Освобождение / Breaking Free

Утром в канун Рождества Клариса Старлинг сидела, свернувшись калачиком в кресле и пристально глядя на свой рождественский подарок, открытый и лежащий на кофейном столике. В доме было тихо; Арделия ушла в гости к родственникам, и на лице её было написано облегчение от того, что Клариса отклонила приглашение пойти вместе. Их отношения продолжали оставаться натянутыми в эти три недели, прошедшие с тех пор как Мэпп узнала правду о так называемом «новом мужчине» в жизни подруги. Теперь им обеим нужно было очень постараться, чтобы восстановить прежние узы дружбы и доверия. Подарок, лежащий на столике, был куплен Кларисой для самой себя. Она приобрела его вчера, героически выдержав очередь и давку в охваченной предпраздничным безумием толпе. Желание иметь у себя эту вещь было слишком сильно и не терпело ожидания. Она не стала размышлять и анализировать, почему рассказ доктора Лектера о своей матери, играющей на фортепиано, подтолкнул уже саму Кларису к тому, чтобы снова взять в руки скрипку. Но это решение жгло её изнутри, точно свежее клеймо – настолько Клариса была поражена глубиной и силой его воспоминаний. Читая дело Ганнибала Лектера, с приложенными заключениями судебных психиатров и криминальных экспертов, можно было подумать, что он представляет собой некую абстракцию – ни корней, ни происхождения. А теперь она услышала историю, так сказать, из первых уст. В некотором смысле он был таким же, как другие дети: желал подражать отцу и был нежно привязан к матери, ища у неё утешения. – Не такие уж мы разные, доктор, – пробормотала Клариса, обращаясь к отражающей свет полированной поверхности инструмента, что ждал её прикосновения. Собственные слова заставили её замереть, перекрыв ход дальнейшим мыслям. Неужели я только что... Нет, думать об этом ты не будешь, Клариса. Ты. Не. Будешь. Стремительно вскочив из кресла и едва не споткнувшись, она направилась к входной двери, на ходу запрыгивая в стоящие рядом теннисные туфли. Клариса собиралась совершить пробежку, и немедленно. В мгновение ока пролетел целый час. Когда Клариса оглянулась, наконец, по сторонам, она с благодарностью отметила, что её тело естественным образом подчинилось привычному ритму долгого бега. Клариса осознала, где именно в обширных окрестностях Арлингтона сейчас находится, и поняла, что пробежала в общей сложности девять миль (примерно 14, 5 километров – прим.пер.), а от своего дома находилась в трёх милях (4, 5 км). Она легко могла добежать обратно меньше чем за двадцать пять минут, а если хорошенько поднажать, то даже за восемнадцать. И это было хорошо, потому что её голые руки подозрительно не ощущали холода, хотя термометр на здании банка показывал, что на улице немногим больше тридцати (Цельсий – примерно минус два. По их меркам это, видимо, пипец мороз!^^) градусов. Ну молодец, Клариса. Это была твоя лучшая грёбаная идея – отправляться на пробежку в середине зимы без куртки, шапки и перчаток. Надела бы тогда хоть кофту и штаны потеплее, идиотка ты несчастная. Пропитавшаяся потом футболка неприятно холодила кожу, несмотря на то, что сверху была надета толстовка. Клариса ускорила темп своего бега. Хотя это помогло, правда ведь? На целый час ты выбросила все мысли из головы, а это стоит того. Стоит даже мерзкого ощущения покалывания и жжения на коже, которое тебя ожидает, когда ты зайдёшь в тепло. Да, забыть обо всём на время было полезно, однако обморожение не входило в число преимуществ. Натянув рукава и спрятав кисти рук, Клариса побежала ещё быстрее и лишь на последней миле заставила себя чуть-чуть притормозить, поскольку её мышцы явно не будут потом благодарны за резкий переход от активного бега к ходьбе. Какое облегчение было, наконец, оказаться на родном крыльце. И тут же Клариса с искренним негодованием обнаружила, что, убежав, забыла запереть входную дверь. Ну хоть не оставила её открытой нараспашку. Что ж, ладно. И всё-таки Клариса проверила дом, прежде чем позволить себе роскошь отправиться