Артур и возвращение падших

Ох уж этот её красноречивый взгляд! Смотрит снизу вверх, одна бровь в элегантном проявлении иронии изгибается дугой, глаза широко раскрыты, и в них безошибочно читается: «Ты ведь это несерьёзно?» Один из тех нечастых случаев, когда и душа и тело её говорят примерно одно и то же. - И как долго ты собирался от меня скрывать? – сухо уточняет Селения, выждав из вежливости несколько секунд, когда он закончил рассказ. – Я бы ведь всё равно узнала. - В идеале, - Артур разводит руками, - ты бы узнала уже после того, как всё закончится. Да и потом, что бы изменилось, расскажи я тебе? - Ну, я бы всяко не послала туда Бюша, - убеждённо говорит принцесса, отводя взгляд. – Я крайне сомневаюсь, что он справится. При всём к нему уважении, - Артур насмешливо задирает брови, но Селения игнорирует это, - он не имеет никакого опыта в такого рода делах. - Ты послала его на Третий, чтобы он разобрался со всей этой ситуацией с У, разве нет? – возражает Артур, хотя он уже догадывается, что это не совсем правда. Он с самого начала подозревал, но тогда не слишком-то задумался над этим: Бюш всё равно рвался на Третий континент, и, когда Селения сама его туда послала, оба они кроме облегчения ничего не испытали. - Артур, - голосом умудрённого опытом человека, объясняющего повзрослевшему ребёнку, что зубных фей не существует, проникновенно говорит принцесса, - ты сам подумай: охотники - народ, который можно назвать самым суровым из народов наших земель, крадёт Ужасного У из темницы, прямо из-под носа будущего короля Первого континента, своего союзника, друга и, в некотором смысле, даже родственника. Это же бред. Артур недоумевает. Селения всегда представляла собой живое воплощение противоположности своего народа. Упрямая, своенравная, лихая и несколько грубоватая, принцесса пусть в душе и была минипутом, но она всегда была абсолютно лишена той их, воистину, детской наивности, что свойственна жителям Первого. И теперь система дала сбой. - То есть, - медленно говорит Артур, желая убедиться, что всё понял правильно, - по-твоему, из-за того, что они наши союзники, охотники не могут иметь собственных целей, отличающихся от наших? Селения, ты ведь лучше меня знаешь, как это работает. Ты ведь в этом разбираешься. Никакая дружба государств не затмит их собственных интересов. Это же политика, а не люди. Это можно назвать совсем другими отношенческими законами. Возмущённо хмыкнув, Селения поводит плечами. Нет, её тут не переубедить. Сейчас будет давить на то, что он в этом ничего не понимает. - Ты не знаешь охотников так, как я знаю, - важно произносит она таким тоном, который ясно даёт понять, что больше об этом она слушать не желает. – Да и о какой пользе государства можно говорить, если речь идёт об освобождении Ужасного У? Он же воплощение истинного зла, какая от него может быть польза? Неслышно вздохнув, Артур облокачивается на стол, собираясь молча переждать её приступы возмущения. В конце концов, она сама перегорит, и тогда с ней можно будет поговорить нормально. И всё же, как Селения любит эти наивные по своей ничего не значащей величине слова вроде «истинное зло» или «неисправимая катастрофа». В свои восемнадцать Артур слышал такие слова только по телевизору в отношении Советского Союза и коммунистов. И сопровождалось это несдерживаемыми ничем негодованиями Арчибальда, критиковавшего каждое слово, сказанное репортёром, но упрямо смотревшего до самого конца. Дедулечка чувствовал душевное родство с русскими: его недалёкие родственники были бежавшими в Америку дворянами незадолго до расстрела императорской семьи. В человеческом мире даже это не считают истинным злом; мало у кого из взрослых повернётся язык сказать такое – особенно после сброса атомной бомбы в Хиросиме и Нагасаки и фашистских лагерей. Да и то у этих исторических событий есть свои защитники. Но едва ли Селении надо знать такие вещи о его мире. Иначе у неё может сложиться мнение, что тут это абсолютно нормально. Селения между тем продолжает выпускать пар, возмущённая до глубины души его подозрениями. Всё-таки, она очень любит охотников. Видимо