Гарри Поттер и экспресс "Хэллоуин-Хогвартс"

Окрестности Хогвартса завалило снегом. Хранитель ключей, садов и лопат Хагрид каждый день чистил дорожки, по которым можно было добежать до теплиц. В свободное время ученики затевали игру в снежки, причём близнецы Уизли зачаровывали снежки так, чтобы они гонялись за человеком и непременно попадали в затылок. Чаще всего от этих забав страдал Персиваль Уизли. Не очень-то приятно, когда за шиворот вдруг обрушивается ворох снега. Перси бранил буянов и грозил снять баллы. Братцы только корчили ему рожи. Однажды близнецы науськали снежные снаряды на профессора Моуди. Тот хмыкнул, крутанул волшебной палочкой, и на дерзких обрушился целый сугроб, завалив их по шею. Дин Томас учил всех желающих, как рисовать на свежем снегу силуэты ангелов. Невилл и Гарри при всяком удобном и неудобном случае падали в снег и дрыгали руками и ногами. Невиллов ангел получался толстенький, больше похожий на монаха Тука. Гермиона возмущалась, что их поведение неразумно, так и простудиться недолго. Чтобы умиротворить отличницу, Гарри научил её простенькому заговору, позволяющему высушить и согреть одежду прямо на себе. По такой погоде это был самый полезный заговор. В замке было очень холодно. В коридор нельзя было выйти без шарфа и тёплой мантии. Особая стужа царила в кабинете зельеварения. Ученики с нетерпением ждали начала практических занятий, чтобы на законном основании зажечь огонь. Многие сидели почти в обнимку с кипящими котлами. Профессор Снейп, витиевато ругаясь, котлами варил зелье от простуды. Шмыгающие сопливыми носами ученики спешили в Больничное крыло. Мадам Помфри каждому выдавала добрую порцию Перечного зелья. Насморк и першение в горле проходило почти сразу, становилось жарко настолько, что у выздоравливающего валил пар из ушей. Тепло было только в гостиных факультетов. В красно-золотой круглой комнате гриффиндорской башни весь день горел огонь в двух больших каминах. После полуночи там оставались лишь груды пылающих углей, которые остывали к утру. На рассвете домовые эльфы убирали золу и пепел, подбрасывали зачарованные поленья, и вновь разжигали пламя. Прибегая из промороженого коридора или спускаясь из прохладных спален, ученики спешили погреться в живительном тепле. Небольшой плюшевый диванчик перед ближайшим к доске объявлений камином заняли в единоличное владение близнецы Уизли. Всякого, кто пытался в вечерние часы занять это козырное место, Фред и Джордж с шуточками-прибауточками выпроваживали прочь. Когда там попытался расположиться Рон, добрые старшие братья превратили его эссе по трансфигурации в тарантула. С воплем отвращения Рон швырнул мерзкую волосатую тварь в камин. — Бедный Ронничка… — С сочувствием в голосе пропел один из близнецов. — Так боится противных паучков… — Вздохнул второй. — Уроды! — Крикнул Рон, глядя, как догорает его домашняя работа. — У меня опять «тролль» будет! — Ай-ай-ай! Фу так плохо учиться! — Мамочка будет тобой недовольна! Дальнейшую перепалку прервала Гермиона Грейнджер. Решительным шагом она подошла к спорному диванчику. Окинула блинецов предельно возмущённым взглядом. Сказала: — Фу такими быть! — И потянула младшего Уизли за рукав. — Рон, пойдём в наш угол. Сейчас ты всё быстро-быстро опять напишешь. Там за столом удобнее. — А ты потом проверишь? — прогудел Рон, вытирая нос другим рукавом. — Проверю. — Вздохнула Грейнждер. Она вспомнила, как яростно спорила с Поттером-Скеллингтоном, когда он ей заявил, что за всякое доброе дело бывает наказание. А ведь, похоже, прав был, юный софист. В углу, который Гермиона назвала «наш», стоял круглый стол и три кресла. Одно из них было отмечено небольшим книжным Монбланом. Это было любимое рабочее место Гермионы. В другом расположился Поттер-Скеллингтон. Гарри то возводил глаза к потолку гостиной, шевеля губами, то с радостным «Ага!» начинал строчить на пергаменте. В общем, напоминал безумного поэта. На самом деле Поттер-Скеллингтон сочинял эссе для профессора Снейпа о использовании исландского