И снова Чёрный Камень

Опустив голову, Эстель быстро шла в сторону конюшни. Университет был тих и тёмен – даже на сторожевой башне, вопреки обыкновениям, никого не было. Старая дверь резко заскрипела, открываясь, и из дальнего стойла раздалось тихое ржание Белогривы – она узнала хозяйку. Эстель вывела её наружу, но даже не решилась сесть в седло: видно было, что после утомительной скачки до Силорна и обратно лошадь ещё совсем не отдохнула. Она ведь даже не расседлала её, когда приехала… Небо было темнее обычного. Чистый ночной воздух овевал бесслёзное лицо. Обхватив рукой шею Белогривы, она медленно пошла с ней по тихим улицам Имперского города. Волосы гривы жёстко щекотали щёку. Эстель вдруг ещё острее осознала, что это бессловесное существо – один из немногих оставшихся её друзей, немногих, кто любит её и кого могла бы любить она. Но все остальные: Мари, Раминус, Тар-Мина, Талфин – где-то там… куда сейчас не вернуться. Пока они с Белогривой одни – на улице, в Сиродииле, на всём белом свете. Как же здесь страшно и пусто без учителя… Эстель остановилась, тяжело перевела дух. Подавила рвавшееся из груди рыдание. А ведь Белогрива любила учителя почти так же, как её, подумала она. Как она тянулась к нему, когда он появлялся на конюшне! Как ласково и весело глядела, каким ржанием приветствовала… – Ты понимаешь, – заглянула она в большие печальные глаза лошади. – Господин не придёт больше. Никогда. Он умер, понимаешь? Ей пришлось умолкнуть: произнести это вслух оказалось даже тяжелее, чем она ожидала… Она поспешно отвернулась, но в последний момент ей показалось, что в глазах Белогривы блеснули крупные слёзы. Учитель трепал её гриву, восхищаясь её красотой и силой. Следил, чтобы о ней как можно лучше заботились. Часто угощал её сахаром. Теперь уже не угостит… Ах да, сахар… Эстель порылась в сумках в поисках кусочков, которые забрала с конторки. Поднесла на раскрытой ладони к мягким губам – лошадь потянулась к знакомому лакомству – хрум-хрум… Оно исчезло. – Не придёт больше господин, никогда, понимаешь? – тихо повторила она, уткнувшись в гриву лошади. – Ешь, родная, ешь… Это в последний раз. Как будто понимая, Белогрива дожевала сахар, опустив голову ей на плечо. Но потом, вдруг… Лошадь резко сбросила с себя руку Эстель и, взвившись на дыбы, громко заржала, а затем рванулась было вперёд, но быстро развернулась и стала гарцевать вокруг хозяйки. Эстель изумлённо смотрела на неё: Белогрива как будто мгновенно забыла об усталости и выглядела так, словно несколько дней спокойно паслась на лучших полях Сиродиила. Как же она не поняла сразу! Сахар был волшебным… Она-то думала, что накануне утром лошадь так быстро донесла её до Силорна, потому что хорошо успела оправиться за ночь… Нет, верно, Трейвен вчера… то есть позавчера тоже угостил её чудесным лакомством. «Учитель… что я без Вас?! Но я выполню то, что Вы приказали, чего бы мне это ни стоило…» Эстель легко вскочила в седло, и Имперский город вскоре остался далеко позади. Она держала путь по дороге на Бруму. Казалось, лошадь несла её быстрее ветра. Сперва хотела объехать город стороной, чтобы не разбудить жителей, но оказалась на его улицах прежде, чем успела подумать о другой дороге. Возле горящего здания брумской Гильдии Белогрива невольно замедлила шаг и захрипела. – Да, милая, да… – оглаживая её, печально проговорила Эстель. – Они все погибли здесь. Мы ещё вернёмся сюда… наверно. А сейчас нельзя терять времени – нам нужно подняться в горы Джерол… Лошадь снова пустилась галопом, миновала город и, пролетев вихрем по широкому полю, вплотную приблизилась к горному серпантину. – Стой! Стой, милая! – натягивая поводья, вскрикнула Эстель. – Погоди. Надо осмотреться… Был самый тёмный час ночи. Спешившись, Эстель прошептала заклинание лунного света. Серебристая дымка выхватила из мглы три ближайших горных пика. Где же могло быть логово Маннимарко, которое