считает, что раз он сомневается в их верности, то сомневается и в ней самой. С точки зрения здравого смысла, ничем не объяснимый вывод, но он работает также стройно и верно, как с Арчибальдом и русскими. Артур улыбается. Жалко, что тему родственников закрыли, было бы интересно рассказать Селении историю семьи дедулечки. Правда, тогда бы пришлось объяснять, что такое Россия (да и вообще карту мира), почему там произошла революция – во всяком случае, хотя бы официальную точку зрения, – где они (Селения, он сам, да и вообще этот дом и весь прилегающий к нему сад) находятся, что такое США, что такое Коннектикут, что такое иммиграция, что такое социализм и капитализм, почему социалисты борются с капиталистами… В общем, одним коротким пересказом событий Артур бы ограничиться не смог. А очень жаль: история Сушковых – после эмиграции некоторых представителей Сюшо – могла показаться Селении довольно занятной… - Ты ведь меня слушаешь очень внимательно, правда? – угрожающе тихо вдруг произносит Селения, остановив свою защиту на полуслове. Смотрит с прищуром, жадно выискивая на его лице хоть малейшие признаки невнимания. Но Артуру бояться нечего: он знает почти всё, что она может сказать по этому поводу. - Конечно, вероятность мала… - делая вид, что уступает, мягко начинает он. - Её вообще нет, - сухо вставляет принцесса. - …и, тем не менее, - как ни в чём не бывало, продолжает Артур, - хорошо, что мы послали Барахлюша, чтобы удостовериться. Своенравно хмыкнув, Селения задирает носик и немного морщит его. - Что ж, - голос её холоден, почти не согласен на уступки, - во всяком случае, для братца какая-никакая практика, - она делает глубокий вздох. – Как только он женится, он войдёт в Совет, а там уже пустым трепанием языка не отделаешься. Зная Бюша и его нераскрытый потенциал, а так же Совет, большую часть которого представляли сплошь балаболы, Артур мог бы найти, что возразить, но он прекрасно понимает, что сейчас не время. - Значит, ты под видом того, чтобы он занялся важным делом, просто отослала его подальше? – очень – очень! – миролюбиво уточняет он, глядя ей в глаза. Мысленно Селения содрогается. Рот улыбается, а глаза, пусть и такого тёплого цвета, холодные, точно льдинки. Он ведь понимает, как пугает в такие моменты? Отвечать на его вопросы она не намерена, поэтому принцесса, дабы показать полное равнодушие к его невысказанному неодобрению, отворачивается от него и смотрит на стеклянную чашку на столе. Внутри до сих пор происходит шевеление, пусть и слабое. Проклятые механизмы Кроба, когда они уже разрядятся?! - Ну, как оказалось, не напрасно я его туда послала, - насмешливо отвечает Селения и прежде, чем понимает, что говорит, поясняет: - Очень удачно получилось, что Барахлюш пошёл туда ещё и за твоим отцом. Попалась! - И не говори, - умело скрывая злорадство, соглашается с ней Артур, без стеснения наблюдая, как вытягивается её лицо, когда она понимает, что сама загнала себя в ловушку. Однако сейчас он не хочет скандалов, поэтому быстро переходит к более насущной теме: - Что меня больше волнует, так это то, что охотники прознали об отце и том, что он в мире минипутов. После постановки такого вопроса Селения не может вернуться к прежнему – это бы показало её мелочной – и ей остаётся лишь набраться терпения и припасти своё недовольство до лучших времён. - Это происшествие, с их точки зрения, будет, кстати, такой же катастрофой и преступлением, что для нас освобождение Ужасного У из тюрьмы, - начинает было Селения, и тут замолкает. Артур коротко смотрит на неё и отводит взгляд. Поняла, наконец. Самое смешное, что тут он даже не старался подвести её к какому бы то ни было выводу. Она пришла к нему сама. - Но это не могут быть они, - тихо говорит Селения. Голос надтреснутый, и сама она чувствует себя хрустнувшей пополам веточкой. – Там же Децибелла, она сестра моей мамы, - Артур встречается с ней взглядами. О да, она правильно делает, что мало смотрит ему в глаза, если хочет спрятать от него свою душу. Её глаза всегда говорили обо всем, что она думает. – Она не могла объединиться с её убийцей. Что-то очень