А где-то на восьмом этаже за всем происходящим наблюдает ее мама.
***
В дороге мы говорим обо всем и ни о чем. Обсуждаем недавно просмотренные фильмы, музыку, которую нашли и которой хотели поделиться друг с другом, потому что нам казалось, что она должна понравится, сны, которые нам снились. Салон его BMW стал для нас своего рода отдельным миром, который был понятен и доступен только нам двоим. Здесь мы обсуждали что-то важное и не очень, делились впечатлениями, эмоциями, рассказывали друг другу странные или забавные истории из прошлого. Здесь состоялся наш первый серьезный разговор о его семье. Тогда он рассказал, как полюбил свою бывшую жену, как был рад рождению дочери, и как его долгое время загоняли в угол, словно дикого зверя, пытаясь приструнить и сделать из него того, кем он никогда не являлся. Здесь я рассказала ему про свои первые спортивные успехи, про учителей, которые никогда не одобряли наличие у меня собственного независимого мнения, как я сталкивалась с непониманием, когда приходилось это самое мнение отстаивать. Здесь мы обсуждали съемки, наших героев и все то, что происходило между ними, делясь мнением относительно того или иного поворота в сюжете. Здесь было сказано так много, но в тоже время мне всегда казалось, что этого недостаточно. Поэтому довольно часто уже после завершения очередного съемочного дня мы подолгу засиживались в машине, скрываясь от посторонних и разговаривая. Хочется сказать, что разговаривали ночи напролет, но он всегда благоразумно выпроваживал меня домой, аргументируя это тем, что утром я не проснусь и ему снова придется меня ждать. Но мы действительно могли разговаривать часами, напрочь позабыв о времени. В такие моменты я особенно остро чувствовала отсутствие возрастной грани между нами. Порой мне казалось, что он понимает меня слишком хорошо и иногда это пугало. Но мне нравились наши отношения. Нравилась эта давно стертая грань, когда боишься в чем-то признаться или показаться слабым. Только ему я никогда не боялась честно и открыто говорить обо всем, что происходит у меня в голове [хотя кое-что продолжала скрывать; даже от самой себя]. И уже давно никто не удивляется нашему совместному прибытию на площадку. Никто не удивляется, когда мы вместе ее покидаем. Судачить о наших «нездоровых отношениях» давно перестали. Либо просто умело это скрывали и смирились с тем, что между нами давно размыты какие-либо границы. И только лишь Арланов почти ежедневно радовался тому, как же хорошо мы взаимодействуем в кадре, почти упиваясь собственной гордостью за то, что под его чутким руководством сложился такой тандем. А нам просто было комфортно вместе. Во всех смыслах этого слова. И если я сначала переживала о том, как на это могут реагировать люди, то ему, кажется, было абсолютно плевать на мнение окружающих. И это стало еще одним пунктом в огромном списке того, чему Абдулов смог меня научить. Жаль только, что я не могу ничего дать ему взамен. Однажды я честно ему в этом призналась. Призналась в том, что переживаю – он всегда столько для меня делает, а мне совершенно нечем ему ответить. И тогда он сказал одну фразу, которая долго не выходила у меня из головы. «Знаешь, ты делаешь для меня гораздо больше. Просто не осознаешь этого». Середина рабочего дня. Нам, наконец-то, дали небольшой перерыв на обед. Как всегда, только полчаса. Впереди еще было слишком много материала, который нужно было отснять, но работа без минимальной подпитки всегда отражается в кадре. Поэтому режиссер и продюсер сериала дали нам время, а сами уткнулись в сценарий. Судя по их серьезным лицам и бурным обсуждениям, впереди нас ожидали какие-то перемены, но о них сейчас совершенно не хотелось думать. Мой разум поглотил голод, поэтому мы с девчонками сразу направились туда, где можно было покушать. Там же мы встретили Абдулова и Стефанцова, лица которых были более чем удрученными. Завидев нас, они сразу перестали беседовать, а после и вовсе попытались