***
Первая остановка в ближайшем участке не дала результата, только если Нару едва могли не усадить за хулиганство или, что ещё хуже, за нападение сотрудника полиции. Чимину пришлось отдёрнуть явно сейчас неадекватную девушку, едва не затыкая ей рот ладонью, когда она обрушивала потоки слов сотруднику, не желавшему сообщить ей нужную информацию, и она уже начинала его отчитывать и учить, как должен вести себя офицер. Пак долго извинялся, но с помощью более дипломатического разговора узнал, в какое всё же отделение доставили данного задержанного. Нара не проронила ни слова, когда вернулись обратно в транспорт, но он мог буквально услышать, как она громко думает, пока ехали в нужный пункт назначения. Едва затормозив на парковке возле центрально входа, Чимин даже не успевает среагировать, как этот маленький метеорчик сорвался с места и хлопнул дверцей, уже улетел разрушать всё вокруг себя. Это поражало. Такой он видит Ли Нару впервые. Хоть отмечай красным днём в календаре. Ли вбегает в помещение со светло-синими стенами на контрасте холодного металла в виде решёток на окнах и дальнейшего продвижения на территорию. Быстро улавливает взглядом офицера, сидевшего за компьютером рядом со входом. Цербер, охраняющий вход в мир грешников и оступившихся, но в том числе и ложно обвинённых неповинных людей. Она знает, Юнги там, чувствует это. — Сегодня был задержан Мин Юнги и доставлен в ваше отделение, — она подбегает к «церберу», напугав неожиданностью таких резких действий, когда хлопает ладонями по столешнице, за которой мужчина спокойно попивал свой чаёк. Мужчина откашливается, поперхнувшись, и поправляет фуражку на голове. — Да, поступал. Задержанный в данный момент находится на допросе, — отчеканивает офицер, осматривая девушку. — Пустите меня к нему. — Ишь, какая простая. Не положено, — и цербер улыбнулся, как-то еденько, что аж захотелось плеснуть ему в лицо его же чай. — Что? Девушка его, что ли? Неужели так сильно надо? Нара сдерживается, чтобы сейчас не впиться в его лицо и не выколоть его глаза, блуждающие по ней достаточно откровенно. — Пожалуйста, — выдавливает она максимально вежливость, сохраняя самообладание (пока). — Вы не понимаете. Пустите к нему. Очень надо. — Я-то как раз всё понимаю, но нельзя, девушка, значит нельзя. Или вы видите другой выход? «Вот же скот». Сжимая плотно губы, сейчас она сядет за убийство. Каждое его протянутое слово откровенный намёк на денежный эквивалент, либо на тело, скрытое под пальто. Мерзко, грязно и низко для сотрудника полиции. Нара готова плюнуть ему прямо в лицо, когда он облизывает губы и подмигивает. Извращенец! — Я пойду тогда к капитану. — Удачи. Вот только незадача, его сейчас нет на месте, — пожимает мужчина плечами, «ничего не поделаешь». Маты просто скапливались в горле, а лихорадочные мысли не давали мыслить здраво, не заканчивая все их тем, что этот цербер оставался в живых. Бросаясь к решётчатой двери, запертой на замок, Нара бессмысленно её трясёт, надеясь, что сейчас она сорвётся с петель. Ну, а вдруг. И кричит во всё горло. — Откройте дверь! Юнги! — и снова трясёт. Мужчина, немного обескураженный таким поведением, подскакивает с места, хватаясь за девичьи руки, и пытается оторвать цепкую хватку от железных прутьев. — Девушка, что вы делаете? Прекратите немедленно, — кричит он рядом с Ли Нарой, но не может оторвать так просто хрупкую особу, пока Нара продолжала кричать, уже привлекая внимание и охрану с необходимой ей стороны, и двое мужчин, снаряжённых наручниками и дубинками, стали приближаться на выяснение дебоширства. Прямо за охранниками отворилась увесистая сплошная железная дверь, и из неё показалась женщина, немного хрупкого телосложения, но с очень твёрдым взглядом. Таким невольно хочется подчиниться, опустить взгляд в пол и промямлить ребёнком «я больше так не буду». Её русые волосы туго стянуты в пучок, и из причёски, просто идеально, не торчало даже волосинки, зато форма так чётко и красиво подчёркивала стройную фигуру. — Что здесь происходит? — её вопрос властно звучит на весь коридор, как должен обращаться главнокомандующий к своим подчинённым, и те вытягиваются по струнке, тут же отдавая честь. — Чун Суми, — подаёт голос цербер, — разрешите доложить? Тут девушка просто хулиганит, сейчас посидит в обезьяннике и подумает над своим поведением. — Я свидетель по делу Мин Юнги, — Ли не думает, она просто выпаливает первое, что пришло в голову. Она смотрит на, как только что назвали, Чун Суми, словно моля, чтобы она прочитала всё в её глазах. Ей надо попасть к нему, и это как какая-то слишком навязчивая мысль, двигающая инстинкт защитить придурка, идиота, просто одноклеточное без мозгов, но всё же несущего статус «друга детства». Просто должна. Просто обязана. Пустите к нему. Пожалуйста.Тридцатью минутами ранее.
