Тихоня, любовь моя!

В доме у Тихони мы пробыли недолго. Пока я стоял в прихожей, девушка поднялась по витой лестнице на второй этаж и, быстро там переодевшись, спустилась ко мне. — Ну, все, я готова! Пошли? — немного смущенно проговорила она. — Пошли! — я улыбнулся. Взявшись за руки, мы вместе с нею вышли на залитую ярким солнечным светом улицу и неспешным шагом направились в сторону Бергентаунского пляжа. Всю дорогу я шутил и рассказывал разные забавные случаи из моей прошлой и нынешней жизни. Слушая их, Тихоня постоянно заливисто смеялась, то и дело вставляя в разговор случаи из своей, на что в ответ весело смеялся уже я, и так, за непринужденной дружеской беседой мы как-то незаметно с нею дошли наконец до заветного пляжа. Народу там, как всегда было, что называется, яблоку негде упасть. Ну это было и понятно, это же все-таки пляж, там народу мало не бывает. Особенно в такой прекрасный солнечный день как этот! Найдя в сплошной массе народа свободное местечко, мы быстренько скинули с себя верхнюю одежду и, оставшись в одних плавках и купальнике, радостно понеслись в сторону плескающегося невдалеке теплого моря. Это был поистине чудесный день, ребята! Мы купались, брызгались водою, потом мокрые и довольные вылазили на берег, отдыхали, нежась под лучами теплого, ласкового солнышка, потом снова бежали в воду и снова устраивали там свои ребяческие игры. Наверное, мы с Тихоней в эти моменты и вправду походили на больших детей, настолько весело нам было. Я так смеялся, когда учил ее плавать. Да-да! Представляете, Тихоня оказывается совершенно не умела плавать, и я, узнав об этом, просто счел своим святым долгом немедленно научить её этому великому искусству. Было так забавно, когда зайдя с нею по пояс в воду, я поддерживал её словно ребенка снизу, пока она смешно барахталась там ногами и руками, пытаясь плыть. А когда нас внезапно накрыла большая волна, Тихоня с паническим визгом повисла на мне, обвив шею руками и инстинктивно прижавшись всем своим телом. Не буду вам описывать все те чувства, ребята, которые я невольно испытал, когда её «эти» неосознанно уперлись мне в грудь и я чуть было не потерял равновесие от неожиданно охватившего меня вдруг легкого головокружения. А как мы с нею классно полетали на водных парашютах! Вы сейчас, наверное, спросите, а что это такое? Да и я сам, ребята, если честно, до сегодняшнего дня ничего не знал об этом новом виде развлечения на пляже. Короче, вся суть заключается в том, что на тебя надевают небольшой парашют и ты, встав на водные лыжи, на большой скорости несешься на них вслед за катером, держась при этом за длинную веревку. В какой-то момент ты отпускаешь ногами лыжи и тебя поднимает на парашюте вверх, где ты, словно птица паришь на небольшой высоте, наслаждаясь восторженной смесью скорости и полета. Честно признаюсь вам, друзья, я, когда в первый раз попробовал это, орал от восторга как ненормальный, и это было так на меня не похоже! Это чувство свободного полета ни с чем не сравнить, и когда я мягко приземлился на воду, то немедленно захотел, чтобы и Тихоня испытала то же запредельное чувство восторга, которое только что испытал я сам. Поначалу, конечно, уговорить её на это оказалось делом не таким уж и простым. — Нет, Цветан, я не буду! — сопротивлялась девушка, узнав, что я от нее хочу. — Но, почему? — удивленно спрашивал ее я. — Попробуй! Это же так здорово! — Нет, Цветан, прости, но я очень боюсь! — смеялась Тихоня, шутливо отбиваясь от моих попыток утянуть её в сторону парашютов. — Лучше давай, лети сам, у тебя это так здорово получается! — Но, я не хочу снова лететь один… — взяв её за руку, тихо проговорил