Нетакая

      — Благодари, — Паркинсон протянула ему банку, в которой было… Гарри с сомнением посмотрел сначала на Панси, потом на банку, а потом вновь на Панси. — Ну?       — Спасибо. А что это? — взяв предложенное в руки, он начал его осматривать. Склизкое, серое, противное.       — Это то, за что мало одного "спасибо", — нахмурилась Панси и нетерпеливо приподняла брови. — Ну?!       — Паркинсон, больше слов — меньше вопросов, — теперь нахмурился Гарри. — Я умею быть благодарным, что бы ты там обо мне ни думала.       — Еще бы я о тебе думала, — фыркнула она. — Вот о профессоре Снейпе я думаю. И достаточно высоко его оцениваю. — А потом задумчиво посмотрела на банку и добавила: — Даже выше, чем он того заслуживает.       — Так что это?       — Это жабросли, Поттер, — раздраженно выдохнула Панси.       Гарри хотел было спросить, что с ними делать, а главное — для чего они ему, но промолчал, потому что предполагал, что услышит то, чего не хочет слышать. Поэтому он улыбнулся и сказал:       — Спасибо, Паркинсон. Это многое для меня значит.       — Будешь должен, Поттер, — усмехнулась та и ушла.

***

      После недавнего объявления, которое многие — ученики Дурмстранга и Шармбатона — восприняли с воодушевлением, а еще больше — ученики Хогвартса — с раздражением и злыми взглядами в известно-чью-сторону, Гарри вновь ходил по тонкому льду общественной доброжелательности. Один неверный шаг или взгляд — и лед хрустит трещинами под ногами. И если Гермиона и Рон были к тому привыкшими, то Дафна, на удивление Гарри, будто и не замечала изменившегося к нему отношения.       — Думаешь, меня любили до? — усмехнулась она. — Я слизеринка, Гарри. И для меня это, — она обвела взглядом Большой Зал, который был неспокоен, словно улей недовольных Гарри пчел, — привычное дело. Возможно, ты не замечал этого, потому что был занят тем же самым. — Она замолчала, а потом продолжила: — Мнение общественности переменчиво. И воспринимать его как ориентир… по меньшей мере глупо, а по большей — опасно.       Гарри только молча обнял ее и уткнулся подбородком ей в плечо. Она была теплая, мягкая и пахла так приятно, что у Гарри кружилась голова. Волосы щекотали его щеки, а ее близость — его внутренности.       — Знаешь, раз ты теперь со мной, может, опустишься еще ниже и побываешь в нашей гостиной? — Дафна повернулась к нему и взяла его руки в свои. — Мой брат Амброзий и моя сестра Астория хотят с тобой познакомиться, ну, и еще пара человек…       Гарри только хотел сказать, что уже был в их гостиной, но вовремя запнулся, стоило Дафне упомянуть ее брата. У него было странное имя, а у Гарри появилось странное чувство. И Гарри не хотел бы никуда идти и ни с кем знакомиться, но, как он уже понял и, возможно, как уже поняла Дафна, он не мог ей отказать. Поэтому он улыбнулся и сказал:       — Я с радостью.       — Спасибо, Гарри!       Дафна прижалась к нему, и он, замерев, только неловко погладил ее по спине: и куда он ввязывается… Или уже ввязался?       — Дафна, нам надо идти, — раздалось недовольно рядом. — Твой Поттер никуда не денется. Не видишь, что ли, он прирос ногами к земле, — ехидно протянула Панси, — как дерево! В голове опилки, а мозг как не проросший орешек, который забыла там когда-то белка, что ему гнездо на голове устроила!       — Панси, не утруждайся, — тихо проговорил Гарри, — мне нужно идти. У меня через пять минут занятия с Грюмом. Так что если я выживу, то обязательно познакомлюсь и с Амбразурой, и с Историей!       Гарри подмигнул захлопавшей глазами Дафне, отчего та звонко рассмеялась. Панси же только недовольно закатила глаза:       — Вали уже, Поттер!       — Пока-пока, Гарри! — Дафна послала ему воздушный поцелуй.       Гарри перехватил поцелуй, а после — ремешок сумки и направился в кабинет Грюма. Грозный глаз Гарри нравился как в прямом, так и переносном смысле. Особенно, когда этот самый глаз лихо вращался в глазнице, а потом резко останавливался, едва не вываливаясь, и врезался насмешливым взглядом в Гарри. У него перехватывало дыхание в груди, а в животе все переворачивалось от незамутненной мальчишеской радости. А нога-то, нога! И нос! А порез на щеке? Так противно и мерзко, что оторвать взгляд не удается. С такими мыслями Гарри постучался в дубовую дверь с табличкой «А. Грюм»:       — Профессор?       — А, Поттер, — прокряхтели с другой стороны. Через мгновение дверь со скрипом отворилась — и Гарри увидел утопающего в глубоком кресле Грюма, который с видимым наслаждением чесал волшебной палочкой обрубок ноги. — Заходи смелее! Чай, кофе, что покрепче? — улыбнулся он порванными губами, а потом той же палочкой, что до этого чесал ногу, махнул и призвал бокалы. — Я бы посоветовал что покрепче, потому что я тут как раз кое-что разузнал. Садись! В субботу к нам прибудут четверокурсники с Шармбатона и Дурмстранга.       Гарри проглотил желание развернуться и уйти. Он хотел бы выспаться. Хоть недельку! Хоть на каникулах! А не перекатываться с одной стороны на другую, просыпаясь в мокрых простынях из-за страха быть съеденным, или обглоданным, или сожжённым, а не потому, что Дафна прижималась к нему чересчур близко. Хотя и это бывало…        — Да не трусь ты, Поттер, — усмехнулся Грюм. — С Шармбатона приедут одни сахарные девицы, а с Дурмстранга разнобой. И я хотел бы узнать, что ты будешь делать, если тебе придется сражаться не с драконом, а с девчонкой, а? Я спрашиваю потому, что Поттеры теряют мозги от благородства.       — Я не теряю мозги от благородства! — возмутился Гарри. — И кто вам такое сказал?       — Отец твой, Джейми, тот еще благородный олень. Помню, будто вчера, что он убегал от одной девицы, отказываясь с ней биться на равных. Сказал той в лицо, что он с дамами «ни-ни», особенно с замужними и красивыми, — он засмеялся, качая головой. — Как та разозлилась! Орала, сыпала проклятиями, даже непростительные кидала — а ему хоть бы хны! Она была та еще на голову отбитая, но твоего отца, скажу я тебе, били куда сильнее!       — Вы говорите так, будто он все еще… жив.       — Память все еще жива, Поттер, память… И какая! — ухмыльнулся Грюм, а потом выпрямился, будто сухая ветка сломалась, и прищурился: — Ну, а теперь к насущному. Что делать-то будешь? Второй тур менять никто не будет, не с руки: бюджет уже рассовали кто куда, площадка готова, с тварями дела улажены. А вот третий тур «претерпит необходимые изменения», как выразился мистер Крауч.       — Обезврежу как-нибудь, разоружу. Но биться с девчонкой… не буду. Они же и правда слабее.       Грюм покачал головой, пожевав то, что осталось от губы:       — Ну вот так я и думал. Сын своего отца. Но заруби себе на носу — она не девчонка, Поттер, она твой соперник. И я не хочу отзываться плохо о своих предшественниках, — он, кивая, поднял одну бровь, хотя должен был две, но в наличии была всегда одна, — но на правду никто не обижается. В общем, подготовка у тебя паршивая, парень. Да и не только у тебя, а у всего Хогвартса. Не знаю, что уж Кубок увидел в Диггори, но он не ровня Краму. И ты, уж прости, не ровня Диггори. Но у тебя есть потенциал, а у меня — два месяца, чтобы из тебя что-то вылепить, что сможет хотя бы выжить. Так что, — он наклонился, ударил деревянной ногой об пол и встал, кряхтя. — Сейчас мы посмотрим, на что ты годишься.       Кончик палочки появился у кончика Гарриного носа так быстро, что он даже не успел моргнуть.       — Труп! — сказал Грюм. — Давай еще раз. И хоть палочку в руки возьми-то.       Грюм что-то прошептал — и в кабинете начали появляться одна за другой колонны. Гарри недоуменно осмотрелся, а потом сорвался с места, когда заметил заклинание. Всего мгновение — и колонна, в которую оно попало, с громким хрустом покрылась трещинами. Грюм же стоял и смотрел на Гарри, тарабаня пальцами по ноге, а потом начал бросать в него какие-то заклинания молча и быстро. Одно за другим. Гарри только и успевал, что бегать, уворачиваться и не думать о том, что с ним будет, если он не сможет убежать или увернуться. Один раз от режущего он потерял кусок мантии, которая осталась на виду, когда сам Гарри завернул за колонну, чтобы уйти от красного луча. Второй раз под булькающий смех Грюма и преследующие его бомбы-вонючки Гарри вписался в появившуюся перед ним колонну, плюхнувшись на спину, а потом попал под обстрел нагнавших его преследовательниц. Гарри только успел закрыть лицо, как его оросило пахучим содержимым как минимум пяти бомб-вонючек. Извозившись, пока поднимался, Гарри едва не выблевал желудок перед Грюмом.       — Ну-ну, малец. Это не так плохо, — успокоил его Грюм, обливая водой. Гарри начал отплевываться, пытаясь руками закрыться от струи. — Это же всего лишь навоз, вот человечье… это да!       Гарри с отвращением скинул мантию и содержимое желудка на пол, вытер лицо рукой и взял палочку поудобнее, вставая напротив Грюма, чтобы тут же улететь в стену позади, которая выбила у него из глаз слезы, а из груди — воздух. Он шмякнулся на пол, выронив палочку из рук, и застонал.       — Труп. Но молодец, успел хотя бы палочку взять! А теперь сначала!       Гарри с трудом собрал себя с пола и отполз к колонне, за которой спрятался, чтобы отдышаться. Голова болела, ноги едва слушались, а спина и так совсем отказывалась разгибаться. Гарри осторожно выглянул из-за угла колонны и тут же скрылся — заклинание опалило ему челку и только-только начавшие зарастать брови.       — Ну совсем как папаша! Только и умеешь, что скрываться! Давай, покажи, на что способен!       Гарри заозирался, пытаясь найти палочку. Она валялась в метрах двух от него. Всего три секунды — и он сможет ее схватить и спрятаться за другой колонной. Выдохнув и подобравшись, Гарри резко выпрыгнул из-за колонны, схватил палочку и только-только заскреб ногами по полу, как понял, что не может и сдвинуться с места. Гарри удивленно подрыгал ногой — но та едва пошевелилась. Ползти, таща за собой немощные ноги, было тяжело, да и бесполезно. Гарри слышал стук деревянной ноги. Тук. Тук. Тук.       — Ватноножное, Поттер. Первый курс. И ты труп.       Грюм наклонился к нему, направляя палочку на лицо. Гарри с сомнением посмотрел сначала на палочку, а потом на самого Грюма, чье лицо было скорчено в гримасе. Но как только на конце палочки начал зарождаться оранжевый огонек, Гарри резко схватил палочку за кончик, выхватывая ту из рук удивленного Грюма и направляя ее на него:       — Вы труп.       — Ха, — удивился тот, ошалело улыбаясь. — Вот это фокус! Чистоплюи никогда не опускаются до рукопашного. У тебя неплохие задатки для мракоборца, парень! Далеко пойдешь. Но палочку верни. — Он протянул руку, и Гарри с сомнением отдал палочку.       — Финита. Вставай и пойдем допьем уже чай.       Грюм поковылял к столу, на ходу испаряя с тихим шипением колонны.       — Садись и слушай. Для своего возраста ты неплох. Но соревноваться тебе придется с теми, кто тебя старше, умнее и опытнее. Уж такова правда. Тебе придется быть изобретательным и непредсказуемым. Оставь свои фокусы маггловского происхождения до финального турнира, там уже будешь удивлять белоручек. Третий тур, для твоего сведения, всегда заключается в борьбе волшебника с волшебником. Сначала идет борьба волшебника с тварями, потом борьба с природой, а следом — друг с другом. И волшебник, Гарри, — это тварь самого худшего порядка, — недовольно пробурчал он. — И еще подумай хорошенько о девчонках. Вот твоя Грейнджер. Умная голова, да только медленная. А дашь ей время — так она тебя на раз-два уложит. А Делакур? Той даже не нужно времени на раздумья — тварь она и есть тварь. Разозлишь ее — и от тебя даже очков не останется.       Гарри дернулся от слова «тварь», но промолчал, потому что был согласен не в прямом, но в переносном смысле того слова. Совсем чуть-чуть, но был согласен. Ему было стыдно от этого, но врать себе было бы еще хуже.       — Жду тебя в субботу, в полдень, — посмотрев на часы, предупредил Грюм. — Погоняю тебе часа два-три, а потом пойду пропущу пинту эля. Или две. Не хворай и гляди в оба! — и он хлопнул Гарри по плечу, а потом распахнул кивком головы дверь.       — Вау! — восхитился Гарри, и Грюм ему подмигнул. — Хорошего вечера, сэр!

