И знаешь, то, что было в Корее, то и останется в Корее.

На этот раз я не заходила в раздевалку. Ибо, настроения у меня нет. Почему? Да потому, что всё снова запуталась. Из-за чего? Сейчас расскажу. Я иду к раздевалке как всегда в победном настроении. Но как же оно быстро может меняться из-за двух личностей мужского пола. Капризов и Шестёркин. Но сегодня мне настроение испоганил второй. Тем, что снова всё запутал. — Осторожнее, Лесь, — говорит Игорь, хватая меня за руку, дабы я не упала, когда я случайно, смотря в телефон, врезаюсь в него. — Прости. С победой! — говорю я и обнимаю его. — Спасибо. Лесь, — говорит он, когда я отлипаю. — То что сейчас происходит, это… — Да, Игорь, всё для того же. — Но, Лесь, — он заправляет мою прядь за ухо. — Всё-таки тебя невозможно забыть. Я до сих пор люблю тебя. У нас ведь как секс без обязательств. Вроде бы удовлетворяет, но это не те чувства. — Игорь, прошу, давай не будем всё усложнять. — Но я ведь люблю тебя. — Прости, но я не люблю. Прости ещё раз, но нам будет лучше расстаться. — Тогда я могу тебе обещать одно, ты ещё вернёшься. Как бы вы с Капризовым не любили друг друга, ты всё равно будешь возвращаться ко мне. И знаете что? Где-то в душе я всё-таки понимаю — он прав. Но я молчу, и просто ухожу. — Ты ведь знаешь, что я прав. — Отстань, Шестёркин, будет лучше, если мы и вправду закончим эти недоотношения. Я ухожу так и не повернув голову не на один градус. Ну обязательно всё было усложнять? — Лесь, всё хорошо? — спрашивает Илья, когда он выходит, вместе с Капризовым и Гусевым. — Да, всё хорошо, с победой мальчики. — Спасибо, — говорит за троих Никита. — Где Панарин и оставшиеся Ковальчуки и Гусевы? — На парковке. Лесь, точно всё хорошо, — отвечает Гусев. — Вполне. — Леся, — говорит Капризов, когда мы приближаемся к выходу. –На, возьми ключи, я скоро подойду. — Окей, — говорю и еле как пытаюсь поймать ключи, из-за чего все смеются. Я сижу в машине Капризова, сидя в телефоне, пока не приходит он сам. И мы молча едим. Ну вот и хорошо. Мы паркуемся возле отеля, и я пулей вылетаю из машины. Открываю багажник и пытаюсь достать свою тяжелейшую сумку. Но я переоценила свои возможности. — Да вытащись ты уже! — психую я. Блять, Шестёркин, взял всё настроение испортил. Я думала так умеет только Капризов, а оказалось нет. Но Капризов умеет похуже и побольнее. Хотя, может я просто себе напридумывала? Он просто с тобой на одной олимпиаде, в одном отеле, он друг и сокомандник твоего брата. И он играет в одном звене с твоим лучшим другом. А ты тут напридумывала, что он как-то не так смотрит, как-то не так спрашивает. Может ему вообще похер на тебя, Леся. — Ты можешь не психовать, Лесь? Что у тебя случилось? — Всё у меня нормально, — в особо грубой форме отвечаю я. Что, впрочем-то, свойственно мне рядом с ним. — Я заметил. Ты мне сейчас чуть дверь машины не сломала. — Ой, не беспокойся, я бы оплатила ремонт. — Ой, знаешь, прям камень с плеч упал, — отшучивается он. Как минимум, потому что не может быть серьёзным. Это не про него. Он достаёт мою сумку. И несёт её до моего номера. — У тебя завтра есть тренировка? Нахера это ему? Хочет узнать до скольки я, и зарезать в подворотне? Неплохой сюжетик сериальчика. Я бы посмотрела. — Да, — не задумываясь отвечаю правду. Завтра вообще ужас, а не день. Мало того, что я со всеми от занимаюсь три часа. Так ещё и индивидуальная тренировка два часа. И того, пять долбанных часов на льду. Я умру. Можно меня Капризов прямо сейчас уже зарежет? Или мы не ищем лёгких путей? — Ясно, а 24? — Тупой вопрос, у меня последние выступление 23. Зачем, спрашивается 24 тренировка? — Точно. Ну хорошо. — Чего хорошего, Капризов? Зачем тебе это? — Скоро узнаешь, — говорит он, и уходит, оставляя меня одну возле двери своего номера, и с пакетом, лежащим на полу.