называли Пещерой Эха? Возможно, где-то здесь, а, возможно, немного дальше… Она долго и напряжённо осматривала горы, так что глаза уже начинали слезиться, и наконец заметила на одной из них какое-то тёмное пятно, напоминавшее вход в пещеру. Туда вела узкая и крутая горная тропка – впрочем, она казалось доступной для пешего подъёма. «В конце концов, – подумала Эстель, – ведь сами же они – те, кто служат Маннимарко – как-то добираются туда, к нему?». Большое дерево с густой, высохшей листвой, отдалённо напоминавшее дуб, но странное и уродливое, показалось ей самым подходящим, чтобы привязать лошадь. Вокруг него росла довольно высокая трава – её вид отчего-то насторожил Эстель. Сняв с руки перчатку, она, подойдя к дереву, провела по ней ладонью. Рука опытного алхимика сразу почувствовала яды: под горой, вокруг странного дуба, да, похоже, и на всём этом поле, росли только опасные, вредоносные растения… Подведя Белогриву к дереву, она подвязала ей морду так, чтобы та не могла дотянуться до травы. Печально посмотрела на дело своих рук. Если она не вернётся, Белогрива тоже погибнет. Разве что некроманты, которые, наверно, бывают здесь, освободят или… убьют её прежде, чем она начнёт мучительно умирать от голода. Может, и не убьют. Тело лошади им, в сущности, без надобности – она ни разу не видела, чтобы они использовали в своих ритуалах животных… Сахара, чтобы немного подкрепить силы лошади (лишь бы она всё-таки не стала рваться пастись!), уже не оставалось, и она с большим трудом влила ей в рот несколько капель одного из своих зелий. – Прости меня. Может, ещё увидимся, – прошептала она, поцеловав большие печальные глаза, и, быстро отвернувшись, побрела по горной тропинке. Значит, ей всё-таки лучше вернуться… Подъём был недолгим: через несколько минут показалась небольшая, заросшая кустами площадка возле почти отвесного склона, в котором виднелась низкая покосившаяся дверь чёрного дерева – её-то она и заметила ещё снизу. Какая-то высокая тёмная фигура в мантии с черепом направилась ей навстречу. Когда фигура приблизилась, Эстель поняла, что это тоже некромант, но иной, чем она видела раньше – землистого цвета уродливое лицо, зияющие шрамы, чёрные, пронизывающие глаза. Видимо, наиболее приближенные к Королю Червей изменялись не только внутренне, но и внешне. Те, прежние: в Чёрном Изломе, в Неистощимом Источнике, в других местах – хотя бы ещё сохраняли свой прежний облик… Кто он был раньше – данмер, альтмер? А может быть, человек, как и она? Теперь осталась только жуткая тёмная маска, за которой не видно живого лица… – Я Борол Савел, привратник Короля Червей, – жутко ухмыляясь, произнёс он. – Кто ты и зачем явилась сюда? – Я Эстель Петит из Университета Волшебства, и я хочу говорить с Маннимарко от имени архимага Трейвена. – Значит, ты хочешь видеть Короля? – Да, это так. Пропусти меня. – Нет ничего проще, – ответил он, а его ухмылка превратилась почти в оскал. – Чтобы получить аудиенцию его светлости, тебе всего лишь надо пройти через эту дверь. Эстель доверчиво повернулась к деревянной дверце, закрывавшей вход в пещеру, и услышала демонический хохот сзади: – Но ключ от неё у меня, и я умру, защищая его! Она почувствовала слабый разряд молнии: по-видимому, некромант использовал свой посох (к счастью, не очень-то мощный, успела подумать она, особенно для бретонки). Резко обернулась, выхватывая меч. Левой рукой ей удалось метнуть огненный шар – правда, она почти что промахнулась, но всё же он немного задел её врага. Видимо, понимая, что его атака не произвела должного эффекта, некромант отбросил посох и тоже выхватил клинок… …Она стояла над мёртвым телом, вытирая меч от тёмной крови Савела. Битва была ожесточённой – нет, Маннимарко не ошибся в привратнике: он был одним из самых умелых бойцов, которых только видела Эстель. Что же, тот хотел умереть за своего господина – она выполнила его