***

      Возвращаться в башню в таком виде, в каком был Гарри, было привычно, но не приятно. Он вонял потом, дерьмом и унижением. Гарри поморщился, но побрел вперед.       — О, Гарри!       Гарри устало посмотрел на стоящую перед ним Гермиону. В ее руках находились книги, что не было удивительно, а еще засаленный сверток, который покачивался в опасной близости от книжных переплетов — и вот это уже становилось интересно. Больше это интересовало Гаррин желудок, потому что нос уже уловил запах ветчины, огурцов и свежего хлеба.       — Боже, ну и… запах, — Гермиона пыталась уткнуться носом в книги, но книги не оценили душевный порыв и затрепетали страницами. Поэтому она просто попыталась дышать через раз, но этот раз стоил ей многого. Красная от усердия и отсутствия воздуха, Гермиона вытянула руку со свертком в направлении Гарри, подпирая заваливающуюся стопку книг ногой.       — Прости и спасибо, — виновато улыбнулся Гарри, а потом забрал сверток из рук Гермионы. — Я бы предложил помочь, но, думаю, ты откажешься. И я не обижаюсь! Я бы тоже отказался. Но я мог бы помочь магией. Если хочешь.       Гермиона вспыхнула, покосилась на книги и начала быстро лепетать:       — Книги старые, да и некоторые не любят применения магии. Я не уверена насчет этих, но не стала рисковать, — она улыбнулась и тут же предложила: — Идем в гостиную? Как раз покушаешь и… помоешься.       — О да, — Гарри поморщился, — душ мне точно не помешает. Грюм гонял меня так, будто я мышь, а он — объевшийся котяра. И вроде убить не хочет, но и замучить до смерти не прочь. Еще эти бомбы-вонючки…       — Я верю, что вы сработаетесь, — улыбнулась Гермиона. — И я видела у тебя на столе банку с жаброслями. Очень изобретательное решение.       — Эти противные водоросли? Мне их Паркинсон передала, а ей, видимо, Снейп. И я очень рад, если он именно так будет мне помогать дальше.       Гермиона непонимающе нахмурилась, и Гарри пояснил:       — Через посредников. А что изобретательного в этих жаброслях? Они жабры мне отрастят, что ли? — усмехнулся Гарри.       — Ты не знаешь, что они могут делать? — глаза Гермионы округлились в неверии.       — Паркинсон передала мне их утром вместе со своим недовольством, — пожал тот плечами. — А ты откуда про них знаешь?       — Читать умею, — буркнула она. — И это не принимая во внимание, что нам еще в том году про них на Травологии рассказывали. И они есть в справочнике «Полезные травы и растения, и где их найти».       Гарри только пожал плечами, которые тут же заныли. Он скривился, и Гермиона приняла это на свой счет:       — Я не умничаю, но ты слишком безответственно относишься к своему участию в Турнире. Это ведь не просто экзамен, когда самое страшное — это остаться на второй год. Может ведь получиться так, что и не получится и остаться… вовсе не получится… — она закончила совсем неуверенно. — Я не знаю, что умеет Виктор, но он многое знает. И сидит в библиотеке, кажется, только чтобы избавиться от девчонок. Потому что последний раз он читал какие-то сказки о нашем озере. А Седрик — наоборот — читает только книги по защите и отрабатывает движения рукой даже в библиотеке! — она неодобрительно нахмурилась. — А ты… ты… я понимаю, что положительные эмоции и настрой важны, но умирать с улыбкой на губах то же самое, что и с гримасой. Смерть будет в обоих случаях!       