я. — Если ты боишься, хочешь, я полечу с тобою? Я буду крепко тебя держать, обещаю! — Ну… Только если с тобою! — слегка покраснев, улыбнулась она. — Ладно. Уговорил! Пошли, но только, пожалуйста, не выпускай меня во время полета, ладно? Я всё равно ещё немного боюсь высоты! — Даю слово, что не выпущу! — шутливо приложив ладонь к голове на военный манер, я хватаю её за руку, и мы вместе бежим к ждущему нас катеру. — Ой, мамочки, Цветан, держи меня! — боязливо кричит девушка, едва наш катер начинает набирать скорость. Я крепко обхватываю её сзади за талию, и мы мчимся по водной глади сквозь фонтаны соленых брызг поднимаемых нашими лыжами. И вот катер набирает нужную скорость, и я, отпустив ногами лыжи, легко взмываю вверх, прижимая к себе визжащую от первоначального испуга Тихоню. — Все нормально, я рядом, я держу тебя! — ласково говорю я ей, и она, вдруг поняв, что свободно и легко парит в нескольких метрах от воды, испытывает то же чувство эйфории, что и я до этого. Чувствуя нежные объятия моих сильных рук, Тихоня окончательно успокаивается и, уже совершенно ничего не боясь, радостно кричит от восторга. — Боже, Цветан! Как же это здорово! Я как птица парю над землею и это просто невероятно! — Я же тебе говорил, что будет классно! — довольно улыбаясь, отвечаю я. — Ну и как ты себя сейчас чувствуешь? — Как будто я заново родилась! — она мягко поворачивает ко мне голову, и наши глаза оказываются друг напротив друга. И глядя в эти два бездонных колодца, у меня, ребята, в этот момент совершенно пропал дар речи. Тихоня тоже молчала, и весь полет мы просто смотрели друг на друга, читая в своих глазах то, что порою просто не выразить и всеми словами. Очнулись мы только тогда, когда катер прекратил свое движение и мы с Тихоней мягко шлепнулись в воду, подняв при этом небольшой фонтан брызг. Мы еще много в тот день купались и загорали и даже поиграли в волейбол в команде знакомого «крокодила»! Завидев нас, он, узнав своих недавних противников, сразу же заулыбался и пригласил на дружеский матч в составе своей команды. Надо ли говорить, что мы с разгромным счетом выиграли очередную команду пляжных лузеров, которые не знали, с кем связались. Когда мы уже позже тепло прощались с «крокодилом» и его ребятами, от меня не укрылось с каким неподдельным изумлением он иногда посматривал на меня с Тихоней, и в этот момент я очень хорошо его понимал. Ну, в самом деле, не каждый день увидишь парня-тролля гуляющего с девушкой-бергенкой. И таких взглядов я, ребята, за весь сегодняшний день нахватался довольно изрядное количество. Но, впрочем, меня самого это ни сколько не волновало. Смотрят, ну и пусть! День для нас двоих пролетел совсем незаметно, и, когда мы наконец, усталые, но довольные возвращались с теплого пляжа, на улицах города вовсю уже царил темный бархатный вечер. Провожая Тихоню до ее дома, я шагал медленно, да и она, как я заметил, не особенно сильно торопилась. Нам обоим в этот момент как будто бы хотелось как можно дольше растянуть этот чудесный вечер. Мы шли по тротуару, держась за руки, и расставленные повсюду фонари освещали нам путь мягким желтоватым светом. Вокруг их плафонов уже кружили свой вечный хоровод какие-то ночные бабочки, и свежий вечерний воздух вокруг был наполнен пением множества ночных насекомых, словно оркестром провожавших нас до самого дома. Подойдя к крыльцу, я с сожалением выпускаю её ладонь из моей руки. — Ну… Вот и пришли. — я неловко опускаю вниз глаза, пряча в них затаенную печаль. — Тебе, наверное, пора уже домой, да и мне тоже... А все-таки здоровский получился сегодня день, правда? — Да… — как эхо негромко повторяет Тихоня. — День был просто