сделать вид, что общаются на какие-то отвлеченные темы, хотя по мужчинам было явно заметно, что их беспокоит что-то совсем другой. Конечно, перемены в настроении Виталика я уже улавливала без особого труда, поэтому он решил спешно удалиться, когда почувствовал на себе мой изучающий взгляд. Вслед за ним сбежал и Саша, не давая мне ни единого шанса узнать, что же такого случилось, что они теперь ходят мрачнее тучи. Проводив мужчин взглядом, я отвлекаюсь на девчонок, который были увлечены совсем другими беседами. Вслушиваясь в их диалог, я поняла, что речь идет об очередном предстоящем концерте. Вникать в суть не хотелось, тем более голову теперь занимал Абдулов и его хмурый вид. - Жень, курить пойдешь? – коротко спрашиваю я подругу, которая отрицательно качает головой и говорит, что выйдет попозже. Я пожимаю плечами и допивая безвкусный чай поднимаюсь со своего места. Бесцельно бреду по коридорам школы в надежде поскорее оказаться на улице и торможу лишь в тот момент, когда замечаю погоду за окном. Снова дождь. От утреннего солнца не осталось и следа, и теперь все небо заволокли тяжелые черные тучи, грозившие вот-вот разразиться громом. Обреченно выдыхаю, понимая, что вот уже день перестает быть таким прекрасным. Нащупав в кармане пачку сигарет, выхожу на крыльцо и вижу Виталика, который стоит ко мне спиной и разговаривает по телефону. Уже такой привычный спортивный костюм вызывает на губах легкую улыбку, когда я вспоминаю, что в обычной жизни Абдулов был мало похож на своего героя. Что уж говорить, они были абсолютно разными. Начиная от тонкостей характера, заканчивая стилем в одежде. Наконец, я все же решаюсь сократить расстояние между нами. И то лишь по одной простой причине – курить на крыльце запрещалось, поэтому нужно было отойти хотя бы немного. Стараясь не обращать внимание на мужчину, я зажимаю в зубах сигарету и прохожу мимо. - Хорошо. Завтра созвонимся. Люблю тебя, Алиске привет – слух все же улавливает диалог, в который я никак не хотела вмешиваться, а уж тем более его подслушивать. Демонстративно отворачиваюсь в сторону, всем своим видом показывая, что совершенно не обращаю на него внимания, не слушаю, не вижу и вообще меня здесь нет. Иногда мне нравилось быть незаметной, но в этот раз у меня не вышло. Даже не знаю хорошо это или плохо. - Опять ты за свое? – раздается уже до боли знакомый голос за спиной, и я оборачиваюсь, неосознанно выдыхая сигаретный дым прямиком на Абдулова. Он в отвращении морщит нос и начинает размахивать перед лицом руками в попытках рассеять сизый дым. - Прости, не рассчитала – отзываюсь я, отступая от него на несколько шагов, но все также стоя в пол оборота к нему. Меня так и тянет задать вопрос, который волновал последние несколько минут, но я не решаюсь. Знаю, что не нужно лезть туда, куда тебя не просят. К тому же в чем-то мы с ним были похожи: если нужно будет, мы обо всем расскажем самостоятельно и приставать к нам с допросами бессмысленно. Чревато наткнуться на стену отчуждения. - Когда ты уже бросишь? Сколько раз я тебя…. – начинает Абдулов свою старую песню о том, что мне нужно бросать курить, что это вредно для здоровья, что «такой красивой девушке не к лицу сигарета в руках» и прочие громкие тирады, которыми он так любил меня пичкать. Раздался первый раскат грома, а я спешно решила сменить тему, так и не выкинув сигарету. - С женой разговаривал? – задаю вопрос, который, наверно, даже не требовал ответа. Я просто знала, что он разговаривал именно с ней. Но почему-то спросить все равно хотелось. Только вот совершенно не об этом. - С бывшей женой – он делает ударение на слове «бывшая» и пристально смотрит в мою сторону, будто ожидая, что я повернусь – Зачем спрашивать, если ты и без того знаешь ответ? – если бы в мире существовал такой вид спорта, как отвечать вопрос на вопрос, то Абдулов бы определённо стал в нем чемпионом. Причем, несколько лет подряд. - Я не об этом хотела спросить – тихо отзываюсь я, в надежде, что