мха в лечебных зельях. Рядышком сидел Невилл и, высунув язык от усердия, заворачивал грецкие орехи в золочёную фольгу, перевязывая разноцветными ленточками. Завязать ленточку бантиком у него получалось так себе, но Невилл очень старался. Лонгботтом твердо решил, что в день зимнего солнцестояния украсит несчастную Дракучую иву. Гарри пообещал помощь и участие. Гермиона сдалась, когда Поттер-Скеллингтон со слезами в голосе напомнил, что дерево тоже живое, оно страдает и нуждается в помощи. После этого мисс Грейнждер научила Невилла вырезать из бумаги ажурные декоративные цепочки и лично изготовила полдюжины очаровательных фонариков в китайском стиле. Гермиона пододвинула для Рона табурет и шёпотом стала объяснять, как именно следует оформлять вводную часть эссе. Гарри покосился, но промолчал. Уизли последний месяц стал вести себя почти прилично, да и противной крысы с ним не было — оставил в спальне. Когда Рон поставил последнюю кляксу, замаскированную под точку, и Гермиона стала просматривать текст, одобрительно бурча себе под нос, Гарри проговорил самым милым тоном: — Между прочим, мог бы и не торопиться. Завтра профессор Люпин заболеет и трансфигурацию отменят. Или директор будет замещать, а он домашку проверять не станет. — А ты почём знаешь? — возмутился Рон. — Или твоя третья фамилия — Трелони? — Скорее уж Синистра, — фыркнул Гарри, посыпая свою работу по зельеварению песком, чтобы высушить чернила. — На Луну посмотри. В стрельчатое окно и в самом деле был отлично виден яркий белый диск полнолуния. — И чё? — озадачился Рон. — Думаешь вместо трансфиги завтра астрономию поставят? Бли-и-ин, там же надо все спутники больших планет выучить… Но я думал, что это только к послезавтра. — Гарри хочет сказать, — тихонько пояснил Невилл, убирая золочёные орехи в коробку с надписью «К Рождеству» (для конспирации!), — что профессор Люпин — оборотень. Поэтому сегодня нам не следует покидать гостиную, а завтра профессор будет слишком слаб, чтобы вести уроки. — А ты почём знаешь? — возмутился Рон. Невилл пожал плечами. За него ответила Гермиона. — Жёлтые глаза, шрамы, реакция. То, как он принюхивается. У профессора Люпина ухо подёргивается, когда Лаванда взвизгивает — оборотни чувствительны к высоким звукам. Да и одно полнолуние уже было. У выпускных курсов директор замещал. А у нас расписание переделывали. Помните, профессор Синистра нам бытовые чары показывала? Рон кивнул, поковырял аккуратно залатанный рукав своей старенькой мантии и вдруг выпучил глаза на своих собеседников. — Оборотень?! И вы это так спокойно говорите? — А чего волноваться? — Гарри изогнул бровь в стиле профессора Снейпа. — Учит мистер Люпин получше мадам Макгонагалл. — Ну, вообще-то оборотни не зря считаются тёмными тварями, и в профессорах им всяко делать нечего, — пожал плечами Невилл. — Бабушка сказала только, чтобы я был осторожен, но шум не поднимал. Это директор пригласил мистера Люпина, мол, у всякого должен быть ещё один шанс. — Ну… вы! Вааще! — возмутился Рон, потрясая в воздухе своей работой по трансфигурации. — Раньше сказать не могли? Чего бы я сегодня всё это сочинял, если можно было бы до той недели отложить? Гермиона засопела, Гарри только глаза закатил. Уизли был неисправим. — Слушайте, — вдруг завертел головой Рон, — а где Фред и Джордж? Вдруг он их… того? Они, конечно, сволочи, но всё-таки родственники. Действительно, выгнав Рона со «своего» диванчика, близнецы некоторое время пошептались, подсчитывая что-то на пальцах и записывая на обрывке пергамента. Потом тихонько выскользнули из гостиной. Ага, на съедение профессору Люпину. Впрочем, опасения Рона не оправдались. Не успел он, понукаемый Гермионой, выучить названия галилеевых спутников, братцы уже вернулись с двумя небольшими коробками. Близнецы эффектно откашлялись и заговорили тоном опытных конферансье: — Дамы и господа! И прочие! Совсем скоро начнутся каникулы… — И наступит Рождество! — Праздники, когда уместно порадовать друзей и родственников… — Сюрпризами!.. — Фейерверками!.. — А