Противоположности

      Тёмный коридор с подсветкой в виде настенных ламп, больше напоминавших ночники по площади своего освещения, окутывая пространство в полумрак. Девушка, облокотившись об стену, с каждым выдохом выпускала клубы дыма ментоловых сигарет, слегка отклоняя голову и прикрывая глаза. Сейчас её не беспокоило то, что здесь курить запрещено, и она практически стоит под той самой табличкой, обозначающей данный факт. Как, в принципе, не беспокоило и никого больше, учитывая, насколько бордовые стены стойко пропитаны амбре запахов различных марок сигарет. Её беспокоило лишь одно — тонкая цепочка с жемчужной подвеской, что была подобрана с пола и сейчас сжималась в руке, боясь вновь выпустить ценность воспоминаний с ней…       Юноша, который только начинает приобретать полноценную силу мужчины, уверенно постучал в двери частного дома семьи Ли. Дожидаясь ответа, он ещё раз запустил руку в карман ветровки, проверяя содержимое, словно боялся потерять коробочку в нём, но это навряд ли случится, учитывая частоту повторов данного действия на протяжении всего его пути.       Он поднимает глаза, когда увесистая дверь открылась, а на пороге появился глава семейства. Мужчина в очках с прямоугольной оправой и, даже находясь дома (либо он только недавно пришёл с работы), в выглаженной голубой рубашке и классических чёрных брюках со стрелками, мягко и даже как-то по-домашнему улыбнулся гостю, открывая шире двери, впуская его внутрь, а потом протянул руку для рукопожатия.       — Рад тебя видеть, Юнги, — произнёс мужчина, приятно отметив, как крепнет рука парня, практически росшего на его глазах.       — И я, господин Ли, — серьёзно ответил Юнги, но это можно списать на лёгкое волнение, которое пробралось в его тело, стоило только переступить порог.       — Ты же знаешь, мы не празднуем, но хорошо, что пришёл, она будет рада.       Мин кивает в ответ.       — Юнги пришёл? — госпожа Ли выглянула из соседней комнаты, а приметив парня, и вовсе улыбнулась с материнской теплотой. — В таком случае, я заварю свой фирменный чай.       — Спасибо. Я ожидал, что вы это предложите, — почему-то при виде этой женщины он никогда не мог скрыть улыбки. Видимо, из-за всегда оказанного радушного приёма или того, как в детстве, тайком от родной матери, ему набивали полные карманы конфет, да даже до сих пор, хоть уже и не тот возраст, но карман пополнялся очередной вкусняшкой от госпожи Ли. В любом случае, он искренне любил тётушку и позволял себя тискать, хотя терпеть этого не мог, особенно сейчас, когда гормоны подросткового периода брали верх.       — Она у себя, — господин Ли кивнул на второй этаж, позволяя Юнги войти дальше в дом.       А он и не станет медлить, сразу двинувшись в направлении, как в собственном доме (это место давно для него является вторым домом), и остановился на второй ступени, лишь услышав обращение матери Нары:       — Спасибо, что приходишь каждый год в этот день. Для неё это важно.       — Я знаю.       Знает, ведь нуждается в ней не меньше, чем она в нём. Эта связь, образовавшаяся ещё в детстве, странным и необъяснимым образом растёт и крепнет с каждым днём так, что это порой пугало обоих.       Он кратко кивает в ответ тётушке и преодолевает лестницу целиком, направляясь в её комнату, в которую даже не заглянет, а лишь осмотрит взглядом белую дверь с обшарпанным пятном в правом углу, где когда-то красовался рисунок, но потом хозяйка с особым остервенением, не жалея, сцарапала его, и пройдёт мимо. Только он знает её истинное «она у себя». Нет, эта девочка не может находиться в четырёх стенах, которые запирают её пошатнувшееся подсознание в коробку панической атаки.       Юнги уверенно идёт на чердак, где легко можно попасть на крышу, подставив стул и пару увесистых ящиков к окну, вмонтированному прямо в крыше. Открывая створку и оттолкнувшись от поверхности, удерживаясь на руках и подтягиваясь, ступает на неровную поверхность. Он оказывается абсолютно прав, увидев за трубой её уткнувшуюся макушку в согнутые колени.       — Ты знала, что если киснуть, то лицо раньше времени покроется морщинками? — сообщает, присаживаясь рядом с девушкой.       — А если занудствовать, то можно слететь с крыши? — пробурчала в колени, но всё же подняла красные глаза на него.       И он понимает — опять плакала. Обеспокоен, но не хочет показывать вида, ей сейчас это абсолютно лишнее. С каждым годом она старается смириться, а он должен быть просто рядом. Только он. Поэтому только усмехается её словам.       — Почему опять в одном топике? На улице уже прохладно, — сразу приметил её слегка подрагивающее тело, с уже проступавшими синими сеточками вен от холода, и покрывшуюся мурашками кожу от каждого порыва ветерка. Хоть джинсы надеты, а не шорты, иначе точно продуло бы эту глупышку.       — Опять дедулю включил, — закатывает она глаза и отворачивается, фыркая в сторону деревьев в парке, что видны из их дома, и тут же вздрагивает, ощущая тепло чужой вещи на своих плечах.       Мин накинул свою ветровку на упрямицу, оставаясь в белой футболке, которая ему великовата, или просто слишком худой для неё. В последнее время он слишком истощал, особенно с появлением частых синяков на теле, сравнимые уже с родимыми пятнами, да и походы к директору школы стали чем-то обыденным. Спасибо новым дружкам Мина. Он и раньше не был паинькой, но сейчас характер становится всё сквернее.       А ему нравились такие летящие вещи, в то время как Ли, наоборот, улавливала моменты, когда ветер прижимал ткань к его телу, очерчивая угловатые изгибы. Она уже давно подловила себя, как часто наблюдает за ним. И как давно это началось? Не знает. Возможно, давно, просто не давала отчёта. Просто наблюдала, как за чем-то обыденным, только это имело больший смысл. Может, это даже было постоянно, и уже успела устать каждый раз себя отдёргивать, чтобы не перейти границу.       Тем не менее, она придерживает края, поудобнее укутываясь, и невзначай вдыхает запах его вещи. Одиночество и пустота съедали изнутри, но с ним становилось немного легче, а боль уже не была такой мучительной, стоило только услышать его голос. Так спокойно, всегда спокойней, когда он рядом, и комфортно. Единственное, что приносило дискомфорт — это волнение. Она давно ощущала это рядом с ним, и это вводило в ещё большую смуту контраста ощущений. Почему он так воздействует на неё?       Уголок чего-то острого в ветровке покалывал бок, и даже любопытство заиграло, не сдержав вопроса:       — Что у тебя там? — кивает на карман, а он уткнулся на свои пальцы, сложенные на согнутых коленях, словно только что вогнали в смущение, и таким образом пытается скрыть, задавить эту дурацкую реакцию.       — Посмотри, — голос чуть осип, и по-прежнему не поднимает взгляд, продолжая изучение рук. Кажется, впервые так нервничает и чувствует себя слишком по-дебильному.       Девушка достаёт коробочку бежевого цвета с маленьким белым бантиком в правом углу и удивлённо уставляется на парня, вынуждая его ответить на взгляд. Её нахмуренные брови и волнение, что редко встретишь на её лице, а сейчас так отчётливо проблескивало в самой радужке, кажется, помутневших до этого больших глаз, забавляет. И всё же Юнги нервничает, как мальчишка, хотя коим, по сути, и является, но все подростки предпочитают ощущать себя старше. Но не сейчас. Не обманывай себя, Юнги, ты смущён настолько, что готов сам скатиться с крыши, отшибить ноги, но всё же уползти, уйти, убежать, лишь бы не оказаться полным «лохом» в её глазах. А она ещё и сморит так, что сердце щемит, вызывая дрожь в пальцах, которые он уже заламывает. Он нервно чешет затылок, снова отводя глаза, пробурчав как-то невнятно, съедая слова плохо поддававшимся языком:       — Это тебе.       Он не видит, как её брови удивлённо приподнялись, и она неспешно стала открывать крышку, а потом и вовсе замерла, рассматривая вещичку внутри.       