мужчина меня не услышит, но, видимо, надеялась я зря, потому что уже в следующую секунду расстояние между нами стало критически маленьким. Я все еще стояла в пол оборота к нему, отчаянно сжимая в руках никотиновую палочку, а он смотрел на меня сверху вниз, оставив между нами всего несколько сантиметров такого нужного пространства. - Тогда спрашивай – его голос звучит над моим ухом. Приглушенный, с легкой хрипотцой. Слишком интимный, чтобы быть правдой. Выдыхаю остатки дыма из легких, тушу сигарету и поворачиваюсь к нему лицом. Вижу синеву его глаз и буквально чувствую, как подкашиваются ноги. Ненавижу, когда мы оказываемся в подобных ситуациях. Ненавижу потому что становится слишком сложно держать себя в руках, а голову сразу занимают мысли, от которых я так удачно отмахиваюсь все свободное время. Ненавижу. Но каждый раз все равно хочу оказаться чуточку ближе. - У тебя все хорошо? – упрямый взгляд из-под челки. Глаза в глаза. Напряжение между нами растет, а я не понимаю – виной тому воздух, накалившийся из-за надвигающейся грозы или мы сами. Смотрю ему в глаза и думаю, кто же первый сдастся. Не выдерживает. Опускает взгляд, делает еле заметный, но такой ощутимый для меня, шаг назад. - Все отлично – отзывается он и улыбается так, будто ничего не произошло. Но по глазам вижу, что врет. Врет без зазрения совести и смотрит мне в глаза. Понимает, что не отвертится, но все равно врет. Знает, как сильно я ненавижу ложь, но все равно это делает. - Паршивый из тебя актер, Абдулов – выпаливаю я, не выдерживая натиска его таких обманчивых глаз. В такие моменты всегда любопытно понимает ли он насколько близко подпустил меня к себе. Понимает ли насколько близко я сама к нему приросла. Понимает ли, что знаю его как облупленного и меня не обмануть этими улыбками? Усмехаюсь, опускаю голову и хочу уйти, но, сделав пару шагов, чувствую на своем запястье железную хватку его пальцев. Останавливаюсь, переводя взгляд с руки на его глаза. В них снова что-то изменилось. Тот же блеск, который я видела последний раз еще в марте. На его день рождения. Пристально изучаю радужку его глаз, совершенно не понимая того, что же они сейчас источают. А он смотрит так пытливо, словно знает намного больше меня. Словно его что-то волнует, но он не решает произнести это вслух. - Мне больно – тихо отзываюсь я, не сводя с него взгляда. Секунда и вот цвет его глаз приобретает более привычный оттенок, пальцы разжимаются, и он позволяет мне уйти. Да, именно позволяет. Будто только он сейчас был хозяином ситуации. Отворачивается от меня, и только лишь по тому, как расправлены его плечи я понимаю, что задела его. Нет, не теми словами, что он паршивый актер. А чем-то более личным. Чем-то, о чем он никогда не говорил. И что-то мне подсказывало, что вряд ли скажет.***
Остаток дня мы общались исключительно в рамках наших совместных сцен. Настроение было на нуле, и мне оставалось только вспоминать то утреннее блаженство, которое я испытывала, встав с кровати. Погода испортилась окончательно, рабочий процесс угнетал все больше, и я с каким-то нервозным упоением ждала завершения сегодняшнего дня. Стрелки часов давно перевалили за полночь, когда режиссер все же решил всех распустить по домам, видя, что сегодняшний день мы уже отработали, а выжимать из нас все соки было бесполезно. Оставалось только добраться домой. Мама уже написала мне ни одну sms-ку, что ждет меня. Даже забота с ее стороны казалась мне подозрительной и какой-то угнетающей. Хотелось сбежать к себе, запереться и не высовывать носа до завтрашнего, а точнее уже сегодняшнего, утра. Но я обещала, что приеду. Надо же выполнять хотя бы какие-то свои обещания. Стоя на крыльце я ждала его. Почему-то в голову даже не пришло мысли о том, чтобы самостоятельно добираться до дома. Абдулов бы мне этого не простил. Да и нарушать нашу традицию мало хотелось. Даже, несмотря на то, что днем между нами произошло что-то странное. Мы всегда уезжали