Тихоня, любовь моя!

Перешагнув порог Тихониного дома, я сразу же оказался в небольшой, но очень уютной прихожей со стоящем в углу платяным шкафом бежевого цвета и небольшой скамеечкой для обуви, на которую я тут же поставил свои огромные кроссовки. Тихоня, сняв свои маленькие мягкие туфли, тоже поставила их на скамейку рядом с моими кроссовищами и, посмотрев на мою несколько смущенную рожу, ободряюще улыбнулась. — Кухня там! — она показала, куда мне идти, и не прошло и нескольких секунд, как я с двумя огромными пакетами уже стоял посредине довольно просторной и со вкусом обставленной кухонными принадлежностями комнате. Кухня была очень светлой и необычайно чистой, сразу было видно, что здешняя хозяйка очень о ней заботится. Вдоль стен стояли многочисленные шкафчики, наполненные разнообразной посудой и баночками со специями и приправой, в углу стоял большой белоснежный холодильник, а посредине одной из стен находилась такая же белоснежная плита с четырьмя конфорками и вместительной духовкой. Довершали всю картину уютный столик, стоявший возле самого окна, и красивая люстра с желто-зеленым абажуром, висящая под самым потолком. Я вопросительно оборачиваюсь к Тихоне. — Пакеты можешь поставить возле холодильника. — сразу поняв, о чем я хочу спросить, сказала девушка. Я осторожно ставлю их, предварительно наклонив к блестящему боку холодильника, чтобы не упали, и выпрямившись, восхищенно поднимаю брови. — Очень красиво! Прямо глаза радуются. Все на своих местах, ничего лишнего, и подобрано со вкусом. Ты сама здесь все обустраивала? — Ну, да. — Тихоня непринужденно пожимает плечами, как бы говоря, «А что тут такого?». — А кому мне помогать? Да, и я как-то с детства уже привыкла все сама делать. Но все равно спасибо! — девушка весело улыбается и, подойдя к холодильнику, открывает его и начинает методично складывать туда продукты. Я, еще раз восхищенно оглядевшись, замечаю небольшую витую лестницу, ведущую на второй этаж дома. — А там у тебя что? — с любопытством спрашиваю я. — На втором этаже? — Тихоня, закончив свое дело, поворачивается ко мне. — Да, так. Ничего такого особенного. Там находится моя комната. И ещё… Ещё там находится моя спальня… — при этих словах она почему-то смущенно краснеет и, опустив в пол взгляд, поспешно переводит разговор в другое русло. — Ну, что? Будем печь пирог? — полушутливо-полувопросительно спрашивает меня она. — Да я и не против! — ответно улыбаюсь я, и мы оба весело смеемся. — Только, знаешь, хочу сразу тебя предупредить, пекарь из меня тот ещё. В детстве бабушка сама мне их пекла, без моей помощи, так что помощник в этом деле я никакой. Но, все равно, помогу, как говорится, чем могу. Говори, что надо делать. Я в твоем полном распоряжении! — Да ладно тебе, Цветан, я же пошутила! — Тихоня с улыбкой усадила меня на мягкий кухонный стульчик, стоящий возле стола. — Пироги я всегда пеку сама, да и ты сегодня мой почетный гость. Так что, ты пока посиди, отдохни с дороги, пирог я испеку быстро, а потом вместе с тобою попьем чай. Как тебе такая идея? — Идея просто замечательная! — на полном серьезе, проникновенно отвечаю я. — Я только целиком и полностью за. Причем обеими руками сразу! — я с дурашливым видом произношу эти слова, и Тихоня, не удержавшись, тут же весело смеется, попутно доставая из многочисленных шкафчиков все нужные предметы для приготовления ягодного пирога. Девушка и вправду оказалась замечательной хозяйкой. Я со скрытым удовольствием наблюдал, как ловко и быстро все у нее получается, любое дело так и спорилось в ее маленьких руках, и не прошло ребята и получаса, как обещанный пирог уже стоял в духовке, подрумяниваясь там до аппетитной корочки. — Как всё классно у тебя получается! — я, уже не скрывая своего восхищения, смотрел на маленькую хозяйку. — Ты все так быстро и ловко делаешь, я бы в жизни так никогда не смог. Где ты всему этому так научилась? — Ой, да ладно тебе, Цветан! — Тихоня заметно покраснела от моих комплиментов, но было видно, что они ей очень приятны. — Ничего особенного. Я же почти всю свою жизнь проработала во дворце Хряща служанкой, ты разве забыл? А там, поверь, волей-неволей, всему научишься. И посуду мыть, и шить, и стирать, и готовить. Попробуй только, не угоди госпоже Поварихе, она с тебя сразу три шкуры спустит! Брррр… — девчонку при этих воспоминаниях аж передернуло. — Как вспомню эти годы… — Да. Несладко тебе пришлось. — я отчего-то вдруг с какой-то затаенной нежностью посмотрел на помрачневшую девушку. — Прости меня. Я, кажется, вспомнил что-то не совсем приятное. — Да, все в порядке. — Тихоня мягко мне улыбнулась. — Это все давно уже в прошлом, и такого больше не повториться. А все же интересно, что стало с Поварихой после того, как мы ее изгнали из города? Она ведь так больше и не появлялась. — Да кто ее знает? — я неопределенно пожимаю плечами. — Может, ушла куда-нибудь в другие королевства. А может, так до сих пор и живет где-нибудь одна в лесу. Боюсь, мы об этом уже никогда не узнаем. — Да и не надо. — Тихоня поднимает на меня свои