мощным, но слишком быстрым потоком пробегает по её сознанию. Что-то очень болезненное. Но Артур успевает уловить суть. Он поджимает губы. Ну да, это ведь Селения, разве могла она, девушка, умевшая надумать нехватку земляники до уровня вселенской катастрофы, быть иного мнения, кто на самом деле является убийцей её матери. Но он, конечно же, как всегда в таких случаях, когда случайно улавливал слишком сильные её ощущения, делает вид, что ничего не почувствовал. В конце концов, совсем недавно Артур вполне искренне поклялся, что он не «лезет ей в голову». И он, ей Богу, не лез бы, если бы только её эмоции не били такими сильными зарядами, на которые просто невозможно не обращать внимания. От их силы можно было иногда ощутить почти физическую боль. - Скорей всего, ты права, - приободряет её он. - Скорее всего, даже, что этот шпион, которого мы поймали, - он указывает на стеклянную чашку, - и есть причина побега Ужасного У. Сноп радостного облегчения и восторга. Артур улыбается, глядя, как проясняется её лицо. Впрочем, она практически тут же надевает привычную ей маску высокомерия. - Конечно, он связан с этим, кто же ещё! – снисходительно произносит Селения, как бы говоря: «А я тебе о чём все это время пытаюсь намекнуть». Артур лишь смиренно кивает. Успокоено вздохнув, Селения чувствует новую тягу к жизни. Она треплет по голове жмущегося к её ноге Альфреда. – Надеюсь, Бюш там делом занимается. Пусть на момент высказанного Селенией сомнения Барахлюш как раз выходил из шатра близняшек-собирательниц, где он действительно выполнял данное ему задание, через каких-то сорок пять минут его сестра с удовлетворением могла бы заявить, что была права в своих подозрениях. Бюш мысленно ругает себя всеми нехорошими словами, какие только знает. Что он здесь делает? Ему следовало оставаться с Санцклепией, а не идти, точно гамуль за свежей травой, за девчонкой по её первому же слову. Девчонкой, которая, к тому же, разбила ему сердце – пусть и не знает об этом. У него время поджимает, а ничего ещё не готово! Узнай Селения, она взбесилась бы! - Мин, - вкрадчиво говорит Барахлюш, когда девушка приоткрывает полы шатра, чтобы войти, - мне и впрямь было бы интересно познакомиться с твоей матерью, и мне очень стыдно, что я не отказал тебе сразу, но я тут действительно по делу. - Моя мама - не последний человек здесь, - жизнерадостно восклицает Минара, замирая в проходе. – Только скажи, в чём твоё задание, и она поможет тебе. Барахлюш хмурится. Рассказать Минаре об Ужасном У? Зачем? Ещё неизвестно, здесь ли он на самом деле, да и не стоит пугать Минару, на неё ведь дунешь – сломается. Очень нежное и ранимое существо. Можно было бы попросить её мать уговорить Пестрокрыла выделить летуна на день, если она и впрямь такая могущественная. Что ж надо зайти… И вот ещё… - Скажи, - осторожно говорит принц, - ты знала, кто пришёл вместе с Артуром в наш мир? Продолжая стоять в проходе, Минара вскидывает брови, показывая, что не понимает, из-за чего мог возникнуть такой вопрос. - Конечно, - она в недоумении пожимает плечами. – С достопочтенным Арчибальдом, - она кивает клюющему носом дедушке Артура, - и его отцом, Арманом. Ну, прекрасно! - А как ты узнала о последнем? - Он мне сам рассказал, - снова пожимает плечами девушка. – Я ведь была первой, кого они увидели, войдя в деревню. Напоила их свороком, мы поболтали. Отец Артура довольно милый, оказывается. Барахлюш вздыхает. При всём его уважении к Минаре, она никогда не умела держать секретов, слишком уж она была минипут с Первого. Даже удивительно, что в её родственниках есть охотники! Те никогда не выдавали своих секретов! Минара же, Барахлюш уверен, едва ли может скрыть хоть какое-то происшествие, которое следовало бы держать в тайне. Находка для шпиона. - Однако теперь у нас есть все основания полагать, что он схвачен охотниками и находится где-то на Третьем, - заявляет Барахлюш мрачно. Арчибальд тут же просыпается. - Арман? – лицо дедулечки выражает обеспокоенность и тревогу. От мысли, что могут сделать охотники с его зятем, сон уходит из разума почтенного старца. – Но вы ведь шли вместе, как