***
Дверь в дом на окраине тихо открывается и несколько вампиров с опаской проходят внутрь. Король Нового Орлеана не привык ждать, он решил подкараулить ведьму в ее убежище. Звенящая тишина настораживает, Марсель проходит из комнаты в комнату и замирает в дверях спальни. Не сразу удается поверить, что на постели лежит Майклсон. Вампир подходит ближе, понимая, что первородный не опасен. Он наклоняется над телом в поисках серебряного клинка, пропуская одинокий удар сердца. Древний вампир, будто вынырнув из воды, хватает воздух ртом. Уловив разбудивший монстра аромат, Элайджа впивается в горло мужчины. Теплая кровь помогает быстро вернуть силы и наполняет тело необузданной энергией. Выпив все до последней капли, Майклсон отбрасывает тело на пол и поднимается с постели. Голод отступает, и пелена спадает с глаз, открывая страшную картину. -Марсель — шипит Элайджа, склонившись над вампиром. Сердце быстро стучит в груди, чувствуя растущую мощь. Первородный осматривается по сторонам, не понимая, что происходит. Последнее что осталось в памяти заплаканное лицо Фреи и шипы, засевшие слишком глубоко в сердце. В поисках ведьмы Майклсон проносится вихрем по комнатам, но натыкается еще на несколько вампиров, что не становятся помехой. Их кровь вызывает настоящий пожар в горле, пугая древнего. Он не понимает своей жажды и неутолимого голода. Мир сошел с ума, раз творится такое. — Этого не может быть — шепчет первородный, не вольно приблизивжись к разгадке. Фрея не могла знать о пробирке с кровью, что осталась в тайнике. А взгляд падает на тумбочку и сердце на мгновение замирает. Дрожащими пальцами Элайджа касается пожелтевших писем, что он когда-то написал Ребекке, но так и не нашел в себе решимости отправить. Он оставил их в тайнике, вместе с кровью Майкла и нет сомнений, Фрея была в особняке. Ладони становятся мокрыми от пота, а сердце неистово стучит в груди. Он превратился в монстра подобно отцу и это пугает Элайджу до глубины души.***
Поздний вечер накрывает Новый Орлеан, темнота медленно крадется по крышам домов. Ее черное покрывало укрывает неосвещенные улочки и закоулки. Ставится холодно и безлюдно, но это даже хорошо. Воспользовавшись заклинанием сокрытия, Фрея следует в заброшенный особняк. Белые простыни на мебели в кромешной тьме, точно саван на бездыханном теле покойника. Ноги сами несут ведьму в комнату Элайджи и тонкие пальцы скользят по кожаным переплетам дневников, что хранят все тайны первородного. Очевидно, Никлауса здесь нет, пока нет. В ожидании его появления, ведьма листает дневники брата. На старых и потрепанных страницах отпечаталась вся боль и страдания, что столетиями следовали за благородным Элайджей. Время идет, оно бежит подобно горному ручью. Пробивается сквозь преграды и подмывает камни. В поисках разгадки проклятья проходят последние несколько столетий. Я перепробовал тысячи вариантов и хватался за каждый шанс, словно за спасительную соломинку. Кажется, не осталось сил, бороться дальше. Никлаус не просто разбил мне сердце, он лишил меня последней надежды. Я продолжаю сопротивляться и не потерять остатки человечности. Каждый хороший поступок отдается пожаром на сердце, но так я чувствую себя прежним. Проклятая душа все еще надеется на искупление. От чтения приходится оторваться, когда лопается установленный на входе магический барьер. Фрея настороженно вслушивается в тишину. Тихие и едва уловимые шаги приближаются, и ведьма с замиранием сердца ждет. Высокий мужчина с белоснежной кожей и русыми волосами ступает в комнату. Он присаживается на корточки и подбирает один из дневников, что лежат на полу. Улыбка на миг касается его лица, голубые глаза отражают грусть. — Элайджа — вздыхает