Артур и возвращение падших

- Это глупости! Маленький юноша довольно хохочет в ответ. Несмотря на его небольшой рост, смех его раскатист и громогласен. - Нет, совсем нет, - пытаясь остановить рвущийся наружу смех, возражает он. – Вот вы представьте обратную ситуацию: шуба из гамульих щетинок. На этот раз смеется уже не он один: две высокие девушки и такого же роста юноша тоже начинают похохатывать. - А потом, - шутник выскакивает перед ними, загораживая путь и выставив перед собой ладони, как бы говоря, что это ещё не вся соль, - а потом, представьте себе, эти щетинки, все, как одна, начинают двигаться, - он делает себе рожки из пальцев и синхронно сгибает их, издавая при этом характерные для гамуля причмокивающие звуки. Его друзья сгибаются пополам от хохота, схватившись за животы. Смех скоро становится громче и отрывистей: благо, воображение тут у всех отличное. Скоро ребята от смеха перестают себя контролировать: высокий мальчик опускается на колени и, продолжая держаться за живот и надрываться от смеха, начинает колотить сжатым кулаком о землю. Девочки менее сдержаны: одна тоже встаёт на колени и начинает ритмочно раскачиваться взад и вперед, обхватив себя руками, будто кланяясь, а вторая валится наземь и, видимо совсем забыв о приличиях, начинает перекатываться с живота на спину и обратно, не прекращая хохотать. Невысокий юноша возвышается над ними. Уперев руки в бока, он с удовлетворением взирает на них сверху вниз, точно победитель над поверженными врагами. Он присаживается на корточки, дабы снизойти до их уровня. - И еще они ползают, - сочувственно добавляет он. Это был воистину удар в нокаут: тех двоих, что имели еще более или менее человеческий вид, бросает на землю к другой девушке, где они принимаются судорожно молотить руками по земле, отчаянно моля о пощаде, задыхаясь от смеха. Та, что уже лежала и пробовала было отдышаться, заваливается на спину и, болезненно морщась и судорожно выгнувшись дугой, хохочет громче и заливистей всех, в этой неудобной позе приподнимая голову и с глухим звуком стуча ею о землю. - Санси, ну, ты совсем разошлась, - тоже начав посмеиваться, произносит шутник, очевидно смутившись её реакции. - Не мудрено, - пытаясь вздохнуть, выдавливает поваленный юноша. – Богини ради, ты не зря читаешь эти свои мудреные книжки, Миним, - он снова начинает хохотать. – Это ж…это ж надо было такое придумать! - Вы слишком громкие. Смех обрывается резко, точно на них разом вылили ушат ледяной водою. И такое сравнение тут более чем уместно: Децибелла всегда славилась умением подкрадываться неожиданно, а голос её действительно холоден и вездесущ, даже несмотря на то, что говорит она всегда тихо. - Что вы делаете? – Деци равнодушна. Судя по голосу, по крайней мере. Впрочем, каждый, кто её знает, скажет, что последнее, по чему следует судить о её намерениях, это лицо и интонации. - Смеемся, - Санцклепия поднимается с земли и подходит к сестре. – Как и все люди. Изящная каштановая бровь Децибеллы приподнимается, но её почти белые глаза по-прежнему не выражают ничего, кроме вселенского спокойствия и равнодушия. - Приведи себя в порядок, чучело, - холодно даже по её меркам отвечает она, сложив руки на груди. – У тебя щепки к косе застряли. Тем временем, ребята успели подняться с земли и даже отряхнуться. Высокий мальчик, завершив копание в своей густой, чёрной и блестящей как смоль шевелюре, склоняется к уху другой девочки. - Рурия, что они на этот раз не поделили? Мотнув головой, откидывая с глаз непослушную светло-рыжую челку, девушка раскрывает было рот, чтобы ответить, но ей не дают. Он задал свой вопрос достаточно тихо, чтобы его не услышала Санси. Но мальчик постоянно забывал о диапазоне слуха Децибеллы. Девушка мгновенно забывает о сестре: она огибает её по дуге и уверенно подходит к напрягшемуся в ожидании худшего мальчику. - Мы не поделили насколько это не твоё дело, Урдалак де Киавелли, - Децибелла упирает тонкий пальчик ему в грудь и ритмично нажимает им, заставляя его поморщиться. – Ты вечно действуешь мне на нервы. Всегда уверен, что имеешь право забираться кому-то в душу. А меж тем ты никто, и звать тебя никак. Ни будь бы ты самого детства хвостиком Санцклепии, я бы и знать тебя не знала. Урдалак вспыхивает. Он не привык не нравиться кому-либо, а эта вечная агрессия со стороны Децибеллы вообще остаётся для него загадкой. Она всегда держалась от их компании особняком, и пусть пересекались они довольно часто – как раз по той причине, которую она назвала – говорили они не так уж и много. Точнее, все их беседы сводились зачастую к ругани и к тому, как же он её достал. При чем от разговора к разговору она становилась всё нетерпимей. И его самого она стала порядком раздражать. Ладно бы если хоть к кому-то ещё она испытывала такую ненависть. Быть может, ему было бы тогда полегче. - Да? Вот как?! – лицо Урдалака наливается кровью. – Очень тебе сочувствую! – его передергивает от несдерживаемой ярости. Он никогда не умел держать её в себе. Более того, он имеет очень неприятную привычку переходить в таких случаях на личности. – А ты вообще слепая, и вечно строишь из себя всезнающую, хотя не можешь даже толком сыграть в хамелеона. Децибелла хочет было ответить, но поджимает губы и, быстро развернувшись, порывисто уходит, так и не сказав больше ни слова. - Урди! – Санцклепия с досадой топает ногой. – Ну что ты за монстр! - Да уж, Урдалак, - качая головой, Рурия идет к Санцклепии. – Пойдем за ней, Санси. Эти дураки вообще ничего не понимают. - Что?! – хором восклицают Урдалак и Максимильян. - Но она же сама это начала! - Но я же вообще молчал! Однако девушки даже не удостаивают их вглядами: взявшись за руки, они бегут догонять быстро удаляющуюся Децибеллу. Урдалак в отчаянии поворачивается к приунывшему другу. - В твоих учёных книгах есть разумное объяснение произошедшему? Тот невесело пожимает плечами. Он так надеялся на это день, заготовил море шуток, продумал план беседы, а в итоге ещё и оказался виноват неизвестно по какой причине. Пятый раз уже срывается! - Женская солидарность и сестринские чувства? – без энтузиазма предполагает он. Санси так покатывалась со смеху! Всё уже было схвачено: настроение поднято до предела, оставалось только оказаться с ней наедине. Он уже даже начал придумывать каким образом. Но как всегда всё вновь накрылось медным тазом.