9 мая 1992 года
17 ноября 2013 г. в 19:04
И снова её соседом по залу было пустующее кресло.
На сей раз доктор Лектер выбрал вечернее представление симфонического оркестра – и снова прислал платье, туфли и машину, которая доставила Кларису на концерт, а затем домой. Так что ей оставалось лишь сесть в кресло и наслаждаться музыкой.
Для такой женщины, как она – привыкшей со всем справляться самой, бороться и драться за желаемое – было особенно... приятно довериться заботам доктора. Конечно, далеко не сразу у неё это получилось, и поначалу Клариса сопротивлялась даже самой мысли о том, чтобы отдать в чьи-то руки даже самую малую долю контроля над собственной жизнью.
И вот, несмотря ни на что, она здесь: слушает, как Ицхак Перлман, на одной из самых чудесных скрипок в мире, в сопровождении Национального симфонического оркестра, исполняет Чайковского. Это было прекрасно, просто шедеврально, это было... то, чего ей никогда бы не довелось испытать, если бы она не позволила доктору чуть-чуть вмешаться в её жизнь.
Раньше Клариса думала – ну а Арделия, конечно, думает так и сейчас – что она меняет своё поведение, чтобы угодить доктору Лектеру. Что всё происходит по его желанию, что лишь он выигрывает от этого... а значит, Клариса была права, когда боялась перемен и когда злилась, теряя контроль над ситуацией.
Но теперь, слушая музыку в почти забитом до отказа концертном зале, Клариса вдруг пришла к неожиданному выводу. Просто взглянула на происходящее с другой стороны. В этом их странном союзе она вовсе не слабая сторона. Ведь в любой момент, по любой причине или даже без таковой, она может отказаться – видеться с ним, разговаривать, получать подарки и посвящать ему время, как он того требует.
Но дело в том, что это не она пыталась угодить ему. Всё наоборот – он хочет угодить ей. И у него это получается. Это было совершенно ошеломительное открытие, настолько очевидное и в то же время скрытое от её сознания.
Звучавшая музыка – теперь это была соната Брамса – словно открывала новые грани её разума и наполняла его удивительными мыслями, которые были совершенно новыми, но при этом такими знакомыми...
А что если... всё это не было игрой? Что если он был искренен? Он всё время старался донести это до неё... только в своём стиле, разве не так? А она не понимала. Пыталась всё объяснить логически, рационально, и отметала в сторону любое проявление чего-то не поддающегося анализу. Она считала всё игрой – но в действительности видела образ предмета, а не его суть.
Никто прежде не относился к ней с подобной галантностью. У неё не было ни мало-мальски запоминающихся любовников, ни отношений, которые длились бы дольше трёх-четырёх месяцев. И она всё время была занята – учёбой, работой, попытками преуспеть в жизни, поддержанием отношений, которые не стоили ни времени, ни усилий...
Но только не с ним. Ему ты позволила стать частью твоей жизни, поселиться в твоих мыслях... и это длится уже так давно, многие месяцы.
Это была чистая правда. А ещё у Кларисы возникла идея – устроить сюрприз для доктора, принеся на их следующую встречу музыкальную запись, которую она сделала в перерывах между своими занятиями на скрипке. То были отрывки из репетиций других студентов – очень талантливых музыкантов. Затея потребовала от Кларисы определённых затрат времени и сил: договориться с самими музыкантами, позаимствовать кое-какое оборудование из техотдела Бюро, а потом ещё остаться допоздна в лаборатории, чтобы свести запись и подготовить кассету. Потому что ей хотелось – как и тогда, на Рождество – доставить доктору хоть какую-то ответную радость.
И ты знаешь, что это ни к чему не приведёт. Эти отношения, чем бы они ни были, не смогут развиться дальше. Он там, а ты здесь. Это фантазия, Клариса. Безопасная фантазия, которая никогда не станет реальностью.
И это тоже была правда. Однако знания сей правды было совершенно недостаточно, чтобы объяснить ту боль, которую Клариса ощущала всякий раз, стоило ей лишь краем глаза взглянуть на пустующее кресло рядом.