вместе. Независимо от того, кто и в каком настроении находился. Поэтому я никуда не спешила. А он уходил почти последним. Вместе с ним шел Стефанцов, расплываясь в усталой, но какой-то счастливой улыбке. - До завтра – коротко прощается мужчина и сразу отправляется в сторону своего автомобиля, припаркованного где-то недалеко от машины Виталика. Провожая его взглядом, я возвращаюсь к своему спутнику, который так же тепло, как и в любой другой день, улыбается мне, а глаза привычно блестят в свете вышедшей из-за туч луны. - Поехали? – интересуется мужчина, как будто не зная моего ответа. Как будто он никогда его не знал и сейчас дает мне выбор. И дело не в отсутствии этого самого выбора, а том, что я сама не хочу ехать домой одна. Без него. Глупо, но я уже привыкла к таким поздним поездкам и разговорам, которые, может, не всегда складываются гладко, но которые всегда неизбежны. Не отвечая ничего, я медленно спускаюсь по лестнице вниз, давая понять, что ехать я согласна куда угодно. И он нагоняет меня довольно быстро. До автомобиля идем в тишине. Дальше заученные действия – открывает дверцу авто, дожидаясь, пока я усядусь на сиденье, пристегиваю ремень, улыбаюсь, когда он оказывается рядом и мы трогаемся с места. Тишину салона резко разрывает звонок моего телефона. Смотрю на экран. Мама. - Алло – отвечаю я и сталкиваюсь с несколько раздраженным голосом женщины – Да, уже закончили. Скоро буду дома. Хорошо. – короткий диалог, суть которого была проста – мама волновалась, мама ждала меня домой. Убираю телефон и разворачиваюсь в противоположную сторону от водителя. Так я сидела очень редко. Почти никогда. И чаще всего это было жестом «не надо со мной разговаривать, я хочу подумать». Абдулов, будучи близким человеком, который знал меня слишком хорошо [иногда мне казалось, что лучше меня самой] тактично молчит и не лезет с расспросами. А я вспоминаю, как еще днем не смогла поступить так же. Смотрю в окно, мимо проносятся вереницы ярких огоньков, а я лишь поворачиваю голову в сторону мужчину. - Прости, если днем чем-то обидела тебя – голос звучит глухо, почти неслышно, но я знаю, что он все слышит. И понимает. Понимает, но молчит. Ни одному из нас сейчас не нужен был какой-то тяжелый разговор. Ему из-за дневного происшествия, мне из-за дурного настроения. Лучше оставить все, как есть. А о наболевшем поговорить после. У нас ведь еще столько времени впереди. Машина останавливается возле подъезда, и тишина становится невыносимой. Я смотрю на мужчину, а он упрямо смотрит куда-то вперед, словно изо всех сил стараясь игнорировать меня, мое присутствие рядом, и все мое существование в целом. Еле заметно усмехаюсь и тянусь к ручке, чтобы покинуть салон, но меня снова тормозят его руки. Пальцы так же уверенно сжимают мое запястье, как и несколькими часами ранее, но уже не доставляя мне дискомфорта и не причиняя боли. Оседаю на место и перевожу взгляд на Абдулова. - Лен… - всего лишь мое имя, но от того, как он его произносит, по телу пробегают мурашки. Уверена, что он их заметил, но успешно проигнорировал. Зрительный контакт затягивается, молчание становится невыносимым. А я вдруг понимаю все, что он хочет мне сказать. Просто смотрю ему в глаза и понимаю. Без слов. Как будто всю жизнь так было. - Все нормально. – отзываюсь я, а уголки губ изгибаюсь в легкой, но теплой улыбке – Ты же знаешь, что я не умею на тебя обижаться – не убирая и не одергивая руки, лишь слегка разворачивая ее, чувствую под подушечками пальцев тепло его кожи – Я пойду, а то просплю завтра и тебе придется меня ждать – так же тихо продолжаю говорить, используя его же оружие против него самого. Вижу, как взгляд быстро меняется, становится мягче и уютнее. Ловлю себя на мысли, что не хочу уходить. И в этот момент он выпускает мою руку, лишая такого нужного теперь тепла. - Спокойной ночи – улыбается мужчина, не сводя с меня своих голубых глаз. Я лишь улыбаюсь, но ничего не отвечаю. Наплевав на всех и вся в этом