У Юнги совершенно не было желания смотреть на серые бетонные стены и даже поднимать взгляд, зная, что за ним просто безотрывно наблюдают через установленную камеру под потолком. Его руки сложены перед ним на пошарпанном столе и оцарапываются запястьями о холодные наручники. Взгляд опущен на собственные пальцы, отстукивающие ритм, такой незамысловатый, а так, пускающий импульсы, просто отвлечься от дурных мыслей и паники. Да, он держался, даже пускал шуточки офицерам в машине, но внутри застрял дух паники и совершенной неразберихи, что вообще за хуйня происходит. Его привозят, как опасного преступника, даже вот, звякалку свою, сковывающую руки, напялили, словно он перерезал не меньше сотни людей и готов в любой момент сбежать. — Блядство, — бросает он тихо себе под нос и опускает голову низко, чтобы запустить скованные руки в волосы и резко поднимает её обратно, слыша, как тяжёлая скрипучая дверь отворилась и в неё вошла женщина, удерживая папки в руках. — Здравствуйте, Мин Юнги, — приветствует она и проходит ближе, усаживаясь за стол напротив него. — Меня зовут Чун Суми, и я следователь, — сообщает женщина, поднимая на него взгляд, прекращая раскладывать папки, открыв их на отметках, выделенных яркими стикерами. Юнги хмурится такому контрасту. Как на таких чопорных белых страницах в деловом стиле уместны детские пометки? Ещё бы сердечки подрисовала, мать её. — Вы в курсе, за что были задержаны? — В ус не ебу, — огрызается Мин. Успеешь о чём-то тут подумать, когда тебя просто притащили, просто заковали, просто усадили в душном помещении. Он хочет свалить и побыстрее. Не нравится местный спёртый воздух. — Попрошу, впредь подбирайте слова, — спокойно сообщает следователь, тут же делая пометку в личном блокноте, но на это моментально хочется выпалить «да, госпожа». — Вы были задержаны по статье двести пятьдесят восемь «Нанесение тяжких телесных повреждений другому лицу», — Юнги сводит брови, образовывая глубокую складку на переносице, и даже пытается принять слова в шутку. Но нет, не шутка. Да, он куролесил, неоднократно ломая носы, но попробуйте уже докажите, или что, все нападения теперь под него грести, тем более, что никаких увечий в последние дни никому не наносил. Только если ему наносили, и в самое сердце, бессердечной девушкой с колким, но соблазнительным язычком. Это её надо арестовать за нанесение ему особо тяжких мучений. — Гражданин Ким Бомгю, на данный момент до сих находясь в больнице, написал на вас заявление, утверждая, что вы, Мин Юнги, внезапно напали на него, избили и толкнули под колёса машины. И теперь он требует компенсацию за лечение, а также моральную компенсацию, и, в дополнение ко всему этому, вам грозит лишение свободы от одного года до десяти лет. — Чего?! — срывается Юнги и подскакивает на ноги. Этот сукин сын. Ким Бомгю, теперь он знает его имя. Лучше бы он убил этого подонка ещё тогда на месте. Придушил бы собственными руками, вырвал сердце и скормил собакам. Ублюдок. — Это какой-то бред! — Сядьте на место, Юнги, — продолжает свой монотонный диалог Чун Суми, делая чёртовы пометочки в блокноте, который Мину уже хочется разорвать на мелкие кусочки, но он подчиняется, сжимая плотно челюсть, и кривит губы, хмуря брови. И теперь уже очередь следователя чувствовать себя не по себе от такого тяжёлого взгляда молодого человека, но она удерживает свой профессионализм, и не с таким сталкивалась. — Вы будете находиться под следствием до выяснения всех подробностей. — Отличненько вы тут работаете, — усмехается парень и приподнимает один уголок губ. — Значит, без должных доказательств, не вынося ещё приговора, доказывающего мою причастность, вы задерживаете человека, при том что офицеры не сообщили мне даже причину задержания. И сейчас я сижу в наручниках, как уголовник, — он демонстративно поднимает руки с наручниками и дёргает ими пару раз, то расслабляя маленькую цепочку-перемычку, то натягивая до основания. — А это выговор в личное дело, следователь Чун Суми. Женщина чувствует, как тушуется перед молодым человек, ведь понимает его правоту и осведомлённость. Она прочищает горло, а потом всё же кивает ему: — Приношу извинения за некомпетентность моих подчинённых, с ними обязательно будет проведена разъяснительная беседа, и они понесут наказание. А Юнги как-то насрать на их наказание, у него проступили маленькие капельки пота, понимая, что всё же частично его вина там есть и угроза решётки всё же висит аурой правдивости. Но, чёрт, он так не хочет туда. Да, он косяк по жизни, но разве он настолько плох? И он сейчас совсем один, с такими проницательными глазами напротив, просто задавливающими морально, а он слишком ослаблен и готов сломаться в любой момент. Нара его ломает. Всего лишь нужна поддержка, а он выпускает дух, не общаясь с девушкой уже слишком долгое время. Он лишился очага жизни и теперь, как изодранная тряпочка, повисшая на кусте и колыхающая от порыва ветра. Никому ненужная тряпочка. Потерянный. Измотанный. Он стонет, опуская голову на стол, больно встречаясь лбом с поверхностью. — Вам плохо? — тут же спохватывается женщина, а ему хочется истерично смеяться, навзрыд, не переставая. «Пиздец как плохо, аж заебись».