Никлаус. Он так давно не видел его и как не пытается, не может забыть о том, что натворил. Сейчас, когда удалось снять проклятье, ему все больше не хватает старшего брата. Ведьма остается невидимой для глаз визитера сокрытая магической тенью. Родное имя заставляет забыть о всякой осторожности. — Здравствуй, брат — произносит Фрея, сняв с себя магическое укрытие. Ее холодный взгляд изучает мужчину, будто пытаясь проникнуть в самые темные уголки сознания. — А ты еще кто такая? Никлаус мгновенно принимает свою истинную сущность. Радужка глаз наливается золотом и устрашающий оскал острых клыков, как предупреждение всей серьезности намерений. Фрея остается спокойна, ее защищает магический барьер, что ощущается, как вторая кожа. Ко всему прочему Марсель указал на слабые места гибрида. Ему в городе хотелось быть королем, потому он сдал Майклсона с потрохами, даже не подозревая кем, является ведьма. Для него она игрушка, и Фрея улыбается от этой мысли, ее многие хотели заполучить. Жаждали силы, власти, но получали лишь место на кладбище, ведь, когда дело касалось игр, она всегда выходила победителем. Вот и теперь, смотря в глаза брата, она хотела его наказать. Для нее семья всегда оставалась мечтой, а Никлаус разрушил ее своими руками и потоптался на костях. Он заслужил клеймо, которым наказал Элайджу. Шипы и огонь, убили лучшего вампира из семьи первородных, что выгоняет последние сомнения. — Я длань, что воздаст по заслугам — произносит Фрея, начиная кипятить кровь гибрида. Испарина выступает на лбу Никлауса, и он растерянно стирает бисеринки пота ладонью. Смех наполняет пустые комнаты, и брат с трудом останавливается. — Ведьма, как ты смеешь даже пытаться побороть меня. Я гибрид и мне тысяча лет, тебе стоит лучше стараться — шипит Клаус, буравя незнакомку свирепым взглядом. Жар усиливается с каждой секундой, но гибрид не привык сдаваться. — Ты прав. Не стоит отдалять неминуемое — соглашается Фрея и, раскрыв ладонь, сдувает охру в сторону брата. — Dolor reddam pro dolorem feodo a poena. Incendimus cor tuum, scelera tua flamma comburet ad cineres rune ignis. Порошок оседает на коже мужчины и на правой стороне его шеи появляется руна. Она бледным свечением проникает глубже, будто впитываясь в кожу. Брат касается шеи, пытаясь унять холод, что неминуемо расползается по венам. Он ничего не понимает, но Фрее хорошо известен символ «N». Хагалаз — руна с еще одним говорящим названием «град». Наказание для Никлауса ведьма выбрала не случайно, ее целью не было убить брата, лишь показать каково это. Элайджа страдал, он долго боролся, но шипы проросли слишком глубоко. Слезы снова наворачиваются на глаза и если бы не Клаус, Фрея позволила бы себе побыть слабой. Просто зареветь от горя и потери любимого человека. — Что ты натворила стерва? — срываясь на крик, ошарашено рычит гибрид. Все его тело, будто наливается свинцом за долю секунды и Клаусу с трудом удается устоять на ногах. — Я не убила тебя, только по одной причине. Это слишком просто, Никлаус. Ты не заслужил, даже этого. Ты будешь страдать, как будут страдать твои жертвы. Каждый раз, когда ты совершишь подлость, холод железными тисками будет сдавливать твое горло. Каким нужно быть жестоким и гадким, чтобы обречь брата на столь мучительную участь? Чем ты думал, зная, что Элайджа умрет! Это ты убил его! — взрывается Фрея, по ее щекам текут запоздалые слезы. Сердце больно сдавливает в груди, и дышать становится просто нечем. — Элайджа мертв? — не веря собственным ушам, спрашивает гибрид. Он ошеломлен страшной новостью и в голове никак не укладывается, что ведьма говорит правду. Нет, этого просто не может быть. — Ты лжешь, тварь! — бросаясь в атаку, шипит