Освобождение / Breaking Free

– Клариса, неужели Вы стали брать пример с гангстеров? Что это у Вас в сумке? Похоже на пулемёт Томпсона, чтобы снести мне череп. – К сожалению, нет, доктор. Хотя, возможно, с пистолетом я умею обращаться лучше, чем со скрипкой. – Увы, мои надежды разрушены. Ну ладно, может, в другой раз. Признаюсь, Клариса, меня немного мучает любопытство. Сам я не играю на скрипке – да и сомневаюсь, что дружище Фредди позволил бы мне тут музицировать – однако не помню, чтобы Вы прежде упоминали про своё умение играть на этом инструменте. Скажите, моя дорогая, что же ещё Вы от меня скрываете? – О, я думаю, Вы и так догадывались насчёт скрипки, доктор. – М-м-м. Помнится, в мае Вы поделились со мной записями очаровательной музыки, но категорически отказались сообщить, откуда они у Вас взялись. Впрочем, из этого не обязательно следовало, что Вы посещаете какие-то занятия. Доктор старался сохранять на лице безучастное выражение. И хотя он не был до конца уверен в своём предположении, всё же косвенные признаки – лёгкое огрубение кожи на кончиках пальцев её левой руки, заметное на свету, да ещё едва видимое покраснение кожи на шее слева – всё это, появившееся в последние месяцы, выдавало занятия скрипкой. – Но всё равно Вы заметили, – сказала Клариса, легонько потерев шею. – Краснота, верно? И хотя я старалась не играть слишком много накануне визитов сюда, всё равно... иногда музыка хочет быть услышанной, наверное. Доктор Лектер замер, застигнутый врасплох внезапным озарением. Он понял, что его бесстрастное выражение лица, являвшееся прекрасной маской в присутствии других людей, больше не производит никакого впечатления на Кларису Старлинг. Если вообще когда-нибудь производило. Так или иначе, она просто читала его истинные мысли сквозь толщу показного равнодушия. – Когда музыка зовёт, Клариса, исполнителю нужно откликаться. Ему было приятно, что она решила начать играть на инструменте, хотя поначалу, видя её сильное нежелание рассказывать об этом, доктор решил, что скрипка является для неё чем-то личным, и делиться с ним она не намерена. Однако он даже представить не мог, что Клариса держит всё в секрете для его, доктора, пользы, потому что собирается удостоить представлением, которое планировала в течение нескольких месяцев специально для него. Мысль об этом несколько взволновала доктора Лектера. – Знаете, Вас не так-то легко удивить, – заметила она. Легче, чем кажется, Клариса. Но только если за дело берётесь Вы. Вслух он спросил: – Что же побудило Вас начать занятия музыкой? – Я хотела попробовать что-нибудь новое, доктор. И хотела, чтобы Вы снова начали дышать в полную силу. Помню, как Вы рассказывали о Вашей матери, играющей на фортепиано... Клариса на мгновение умолкла и посмотрела на доктора: казалось, выражение его лица нисколько не изменилось. Она поспешила продолжить: – ...А ещё Вы однажды убедительно доказали преимущество живых выступлений перед записями, несмотря на неровности в исполнении, которые могут присутствовать в первом случае. – Тут её выражение лица, прежде крайне серьёзное, превратилось в кривую ухмылку: – Надеюсь, Вы и мне простите несколько неровностей, доктор. Эта молодая женщина уловила боль незажившей раны в его рассказе на Рождество, а затем провела следующие восемь месяцев, разрабатывая план, как подарить ему новые счастливые воспоминания. Разве после этого может остаться хоть что-то, чего он не простил бы ей? Но об этом можно поразмышлять позднее; а прямо сейчас его полнейшего внимания заслуживала Клариса и её музыка. – Только несколько, – разрешил он. – Скажем, три. – А потом, доктор? – А потом, Клариса, я рискну сказать, что Вам придётся заплатить за ошибки, допущенные во время исполнения. Когда он произносил эти слова, в его голосе и взгляде просвечивала скрытая страсть. То же самое чувство, если доктор не ошибался, читалось во взгляде и голосе Кларисы. – Штраф, доктор? Вряд ли мне есть, чем его оплатить. – М-м-м. А что если я попрошу Вас об услуге на будущее? – предложил он и поднял руку, протестуя против её готовых вырваться возражений. – Ничего противозаконного или неудобного для Вас. Даю слово. Она медленно кивнула. – Один штраф, доктор, срок – будущее, и ничего такого, что я была бы не в состоянии выполнить или противоречило бы моим принципам. Пытаешься контролировать ситуацию, да, Клариса? Что ж, так даже интереснее. Невзирая ни на что, доктор принял её условия. – Прекрасно, моя дорогая. А теперь, если не возражаете, я очень хотел бы послушать, наконец, тот концерт, который Вы готовили втайне от меня всё то долгое время. Клариса открыла футляр, извлекла на свет скрипку со смычком и начала с простой гаммы, для разминки. Через несколько секунд девушка поморщилась: – Я уже и забыла, какая в этом подвале бывает сырость. Подкрутив колки инструмента, она снова начала играть. Доктор Лектер приготовился слушать очень внимательно; он закрыл глаза и слегка склонил голову, чтобы лучше уловить музыку. Несколько движений смычком – и Клариса нашла нужную высоту звука. Доктор открыл глаза и собрался сказать, что вот так хорошо, но исполнительница уже и сама была довольна выбранной тональностью. Встав в нужную позицию, она начала исполнение первой вещи. Он мгновенно узнал мелодию. Бетховен – «Ода к радости». Не такой уж удивительный выбор для начинающего скрипача. Лицо Кларисы светилось оживлением, смычок проворно двигался вместе со сжимающими его пальцами, и звучание лилось гладко. Девушка держала глаза полуприкрытыми, и доктору Лектеру подумалось, не представляет ли она мысленно перед собой ноты. Её радость и оживление нашли глубокий отклик в его душе, и он моментально запечатлел образ её, такой, в своей памяти. Однажды – если сей день наступит – он перенесёт это изображение на бумагу и повесит рисунок в их музыкальной комнате, чтобы всегда напоминал об этом её концерте – самом первом, что она сыграла для него.