в ванную и принять горячий душ. Наконец, согревшись, высушив волосы и переодевшись в свою самую тёплую пижаму да пару шерстяных носков, Клариса была готова вернуться в гостиную. Чувство в её груди теперь уже весьма напоминало спокойствие. Скрипка мирно лежала в своём футляре, на том же месте, где Клариса оставила её. В магазине продавец с удовольствием продемонстрировал ей звучание инструмента, а также порекомендовал полезную литературу и даже преподавателя – женщину, что давала уроки его сыну. Похоже, музыкальные инструменты не были хитом продаж за день до Рождества, так что музыкальный магазин, в отличие от остальных, не был забит покупателями. Прошло почти десять лет, с тех пор как Клариса последний раз брала инструмент в руки. И та скрипка даже не была её собственной; она принадлежала пожилой учительнице музыки, которая, будучи на пенсии, посвящала своё время детям из лютеранского приюта. Занятия раз в неделю в течение пяти лет, а первые два года Кларисе приходилось делить эту скрипку с ещё одной, более старшей ученицей, которая пришла раньше неё. Да, она могла бы упомянуть об этом периоде своей жизни, когда доктор Лектер рассуждал о возможностях культурного просвещения. И теперь Клариса сама не знала, что заставило её заговорить о балете, а не о скрипке. Возможно, она просто хотела увести разговор подальше от школьных спортзалов, сексуально озабоченных одноклассников – и от Кларисы Старлинг, второй скрипки в оркестре. Впрочем, сейчас... сейчас она даже была рада, что рассказала именно про балет. Потому что в конечном итоге это привело к тому, что Ганнибал Лектер – сам Ганнибал Лектер, быть не может! – поделился с ней воспоминаниями о своём детстве. А ещё Клариса была рада тому, что теперь сможет устроить ему сюрприз в качестве fait accompli (фр. – совершившегося факта). Всё зависит лишь от того, как долго она сможет скрывать от него свои замыслы. Задачка предстоит не из лёгких. Придётся очень быстро вспомнить всё, чему когда-то училась; в противном случае лучше сразу сдаться. Номер телефона преподавательницы был записан на форзаце сборника упражнений, который Клариса купила вместе со скрипкой. Завтра она ей позвонит. Хотя, нет. Завтра ведь Рождество. Значит, она позвонит послезавтра и договорится о начале занятий как можно скорее. Однако начать можно было уже прямо сейчас. Первым делом Клариса взяла смычок; его ощущение в руке показалось ей непривычным. Левая рука, взявшись за саму скрипку, тоже плохо слушалась. Клариса встала, слегка выставив вперёд левую ногу, надеясь, что двигательная память поможет ей, однако этого не произошло. Клариса едва не зарычала от разочарования. Всё ещё существо оставалось лишь сборищем неловких скованных движений и смутных воспоминаний о том, как хорошо она это делала когда-то. Наконец, Клариса решила просто закрыть глаза и вспомнить всю картину: церковные хоры, куда она часто приходила позаниматься. Если он умеет воспроизводить яркие детали, значит, ты тоже сможешь. Просто вдохни... вот так... ты всё помнишь... Выцветший красный ковёр на приделе, между рядами скамей, а сами они все поцарапанные, и чёрный металлический стенд, чьё серебряное покрытие истёрто касанием множества пальцев... Запах чистящего средства «Пайн-Сол» всё никак не может выветриться... Вот так-то лучше. Намного естественнее. Пальцы привычным движением взялись за гриф скрипки, а пальцы, сжимающие смычок, чуть расслабились, и Клариса подняла голову. Её пальцы замерли над струнами, не касаясь, когда она медленно подняла смычок. Потом вдохнула глубже. Вот так. Медленно выдохнув, поднесла смычок к струнам и взяла ноту «ля». Мягкий глубокий звук наполнил комнату. Направляемая собственной памятью вкупе со сборником гамм и упражнений, Клариса всё играла и играла, пока не почувствовала, что рука окончательно устала и шея онемела. А когда она отправилась спать, то увидела во сне себя со скрипкой в руках, играющей в дуэте с мужчиной, чьи пальцы быстро, словно вода в ручье, бегали по клавишам фортепиано.