желание. Смогла бы она умереть за Трейвена? Наверно, да… только он ей не позволил. Она низко склонилась над привратником в поисках ключа – он висел на цепочке прямо на шее Савела. Сняв ключ, посмотрела на некроманта снова. Закрыла остановившиеся глаза. Лицо как будто стало немного другим – теперь Эстель была почти уверена, что это данмер. Мог бы ещё долго жить, как и все эльфы. Может быть, он был хорошим волшебником и даже совсем неплохим эльфом, хоть и стал слугой Маннимарко. Ещё одна смерть на её совести… Раскрыв мешок, она выпила несколько зелий, чтобы восстановить силы, и вдруг отчётливо осознала, что если все слуги Маннимарко – а она ведь даже не знает, сколько их – будут так же яростно, как Савел, биться за своего господина, то она и вовсе не доберётся до него живой: на Борола она истратила добрую треть тех снадобий, что везла с собой… Амулет с Чёрным Камнем, казалось, ещё сильнее разогрелся, почти обжигая грудь. Если она не доберётся, значит, всё было напрасным – и жертва Трейвена тоже? Ну что же… остаётся единственный выход. Эстель привычно произнесла заклинание хамелеона, немного более сильное, чем обыкновенно – пусть не упрекнут её в трусости, она не имеет права растрачивать силы на слуг Червя. Затем подошла к чёрной двери. Хоть она и казалась издалека гнилой и покосившейся, теперь Эстель поняла, что это была лишь видимость – чары, наложенные на неё, защищали пещеру надёжнее любых замков. Одно движение заветного ключа в скважине – и она распахнулась, резко заскрипев. Неплохо. Совсем недурно придумано. Внутрь вёл длинный извилистый проход. Как ни странно, там было довольно светло – жуткое фосфорическое сияние озаряло эту странную пещеру, выхватывая из тёмных закоулков то росшие прямо на стенах грибы, то свешивающиеся с потолка лианы, то чёрные знамёна, старые сундуки или каменные алтари некромантов. Она прокрадывалась по запутанным коридорам, замирая всякий раз, когда на неё, невидимую, случайно падал взгляд слуг Короля Червей. Но всё было тихо – странно, что его приближённые не чувствовали её присутствия, уделяя ей ровно столько же внимания, сколько растущим в пещере грибам и качающимся лианам. Они почему-то не слышали, как она время от времени снова шепчет слова «хамелеона», чтобы его действие не прервалось. Волшебник обычно чувствует заклинание другого волшебника. Или они всё же были скорее бойцами-телохранителями, чем магами? Что же, так даже лучше… В сущности, она даже не знала, куда она идёт, но её словно что-то вело. Или кто-то – ведь душа Трейвена была с ней, а он знал своего врага. Просто чувствовала, что всё время спускается, хоть и петляет немного. Спускается куда дольше, чем поднималась по тропинке. Ощущение огромной массы, нависшей над ней, становилось всё отчётливее. Должно быть, она была уже в самом сердце пещеры Эха, глубоко под землёй. Внезапно стены разошлись в стороны. Коридор закончился большим залом – часть его заливало тёмное подземное озеро. Высокая фигура, намного больше и величественнее тех, что она видела в пещере, стояла одна на небольшом островке. Издали Эстель разглядела только роскошную тёмную мантию и что-то вроде скипетра или посоха с набалдашником в виде оскалившегося черепа. Чёрный Камень ещё раз чуть дрогнул у неё на груди. Она выждала, пока действие «хамелеона» рассеялось. Конечно, Маннимарко и так бы увидел её, но пусть не думает, что она от него прячется. Вперёд по узкому мостику – и вот он перед ней. Король Червей. Казалось, он был не столь уж страшен – почтенного возраста высокий эльф с хищными, пронизывающими глазами и хитрой улыбкой. Едва она приблизилась к нему, как по краям островной площадки из земли поднялись уродливые зубцы – Эстель и Маннимарко оказались словно в круглой клетке, отделённые от всех. Так, значит, двигаться в битве надо будет осторожно. Они ведь явно ядовиты. Конечно, она в доспехах, но всё же… Впрочем, так она хотя бы не