чудесный… — она замолкает, и мы ещё несколько минут просто молча стоим, не смея посмотреть друг другу в глаза. — Ну… Мне пора. — наконец решаюсь сказать я. — Пока, Тихоня. И… Спасибо тебе! За прекрасно проведенный день. — Пока… Цветан. И мне тоже было очень приятно провести его с тобой. — девушка нашаривает в сумочке ключи от дверей и, отвернувшись, начинает медленно копаться в замочной скважине. Я тоже поворачиваюсь, с непонятно откуда взявшимся камнем на сердце шагаю в сторону калитки, ведущей прямиком на улицу. И, уже дойдя до середины пути, я неожиданно вдруг слышу сзади негромкий окрик: — Цветан! Я тут же замираю как вкопанный и, изумленно повернув голову, встречаю глазами стоящую возле открытой двери Тихоню, с каким-то необычным волнением теребящую в руках связку ключей. — Да? — произнося эти простые слова, мое сердце в этот момент вдруг внезапно так сильно заколотилось, словно я только что сделал утреннюю пробежку. — Цветан… — даже в мягком свете фонарей было заметно, как девушка смущена. — Может… Все же зайдешь ненадолго в гости? Ты же весь голодный, наверное. Давай я тебя хоть чаем угощу. С пирогом! Я вчера опять его испекла, тот самый, твой любимый, с ягодами. Там, в холодильнике ещё немного осталось… И надо было видеть, ребята, как в это момент засияли мои глаза! Настроение, до этого упавшее почти до нуля, вновь подскочило до невероятных высот, и я, сам чему-то смущенно улыбаясь, подхожу к Тихоне. — Ну... Вообще-то уже довольно поздно. Но отказываться от твоего пирога было бы настоящим преступлением, поэтому хорошо! Зайду! Но, только ненадолго. — Ладно! — Тихоня обрадовано распахивает передо мною дверь, и я вновь оказываюсь на небольшой, но такой уютной кухне её домика. — Сейчас чай поставлю! — девушка суетливо хлопочет, ставя на плиту большой жестяной чайник и доставая из шкафа разнообразные вкусности. Пирог она тоже поставила на стол, и вскоре мы с нею уже вместе пили ее необыкновенно вкусный чай, смеясь и вспоминая сегодняшний день. Время для нас опять пролетело незаметно, и я даже не стал смотреть в окно, заранее зная, что за ним давно уже стоит кромешная ночь. Но я об этом и не думал. Мне сейчас было необыкновенно хорошо, и это было потому, ребята, потому что сегодня рядом со мною сидела она. И мне хотелось, чтобы это никогда-никогда не кончалось. — Спасибо тебе за вкусное угощение! — как сквозь сон, услышал я свой собственный голос. — Но на улице уже поздно, и мне действительно пора домой. — Да... И вправду уже темно… - слышу я рядом ее грустный голосок. — Ну, раз так… Давай я тебя провожу хотя бы до калитки. Я деревянно поднимаюсь на негнущихся ногах и, сделав несколько шагов по направлению к прихожей, вдруг внезапно останавливаюсь. Боже, что же я делаю? Почему я ухожу? Мне же совершенно не хочется этого делать, так зачем? Зачем я иду домой? Что я буду там делать? Ведь там… НЕ БУДЕТ ЕЁ… МОЕЙ… ТИХОНИ… МОЕЙ ТИХОНИ?! Я, потрясенный этим открытием, неподвижно стою возле двери, глазами, полными чувств, которые просто невозможно выразить словами, смотря на стоящую передо мною девушку. И та, почувствовав это, сама замерла, не в силах отвести от меня взгляда своих огромных глаз, в которых сейчас яркими огоньками горели те же мерцающие искорки, что и в моих. И тут, ребята, происходит то, чего ни она, ни я даже не могли себе и представить. Иногда мне кажется, что в такие моменты наше тело живет своею собственною жизнью, вне зависимости от нашего разума и оно всегда делает только то, что захочется ему. Шагнув к Тихоне, я, сам обалдевая от своих действий, обнимаю ее за талию и, заключив в объятия, нежно и глубоко целую, приоткрыв ее рот своим. И девушка