такое вообще могло случиться? Поморщившись, Барахлюш передёргивает плечами. Он сам бы хотел найти произошедшему оправдание, но не может. Просто никто не ожидал, что подобное может произойти, поэтому никто до самого конца даже не подумал обернуться и убедиться, всё ли с ним в порядке. - Он отошёл от группы, когда мы вышли на поверхность, - коротко докладывает принц, чтобы не оставлять заданный вопрос без ответа, - а когда мы его хватились - его уже увезли. Барахлюш поворачивается к Минаре. - Я был у Децибелы - она не знала, что кто-то без её ведома решил устроить самосуд. Однако, теперь она сама хочет найти его и осудить по всем правилам охотничьих судов, - Барахлюш разводит руками, - то есть практически обречь отца Артура на верную гибель, ибо ни одного судебного разбирательства не охотники никогда не могли пройти за всю историю их судов. Так что я намерен найти Армана раньше неё и спасти. Внимательно слушающая Минара серьёзно кивает. - Это легко, - поражая Барахлюша непривычным для неё спокойствием в подобной ситуации, отвечает она. – Я почти уверена, что знаю, кто виной произошедшему, и ничего удивительного, что вождь Третьего не имела об этом ни малейшего понятия, поверь мне. Однако! – девушка прикрывает глаза и поднимает вверх указательный пальчик, явно желая подчеркнуть важность своих следующих слов. - Услуга за услугу! Я помогу тебе, но за это ты должен пройти в этот шатёр и присутствовать при любом разговоре меня и моей мамы. Даже если она будет говорить, чтобы ты удалился, не уходи от меня. Барахлюш чувствует, что шея и щёки его заливаются краской. В конце концов, ему было только десять лет, а девушка, которая ему нравится, только что сказала, чтобы он «никуда не уходил от неё». Ей Богу, вот же мерзкая эгоистичная девчонка! Всех использует в своих интересах! Китха переглядывается с Оримом и Пятым, но те похоже ничего не поняли. Конечно, они же парни, да и она знает Крио всю свою жизни, и прозвище Блакугай её брат дал не зря. Да, она и впрямь была милой, но когда дело касалось интересов государства, а иногда и её собственных, она превращалась в паучиху, которая с улыбкой на лице играется с маленькими мушками, попавшими в её паутину. А сейчас она опустилась так низко, что играет с чувствами парня, которого, будь она в своей «доброй» модификации, она побоялась бы и словом одарить, чтобы не ранить. Однако известный факт о Крио: чем дольше эти твари на её голове глодают её, тем меньше в ней остаётся этой самой доброты. А бедняжка сейчас явно не в лучшей форме. Китха подаётся вперёд, но её одновременно перехватывают за плечо Пятый и Орим. - Вы что, не видите?! – зло шипит она, вновь вставая в одну линию с ними. – Она играет с Хозяином, а наш долг его защищать. Даже от таких случаев, даже если она принцесса! - Мы видим, - раздражённо шипит Орим в ответ. - Но всё по закону обменов, - флегматично добавляет Пятый. – Крио как всегда всё обставила так, что и придраться не к чему. Хозяин поможет ей, а она – ему. Более того, ты же знаешь, как тяжело остаться внутри, когда Её Вели…когда бывшая королева требует, чтобы ты ушёл. Условия Крио по силе могут сравняться с условиями Хозяина. - Тем более, - холодно вставляет Орим, - ты знаешь, о чём наверняка она заведёт разговор. Все мародёры уже знают, не удивлюсь, если бывшая королева уже… - Боже, - Китха закатывает глаза. – Почему ты всегда разжёвываешь окружающим элементарные вещи? – она неслышно переводит дух. Просто она была лучшего мнения о принцессе. Да и потом, она, Китха, пообещала защищать Хозяина. «Чхать я хотела на все эти кодексы, если они мешают спасти от ошибок тех, кого уважаешь и любишь. Да, белобрысый засранец, хорошо бы, чтобы и ты это понял тогда, маровнина!». - Ну, по рукам, - недолго думая, соглашается Барахлюш. Растянув губы в радостной улыбке, Минара кивает. - Вот спасибо, Бюш! Мальчик смущённо прокашливается, однако тут же скисает. Для неё ничего не поменялось в её к нему отношении, поэтому из его головы напрочь вылетела маленькая деталь: она замужем. Всё теперь совсем иначе. Не сказав больше ни слова, она проскальзывает внутрь. Арчибальд