упадёт в воду. – Так-так, – произнёс Король Червей, с усмешкой глядя на неё. – Похоже, Савелу не удалось задержать тебя. Ну что же, я оживлю его, как только покончу с тобой. Может, поболтаем, раз уж у тебя всё равно нет другого выхода? Она молча смотрела на него. Просто не ожидала, что он заговорит с ней. Или он именно так и подчиняет людей себе? Может, стоило сразу нанести удар? Нет… Трейвен определённо сказал, чтобы она дождалась момента, когда он попытается наложить заклятье. Вряд ли сейчас. Она ведь не чувствует ничего… или не чувствует как раз потому, что магия Маннимарко уже действует? Нет… учитель не мог ошибиться! – Признаться, я разочарован, – Маннимарко обошёл вокруг неё, пожимая плечами, – ведь я ожидал встретить здесь архимага Ганнибала Трейвена, а не его способную ученицу. Я удивлён, что он не пожелал лично выступить против меня. Тебе не победить Трейвена, Маннимарко. Ты бы никогда не сделал того, на что решился он. – За долгие годы я встречался со многими его предшественниками. Я даже по-своему привязался к Галериону, хотя он и плохо сохранился. И к остальным тоже. Маннимарко горделиво показал на небольшой выступ, на котором лежали чёрные камни душ – чуть поменьше того, что был у Эстель, но всё же значительно крупнее обычных. Внутри каждого камня, каким бы тёмным он ни казался, виднелось что-то ещё более тёмное и уродливое. – Мы ведь в каком-то смысле похожи – я и Гильдия, которой ты служишь… – усмехнулся Король Червей. – Вы заботитесь о добре и зле, не понимая, что они суть проявления одного. Вы называете меня злодеем и тщетно пытаетесь уничтожить… Что же, я сам приду за Трейвеном, раз уж он был так труслив, что скрылся за спиной девушки! Эстель задрожала от ярости. – Впрочем, – прищурив глаза, продолжил он, – то, что тебе удалось добраться сюда, уже о многом говорит. Возможно, ты и сама послужишь мне не хуже вашего архимага… – Я никогда не буду служить тебе. – О, дорогая, я не говорил, что у тебя есть выбор! Он расхохотался. Эстель похолодела, но не от страха: просто она однажды уже слышала этот смех – от обезумевшей Караньи. Архимаг был прав, как всегда – её душа была полностью подчинена Маннимарко. – Ты станешь здесь одним из рабов Червя. Я доберусь и до Университета, когда закончу здесь с тобой. А душу твою я изыму… изыму для исследования. – Что? – Эстель напряглась. Видимо, сейчас и следует ожидать атаки. – Власть! Могущество! Я ищу могущества и поэтому ищу тех, кто обладает им, хоть в малой степени… Я изучаю вас, когда вы приходите ко мне… Он вытянул руки и, бормоча что-то под нос, злорадно взглянул на неё. На мгновение у Эстель потемнело в глазах. Какие-то склизкие, холодные руки словно проникли внутрь, подбираясь, казалось, к самому сердцу. Но их как будто останавливали другие – тёплые, надёжные, любящие. Сознание, помутившееся было, вновь стало ясным. Амулет, спрятанный на груди, разгорелся так, что казалось, он вот-вот расплавит доспехи, но, как ни странно, теперь этот жар не обжигал её, а только согревал. Как будто кто-то невидимый обнимал её, поддерживая за плечи… Наконец ей почудился торопливый шёпот: – Не бойся, не бойся, дитя! Я же обещал, что он ничего не сможет сделать с тобой! Ты же видишь: он слаб, он побеждён, но не сознаёт ещё этого. Не торопись только – подожди, пока его сила окончательно иссякнет! Эстель взглянула прямо в глаза Маннимарко – его ухмылка вдруг исчезла, сменившись выражением неописуемого изумления. По-видимому, он повторил своё заклятие, но на этот раз Эстель даже не почувствовала его. Удивление сменилось дикой яростью – он выхватил из-за спины резной посох, а из-за пояса – кинжал и бросился на неё. – Вперёд! Время пришло! – тот же шёпот. Посох скрестился с мечом. Призванные Маннимарко зомби окружили её. Свободной рукой Эстель метала синие молнии. То ли скорбь о погибшем Трейвене, переродившись в ярость против его злейшего врага, умножила