Отголоски

Глава 2 Его не было полгода. Не постоянно, он приезжал на несколько дней каждый месяц, привозил подарки детям и ей, но радости, ни у кого не возникало. Все было зыбко и временно. Он играл с детьми, а они спрашивали: - Пап, а ты сегодня не уедешь? И в их супружеской спальне было тревожно – спешили насладиться близостью, насытиться впрок, и вздрагивали от боя часов, будто ждали звонка будильника… Это случилось в последний приезд Жданова. В детском саду был карантин, и Катя сидела с детьми дома. Накануне бабушка привезла им котенка – дети давно просили, не раз хотели принести с улицы, и Елена Александровна пообещала им вырастить котенка от своей кошки. Обещание она выполнила, и теперь привезла им живую игрушку. Играли с ним вечером всей семьей. И Андрей с Катей не остались в стороне, только успевали изготовлять бумажные бантики на веревочках и поясках. Дети носились с ними по комнатам, котенок охотился за шуршащим комочком, и если ему удавалось схватить его, тут же рвал зубами на мелкие кусочки, и приходилось родителям готовить новую «мышку». Очень было весело! Маленький котенок соединил большую семью… А в тот день Андрюшка играл с котом один. Жданов уехал в офис, Катеньку забрала бабушка – Елена вязала ей платьице, и нужно было примерять, Катя на кухне готовила обед и параллельно разговаривала по телефону с Юлианой. Надо сказать, что отношения с Виноградовой были неровные и претерпевали изменения: от теснейшей дружбы до холодного отчуждения. Познакомились они в первый год работы Катерины в Зималетто. Юлиана одна из немногих отнеслась к Кате по-человечески и та откликнулась безграничным доверием, уважением и даже почитанием – Виноградова стала для нее непререкаемым авторитетом и предметом для подражания. В постегипетский период дружба затухла. В немалой степени этому способствовало враждебное отношение к Юлиане самого Жданова – она же чуть было не отняла у него Катеньку! Хуже того, она хотела выдать ее замуж, и вовсе не за него! То, что виноват он был, прежде всего, сам, Жданов понимал, но и Юлиану старался лишний раз не видеть, тем более со своей женой. Виноградова это почувствовала, и дружбу с Катей прекратила, ограничивалась телефонными поздравлениями в праздники. А в тот момент наблюдался период потепления в их отношениях. Они еще не встречались, но подолгу разговаривали по телефону. Возобновлению былой дружбы способствовало то, что у Юлианы наметился роман с Малиновским (роман с Романом…), а Катя нуждалась как никогда, вернее, как когда-то, в дружеской поддержке. После отъезда Жданова по Зималетто поползли слухи – Кирины домыслы, озвученные Клочковой: «Что, змеюка, не удалось удержать мужика? И второй ребенок не помог? С первым он тебя бросил, и с двумя одна останешься»… Другие работники, конечно, так враждебно не высказывались, но перешептывались за ее спиной. Неприятно было, но все же лучше, чем, если бы они жалели ее. Жалость она бы не выдержала! Вынужденное сидение на карантине было как нельзя кстати(тьфу, тьфу, лишь бы дети не заболели!) - дома она отдохнула от постоянного напряжения в офисе, но и без работы она скучала, так что звонок Юлианы ее обрадовал. Они обсуждали последние офисные новости, когда из дальней комнаты раздался душераздирающий крик: «Мама!!!» Катя бросила трубку и побежала на зов ребенка. В комнате никого не было. Она беспомощно огляделась и только тогда увидела открытую дверь на лоджию… Андрюша лежал в неудобной позе, подвернув под себя руку, и казалось, даже не дышал – тело его было совершенно неподвижно. Она хотела его поднять, но он застонал от боли, и она не решилась его шевелить. Да и руки у нее тряслись, и она боялась, что не удержит его. Так и стояла, не зная, что предпринять – куда звонить, кого звать, - а в комнату уже вихрем ворвался Андрей, склонился над сыном - Сынок…Андрюшенька…Где больно? - Рука… Все кружится… Я умру?! - Потерпи…Я сейчас… Он стал осторожно поднимать ребенка, а тот вцепился в него здоровой рукой и шептал, еле ворочая языком: « Спаси меня, папочка…папа, я боюсь…» А через несколько минут приехала и «Скорая» - оказывается, Катя не отключила телефон, и Юлиана все слышала. Это она сообщила Жданову и вызвала скорую помощь. Уже через час Андрюшу прооперировали – у него