огромные глаза, я в ответ смотрю на нее, и мы оба на миг замираем, не в силах оторваться от какой-то таинственной магии, в этот момент овладевшей нами. Блин, ребята, странное чувство. У меня в это мгновение сложилось такое ощущение, будто я смотрю на свою Розочку. Только в этих прекрасных глазах яркими искорками горело совсем другое чувство, не такое, какое я привык наблюдать у своей принцессы. Мы еще несколько секунд потрясенно смотрим друг на друга, после чего Тихоня будто чего-то вспомнив, всплеснув руками, отчаянно бросается к духовке. — Господи, Цветан, пирог! Совсем о нем забыла! Только бы не пригорел! — она поспешно открывает дверцу и, надев на руки специальные рукавицы, достает из духовки большой противень с аппетитно дымящимся пирогом. Опасения Тихони, на счастье, оказались совершенно напрасны, пирог не только не пригорел, но и выглядел просто великолепно! Поставленный на стол, весь покрытый вкусной хрустящей корочкой, он источал вокруг себя такой умопомрачительный аромат, что у меня сразу же от этого закружилась голова. — Ну, вот. Пирог готов! — довольно произносит Тихоня, снимая с ручек слишком большие для них рукавицы. — Ты пока располагайся, а я принесу нам чаю! Чай у нее, ребята, оказался, кстати, очень вкусным. А попробовав ее ягодного пирога, я, как ни старался, так и не смог сдержать своего восторженного мычания. Вот это был пирог! Никогда ничего вкуснее я в жизни своей не ел, друзья. Он был даже вкуснее, чем бабушкины пироги, и я уплетал его за обе щеки, ни в чем себе ни отказывая. — Боже, Тихоня! Это просто бесподобно. Это, безусловно, самый лучший пирог в моей жизни! — не переставал восхищаться я кулинарным мастерством девушки, накладывая себе в тарелку кусок за куском. Сама же Тихоня все еще так и не могла доесть свой, отламывая ложкой от него маленькие кусочки, и, помешивая в кружечке чай, с улыбкой смотрела на меня. — Спасибо, Цветан! — она скромно опустила глаза. — Я очень рада, что тебе понравилось. У меня редко бывают гости. Особенно такие, как ты… — Ну, а как же король Хрящ? — от удивления я даже перестаю жевать. — Он разве не заходит к тебе в гости? И, кстати, как у вас с ним дела? — я выжидающе смотрю на нее, отмечая, как сразу же, буквально на глазах мрачнеет Тихоня. — Как дела с королем… — она, со вздохом опустив глаза, некоторое время машинально мешает в кружечке уже остывший чай. Затем, медленно подняв их на меня, смотрит, и я с изумлением замечаю в них дрожащие слезинки. — А никак, Цветан. - в ее голосе звучит неприкрытая тоска и грусть. - Я давно уже не видела Хряща, мы не встречаемся с ним вот уже больше полугода. — Так, вы что… Разве не вместе? — я потрясенно гляжу в ее налитые болью глаза, еще не в силах поверить в только что услышанное. — Но… Как? Почему? Тихоня, что произошло? Вы же были такой отличной парой. Мы все думали, что вы поженитесь, и теперь, слыша от тебя такое, я просто в шоке! — Я сама была в шоке, Цветан, когда в тот день он пришел ко мне и сказал, что наши с ним отношения больше не возможны. Я тогда спросила его об том же, почему? Почему мы больше не можем быть вместе? И знаешь, что он ответил? — И что же он ответил? — тихо спросил я. — Он ответил, что я больше не его идеал. — так же тихо ответила девушка, роняя в кружку с холодным чаем горячие капли слез. — Понимаешь, он любил меня такой, какой я была до того, как мы все изменились. И каждый день, смотря, как я меняюсь, превращаясь неизвестно во что, он терял свой идеал, терял образ своей Тихони, той Тихони, которую он всегда помнил. И когда он увидел меня вот такой, какая я сейчас, Хрящ не выдержал. — Ну, а он сам? — я с сочувствием смотрел на девушку. — Сам Хрящ разве не изменился? — Конечно, изменился. — Тихоня вытерла последние остатки слез и спокойно взглянула на меня. — Но это ничего не поменяло в наших отношениях. Он хотел ту Тихоню, в которую влюбился на том нашем свидании в «Капитане Старфункеле», а я, как ты сам видишь, уже совсем не та. И это поставило большой жирный крест на наших с ним дальнейших отношениях. Нет, ты не подумай плохо о Хряще, он вовсе не плохой. Просто… Так получилось. В тот день я ушла из дворца, ушла навсегда. Хрящу тоже было тогда ужасно больно и неловко, но это наш с ним выбор. Он, в память о наших с ним отношениях, купил мне этот домик, и с тех пор я живу здесь одна. Вот и вся история. Прости меня, Цветан. Я не хотела тебе об этом рассказывать… — Все нормально, Тихоня. Это жизнь. Такое могло случиться с каждым. Тебе совершенно нечего здесь стыдиться! Мы, твои друзья, всегда будем с тобою! — я ласково беру ее руку в свою, и она утопает в моей широкой ладони. Тихоня изумленно расширяет глаза. — Спасибо тебе, Цветан… Спасибо за теплые слова. Ты даже не представляешь, как они мне были сейчас нужны. Ты настоящий друг. И я очень рада, что ты у меня есть! — девушка, не отпуская своей ладони из моих, вновь поднимает на меня свои прекрасные глаза, и я опять, как завороженный, смотрю в их зеркальную глубину, сам не понимая, отчего так гулко начинает колотиться в моей груди сердце.