задерживается было, явно желая расспросить Барахлюша, но, похоже, передумывает, так как тоже входит под полу шатра. С секунду поглядев, как она колышется за ними, и, послушав перестукивания деревянных бусин, прикреплённых к ткани, Барахлюш коротко кивает сам себе и идёт за ней. Мародёры тенью следуют за Хозяином. Шатры охотников делились перегородками на комнаты. Чем зажиточнее охотник, тем больше комнат. Барахлюш сдерживается, чтобы не присвистнуть от восхищения. Когда он только подходил к шатру, то и внимания не обратил на его размеры: был занят своими мыслями – однако, теперь он может оценить, насколько мать Минары «не последний человек здесь»! По совести, такие бы покои следовало иметь Деци, но она всегда предпочитала аскетизм. Да ей и не требовалась роскошь. Из всех рукотворных прелестей мира, что является духовной пищей, по достоинству Децибелла могла оценить только музыку. У шатра матери Минары длинный узкий коридор, от которого вправо и влево открываются светлыми прямоугольниками проходы, идущий так далеко, что стражник, стоящий в самом конце, и которого можно закрыть большим пальцем, даже если вытянуть руку как можно дальше вперёд. Барахлюш мельком думает о том, что стражник, судя по одежде, очевидно не охотник, и это странно, однако Мин уже сворачивает в сторону, и мальчик тут же забывает свои мысли. Из-за серых тёмных «стен» маленькие белые муф-муфы, летающие по всей комнате, светят словно бы ярче, чем на самом деле. Но большая часть её погружена в темноту. Это неудивительно, даже несмотря на время дня: шатёр расположили в самом тёмном месте на втором ярусе, к тому же, сам второй ярус – место, которое нельзя назвать очень уж освещённым, тем более в такую погоду. В шатре куда теплее, чем снаружи (жарко было только внизу, на первом ярусе), из чего Бюш успел сделать вывод, что ткань, из которой он сделан, довольно плотная. И как только тогда им не жарко, когда они внизу?.. Минара оборачивается к ним и с улыбкой склоняет голову и коротко приседает в этаком реверансе, как бы извиняясь. Уверено, будто уже привыкнув к темноте, она проходит в самый тёмный угол комнаты, так что от неё остаётся виден только прыгающий пучок белых скомканных как попало волос. - Матушка? Барахлюш чувствует себя неловко. Ещё и разбудили человека. Никто не любит, когда обнаруживает незваных гостей, стоит только проснуться. К тому же, незнакомых гостей. Это претит всем правилам приличия. Он украдкой пытается разглядеть в потёмках выражение лица Арчибальда, однако это ему не слишком удаётся. Впрочем, тому вроде бы всё равно. Это удивительно: вежливость Арчибальда и его манеры были для минипутов эталоном – недаром же он курировал написание Большой Книги. Хотя он-то тут явно по делу, в отличие от него, Барахлюша, поэтому едва ли их ситуации можно назвать схожими. Правда, непонятно, за каким делом для набора могла потребоваться мать Минары, если им всего-то нужно набрать воды у Водопада Сатаны. Хотя в этом он не смыслит ничего, так что не ему, Барахлюшу, судить, что верно, а что нет. - Минара? – голос немного хриплый от пробуждения, но в нём угадывается томность и женская притягательность. Только по голосу можно понять, что эта дама некогда кружила парням головы. Впрочем, очевидно, в прошедшем времени. Дама, кружащая головы представителям противоположного пола, не будет жить пусть и в огромных, но так по-спартански обставленных палатах. В комнате – во всяком случае, в той части её, что можно было разглядеть - нет ничего, что хотя бы намекало на удобство: ни одной подушки для сидения – у охотников не было культуры стульев, посередине лежит коврик для еды, но он не круглый, как обычно у охотников, а треугольный и на ощупь, скорее всего, грубее, чем щетинки пачимоля. Холодный свет от муф-муфов не добавляет комнате ни капли уюта. - Я привела к тебе гостей. Тихий шорох. Барахлюшу даже кажется, что он различает в темноте блеск глаз: женщина из темноты разглядывает их, и в этом чувствовалась какая-то хищная аура и расчетливый интерес. Шевеление в темноте и снова шорохи. Из темноты выступает по-охотничьи высокая женщина. Движется она