забивая на учёбу. Придётся многое догнать после сессии. Он и не ждал, что Ли решит что-то менять. К хорошему быстро привыкаешь, но они же теперь принимают друг друга целиком и полностью. Будет уважать желания и довольствоваться тем, что рядом с ним она его девочка, которая любит. Этого достаточно, чтобы душа грелась и не чувствовала себя одинокой. Ведь в больнице он ожидал увидеть её, когда откроет глаза, и словно чудо озарило, когда она в действительности оказалась перед ними. Он и не мечтал, но она осуществила мечту. Спасибо, Ли Нара, что даришь веру в осуществление и его желаемого. Когда-то он и не думал, что эта девочка, повелевающая его сердцем, ответит ему. Будет рядом согревать улыбкой. И просто любить такого вот его засранца. Путь любви тернист, местами опасен и очень острый на чувства. У кого этот путь гладок… Всё — это не любовь. Это обманный путь. Чувства проверяются временем, пройдя трудности, обиды, ссоры, и закрепляются безоговорочным доверием двух сердец. И только тогда судьба решает, кто достоин утопать в счастье, а кому временным состоянием на определённый участок времени. А пока у них вся жизнь впереди. Со своими взлётами и падениями. Наполненными днями до самых краёв. На морозе руки Юнги подмёрзли. Он сжимал и разжимал их, ловя любопытные взгляды на своей персоне. Сколько же слухов о нём гуляет по просторам студентов, которым заняться больше нечем. Это порядком раздражает. Как же успел отвыкнуть от этого пристального внимания к собственной персоне. Он замирает, едва не вздрогнув, ощутив, как тёплая мягкая ладошка переплела их пальцы. Обернувшись, Юн удивлённо посмотрел на Нару. — А меня подождать? — улыбается девушка, обнажая зубы. — А как же… — Плевать я хотела, — её губы сменяются в довольную усмешку, окидывая взглядом зевак, заворачивающих бошки на парочку. Слишком странную парочку для их понимания. Главная умница-разумница и хулиган? Пара? О, они будут спотыкаться об собственные ноги, спеша разнести горячие новости, а Нара ещё подогревает послов горяченьким, целуя Юнги на глазах у всех. — Вау, — горячо выдыхает Юнги спёртый воздух. — Вот это моя девочка, — обхватив её щеки, он притянул её обратно, углубляя в зимний поцелуй самых сладких губ. Их любовь морозит, будоражит, сводит с ума. Она ненормальная, но самая искренняя для них.