***

Весь следующий день прошёл на льду. Меня гоняли как лошадь на поле с картошкой в сентябре. Я настолько устала, что не выходила из номера даже на ужин. Зато на утро я проснулась с жутким чувством голода. Сегодня, 23 февраля, произвольная программа. И игра с Чехией, за выход в финал. Да, Чехия — это не Норвегия. Остаётся лишь пожелать парням удачи, и мне приятного аппетита. Главное не забыть про матч. Так как у меня совсем чуть-чуть времени на еду, а затем уже на игру парней. На удивление я, на такси, быстро выехала из пробки, и моя задница коснулась сиденья на трибунах, именно в тот момент, когда началась раскатка. 77 номеру хватает всего 2 минуты, дабы устроить опасный момент. Капризов нанёс бросок с левого края — Францоуз прикрыл ближний угол. Понял, да? Но на 7 минуте нарушение численного состава у России. Григоренко пошёл отбывать штраф. Ай-яй-яй, мальчики, так и проиграть можно. И снова на 10 минуте момент у России! Войнов разогнал атаку россиян, Гусев отдал передачу вразрез на ход Капризову. А 77 номер выкатился на ворота, но не сумел пробить Францоуза! На этом, впрочем-то, и заканчивается первый период. Счёт 0:0. Скучненько. Я оглядываю трибуны, и замечаю девушку, с идеально завитыми брюнетовыми волосами. Маша. Всё же они не расстались. Ох, вообще поебать. Матч продолжается. Скучненько, говоришь, Леся? На 21 минуте матча происходит обоюдное удаление. Червенка в средней зоне ударил Капризова, а он же просто отмахнулся и попал сопернику по лицу. Удаляют обоих. Капризов уходит на скамейку штрафников, и я ясно вижу, как Маша ему подмигивает. Просто не смотри. Спокойно отведи взгляд. Интересно, а меня пустят на скамейку штрафников? Просто хочу мило поболтать с ним. Ну и совсем чуть-чуть ему голову повернуть. На 180 градусов. Мне хватает всего пару секунд, для продолжения сосредоточенного просмотра матча. И наконец-то на 28 минуте матча, счёт перестаёт быть нулевым. Дацюк сместился на правый край и сделал перевод на свободного Гусева, который с кистей попал в верхний угол. Капризов на пятаке перекрыл обзор Францоузу. Вот это я называю, командная игра. И кто сказал, что это конец? Всего каких-то полминуты, и вторая шайба в воротах Чехии. Телегин ворвался в зону, дошёл до ворот и сделал передачу на Гаврикова, который забил в пустой угол ворот. 2:0. Но сразу же за голом последовал штраф. И на этот раз нам. Удаление у России. Ковальчук влетел в колено Коларжу и получил малый штраф. Чехи требовали 5-минутный штраф, но арбитр остался при своём мнении. Эх, Илья, Илья. И кажется, Илюшенька, охерел, чуть-чуть. Не прошло и двух минут с его возвращения, как он снова получил штраф, за удар клюшкой. Смотрю на него укоризненно, и он понимает, сейчас лучше играть спокойно. Но на этом интересное заканчивается. Начинается перерыв. Но и практически весь третий период идёт с таким счётом. Но за пару десятков секунд, Ковальчук делает счёт 3:0. И я понимаю, что происходит. Илья иногда так делал на матчах. Он забивал шайбу, тем самым извиняясь передо мной, за неосторожную игру. Теперь точно у Чехов нет времени для уравнивания счёта. Ну разве что чудо, и вся сборная России, включая вратаря, уснёт на льду, и только тогда Чехии удастся сравнять счёт. Но такого не случается. Мы в финале! Ура! Я бегу по лестнице. Но я не осторожна. Уже на предпоследней ступеньки, я неправильно встаю на правую ногу, и от боли начинает темнеть в глазах. Блять. Почему именно на ту ногу, на которой травма? Я присаживаюсь на ступеньки, и мне становится легче. Видимо выступать я не буду.