её силы, то ли Маннимарко так ослаб от бесплодных заклятий, то ли сама душа Трейвена, незримая, боролась вместе с ней, но битва была недолгой – Король Червей рухнул на землю, призванная им нежить исчезла, фосфорическое сияние померкло, а шипы, окружавшие площадку, опустились с каким-то жутким скрежетом. Эстель оказалась в полной темноте. Некоторое время она напряжённо прислушивалась – ей казалось, что теперь, когда Маннимарко пал, его последователи непременно должны это почувствовать и собраться здесь, чтобы отомстить за смерть своего вождя. Она раздумывала об этом со странным спокойствием – она ведь уже выполнила завет Трейвена, а остальное было не столь важно. Должна ли она выжить сама? Конечно, ради памяти Ганнибала… ради тех немногих, кто её любит… Это было бы неплохо, и всё же – не так уж важно. Несколько минут прошли в этом оцепенении, пока Эстель наконец не осознала, что в пещере царит полная тишина. Где бы ни были слуги Червя, сейчас рядом не оказалось никого. Она взмахнула рукой, шёпотом призывая лунный свет – даже если это было опасно, оставаться в темноте дольше она не могла. Слабая серебристая дымка окутала островок. Теперь на нём не было ничего необычного: тот выступ с чёрными камнями, который привлёк её внимание, таинственным образом исчез – на его месте виднелась небольшая тёмная ямка; исчезли и грибы, и лианы, которые росли тут, как и в других местах пещеры; от ядовитых выступов по краям площадки не осталось и следа. Тело Маннимарко почти полностью ушло под землю, словно увязнув в топком болоте – наверху виднелась только протянутая рука с посохом. Эстель нагнулась и, как обыкновенно делали это боевые маги, срезала кинжалом манжет его одеяния, а потом вытащила посох из руки Короля. Как только она отпустила его руку, она скрылась под землёй. Некоторое время в этом месте виднелась трещина, похожая на шрам – затем и она затянулась, как затягиваются старые раны. Присев на землю, она принялась осматривать трофеи: манжет одежды Маннимарко был не слишком-то примечательным – в сущности, такой же, как у других членов ордена Червя, расшитый кровавыми черепами, разве что из более дорогой материи. От посоха же исходила странная сила – это была какая-то необычная магия, вовсе не известная Эстель. Поворачивая его, она наконец поняла, что на нём была надпись на древнеэльфийском языке. Среди многочисленных слов мастер-волшебница, с трудом разбирая текст (как она жалела теперь, что Ирлав не так много занимался с ней изучением древних письменностей!), поняла только два: «посох оживления». Оживления?! Что это значит? То есть… она может, вернувшись в Университет… «Нет! Неужели ты тоже поддалась? Неужели всё было напрасным?» Внутри – словно взрыв. Простите, учитель! Простите меня! Нет, конечно, я не должна использовать оружие врага. И никто не должен. Конечно, я уничтожу этот посох, чтобы никто больше не коснулся его! «Непременно уничтожишь. Но не сейчас, не здесь. Ты должна показать его в Университете – иначе тебе не поверят». Учитель… он всё время был рядом с ней. Но его не вернуть. Он не вернётся. Почему? Ведь было же в истории, что Крестоносец духом своим отправился сражаться с ужасным Умарилом Неоперённым. Для этого ему пришлось покинуть тело… но когда его миссия была завершена, и его рыцари оставили бездыханное тело в крипте, его дух вернулся, и он вновь встал живым. А Трейвен не вернётся, нет. Иначе бы там, в башне, он не глядел на неё так, не прощался с ней с такой нежностью… Дрожащие руки извлекли из-под мантии амулет. Эстель открыла его. Чёрный Камень… Да разве теперь его можно было назвать чёрным? Казалось, она держит на ладони горящую звезду, ослепительно яркую, как солнце – ярче, светлее солнца! Свет, вызванный ею, померк перед этим сиянием. Живой лучезарный огонь бился в этом камне – он пульсировал у неё в руках, словно она сжимала, боясь раздавить, не то трепещущую птицу, не