Она молчит, и это ещё больше нервирует. Юнги не сдерживается, вновь обращая внимание на Нару. Заворожённая, она с нескрываемым восхищением смотрит на то, на что он так долго копил деньги, устраиваясь на подработки и бережно собирая вона к воне — серебряная цепочка с кулоном розовой жемчужинки. Он прекрасно помнит, как, гуляя с друзьями, увидел в витрине такую незаметную, на первый взгляд, женскую безделушку, на которую никто бы не взглянул, ведь девчонки пищат от бриллиантов, которые сверкали бы издалека. Но только не эта вещь, она словно создана для Ли Нары, такая же хрупкая, изящная, чью красоту по достоинству могут оценить лишь избранные, потому что дороговизна не в том, что блестит напоказ, а в том, что способно передать статность незначительностью. Юнги не жалел себя, таская тяжёлые коробки по вечерам после учёбы, возможно, именно из-за этого и похудел, но дал слово, что приобретёт это украшение для неё. И он его сдержал, чтобы увидеть её глаза, такие, которые сейчас, на данный момент. Сейчас в ней нет привычного упрямства, сейчас она была такой же хрупкой, как и украшение, на которое не могла насмотреться. Его Ли Нара, с ранимой душой и добрым сердцем, которое, почему-то, не хочет показывать никому. Так хочется обнять, прикоснутся, но сложно решиться первому. И лишь позволяет себе присесть ближе, чтобы взять цепочку, молча спрашивая разрешения надеть ей подарок на шею.       Нара словно не верит до сих пор, растерянно кивает, подбирая волосы, позволяя ему закрепить замочек на шее, а потом опускает голову, разглядывая, как кулон сейчас украшает грудную клетку, и она не видела ничего красивее. Взгляд поднимается на парня, что сейчас наблюдал за ней. Почему, Юнги? Зачем? Чем она заслужила это? Тем, что вечно цепляет тебя? Разве достойна?       Ей паршиво от себя, той боли, что преследует её именно в этот день, но, Юнги, ты… особенный. И эта паршивость бьёт по глазам, заставляя сглатывать ком, пытаясь удержать эмоции внутри, там, где они и должны быть, но всё, как назло, рвётся наружу фонтаном искренности, которую она держит обычно взаперти, как провинившееся дитя.       — Закрой глаза, — шепчет Нара, наблюдая, как тут же подчиняется, опуская ресницы вниз. Доверяет, так моментально, а она уже тянет руку к нему, аккуратно и мягко, кончиками пальцев, прикасаясь к холодной щеке. Сам же замёрз, дурачок. Зачем отдал ей ветровку?       Просто он ещё не знал, что в одно мгновение можно согреться всего лишь от одного прикосновения. И он боится потерять это тонкое мгновение, что может разрушиться в любой момент. Замрёт, впитывая в воспоминания, что будет тревожить по ночам и заставлять бешено биться сердце. «Это ненормально», — говорит уже не в первый раз, но так часто, что всё становится нормой. Он сам так хочет. Нельзя испытывать таких чувств к одному человеку. Сойдёт с ума или уже сошёл, когда огонь прожёг прямо изнутри, ощутив её мягкие, такие желанные, для первого поцелуя, губы на щеке.       Мимолётно, но плавно, не спеша, отстранятся, она запечатлела свою благодарность, сама того не подозревая, подарив самый бесценный подарок и ещё тогда не зная, что он ни одной девушке в будущем не позволит прикасаться к этому месту на теле, как к святыне. Пожалуйста, дай ему наладиться этим чуть подольше.       Он открыл глаза, только когда почувствовал, что её руки обвили его шею. Нара прижималась крепче и уже совсем запуталась от раздирающих воспоминаний, что тревожат, не позволяя забыть их, и тех новых, что сейчас с этим подарком вносит Юнги. Слишком сложно… и больно переносить это за раз. Поэтому отпускает себя, утыкаясь носом в его плечо, выпуская рвавшуюся наружу солёную влагу. Её слабость, что дала сбой и открыла душу. Ей нужен кто-то, и этот кто-то — Юнги.       И так было всегда…       И будет…       Ли Нара вздрагивает, пропитывая влагой ткань футболки парня, но ей легче, правда, легче, ведь он рядом, обнимает в ответ и так бережно гладит по голове, проскальзывая пальцами меж прядей.       — С днём рождения, мартышка…       Периодически мимо проходят незнакомые люди, но Ли Нара не смотрит ни на кого, её не заботит их путь, как и причина появления здесь, она просто смотрит в одну точку — отковыренная чьим-то пальцем дырочка в потёртых временем бордовых обоях — опустив сигарету, позволяя ей тлеть меж пальцев. Губы сохнут, и проводит кончиком языка по ним, чуть смачивая. Усталость накатила совершенно неожиданно, поспать бы сейчас не меньше двенадцати часов, надеясь, хоть там найти временное успокоение. Может, она внушает себе, но плечо, что задел Юнги, неприятно ноет.       Обидно.       Дико обидно.       Но они же сами идиоты. Сами виноваты. Некого больше винить в собственных ошибках и гордости характера. Но гордыня порой играет злую шутку, и последствия от неё разрушительны. Это опасная игра, где каждый проиграет, в первую очередь, самому себе. Люди идиоты. Кто-то это понимает сам, но поздно. Кому-то это пытаются донести со стороны, но они глухи. А кому-то мозгов не дано природой. Но абсолютно, абсолютно каждый совершает оплошность, и не одну. Но кто-то пытается исправить ошибку, кто-то пускает всё наутёк, а кому-то откровенно похуй. И лишь слабые, прикрываясь маской силы, медленно уничтожают себя изнутри.       Скопившийся воздух давит на лёгкие, вырываясь тяжёлым выдохом. Нара поворачивает голову, заинтересовавшись отблеском на полу, смотрит в окно, что находится на другом краю коридора в надежде, что, возможно, луна способна дать ответы — недаром она для многих является источником вдохновения и спутником жизни. Но Ли не поэт, не замечает деталей, простая, обычная до скукоты. Обычная дура, смотрящая на луну через грязное окно пустым взглядом.       Мимо опять кто-то проходит. Двое парней, пуская шутки, двигались в сторону мужского туалета. Пускай пройдут быстрее, или просто ей стоит уйти, а ещё лучше испариться в воздухе, словно никогда и не было. Так было бы проще и легче, но продолжает существовать сухой материальной оболочкой.       — Стой, а я тебя знаю, — заметное заплетание языка говорит о степени ещё незначительного брожения алкоголя по венам, но ещё позволяющего, хоть и не здраво, но всё же думать, обладателя голоса. Даже не хочет обернуть взгляд, хоть и понимает, что обращение идёт к ней напрямую. Боже, ребят, неужели нельзя было просто пройти мимо? К чему сейчас всё то, что она так не желает? Ей не до этого, поверьте. — Ты же та девка, что снимала меня, кажется, твой каблучок глубоко в меня засел, — его ладонь упирается в стену рядом с её плечом, а лицо непозволительно близко, что ощущает запах недавно выпитого парнем пива — тёмного нефильтрованного. Она морщится, но смело поднимает взгляд и усмехается. Да, теперь узнала этого петуха. И получает удовлетворение, заметив на губе шрам, который оставил ему Юнги.       — Проваливай, — одна фраза, сказанная с достаточным количеством яда, что несёт понятный смысл. И она хочет совершить последнюю затяжку, возможно, даже бросит окурок в этого придурка, а затем, отпихнув, просто скроется. Совсем. Из этого коридора. И из этого бара в общем.       — Не подумал бы, что ты куришь, — парень перехватывает сигарету из её рук и затягивается, вдыхает последнюю затяжку, чтобы вместо неё расслабленность протекла в чужом, таком мерзком теле. Сука. Выдыхает дым в лицо, а затем криво лыбится. Ли жмурится от клуба дыма, что способен разъесть глаза, с примесью его кислотного дыхания, и отворачивает в неприязни голову. — Слабенькие, но приятные на языке, — протягивает пошло каждое слово, что чувствует ещё немного, как её вывернет соком — единственное, что попало в желудок за этот вечер. Уничтожит взглядом неприязни и вырвет его язык, чтобы не был таким гадким. А парня это забавляет, и скалится ещё шире.       — Да пойдём уже, — его дружок начал ныть, а учитывая по позе, его мочевой пузырь сейчас либо лопнет, либо зальёт своим содержимым всё помещение.       — Отвянь, — отмахивается от него, не отводя взгляд от Нары.       