гибко и властно. Теперь понятно, в кого Минара пошла худобой – её мать тонкая, точно веточка. Очень изящная веточка притом. Лицо женщины покрыто неглубокими, но уже весьма различимыми морщинами, и Барахлюш делает предположение, что она даже старше отца. Впрочем, он не слишком понимает, как определять возраст незнакомого человека. Тем не менее, несмотря на приближающуюся – или настигнувшую? – старость, волосы матери Мин черные точно смоль. «Скорее всего, красит их», - решает для себя Барахлюш. Вообще, она очень бледна – её лицо выделяется из темноты почти так же сильно, как волосы Минары, - одежды же напротив, темны и говорят скорее о трауре. Барахлюш вдруг понимает, что когда речь шла о матери, об отце не было ни слова. - Приношу свои извинения, мадам, что мы побеспокоили Вас, - решив, что надо сказать хоть что-то, произносит Барахлюш, склонившись в не слишком низком, но достаточно почтительном поклоне. В конце концов, ему не пристало кланяться до земли. Может никто и не воспринимает его всерьёз как принца, но это ещё не означает, что он растерял все свои привилегии. Мародёры тоже делают поклон, но гораздо более низкий, складываются практически пополам и разгибаются очень медленно, точно боясь поднять голову перед этой женщиной. Арчибальд ограничивается коротким кивком. Очень деловым, скорее даже суховатым. Барахлюш удивлён: неужели мудрый старец забыл о нормах приличия? Или так на него действует сон? В конце концов, со старостью многие становятся странными. На губах матери Минары появляется улыбка. Лёгкая и нежная, почти материнская. Она совершает такой же короткий реверанс, что и Минара незадолго до этого. - Вы друзья моей дочери, полагаю, - мягко произносит она. Надо признать, хоть она уже и в возрасте, голос её - бархатный, с придыханием, очень мелодичный - ласкает слух. – Не извиняйтесь, я не должна была спать в такое позднее время, - она хлопает в ладоши дважды, и муф-муфов становятся больше: зажигаются те, что спали до этого. Действительно светло. И даже как будто немного уютнее. Она подходит к ящику в углу и выуживает очень мягкие и роскошные на вид подушки для сидения. – Прошу вас, - говорит она, протягивая их им, - проходите сюда и присаживайтесь, - она указывает на очень низкий столик посередине комнаты. – Расскажите мне, что творится на Первом, я не была там уже много сотен лет. - Это очень печально, - чтобы сказать хоть что-нибудь, отвечает Барахлюш, опускаясь на подушку. Мародёры позади него подушки откладывают в сторону и садятся на колени: спина прямая и напряжённая, точно они ждут подвоха. Арчибальд молчалив и серьёзен. У Барахлюша появляется стойкое чувство, что он чего-то не знает. Но эта женщина кажется такой милой. Понятно тогда, в кого пошла Минара. – Мы всегда рады новым знакомым. - Скорее старым, - поправляет женщина. – И нет, не всегда, - посчитав, что со вступительной частью покончено, она тоже присаживается на пол, и Бюш спиной чувствует, как напряжение мародёров возросло. Да что происходит? – Меня зовут Руриенна, но почти все здесь зовут меня Рурией, и я не против: печально, но то время, когда меня не пристало называть коротким именем, прошло. А как зовут вас? - Позволь, мама, я представлю, - вклинивается Минара, непринуждённо усаживаюсь на полу по-турецки. – Это Арчибальд Сюшо, дед будущего короля Первого континента, тот, что перевёз большую часть населения семи континентов в свой сад, научил их физике и механике и вообще привнёс свет в наш тёмный мир, - Барахлюш коротко хмурится: ему сейчас показалось, или она говорила не без иронии? Китха позади него молча оценивает, насколько же девушке сейчас плохо, если она не сдерживает раздражение даже по таким пустякам. – Это Симоно Матрадор де Барахлюш, сын Максимилиана Матрадора Пятнадцатого, короля Первого, - она делает длинный вдох. – Прости, если что напутала, Бюш, - извиняющимся тоном говорит она. – Ваша именная система всегда сбивала меня с толку. - Я сам в ней путаюсь, - пожимает плечами Барахлюш. Она сказала «ваша» система?.. – Все вообще сокращают моё имя до Бюша, и я подозреваю, что мало кто помнит моё полное имя. Мать