***

Я стою перед зеркалом в раздевалке, и пытаюсь всеми силами заставить себя выйти. — Лесь, — я вздрагиваю от знакомого голоса Ларисы Ильиничны. — Не помешаю? — Помешаете. Насколько я помню, мы всё обговорили позавчера. — Этери сказала ты выступать не собираешься, — ей, видимо, вообще пофиг на мои перерыкания. –В чём дело? — Не хочу. А толку? Одна золотая медаль уже есть, зачем вторая? Вон, пусть Загитова или Медведева побеждает. — Я тебя не узнаю, не такую я тебя воспитывала. Да, конечно, ты была бесталантная, — я даже не удивлена. — Но в тебе было одно прекрасное качество. Это воля к победе, — так-так-так, это уже что-то новенькое. — Да такая сильная воля, что я всю жизнь тобой удивлялась. Я знаю таких только двоих. Это ты и Илья. — Илья? — Да, Лесь, Илья. Ты пришла ко мне совсем малюткой. Ты пряталась за спиной брата, и боялась даже поздороваться со мной. Знаешь ты очень сильно похожа на Илью. И нет, не внешне, а внунтренне. Я как только увидела твою фамилию, я сразу поняла, ты будешь проблемным ребёнком. Ты ведь знаешь, я… — Бывшая жена первого тренера Ильи. Я знаю. — Ну вот, Илья ведь был гормональным ребёнком. И сначала ненавидел тебя. — Да, он хотел на день рождения собачку, а не сестру. Он даже составил план, как продать меня цыганам за жвачку, — говорю я с улыбкой. — А потом понял, что собачка не будет так улыбаться и обниматься как ты. И полюбил. Скажи мне, был хоть один гол Ковальчука посвященный Николь? Каролине? Филиппу? Теме? Еве? — на каждое имя я лишь мотала головой в разные стороны. — Вот именно, Лесь, каждая победа, каждый гол на счету Ильи, был посвящён тебе. Так почему ты не можешь сейчас выйти на лёд и посвятить Илье эту победу? Выйди и докажи всем, что не только Илья Ковальчук умеет побеждать, но и Леся Ковальчук. Знаешь, я не решаю за тебя. Сейчас только тебе решать. Только, прошу, перед тем как что-либо решить, подумай тысячу раз, а кому так будет лучше? И уж если не за Илью, то за папу. Удачи. — Спасибо, — говорю я, и она оставляет меня одну с мыслями. Я смотрю в зеркало и вижу то, чего Илья бы не выдержал. Вся тушь размазалась, а слёзы до сих пор текут. — Прости, пап, я обещала тебе беречь себя и не выходить на лёд с травмами. Но также, я обещала Илье сделать всё возможное, чтобы завоевать два золота Олимпиады. Так что прости. Я беру салфетку для лица, и подправляю макияж. Подхожу ко льду. Спасибо, что хоть последняя выступаю. И я следующая. Диктор объявляет мою фамилию, и я выезжаю на середину льда, принимая позу лягушки. Начинает играть прекрасная классическая музыка Би Смарта «Встреча с гармонией». Примерно за неделю до начала олимпиады, Этери Георгиевна слегка изменила эту программу, уменьшив число акселей до одного. И сейчас будет этот аксель. Но я нечаянно путаю ноги, и я падаю. Блять. Моя нога. Из-за боли, в глазах всё плывёт. Но я вижу врачей собирающихся идти ко мне. Нет. Я не поеду в больницу. Я смогу встать. Я останавливаю их рукой. Не сегодня. В голове слышен лишь один голос. «Ты никто» «Ковальчук, ты ничего не сможешь, если будешь продолжать здесь валяться» «Встань и танцуй» «Если не за Илью, то за папу» – За папу, – шепчу я, и встаю. Мне зверски тяжело сейчас держать слёзы в себе. Показываю знаками, чтобы мне включили аудиозапись заново, и иду на тоже место где была с самого начала. Я повторяю заново все движения. И на двойном акселе, я, кажется, через чур сильно стараюсь, и вместо 2.5 круга, кручусь 3.5, это тройной аксель. Всё хлопают, и я загладила свою вину за это падение. Я до танцевала и в конце просто специально упала. Слава Богу, я это сделала когда музыка закончилась. Все хлопают, и кидают на лёд игрушки. А я просто ничего не чувствую. Но мне хватает сил посмотреть на табло. И я пару раз моргаю. Нет, у меня не галлюцинации. Я снова заняла первое место. И я срываюсь. Я реву. Горячие слёзы обжигают щёки. Мне одевает на шею медаль, а я смотрю на Машу, держащую руку Капризова. Л-е-е-е-ся, очнись, тебе тут медаль на шею надевают, а ты думаешь о Капризове. – Моё солнце, – говорит Илья, и я с усталым лицом падаю на него. – С победой. Как нога? – Всё прекрасно. Где все? – На парковке. Пошли. – Пошли. – Моя чемпионка, моя маленькая девочка, – говорит Николь обнимая меня. А за ноги меня обнимают мои племянники. – С победой! – говорит Гусев, и они с Мариной и Вероникой меня обнимают. – С победой, подруга, – издаётся у меня над ухом писклявый голос одной особы. И она сжимает меня. Блять, отцепите её от меня, пожалуйста. Илья-я-я-я. Но её отцепляет Панарин, который подходит, чтобы меня обнять. – Тройной аксель, Лесь, тройной! Ты ведь стала первой русской фигуристкой, сделавшая тройной аксель на Олимпиаде. Трибуны были в шоке, – начинает хвалить меня Тёма. – Талант, – присоединяется к нему Илья. «У тебя никогда не было таланта» «Ты никто» Так, стоп-стоп-стоп. – Ладно поехали, я жутко хочу сп-а-а-а-ть, – протягиваю я, и сажусь в машину к Гусевым. – Бедный ребёнок, устал, – уже в спину слышу голос Капризова.