лучше всего — фейерверком с сюрпризами!.. — Итак — представляем!.. — Шумные Шутихи Шутников Уизли! С этими словами близнецы стали вынимать из коробки небольшие хлопушки и взрывать их. Хлопушки-шутихи взмывали под потолок с хрюканьем, кряканьем, визгом. Рассыпая разноцветные искры, делали круг под потолком. И ныряли в камин, сгорали с яркой фиолетовой вспышкой. — Всего пять сиклей штука! — Три штуки — двенадцать сиклей! — Дюжина — сорок пять сиклей! — Спешите — партия ограничена! Персиваль Уизли пытался остановить братьев, говорил что-то о незаконности такой торговли, о непроверенном алхимическом составе. Злосчастного старосту оглушили со спины, спеленали его же мантией и положили в самый тёмный угол гостиной, чтобы не мешал. Близнецы отлично умели драться в паре: и магией, и без неё. Грейнджер кинулась было спасать и защищать, но увидев, как дружно потешается над незадачливым старостой квиддичная команда, только поджала возмущённо губы. Она училась понемногу реально оценивать свои возможности. В гостиной плавал дым с резким неприятным запахом, но гриффиндорцев это не смущало. Они раскупали Шутихи Шутников как горячие пирожки. Даже Гермиона, заразившись всеобщим безумием, хотела приобрести полдюжины. Показать родителям. Гарри удержал её от покупки вопросом: «А у вас камин дома есть?». Камин в доме английских стоматологов был электрический. Близнецы Уизли нахваливали свой товар. — Можно запускать в комнате! — Шутихи самонаводятся на камин! — Никогда не устроят пожар! — Доставят радость взрослым и детям! — Совершенно, ну совершенно безопасно! Из второго ящика близнецы вытащили огненную саламандру. Саламандра была похищена из кабинета профессора Кеттельберна. Профессор отлично разбирался в уходе за магическими животными, но охранные чары у него выходили слабо. Саламандра переливалась искорками. Чтобы доказать безопасность своего изобретения, близнецы запихали пару петард в пасть зверюшки. Теперь изо рта саламандры вырывались разноцветные языки пламени. Сама саламандра изо всех сил дрыгала лапами и хвостом, но вырваться из крепких рук не могла. — Что вы делаете! — кинулась на помощь животному Гермиона. — Ей же больно! — Не волнуйся, добрая девочка! — Это огненная тварь — ей огонь не повредит! — смеялись шутники Уизли. Гарри отлично знал, что огонь саламандре не только не вреден, но даже необходим. А вот соли металлов, которые окрашивали пламя в яркие цвета, весьма ядовиты. И для людей, и для саламандры. И если не вытащить у неё из пасти эту дрянь и не отпустить саламандру в огонь, то животное скорее всего погибнет. Поэтому, пока близнецы отвлеклись на Гермиону, Поттер-Скеллингтон забормотал скороговоркой: — Ноги сами по себе, Руки сами по себе, Голова то ли там, то ли тут… Этот наговор действовал недолго, но позволял в любой толпе пробраться незамеченным. Вроде и был тут человек, а кто и где — нипочём не поймёшь. Скользнул к камину и ткнул костяной палочкой в ямку на локте того из Уизли, который держал извивающуюся саламандру. Рука повисла плетью. Саламандра вырвалась. Гарри подхватил падающую на пол зверушку и выпустил её в камин. Саламандра мотнула головой ещё раз, выплёвывая остатки шутих. И исчезла в сполохе пламени. Гарри так же шустро спрятал палочку и отскочил прочь. Драться с близнецами Уизли он не хотел. Ну вот совсем. Вдвоём они его непременно уделают, а битым быть всегда неприятно. Братья кинулись к камину, ругнулись на упущенную саламандру. Завертели головами. Гарри, сидя на своём обычном месте, с самым сосредоточенным видом измерял линейкой длину свитка с домашним заданием. — Ты! Поттер-Скеллингтон! Это был ты! — крикнул… ну, допустим, Джордж. — Где? — изумился Гарри. Жизнерадостные гриффиндорцы дружно хохотали над ошарашенным видом близнецов Уизли. Братья быстро взяли себя в руки и привычно заулыбались. Фред, пострадавший от костяной палочки, демонстративно разминал оцепеневшую руку. — Ничего, малыш! — Сочтёмся! Гарри мило улыбнулся в ответ. Теперь придётся ходить, да оглядываться.