страстно отвечает мне, положив свои ручки на мои широкие плечи, словно всю свою жизнь только и ждала от меня этого шага. Мы с нею так и стояли возле двери, жадно целуясь, как будто жили последние мгновения, пока Тихоня вдруг внезапно не переменила настроение. — Нет, нет, нет, Цветан! Нет! — девушка, прерывисто дыша, отстранилась от моих объятий, прислоняясь спиною к стене. — Мы... Не должны так делать… Это… Неправильно… — Почему? — я, так же тяжело дыша, изумленно смотрю на неё, не в силах понять её внезапной перемены. — Что случилось? — Так… Не должно быть… Ты же тролль… А я берген… И… Мы не можем и не должны быть вместе… Тебе… Лучше сейчас уйти… И весь калейдоскоп красок и чувств, до этого переполнявших меня, вдруг сразу куда-то рухнул, пропал, и весь мир перед глазами сразу померк, превратившись в один безликий серый цвет. Я ошарашенными глазами глядел на Тихоню, чувствуя, как внутри меня тлеющими угольками умирают последние искры надежды. — А… Как же... Наши чувства? — тихо говорю я. — Я… Не смогу без тебя. И ты это знаешь... — Прости… — Тихоня едва слышно всхлипывает. — Прости меня, пожалуйста, но нам обоим придется об этом забыть… — Хорошо… — мой голос предательски вздрагивает, выдавая целую бурю бушевавших во мне чувств. Я осторожно беру ее маленькую ладошку и нежно сжимаю в своей. — Я не хочу портить тебе жизнь. Если ты так этого хочешь, я уйду… Я еще несколько мгновений держу ее руку в своей, словно пытаясь в последний раз запомнить ее тепло, а затем медленно открываю дверь. — Цветан! — в этом крике, полном отчаяния и неприкрытой тоски, слышится такая душевная боль, что я немедленно оборачиваюсь, видя перед собою два бездонных озера, наполненных слезами. — Не уходи! Пожалуйста... Прошу тебя… Не оставляй меня одну… Если ты сейчас уйдешь… Я этого не вынесу… И мое сердце при этих словах замирает, и я, медленно закрывая за собою дверь, с мягкою улыбкою подхожу к девушке, жадно вглядываясь в бездонную глубину ее огромных глаз. И в них двумя сияющими огнями отражалось все то, о чем я не мог даже и мечтать! О, как же мне вам все это объяснить, ребята? Это когда сняты все барьеры, все то, что стояло препятствием на твоем пути, вдруг внезапно исчезает, все лишнее, ненужное растворяется, как дым, и только в этот момент ты понимаешь, что это твоя девушка! Твое бесценное сокровище, за которое ты жизнь готов отдать лишь только за то, чтобы иметь право называть её своей! И я, легко подхватив её на руки, стрелою лечу по витиеватым лесенкам, нежно прижимая к себе свое сокровище, и внутри меня огненным пожаром полыхает неудержимое пламя, которое можно погасить лишь только одним способом… Вбегая в её уютную спальню, я осторожно укладываю Тихоню на большую широкую постель, словно предназначенную для нас двоих, и, подарив еще один долгий, страстный поцелуй, начинаю раздеваться. На пол, рядом с кроватью, летит моя фирменная зеленая жилетка, следом за нею футболка и штаны, и я в конце концов остаюсь в одних лишь пляжных плавках. Тихоня тоже не теряет времени даром, стянув через голову ставшее уже не нужным зеленое платье и, повернувшись ко мне спиной, легким движением снимает и все остальное. Рядом с моею одеждою с тихим шорохом падает её цветной купальник, и девушка, улыбаясь, поднимает на меня свои сияющие, слегка смеющиеся глаза. Я, открыв рот, потрясенно смотрю на неё, и огненное пламя, бушующее в моей душе, сразу же вмиг сменяет огромный огнедышащий вулкан! И когда весь мир вокруг меня вдруг переворачивается, я, глядя сверху вниз в её бездонные мерцающие в полутьме озера, уже заранее знал, что утону в них сегодня весь, без остатка, на всю долгую, длинную, ночь...