***

Сегодня уже 24. Я не спала почти всю ночь. Зато проспала весь день. И поспала бы ещё, если бы не один человек, который начал стучать мне в дверь. Я убью его сейчас. Или её, кто бы это не был. – С добрым утром, Леся. – Капризов, блять, что надо? – Руки и сердца, Леся Валерьевна. – Ха-ха-ха. Остроумно, Капризов, остроумно. Чего надо? – У тебя, короче есть полчаса, чтобы одеться. – Чег-о-о-о? Ты дурак? – Возможно. Давай, Леся, хватит сидеть в этих четырёх стенах, мне скучно. – С Машей погуляй. – Л-е-е-е-ся. Пожалуйста. П-о-о-о-о-шли. – Достал. Давай выходи, я одеваться. На улице уже темно, а я еду с этим придурком неизвестно куда. А если он меня зарежет? – Куда мы едем? – Скоро узнаешь. Капризов останавливается на какой-то поляне. – Так, Капризов, помни, если со мной что-то случится, тебя Илья найдёт. – Ковальчук, ты за кого меня принимаешь? – За идиота, который притащил меня неизвестно куда. – Пошли, – игнорирует мои последние слова он. – Ну и где мы? – Да хуй его знает. Гугл карты меня сюда привели. – Прекрасно. Ну и зачем мы сюда приехали? – А вот зачем, – он берёт меня за плечи и поворачивает на 180 градусов. Из-за чего у меня слегка кружит голову. – Вау, – говорю я наконец придя в себя. Перед моими глазами просто прекрасный пейзаж. – Красиво? Это называется Капризов Кирилл Олегович умеет выбирать места, – говорит он, и я затылком чувствую его улыбку. Дурак. Я начинаю смеяться с него. – Ну чего ты смеёшься? – ворчит он, и я смеюсь уже с его лица. И он начинает тоже смеяться. И мы уже вдвоём. – Два придурка, – наконец успокоившись говорит он. – Ладно поехали, а то ты от холода окоченеешь.

***

– Лесь, – говорит Капризов и прижимает меня к стене возле его номера. Так, стоп-стоп-стоп, чувство дежавю окутывает меня. Что происходит. – Леся, – снова протягивает он обжигая мои щёки своим дыханием. Я осторожно щипаю себя за руку, и поддаюсь вперёд, из-за чего между нашими губами миллиметр. Мы целуемся. И мы оба знаем, чем это закончится. И я всё решила. Не хочу запутаться. Он быстро открывает дверь номера, и, кажется, эта ночь пройдёт великолепно. И теперь это, блять, не сон.