Двенадцать

      Тамара очнулась от того, что кто-то тряс ее за плечи. Она не сразу поняла где находится. Голова кружилась, от нехватки воздуха. Из-за резкого пробуждения взгляд не сразу смог сфокусироваться и бесцельно блуждал по скудному интерьеру помещения. Все казалось ей чужим, да и сама себе она мнилась совсем не здешней. Разум беспощадно смешивал в своем горниле ошметки из воспоминаний, образов и мыслей, цедя из всего этого ужасающее варево. До слуха доходило только одно: «Жива?». Она не могла ответить что-то внятное, язык, весь высохший, прилипающий к небу, еле ворочался во рту. — Не вздумай закрывать глаза. — Мужской хриплый голос молнией выстрелил над самым ухом. — Только не засыпай. Не спи!       Голову словно пробила стрела. Женскую грудь взорвал сиплый, сдавленный стон. Перед глазами проступил шум. Тамара зажмурилась от боли. В ушах бил колокольный перезвон. Она с силой подалась вперед. Ее торс уперся в что-то большое и горячее, нервно содрогающееся. Она обхватила это руками и впилась пальцами в кожу.       Джозеф!       Тамара прижалась щекой к его щеке и дрожащими губами, надрывно, сглатывая слова, прошипела: — Душно. Сухо. Прошу, доведи меня до душевой.       Женщина попыталась отодвинуться и встать, но чужие руки подхватили ее под локти. Ноги волочились по полу мертвым грузом. Она шла почти в беспамятстве, не видя куда ее ведут. Одежда и волосы липли к потному телу, оплетая его как путы, сковывая разможенное, измятое тело. В легких появился тяжелый склизкий ком. Появилась отдышка. Если бы не поддержка Сида, она бы развалилась на металлическом полу, как раздавленная лягушка.       Перед ними появилась дверь со вставками из матового, решетчатого стекла. Мужчина хотел было завести Тамару в тесную, похожую на гроб душевую кабинку, отделанную серой мелкой плиткой, однако женщина вцепилась своими жилистыми руками в его запястья так, что костяшки пальцев побелели. Она затянула его за собой под душ, включила на полную холодную воду, оперлась спиной на стену и подняла лицо к потоку, ловя им капли.       Джозеф смотрел на нее. Его взгляд был полон непонимания, немой злобы, презрения. Вот она. Стоит перед ним. Обнаженная. Не женщина — дьявол. Вот она — беспокойное создание. В ней нет ничего человеческого, только грехи. Нет. Чтобы видеть грехи нужно видеть благодетели. А у ней душа мятежная, беснующаяся. Она все вокруг себя рушит и сама разрушается. Как смогло это худое, щуплое, земное тело вместить в себя такой необъятный, расшатанный дух?       Вот она перед ним. Стоит и ухмыляется. Сида все больше переполняла слепая первобытная ярость. Если бы на месте его был Джейкоб, он бы, не взирая на ее болезнь, душевную или физическую, наказал бы сполна за все ее проступки и заскоки. Он бы нашел способ усмирить эту ночную кобылицу. Джозеф нервно, грубо выдохнул, прожигая женщину глазами. А она все также смеется своими огневыми очами, не мигая, как одержимая. И когда же она успела сплести вокруг него свою паутину? Когда сломила, перекроила под себя? Бессильная, святая злоба искала выход из его груди, обжигая холодным пламенем. — Мы с тобой бестолковые люди. — Вдруг сказала она. — Ходим вокруг да около. Кругами. — Дьявол. — Пророк злобно прохрипел. — Удавил бы тебя собственными руками. Господь испытывает меня, мою веру. Только кроткие достойны эдема. — Кротость? — Она нервно выдохнула. — О какой кротости может идти речь, когда ты сейчас стоишь передо мной и задыхаешься от злости? Посмотри на меня. — Не судите, да сами не судимы будете. — Он навис над лицом женщины, в упор смотря в ее глаза. — Ты меня-то называешь грешницей, но сам своих грехов не замечаешь. — Она подалась вперед. — Трясешься над ними, как скряга над серебренниками. Кичишься своим терпением и всепрощением, хотя какие, к черту, терпение и прощение?! А?! — Заткнись, женщина. — Он ударил кулаком кафель рядом с самым ее ухом. — Если тебя так пресытила моя милость, то отныне прощать тебя я больше не буду. Пользуйся ею в последний раз.       Он отвернулся. Его мускулы напряглись. Джозеф хотел было влепить ей пощечину и уже сжал кулак, но что-то внутри его останавливало. Он слышит тяжелое женское дыхание. На долю секунды ему показалось, что она задыхается, но он быстро отогнал эти мысли.       Вдруг Тамара хватает его за плечи и разворачивает к себе. Их взгляды соприкоснулись на мгновенье, и между ними разверзлась бездна. Он успел заметить ее раскрасневшееся от обиды лицо.       Секундный порыв, бросок, она хватает его шею и целует неистово, с силой. Сид тут же отталкивает ее от себя. Его терпению пришел конец. Женщина стоит перед ним, оцепенев от ужаса, коротким взглядом следя за его замахнувшейся рукой. Перед глазами, внутри все застыло. Казалось, даже сердце замерло. Тамара не боялась боли, ее пугали искаженные яростью соколиные глаза Джозефа.       Но хлопка не последовало.       Ее резко вдавили в стену, заводя руки над головой. Мужчина навалился на нее, не оставляя возможности пошевелиться. Он нагло, по-хозяйски провел рукой по обнаженным ключицам, плавно переходя к шее, чуть-чуть надавливая большим пальцем на горло. Он схватил ее подбородок и притянул к себе. Тамара попыталась вырвать руки, но поцелуй пресек все попытки.       Джозеф сильнее прижал женское тело к себе, мгновенье показалось, что ребра вот-вот лопнут под его натиском. Он с жадностью поглощал изгибы женского тела. Его не подкупает мнимая хрупкость, легкость. Он приподнимает Тамару над землей, та, в свою очередь, оплетает его торс ногами. Сиду определенно нравится упиваться своей временной властью над бесовкой.       Он наклонил ее голову, открывая себе тонкую шейку. Медленно пройдясь губами от мочки уха, до ложбинки между ключицами, он остановился. Мужчина чувствовал, как сбилось ее дыхание, как она водит руками по его спине, оставляя маленькие бороздочки. Она закатывала глаза каждый раз, как он покусывал округлости ее груди. Однако она оставалась еще слишком гордой для того, чтобы позволить себе застонать от его прикосновений. Для женщины это было равносильно поражению.       Мужчина провел рукой вдоль позвоночника, заставляя упругую спину прогнуться к себе. Тамара покорно поддалась вслед партнеру, разглаживая напряженные плечи, покрывая поцелуями шею. В его руках она была податливее воска. Вот она, недосягаемая Психея, ластится к нему, как земная кошка.       Джозеф поднял женщину на руки и вынес из душевой.