Гарри удивленно посмотрел на Гермиону. Она и правда сильно волновалась за него. Даже чересчур сильно. Ему было, конечно, приятно, но еще ему стало совестно.       — Не беспокойся, Гермиона, теперь и Грюм, и Снейп будут на твоей стороне. Что-то вы из меня и вылепите к февралю! — он улыбнулся, а Гермиона только растянула губы в улыбке. Совсем безрадостной. — И я хотел бы тебя попросить об одолжении.       Гермиона сощурила глаза.       — Дафна зовет меня в подземелья. Пойдешь со мной? Она хочет меня познакомить со своей родней. У нее есть брат и сестра. Честно, я боюсь.       — Глупости, Гарри! Амброзиус очень добрый и умный. Даром что слизеринец.       Гарри даже запнулся.       — Что? Откуда ты его знаешь?       — У него талант к объяснению. Эм… — Гермиона оглянулась так, как ей позволяли книги. — Перед первым нашим занятием по Трансфигурации, мы тогда еще спички в иголки превращали, помнишь? — Гермиона вопросительно взглянула на Гарри, и он кивнул. — Так вот, я пошла в библиотеку. У меня не получалось ничего, ведь в этой дисциплине нужно иметь развитое воображение. Очень развитое. Иногда хватает всего лишь детального представления результата, и все. Я так не умела: не хватало концентрации и практики. Я не могла себе представить все три пространства, двумерное — еще ладно, но как только добавляется третье — я теряла картинку. Ну в общем, Амброзиус тогда мне помог, - пристыженно вздохнула она. — Очень помог. Он мне подсказал иной путь, которого я не видела.       Гарри хоть и удивился, но бояться встречи с Амброзиусом — ну и имечко! — меньше не стал. Одно дело — любознательная девочка, которая не трогает твою сестру где и чем хочет и не хочет, и он — который все это делает. И даже больше.       — Так ты пойдешь со мной?       — Пригласи лучше Рона, — улыбнулась она. — Меня уже Виктор пригласил. У них вечеринка. В честь чего — пока неясно, но должно быть весело, — она нервно хихикнула. — Я надеюсь.       — Я, кажется, знаю, — потер подбородок Гарри. — Грюм сказал, что в субботу приезжают четверокурсники. Видимо, встречают.       — Видимо.       Гарри и Гермиона дошли до портрета Полной Дамы и остановились, чтобы передохнуть. Туда-сюда сновали гриффиндорцы, иногда пуффендуйцы и даже когтевранцы. Настроение, особенно вечером, у всех было приподнятое. И ни смердящий запашок от Гарри, ни укоризненные взгляды от Гермионы, ни сомнительные шуточки близнецов Уизли не могли испортить его. Гарри с Гермионой молчаливыми взглядами проводили недовольно голосящую желтую птицу размером с человека, которая выпучивала глаза и откладывала яйца с каждым последующим шагом. Яйца испарялись с громким "чпок", источая зловоние - каждый раз новое. Гермиона скривилась и сощурила глаза, Гарри проглотил рвущийся наружу смех, а птица, надрывно заверещав, превратилась в красного от стыда и злости шармбатонца, который начал улепетывать по лестнице.       — Кстати, ты не видела Рона?       — Он сегодня с Невиллом.       — Пока все хорошо?       — Хотела бы и я так думать, но кажется… — Гермиона подняла на него грустные глаза. — Кажется, вы были правы.