мире, поднимаюсь с места и оставляю на его щеке легкий поцелуй, после чего сразу растворяюсь в темноте собственного двора. Подъездная дверь, ключи, звук колес. Все как всегда. Не знаю почему решилась на это. Не знаю, как вообще такое могло прийти мне в голову. Но отчего-то не жалею. Совершенно. Только лишь улыбаюсь сама себе, заходя в лифт. Пара минут и вот я уже оказываюсь на пороге родного дома, где меня встречает мама. Взгляд ее выглядит слишком обеспокоенным. Как будто я впервые так поздно прихожу домой. - Лен, пойдем на кухню – приглашает меня мама, и я без каких-либо лишних вопросов следую за ней. Она проходит вперед и устало садится на угловой диванчик, складывая руки перед собой на столе. Я же замираю в дверном проеме, опираясь на косяк и не сводя с мамы пристального взгляда. По лицу вижу, что она хочет поговорить. И поговорить о чем-то очень важном. Но почему-то не решается. Мнется, теребит собственные пальцы, нервничает. - Мам, ты чего такая заведенная? – первая прерываю гнетущее молчание, еще не подозревая, что через несколько мгновений об этом сильно пожалею. Женщина поднимает на меня полный немого отчаяния взгляд, который быстро сменяется каким-то укором или… Осуждением? - Тебе не кажется, что ты заигралась? – мама говорит приглушенно, но только по интонации ее голоса, я понимаю, что беды не миновать. Еще одна черта, которой я пошла в свою мать – прямолинейность. Она никогда не ходит вокруг да около, а всегда задает все вопросы в лоб. Чем-то напоминает мне Лерку. - В смысле? – непонимающе смотрю на маму, даже не чувствуя, как брови изгибаются в изумлении. Нутром я чувствовала к чему она ведет, но разум отчаянно сопротивлялся, не желая воспринимать реальность такой, какой она грозилась стать уже через несколько минут. Смотрю на маму, но не выдерживаю ее взгляда и как-то виновато опускаю взгляд в пол. - Боже, Лена, да он же вдвое старше тебя. Он тебе в отцы годиться! – продолжает свое наступление мама, даже не желая сворачивать с намеченного пути – Ты же понимаешь, что он никогда не будет воспринимать тебя всерьез. Сколько у него таких маленьких дурочек, как ты? Не задумывалась? – она резко поднимается и оказывается около окна, из которого прекрасно видно подъезд и все, что происходит на улице. И тут до меня окончательно доходит смысл всех ее слов. - Мам, да что за бред? – не выдерживаю и начинаю повышать голос – Каких дурочек? О чем ты вообще? Между нами ничего никогда не было! – говорю честно и откровенно. Мне никогда не волновало сколько и каких там дурочек в его послужном списке главного сердцееда нашей съемочной площадки, да мне и интересно не было. Наши отношения никогда не имели какой-то романтической подоплеки. Но обсудить [осудить] в этом нас старался каждый второй. - Лена, раскрой глаза. Ты вообще понимаешь, во что ты ввязываешься? Он взрослый и состоявшийся мужчина. Он не будет в игрушки играть, а просто возьмет то, что ему нужно и поминай, как звали! – мама тоже сдается и переходит почти на крик. Мысленно радуюсь, что дома кроме нас никого нет – папа буквально с утра уехал в командировку, а брат появляется здесь так же редко, как и я сама. Радуюсь, потому что понимаю – скандала не избежать. - Да ты ведь даже его не знаешь, а делаешь какие-то выводы! – неосознанно перехожу в стадию защиты не только самой себя, но и его от необоснованных обвинений со стороны мамы – Да как тебе вообще такое в голову могло прийти! – продолжаю я, до сих пор не веря в то, что мы действительно с ней обсуждаем отношения, которых никогда не было и не будет. - Лен, ну я же не слепая. Я вижу, как у тебя глаза светятся. Вижу, как ты улыбаешься, когда к нему спешишь. А он тоже хорош! С утра заберет, вечером привезет, манеры проявит. А ты и радуешься, как будто ты у него одна такая! – слушаю ее и не верю собственным ушам. Какие глаза, какие манеры. Господи, да с каких пор для простой дружеской взаимопомощи нужны какие-то причины или чувства. Когда этот мир успел сойти