то бьющееся сердце… Через несколько минут сияние внезапно угасло. На её ладони теперь лежал холодный кристалл, чистый, прозрачный, как горный хрусталь… Душа Трейвена покинула его. Власть Маннимарко пала – миссия архимага была выполнена. Где он теперь? Вознёсся в Этериус, обитель блаженных? Или… Эстель мучительно вспоминала: обитель душ, пленённых чёрными камнями… Каирн Душ – так её называли. Она читала о нём в Мистических архивах. Обливион, Забвение… Нет… неужели он отправился туда? Да, она знала, что посмертная участь душ может быть изменена. Она читала в библиотеке Университета о Чемпионе Сиродиила, освободившем проклятых Клинков Тайбера Септима, или о том же Крестоносце, избавившем от мучений душу лорда Берика, а с ним и других призрачных стражей Реликвий Пелинала Вайтстрейка. Но… можно ли это сравнивать? Освободит ли победа над Маннимарко её учителя? Ведь он был пленён вовсе не им – он сделал это сам! Неужели теперь души тех, кого заключали в чёрные камни некроманты Маннимарко, будут освобождены, и только эта светлая душа – душа Ганнибала Трейвена – останется навечно в планах Обливиона, скитаясь по серым пустыням Каирна вместе с тёмными скелетами, призраками и прочей нежитью? Ведь есть же справедливость на свете – ведь есть же? Что-то тёплое и ласковое в последний раз коснулось её – как будто большая птица укрывала птенца своими крыльями. «Встань. Возвращайся. Живи!» Эстель осталась одна. Медленно поднялась, направилась в обратный путь… Пещера изменилась до неузнаваемости – теперь это была просто нора в земле, разве что столь же запутанная, как и раньше. Она была абсолютно пустынна – некроманты, да и все их пожитки, исчезли. Что произошло с ними? Может быть, когда власть Маннимарко была разрушена, они стали обычными людьми, словно пробудившись от тяжёлого сна? Или их связь с Королём была настолько сильна, что им пришлось последовать за ним? Вот и дверь – простая полусгнившая дверь. Сорвалась с одной из петель, когда Эстель толкнула её. Навстречу хлынул поток света. Она невольно прикрыла глаза рукой и почувствовала на них слёзы – так её ослепило восходящее солнце. Она стояла на горной площадке: чистый, бодрящий воздух хлынул в лёгкие, немного закружилась голова. Это было удивительно красивое место: гряда горных пиков уходила вдаль, сколько хватало взора. Внизу склоны поросли густыми изумрудными лесами – ей показалось даже, что вдали мелькнул олень или горный козлик. Искрящиеся потоки-водопады прокладывали путь между деревьев. Вершины же были светлыми, неприступными скалами. Гордый орёл, верно, вылетевший из своего гнезда, парил в вышине, обозревая окрестности. Да, ночью она могла не заметить многого, но не слышать шелеста листьев? Шума потоков? Пения или криков птиц? Или… ничего этого и не было? Она спустилась – нет, сбежала, слетела! – вниз. Белогрива била копытом и тянулась к изумрудной траве. Изумлённая преображением природы, Эстель провела рукой над растениями – теперь она не чувствовала яда! Это была обычная трава, разве что удивительно свежая и сочная. Помедлив немного, она развязала повод, отпуская лошадь пастись… Та радостно заржала и рывком бросилась в широкое поле. Свежие цветы, роняя сверкающую росу, так и кланялись, так и танцевали перед ней. Измученная, Эстель сидела под дубом, прислонясь спиной к могучему стволу. Солнце пронизывало густую крону, играя лучами в тёмно-зелёной листве. С раскинувшегося перед ней поля доносился тонкий аромат – что это было? Воздух звенел от птичьего пения. Временами накатывало сладкое забытьё – если бы ей не пришлось столько пережить за прошедшие дни, она бы, несомненно, уснула... Неизвестно, долго ли ещё она бы так просидела, если бы тёплая морда лошади наконец не ткнулась ей в щёку. – Ну что, поехали? – слабо улыбнувшись, она поднялась в седло… …Эстель, к счастью своему, даже не предполагала, что в это время происходило в Университете.