Благородное Клеймо

Уже две недели после встречи с Никлаусом Элайджа и Фрея проводят время в Новом Орлеане. Несколько дней назад они вернулись в семейный особняк. Местные вампиры в панике разбегаются, заметив первородного, по городу быстро расползлись слухи о новой диете одного из Майклсонов. Еще один поздний вечер первородный коротает в одиночестве, конечно, он слышит как Фрея в комнате напротив, что-то тихонько напевает. От одной мысли о ней на душе становится теплее, стоит закрыть глаза и образ девушки всплывает перед глазами. Только холодный бурбон спасает от желания, что тягучим сиропом расползается по венам. Он старается не давить на Фрею, но с каждым днем все тяжелее оставаться одному. Ночью сложнее всего, голод раскаленными щупальцами хватает за горло и ведет кровавой тропой. Элайдже удается скрывать последствия своих ночных прогулок, но глупо думать, что это продлиться вечно. Кажется, Фрея начинает догадываться о происходящем. Она смотрит на него с немым вопросом и беспокойством, а Майклсон отводит глаза. За окном совсем стемнело и луна ярким пятном выглядывает сквозь хмурые тучи. С тихим скрипом дверь открывается, и первородный оборачивается на звук. Конечно это Фрея, она волнуется за брата. — Ты снова не спишь? — присаживаясь на кровать, спрашивает она. Что он может ей ответить? Ответом служит тишина, но она совсем не угнетает. — Фрея, я не говорил тебе… ты дорога мне. Правда дорога — присев на пол, шепчет Элайджа. Ведьма хочет что-то сказать, но Майклсон умоляющим взглядом просит дослушать. — У меня проблемы с контролем. Я пытался вернуться к человеческой крови, но не могу. Это сводит меня с ума. От признания Элайджи, Фрея на миг замирает. Она ведь чувствовала что что-то не так. Нет, в ее глазах нет осуждения, лишь желание помочь. — Мы найдем способ. Слышишь Элайджа, мы его найдем — убеждает девушка, успокаивающе скользя ладошкой по плечу. Даже от такого невинного прикосновения первородный забывает, как дышать. Рядом с ней он мог бы забыть все, даже собственное имя. Голод и тот уступает в этой неравной битве. — Я люблю тебя и не нужно говорить что-то. Просто знай об этом — поймав тонкие пальчики, шепчет Майклсон. Он тонет в серо-зеленых глазах, в которых застыла растерянность. Фрея ошеломлена словами Элайджи. Брат не тот, кто быстро влюбляется, это она поняла еще при знакомстве. Отчасти тому способствовала руна, одиночество стало лучшим спутником древнего вампира. Секундное замешательство проходит и ведьма, поцеловав Элайджу в щеку, поднимается, чтобы уйти. — Спокойной ночи, брат — на полпути к двери, произносит Фрея, не сразу осознав свою ошибку. Возможно, она бы и не заметила такую оплошность, но выросший перед ней Элайджа, заставляет обратить внимание на вылетевшие слова. — Что ты сказала? — ошарашено спрашивает первородный. На прекрасном лице проступают темные вены, и Майклсону с трудом удается сдержать своего внутреннего монстра. Фраза Фреи выбила почву из-под ног и больно ударила под дых. В голове проносится тысяча мыслей и воспоминаний. Вот почему, она стала такой неприступной, понимает Элайджа. — Моя фамилия Майклсон. Я родилась в Мистик-Фоллс, и у меня был брат Элайджа. Далия забрала меня и обучала темной магии. Пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь и ты не тот мальчишка, что играл со мной и Финном, бегая по деревне и сражаясь на деревянных мечах — просит ведьма. По ее щекам катятся соленые слезы и нет сил, сдержать рыдания, рвущиеся наружу. Как бы ей хотелось, чтобы все было совсем не так. Она не просит другой судьбы, просто забвения. Ей было бы проще жить, не зная этой правды. Элайджа притягивает Фрею к себе, ему просто невыносимо смотреть, как она плачет. Для нее он готов стать кем угодно, даже самим дьяволом. *** Несколько недель темнота скрывает, как капли вампирской крови стекают по подбородку Майклсона. Он вытирает их платком, чувствуя себя настоящим дьяволом. С одной стороны не страдают люди, но такая диета приводит к неудержимому голоду. Элайджа чувствует себя новообращенным, когда поблизости оказывается ему подобные. Не в его правилах наслаждаться процессом убийства, потому он спешит убраться с улиц Нового Орлеана. В семейном особняке он чувствует себя лучше. Майклсон неслышно проходит по комнатам, будто что-то ищет. На самом деле его манит лишь одно, сев в кресло первородный наблюдает за своим ангелом. Фрея снова измучена поисками и заснула в окружении древних как сам мир гримуаров. Он не может понять, почему мир так жесток. Что еще думать, первый раз за пятьсот лет он позволил чувствам завладеть собой и вот итог. Если Бог и есть, у него жуткое чувство юмора. — Элайджа — тихим шелестом слетает с желанных губ. Тревожный взгляд Фреи, как всегда проницателен. В этих зеленых глазах столько заботы и нежности, что у первородного каждый раз перехватывает дыхание. — Все хорошо, отдохни — произносит Элайджа, присаживаясь на краешек кровати. Только ведьма никогда не слушается, она садится и несколько мгновений смотрит мужчине в глаза. Их тон изменился, и Фрее не надо гадать, в чем причина. — Ничего не помогает — бормочет она, касаясь свежего пятнышка крови на воротничке белоснежной рубашки. Не сразу поняв ее действия, Элайджа застывает, словно статуя греческого Бога. Отчаяние в ее голосе причиняет почти физическую боль. У первородного осталось всего одно желание вернуть себе контроль, не ради себя. Зачем он ему, если Фрее не будет рядом? Для нее он готов переступить через себя. — Мы справимся, помнишь? Фрея кивает, а затем откидывается на подушку. На самом деле, она перепробовала все и остался только один вариант. Лучше брату не знать о нем. Перейти черту он не позволит, потому она молчит. Элайджа знает, что Фрея что-то задумала и ненавидит себя за это. Это он должен совершать безрассудные и даже глупые поступки, а не наоборот. Почему именно она должна рисковать? Встряхнув головой, первородный следует примеру белокурого ангела и укладывает голову на соседнюю подушку. Эти бесконечные мысли и тревоги, как яд отравляют его сознание. С ним что-то не так, он злится…, но не на Фрею, только на себя.