был сложный перелом руки: в локте, со смещением и осколочным раздроблением кости… А все из-за котенка – они прыгали вместе через порог, и Андрюша поскользнулся на плиточном полу лоджии, упал на руку… Будто понимая, что виноват в произошедшем несчастье, котенок забился под диван и долго оттуда не вылезал – боялся, наверное, что выкинут его. Но кто же так поступит? Единственным наказанием было то, что его в суматохе и волнении никто не покормил до следующего дня. Андрюша же о нем и напомнил – едва очнувшись от наркоза, спросил, где его Барсик, хотя до этой минуты был кот безымянным… Андрей дежурил возле сына всю ночь – договорился с врачом и ему разрешили, хотя необходимости в этом не было. Это с точки зрения врачей необходимости не было, а для них – отца и сына – это была самая необходимая необходимость. Этой ночью они стали по-настоящему родными, самыми близкими людьми: отцом и сыном. * - Как он? – с этими словами Катя выскочила в прихожую, едва там раздался звук открываемой двери. Андрей вернулся утром. В больницах утро начинается рано, уже в половине седьмого разносят градусники, - но Катя была уже «при полном параде»: и сама одета, и сумка с передачей для сына готова. А там и бульон куриный, и его любимые блинчики со сгущенкой, и свежевыжатый сок. - Отвези меня к нему, я уже изнервничалачалась, - продолжила она, снимая с вешалки пальто и не давая мужу раздеться. - Кать, подожди! Поедем позже – завтраком я его накормил, вполне съедобная была каша, и даже какао. Скоро обход врачей и процедуры, а пока он уснул. Мы же всю ночь не спали. - Ему было плохо? - Плоховато… Наркоз отходил, больно было, да и перепугался он сильно – так и держал меня за руку. А я и не против, лишь бы ему спокойнее было. - Ты же не спал… Я не подумала… - Похоже, и ты не спала – вон, сколько всего наготовила. В его словах и интонации она уловила неутоленный голод. И немудрено – за весь вчерашний день у обоих крошки во рту не было. Она-то была дома, могла поесть, но ей даже мысль такая не пришла в голову. А сейчас она спохватилась – надо же мужа покормить, да и самой не мешало бы… - Андрей, ты умывайся, и к столу. Завтракали долго и обстоятельно – пережитые волнения отходили, и организм требовал подкрепления. Попутно Андрей рассказывал, как прошла ночь, что удалось узнать у врачей об операции, какой прогноз на выздоровление. - Андрюш, мама звонила – я сообщила родителям, попросила Катеньку оставить у них на первое время – так мама говорит, что может побыть с ним. Рука же правая, как он справится… - Кать, он прекрасно левой рукой держал ложку, и с туалетом нормально. - Палата отдельная? - Нет, двухместная. Можно было бы и отдельную, но я подумал, что ему скучно будет, а здесь мальчик лежит, постарше его, уже школьник – он и поможет, если потребуется. Я им телевизор обещал привезти и видик, чтобы не скучали. - Надо переносной, а у нас нет такого… - Не проблема, купим. Давай отдохнем немного, и поедем, а по пути все купим. Казалось, что уснут сразу, едва коснутся головой подушки, а сон не шел… - Кать, я сейчас одну вещь скажу… Ты только пойми меня правильно… У нее вдруг засосало под ложечкой, страх сдавил грудь: «Он уйдет… У него другая женщина…», - но она постаралась не выдать себя. - Говори, я готова тебя выслушать. - Кать… Наверное, грешно так говорить… Я так счастлив! - С кем? Теперь он с удивлением смотрел на нее - С кем же еще, с вами… с тобой и детьми… - Почему же тогда грешно? - Ну, как же – с сыном такое несчастье… Я просто понял, Кать, что сына я люблю! Очень люблю! Он мне дорог очень… - А ты сомневался? - Уверен был, что мои чувства к нему не любовь вовсе, а долг. А когда Юлиана позвонила, я не помню даже, как до дома доехал – вдруг, думаю, не успею, не спасу. Как же тогда… без него… И в палате, ночью, держу его за руку, и сердце щемит от жалости, от сострадания, и в то же время переполнено оно радостью: мое это, кровное, родное… за него все отдам, жизни не пожалею. - Хорошо-то как… Теперь все у нас будет правильно! Я ведь видела, как ты переживаешь, только сделать ничего не могла. Себя ругала, что раньше тебя решила усыновить Андрюшку… Это тоже заронило сомнение в твое сердце! - Ты просто раньше поняла, а я же тугодум… Ты вот смотрела на меня с