Клаус. Радужка глаз вспыхивает золотым сиянием, темные вены проступают на лице гибрида. Несколько шагов остается до ведьмы, что вовсе не замечает его приближения. Холод тысячами иголок впивается в кожу, но Никлаус привык терпеть. Еще шаг до цели, но кто бесцеремонно отталкивает его. И когда Клаус быстро поднимается на ноги, то замирает от шока. Его брат как всегда в деловом дорогом костюме, но перемены в нем очевидны. В карих глазах хищник, что сходит с ума от необузданного голода. В подтверждение его мыслей на лице первородного проступают темные вены и обнажаются белоснежные клыки. -Элайджа — шепчет Фрея, будто очнувшись от кошмара. Даже со спины ей легко узнать своего спасителя, никаких сомнений. — Брат, ты предпочтешь ведьму? Ты видимо забыл, как они с тобой поступили! — будто взывая к самым низменным чувствам, восклицает гибрид. Только это не приносит желаемого результата, скорее наоборот, лишь усугубляет ситуацию. Злость огнем вспыхивает в глазах старшего брата, и он быстрым движением оказывается в считанных сантиметрах от ненавистного родственника. — Семья это сила Никлаус. Любовь, верность — это сила. Вот в чем мы поклялись тысячу лет назад прежде чем ты все разрушил. Прежде чем ослепленный своей яростью отнял у меня остатки человечности. Прежде чем эгоизм, злость и паранойя превратили в монстра того в ком я едва узнаю своего собственного брата. Тебе ли говорить о верности? Что ты вообще знаешь о ней? — произносит Элайджа, выплескивая эмоции, что переполняют. Они бурным потоком заполняют каждую клеточку и с трудом поддаются контролю. — Что она с тобой сделала? Вопрос гибрида повисает в тишине на несколько долгих мгновений. Никлаус с ужасом осознает, что брат стал сильнее, его ярость сродни свирепости новообращенного. Элайджа оглянувшись в сторону Фреи, возвращает себе контроль. Для нее он никогда не будет чудовищем, даже если голод нестерпим и его адские языки обжигают горло. Серо-зеленые глаза, что смотрят с нежностью и заботой помогают забыть о жажде. Если бы не брат, Элайджа бы не терял времени и обнял белокурого ангела. — Она спасла меня — срывается с губ первородного. Голос наполняется теплотой и на душе становится легче от ее робкой улыбки. Он забывает, как дышать от легкого румянца на щеках и блеска в ее глазах. — Знай, брат, я и не подозревал о шипах. Прощай — произносит Никлаус и исчезает из поля зрения. Об его уходе возвещает внезапный порыв ветра, что проходится по коже приятным холодком. Когда брат в долю секунды оказывается рядом и нежно касается теплой щеки, Фрея опускает глаза. Ей нужно бы рассказать Элайдже кто она такая, но духу не хватает. Может быть всему виной шок, она же успела попрощаться с любимым … братом? Нет, снова лжет себе. А сердце не дает обмануть себя и его, громко и часто стуча в груди. — Фрея — с облегчением выдыхает Майклсон, скользя ладонью по мягким локонам. Ему необходимо видеть ее глаза, и он приподнимает лицо девушки за подбородок. В зеленоватой глубине столько эмоций и не сказанных слов признания. А взгляд первородного так не вовремя опускается на манящие приоткрытые губы, что заставляют думать, лишь о поцелуе. Поспешно и опрометчиво, но желание быть ближе острой стрелой пронзает мертвое сердце. Боже, как бы ему хотелось впиться страстным поцелуем в ее уста, но благородный Элайджа, лишь медленно поддается вперед. — Нам нужно уходить отсюда — шепчет ведьма, остановив первородного от ошибки. Вампир смотрит на Фрею с непониманием, но шаги на первом этаже оставляют вопросы на потом. Это прихвостни Марселя прочесывают город, в поисках убийцы своего короля. Подхватив ведьму на руки, Элайджа сумасшедшим вихрем уносится из особняка, что когда был его крепостью.