Дружок не стал спорить, быстро скрылся, словно здесь никогда и не было, и только где-то вдалеке послышалось захлопывание двери мужского туалета с выломленной в ней ручкой.       — Тебе лучше отвалить от меня по-хорошему, — цедит Ли сквозь зубы, ведь её нервные клетки уже покрываются шипами от напряжения и неприятно близкого расстояния этого незнакомца.       — Какая грозная, — играется словами и забавляется… снова. Да, его определённо веселит её реакция и смелость, что чаще не свойственна девушкам в таких ситуациях. Просто не замечает, как начинает нервничать, а сердце начало сжиматься. В любом случает, силы не равны, и это знают они оба. Различие только в том, что Нара не сдаётся без боя, как бы не было страшно. — Хотя я это ещё приметил возле бильярдной. Славная девочка, — вроде даже комплимент, но отвращение — это теперь самое чёткое описание всей ситуации, особенно, когда он, склонившись ближе, произносит это прямо ей на ухо.       Достал. Она отталкивает парня от себя и желает обойти, чтобы так же быстро скрыться, как и его знакомый, но мужская рука больно перехватывает запястье, а затем совершенно бесцеремонно толкает обратно в стену, сталкивая затылок о бордовую поверхность так, что серебряные искры ослепили на секунду. Нара жмурится от боли, и хочется простонать, но она только прошипела, сжимая плотно зубы. Цепочка, удерживаемая в руках, выскальзывает, и потеря бьёт больно по сердцу, а от отчаянья, что так просто не отпустят сейчас найти ценность, вызывает внутреннюю истерику. Резко открывает глаза, когда его вторая рука полностью отрезает путь к отступлению. Поймана в ловушку стены и чужого тела. Петух зажал плотно, мерзко проскальзывая дыханием от уха к шее и обратно.       — Нет, милая, не так быстро. Лучше скажи мне, — это пивное дыхание заставляет затаить дыхание, чтобы хотя бы не так часто вдыхать этот «прекрасный» аромат, — где твой дружок, тот белобрысый, Мин Юнги?       — Не знаю. Мне плевать где он. Убери от меня руки! — выставляя ладони перед собой, чтобы хоть как-то стараться держать его от себя подальше, понимает, что сил мало, и надо срочно придумывать другие действия, пока страх (всё же, кто знает, что взбредёт в подвыпившую голову), что уже начал давать о себе знать, не перешёл в панику.       Старается не смотреть на него, а лишь ищет выпавшую цепочку на полу — эта потеря важнее подвыпившего козла.       — А вот я так не думаю, — наконец он отрывается от шеи, где она желает отрезать этот кусок кожи, чтобы не было так мерзко, заглядывая в глаза. — Видишь ли, в чём дело, крошка. Этот урод мне кое-что задолжал. Я терпеть не могу, когда берут моё. А именно это он и сделал, когда переспал с моей девушкой.       Нара замерла, чуть ослабив сопротивление. Конечно, она знала, что этот бабник собирал уже значительный список женских имён, числившихся в его постели, но предпочитала не думать об этом, не то чтобы ей ещё об этом сообщали. Как будто она предпочитает слышать эти новости в первых рядах.       Нет, не хочет, не воспринимает.       Нажмите «delete» в её памяти, а заодно и всё, что связано с ним.       — А я тут при чём? — отдёргиваясь, уже готова выпустить когти прямо в его ухмыляющуюся физиономию или пробить ненужный орган, что болтался меж ног, чтобы подобные ему не размножались.       Незнакомец смеётся. Смешно, блять, ему. Да пошёл ты нахуй, урод!       — Я наслышан про его популярность, но и в то же время заметил некую особенность, что ему плевать на баб, но кроме одной. Ты ему не безразлична, — просмеявшись, он снова смотрел прямо, а Нара хмурит брови до образования глубоких складочек. — Как же ты удачно подвернулась, — снова тянет слова, и у Ли начинает биться сердце, от страха подрагивают кончики пальцев, а ноги, кажется, сейчас подвернутся, обрушив тело на пол к ногам этого ненормального.       Блять, блять, блять! Куда бежать? Где скрыться? Что делать?       Вот и паника начала подступать к самому горлу, засовывая уверенность куда подальше.       — Ничего личного, солнышко, — его палец очертил линию, едва не оцарапывая нежную кожу щеки, — я просто хочу сравнять счёт.       — Да пошёл ты, — шипит на него и дёргается из последних сил, стараясь попасть каблуком по ноге, но пищит, когда руки больно зажали предплечье и талию, впечатывая сильнее в стену тело, а его слюнявый язык так мерзко проскользнул по шее.       Больно и отвратительно. Нара дёргает ногами и впивается ногтями как можно сильнее в плечи незнакомца, оставляя следы попыток. Парень старается добраться до её губ, а она мотает головой, запутывая волосы, сыпля угрозы в его адрес, но все без толку. Ей страшно. Пиздец как страшно. И это отчаянье, что силы слишком не равны, а видимо, из-за музыки в зале никто не слышит, что девушка отчаянно сопротивляется попытке изнасилования. Либо всем настолько похрен, кто чем занимается, лишь бы это не касалось их.       — Помоги… — пыталась выкрикнуть, но горло сжали тиски пальцев до удушающего чувства, так что только хрип мог вырваться из глотки.       — Только пискни, и тебе будет очень больно, — рычит ей в лицо, а Нара готова скулить, как прибитый щенок, и прикусывать губы до крови.       Пожалуйста… хоть кто-нибудь… ей страшно…       — А потом я разобью твою черепушку об пол, ублюдок!       Нара поняла, что может снова дышать, когда рука парня отпустила горло, да и вообще всё её тело оказалось на свободе, боль от чужих пальцев уже не так давила, как остаток отвращения после них. Открыв глаза, что сжала от страха до этого, видит, как названый ублюдок лежит на полу, пытаясь подняться, но сила удара была приличной, и с первого раза это точно не получится. А потом смотрит на Юнги, что сжимал руку, которую разбил ещё в туалете. Не жалея, вложил силу, чтобы чётко приложить мразь, посмевшую притронуться к ней, прямым ударом по скуле. Не чувствует боли — болевой порок снижен. Он никогда не был в такой ярости, даже тогда, когда Чимин позволил лишних действий. Сейчас он напоминал обезумевшего, готового на убийство. Даже не знаешь, от чего страшнее — от осознания, что едва не была изнасилованной, или его вида. Но Ли ощущает облегчение настолько чуткое, что готова скатиться по стене и расплакаться.       Он здесь.       Он всё равно рядом.       Очередная попытка незнакомца поднимает его на ноги, и теперь он смеётся:       — Смотри-ка, словно из-под земли вырос, детка, а говорила, не знаешь, где он, — слишком довольно скалится, нарываясь на реванш с каждой секундой всё больше.       — Закрой рот, пока я не прибил тебя прямо здесь, — глаза Юнги наливаются кровью, и от ярости всё переходит опасную черту. Точно оторвёт ему башку, выплёскивая гнев на ублюдка.       Её долгое отсутствие насторожило, и сидеть на месте в компании Чимина и Рины, особенно с диким раздражением от навязчивого мнимого беспокойства от второй за разбитые костяшки, не мог в спокойствии, когда в голове одна она. Дурак, был слишком груб и резок. Жалел, и это давило на виски. И только дурное предчувствие подорвало с места, как раз вовремя. Он её чувствует — связь сохранена. Удивительно, как легко можно задуматься о смерти, принести приговор собственными руками, и при этом это не будет казаться чем-то неправильным, незаконным. Но у каждого есть свои ценности, для кого-то это будет новая марка смартфона (да-да, в наше время это вполне естественно), для кого-то мать, для кого-то брат, а для кого-то автограф, полученный от любимого актера. Для Мин Юнги таковой является Ли Нара. За Нару убьёт, не раздумывая, или же сам подставится, закрывая собой, лишь бы оказалась нетронутой её истерзанная временем душа. И это уже не является шуткой, а жёсткой правдой, ведь выдержка, которой и так нет, выходит из-под контроля, представляя её дрожащую, прижатую к стене. Самообладание — пустое слово.       — Вот видишь, как он на тебя реагирует, милая, — парень обращается к онемевшей Наре, придерживающуюся за стену, чтобы не сползти на пол, а потом снова на Мина, что ещё немного и точно будет напоминать карающего грешника демона. — А её кожа такая сладкая, да, Мин?       — Я убью тебя, сука!       Ли Нара не успевает проследить за тем, как Юнги бросился на ублюдка, пока тот скрючился от трёх ударов: животу, правой щеке и по челюсти. Но, оттолкнувшись от стены, сумел ответить, чтобы началась драка, которая одной кровью не отделается. Парни лупили по телам друг друга со всей силы. Фырканье, рыки и глухие удары кулаков о тела смешиваются в общий бред. Ли Нара понимает, что глупо вмешиваться. Что остаётся? Кричать на помощь? Но ей страшно оставить Юнги. Его белая рубашка пропитаны алыми каплями, а удары с каждым разом всё мощнее и резче.       — Юнги, — пытается хрипеть имя, но осипла из-за паники. Нижняя губа дрожит.       Пожалуйста, Юнги…       Незнакомец дёрнул ногой, припечатывая колено в живот Мина, а затем отталкивает его к окну. Юнги сдерживает стон боли, не позволяя себе упасть, зацепившись за подоконник. Ли вздрагивает, прикрывая рот ладошкой. Хочется подбежать к нему, закрыть собой от этого ублюдка, что надвигается, занося кулак для удара.       — Юнги! — наконец пробился крик, и он видит её, её расширенные глаза с застывшим страхом. Страхом уже за него.       Справится, и не с такими боролся. Ловкость его конёк. Именно благодаря ей он выигрывал бои. Но борьба за деньги ленива, а за честь важного человека — безжалостна. А её глаза, отпечатавшиеся в мыслях, застилают разумность. Испытывать чувства к человеку порой больно, но и прекрасно. Ты способен на невероятные поступки, преодолевая все предрассудки и возможности. Юнги уклоняется и неожиданным перехватом перекидывает его через себя, мощно, резко, так что его тело летит прямо в окно, разбивая стекло, выбрасывая незнакомца на асфальт улицы.       Мелкие осколки ещё со звоном выпадали из рамы. Драка слишком затянулась и вышла из-под контроля. Теперь паника полноценно завладела разумом девушки, что трясётся. Ей плевать на то, что резкий холодный осенний воздух ночи, пробившийся через бывшую преграду, моментально охладил распалённую кожу. Плевать, что сейчас сюда сбежится вся охрана заведения. Она всего лишь хочет остановить парня, вцепиться в него и прижаться, как было раньше. Успокоить и попросить посмотреть в глаза. Но в голове не укладывается, видя, как под стон парня на улице он запрыгивает на окно, следуя за ним дальше, оцарапывая ладони острыми краями стекла.       — Юнги, не надо! — она сорвёт голос, подбегая к окну и видя, как Юнги, властителем положения, не имея внушительных мышц, но умеющий вселять страх в противников, надвигается на ублюдка с порезами практически по всему телу, приметившего его и пытающего отползти подальше для попытки подняться.       Юнги не обернётся на её голос, слишком поглощён, ушёл в себя, выпустив внутреннего психа, «второе я», что очерняет глаза и доводит до безумных поступков, как в состоянии аффекта. Сейчас в нём нет жалости, а только желание мести, уничтожить жалкую тварь. Оторвать руки, что нагло облапывали ту, к которой он сам себе не позволяет прикасаться, чтобы не очернить тонкую натуру.       Приговор подписан.       Нара срывается с места, по пути снимая туфли, и бежит в зал, где уже начинает собираться толпа из администрации, охраны и зевак, прознавших о потасовке. Она толкает нагло всех, кто мешает пробиться к выходу, не жалея босых ног. Откуда силы? Сама не знает, но уверена в том, что должна сейчас быть с ним и остановить гнев, застилавший глаза.       Ты не такой, Юнги. Она знает, чувствует.       Чимин и Рина поднялись с мест. Оставшись наедине, парочка насторожилась тем, что их подруга и Юнги ведут себя странно, а потом и вовсе пропали. Но когда Нара ещё и пробегает через зал прямиком к выходу, а люди ошарашенно оглядываются по сторонам, пытаясь заглушить любопытство и понять, что происходит, Пак всё понимает моментально, прогоняя привычную фразу: «Блять, Юнги!» И бежит следом за вырвавшейся наружу девушкой.       — Пожалуйста, не надо! — Нара бросает сжимающие в руках каблуки в сторону, подбегая к Юнги, что навис сверху над окровавленным парнем. К порезам от стекла добавлялись ушибы кулака Мина, нанося новые увечья, а тело теряло силы даже для попытки поставить блок. — Юнги! — хватается за кулак, буквально виснув на руке, а он только стряхивает её, слишком легко, как пушинку.       Нара пачкает белоснежное платье о тротуарную дорожку, опрокидываясь набок.       — Больной ублюдок, — Чимин подоспел вовремя. Заломив руку друга, стаскивает его с помятого тела. — Приди в себя! — кричит над его ухом, удерживая попытки кинуться и добить жалкое тело, что сейчас со стоном поднималось на дрожащие ноги.       Маленькая Хван, укутавшись в свою куртку, подбежала к потасовке, её большие глаза осматривали происходящее. Бледное лицо Нары, уже поднявшаяся на босые ноги, и её испачканное платье — слишком потрёпанный вид для привычной идеальности подруги. Окровавленный парень, что сейчас скалился и смеялся, как безумец, наблюдая, как Юнги, с алыми разводами на рубашке, удерживаемый Чимином, пытается броситься на него обратно. Она растеряна, неподвижна и молчит, не зная, что должна делать, да и нужно ли что-то делать в таких ситуация. Да и что вообще здесь творится? Странные. Необъяснимые действия для её туговатой сообразительности. В чём причина конфликта? И каким образом здесь оказалась вмешена её подруга? Слишком много вопросов, на которые сейчас ей никто не ответит, но она подождёт.       — Отпусти меня, Пак, я убью этого ублюдка! — рычал, словно животное, желавшее прогрызть глотку своей жертвы.       — Давай, Мин. Убей меня. Пускай тебя посадят, чёртова ты мразь, — нарывается. Даже в таком состоянии усмехается парень. Ему бы лучше в больницу, ведь с каждым смешком отшатывается, прихрамывая назад, прямо на проезжую часть.       — Послушай, ты его достаточно покалечил. Успокойся, он того не стоит, — произносит Пак, продолжая попытки привести его в чувства.       — А знаете, вы тут все психи. Да-да, — парень тыкает поочерёдно на всех пальцем и всё дальше отшатывается назад, выкрикивая слова, что уже звучат полным бредом. — Да я вас всех засужу!       — Отпусти ты меня! — снова брыкается Мин, и всё же пыл понемногу потухает.       — Юнги, пожалуйста, — как-то слишком тихо и устало произносит Нара, и он, наконец, смотрит на неё, пробегая взглядом по виду девушки. От понимания глаза приобретают человеческий отблеск. Ну что, дошло, псих? Ей столько стоило перенести, а он, придурок, только усугубляет положение.       Затих, прекращая вырываться, и только восстанавливает дыхание, не сводя с неё глаз.       Это безумие и очередная ошибка, наверно, всех.       Мнимое спокойствие нарушается выкриком ещё бранных слов в адрес Юнги незнакомцем, что, пошатываясь, бродил по дороге. Но резкий сигнал автомобиля заставляет всех вздрогнуть и содрогнуться от скрипа шин об асфальт. Машину на большой скорости заносило юзом из стороны в сторону — водитель не справился с управлением, зацепляя парня, сшибая с ног. Подбитое тело отлетает в сторону, прокручиваясь по асфальту. Хван Рина выкрикнула от страха и тем самым вернула в реальность от произошедшей картины. Пак и Мин побежали к месту происшествия, где водитель уже выскочил из машины, чтобы осмотреть тело парня.       Ли Нара замерла на месте в шоковом состоянии, создавая некое подобие статуи. Ощущает каждой клеточкой дрожь. Бледнеет до серого оттенка. В горле тошнота. Травма из детства вернулась с первым сигналом автомобиля. Звук шин порезал слух. Перед глазами темнота. Визг. И всё окрашивается в алый цвет на сером асфальте. Часть её души погибла, захлебнувшись в той крови. Лихорадит так, что ноги не выдерживают, и она падает на дорожку, отшибая колени в кровь, и отчаянно хватается за волосы, едва не вырывая их с корнями.       И где-то там, вдалеке, не в её голове, а через призму неосознанности, звучит искажённый голос Юнги: «Вызывайте скорую!»       Всё вернулось в один момент, когда казалось, что уже справилась с потерей…