состраданием, а я думал – с укоризной, думал, презираешь меня за нелюбовь к сыну, за его появление вообще… - Поэтому сбежать решил? - Проявил малодушие, признаю. Думал, разлука обострит чувства…Пойму… - Помогла разлука? - Нет. Несчастье помогло…К сожалению… - Кстати, когда тебе уезжать? - Я не поеду больше. - Как же так? Ты же там нужен… - А здесь я разве не нужен? Тебе, детям, компании… - Ты всем нужен, но что скажет Павел Олегович? - Найдем выход. На мне свет клином не сошелся. Я и так виноват перед тобой… - В чем, Андрей? Изменил? Или…разлюбил? - Кать, ты нарочно так говоришь, или, правда, подозреваешь? - Ну… не то чтобы подозреваю… Просто ничто другое в голову не приходит – в чем еще ты можешь быть виноват? - Я оставил тебя с детьми, одну, и так надолго…Я о себе думал, свою проблему пытался решить, таким образом, а о тебе не подумал… Тебе-то каково было? - Во-первых, я не одна была – няня, мама, домработница… Помощников было больше, чем нужно, а во-вторых, ты же там работал, а не развлекался. Да и приезжал ты часто… - И все равно! Это непорядочно, взваливать на тебя свои проблемы. Я знаю, ты простишь, но я сам себе простить не могу. - Андрюш, давай не будем об этом больше. Все у нас будет замечательно, вот увидишь! - Не уверен… Отголоски той истории на мальчишнике еще могут заявить о себе… - Ты о Вере? Я тоже о ней думаю. Нам давно пора рассказать о ней Андрюше. - Только не сейчас! Это будет для него таким стрессом, а он и так перенес операцию, наркоз… Сейчас любые волнения надо исключить. - Конечно не сейчас, но надо как-то выбрать время… Подготовить его надо, и самим подготовиться к разговору. Я так переживаю за это. - О, уже пора ехать! Еще же в магазин… - он опять уклонялся от решения проблемы… Вопрос с Лондоном решился на удивление просто – Кира изъявила желание поехать. Катя, с ее особенностью видеть в людях, прежде всего хорошее, растрогалась и готова была записать Воропаеву в друзья – как же, она же с пониманием отнеслась к их семейной проблеме! А ее совсем недавние высказывания в свой адрес Катя ей простила, потому как у нее самой с мужем все хорошо – теперь, - а Кира так и не обрела семейного счастья. На самом деле Кира осталась Кирой, и в Лондон она решила поехать по своим соображениям – в Лондоне открыл свое представительство Никита Минаев, и он был в очередной раз в разводе… Как бы то ни было, а семья Ждановых воссоединилась (хотя официально и не распадалась), и начался новый этап их жизни: счастливый! История с Андрюшиной рукой еще не раз давала о себе знать. И дело было не в самой руке – рука благополучно срослась и не беспокоила его. Их беспокоила его нервная система. Он стал всего бояться. На первом этапе выздоровления, пока не сняли гипс, они даже радовались тому, что он не бегает, не прыгает, оберегает руку, чтобы ее случайно не задели. Он и в детский сад не хотел ходить, и у них была возможность держать его дома, с няней, или с бабушкой, но они решили не потакать ему – он в старшей, выпускной группе, там идет интенсивная подготовка к школе, которую они вряд ли ему обеспечат дома, да и выпускной утренник будет – это же такое памятное событие! Смешно сказать, но в садике его опекала младшая сестра! Катенька росла очень бойкой и заводной девочкой, по характеру больше похожей на мальчишку-сорванца, но по отношению к брату была заботливой маленькой женщиной. Младшая и подготовительная группы находились на одном этаже, и даже в одном крыле здания, и она прибегала в группу к брату перед прогулкой, поправляла на нем шарф, надевала на больную руку варежку. Все это сделали бы и воспитатели, но она прибегала, и никто не препятствовал ее заботе – и в воспитательных целях, и просто по-человечески. Осторожность стала приобретенной чертой характера мальчика, а в сочетании с природной чуткостью и ранимостью вырисовывался образ тихого, скромного ребенка, натуры мягкой, покладистой и ласковой – девочкой бы ему родиться! Эта его ранимость, вместе с болезненными проявлениями неустойчивости нервной системы – то у него нервный тик, глаз дергается, то сыпь непонятного происхождения, а то и температура вдруг поднимется, - не давала им возможности рассказать правду о его рождении – все казалось, что не вовремя… Так и прошло пятнадцать лет…