с ума? - Да мы просто работаем вместе. Он знает, что я вечно опаздываю, вот и забирает меня иногда. А за то, что вечерами меня подвозит, ты вообще ему должна спасибо сказать! Конечно, лучше было бы, если бы я на метро ночами ездила или с какими-нибудь сомнительными типами на такси разъезжала! – терпение мое на исходе, нутром чувствую, что этот диалог заведет в тупик и мы лишь больше разругаемся. Но у меня уже не было сил сдерживаться. Долгое время мы с ним отбивались от каких-либо слухов на площадке. Но то съемки, там всегда все всех обсуждают. Другое дело, когда в чем-то подобном тебя начинает обвинять и подозревать самый родной человек. - Но и он не лучшая для тебя компания. Откуда ты знаешь, что у него на уме? – мама не сдается. Идет напролом, словно танк, от которого не скрыться – Слава Богу отца дома нет. Он бы с ума сошел. - И тут я теряю последнюю каплю. Сил нет ни ругаться, ни спорить, ни, уж тем более, что-то ей доказывать. По крайней мере не сейчас. - Потому что я его знаю, мам! – выпаливаю я и вскидываю руки вверх – Я не собираюсь больше продолжать этот диалог. Думай, что хочешь. А я поехала домой – вылетаю с кухни, сразу отправляясь в свою уже бывшую комнату. Хватаю зарядку от телефона и ключи от съемной квартиры, кидаю все в сумку и снова выхожу в коридор. - Куда ты собралась на ночь глядя? – спрашивает мама, наблюдая за мной из дверного проема кухни. Хватаю с вешалки кожаную куртку, достаю телефон и набираю почти заученный номер, не произнося ни слова. Мама не сводит с меня пристального взгляда, а когда осознает кому же я набирала, в глазах ее отражается настоящий ужас. - Прости, что поздно. Не мог бы ты сейчас приехать? – голос мужчины резко меняется, и я отчетливо слышу обеспокоенные нотки в его интонации – Ничего. Потом объясню. Спасибо, жду. Кладу трубку, накидываю куртку и направляюсь к двери. Передо мной возникает мама, не давая шанса выйти в подъезд. - И после этого ты будешь мне врать, что между вами ничего нет? – возмущенно произносит женщина, которая уже не может остановиться – Из родного дома сразу бежишь к нему! – она смотрит на меня своими полными злости глазами и ждет от меня хотя бы какой-то реакции. Но когда она видит мое полное бездействие, немного успокаивается и опускает руки, а я предательски пользуюсь моментом. - Если ты меня в чем-то обвиняешь, так пусть это хотя бы будет не зря! – кричу я и вылетаю из квартиры, громко хлопая дверью. Не хочу ждать лифт, бегу вниз по лестнице. Лампочки на некоторых этажах разбиты, света почти нет. Отчаянно хватаюсь за перила, надеясь, что в этот раз моя беготня не увенчается растяжением или чем-то похуже. Не проходит и минуты, как я уже оказываюсь на улице, возле собственного подъезда. В лицо резко бьет прохладный воздух, позволяя немного прийти в себя. И только сейчас я почувствовала, как стягивает кожу на лице от ветра. Провожу рукой, стирая соленые дорожки, так не вовремя покатившиеся из глаз. Не знаю, что меня обижает больше: что маме в принципе пришло нечто подобное в голову и она даже не подумала о том, чтобы попытаться меня хотя бы выслушать, а сразу начала делать какие-то дурацкие выводы. Или тот факт, что все это было совершенно незаслуженно. Если уж меня обвиняются в чем-то, то лучше быть виновной в собственном, может быть и сомнительном, но все-таки счастье, чем слушать нелепые обвинения, понимая, что ничего из этого никогда не станет правдой. Оседаю на скамейку, которая стоит возле дверей подъезда, пряча лицо в собственных ладонях. Обида бьется через край, а я не знаю, как остановить поток соленых слез, которые так и рвутся наружу. Даже мысли о том, что я не хочу ему показывать собственную слабость, не успокаивают. Мне уже все равно. Все равно насколько я слабая. Все равно насколько я глупая или наивная. Все равно, что будет дальше. Какая теперь вообще разница?И только шум колес подъезжающей машины вернет ее в реальность.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.