Минары долго и пристально смотрит на него, затем кивает. - Принца, дорогая, ты могла и не представлять, - совершив ещё один почтительный кивок в его сторону, говорит она. – Когда я только увидела Ваши глаза вкупе с Вашими волосами, всё сразу же стало понятно, - на губах её появляется задумчивая грустная улыбка. – Только ребёнок Санси может иметь такую внешность. Приятно знать, что Вы вернулись к корням, Ваше Величество. Барахлюш чувствует, как щёки и уши его начинают пылать от смущения: никто ещё не называл его «Ваше Величество», а если и называл кто, то уж точно не с таким уважением и не таким тоном, будто так оно и должно быть. - Прошу Вас, давайте без формальностей, - просит он. – Но постойте, Вы тоже знали мою мать? Глаза Руриенны слегка округляются, а брови изгибаются, выражая недоумение. - Знала ли? – как бы в замешательстве повторяет за ним она. Затем, вспомнив, грустнеет, плечи её опускаются. – Да, пожалуй, можно сказать и так, - невесело говорит она. – Мы были очень близкими подругами в детстве. Однако, потом довольно сильно поссорились и…- она замолкает, на пару мгновений погрузившись в омут собственных сожалений и печалей, - …и не успели помириться, по правде говоря. Она поднимает глаза от пола, и Барахлюш видит, что в них стоят слёзы. Он уже готов полюбить эту женщину: странно только, что он о ней не слышал раньше. Отец ведь не злопамятный человек. - Прошу прощения, - смутившись набежавших слёз, тихо говорит женщина, коротко утерев их парой небрежных движений пальцами. – Что ж, тогда представьте мне ещё троих из вас, - глаза её превращаются в щёлочки, спина становится очень прямой. – Кстати, в моём доме шлемы не нужны. Никто не собирается вам причинять вред, господа. Мародёры все как один вздрагивают и торопливыми движениями стаскивают с голов шлемы. - О, - легко восклицает Барахлюш, уже успевший проникнуться к женщине напротив глубокой симпатией, - это мои подчиненные: Орим, Китха и Пятый, - Барахлюш досадливо морщится. Ему всё никак не придумать имя для третьего мародёра. Руриенна молча и внимательно разглядывает каждого из мародёров, затем медленно кивает, и на губах её появляется печальная улыбка. - У Вас интересный выбор имён, принц, - тихо говорит она, продолжая разглядывать застывших, словно изваяния, мародёров. – И, хоть они не родные им, первые два очень здорово им идут, - прежде чем Барахлюш успевает удивиться, откуда она знает, что это он дал им имена, мать Минары тут же добавляет: - Последнее только отчего ещё номерное? Барахлюш теряет дар речи. Он во все глаза смотрит на неё, гадая, откуда она могла обо всём этом узнать. До этого ему приходилось всё время объяснять такие подробности. Руриенна, поняв, что принц явно удивлён её знаниями, она поворачивается к дочери. - Почему он не знает? – спрашивает она, и в голосе её отчетливо слышится суровый выговор, хотя звучит он по-прежнему спокойно. – Разве ты не рассказала о себе королю, когда поселилась на Первом? Минара тяжело вздыхает. Что ж, понеслось. - Конечно, рассказала, мама, - дружелюбно отвечает она. – Однако, Его Величество решили сохранить меня в тайне и доверили её только королевскому советнику и его сыну. - У Миро появился сын? – эта новость заставляет Руриенну расплыться в весёлой и чуть озорной улыбке. – Старик старше нас всех вместе взятых, но живее и…активнее многих из нас, - впрочем, она тут же возвращается к прежней теме. – И всё же, ты должна была представиться следующему поколению правителей. В конце концов, тебе с ними работать в будущем. Поглубже засунув рвущееся наружу раздражение, буквально чувствуя, как волосы шевелятся на затылке, Минара почитает за лучшее не отвечать, а попросту развести руками, мол, ну а что я могла тут поделать, я не вмешиваюсь в дела чужой страны. - Так следовало настоять, - говорит Руриенна всё с тем же укором. – Или просто заявить о себе. - Нет, не стоило, - мягко возражает девушка, игнорируя Барахлюша, пытающегося поймать её взгляд, чтобы хотя бы так спросить, что происходит. – Потому, что чем меньше людей знает, тем лучше. Таковы законы хранения секретов. Однако у Барахлюша лопается терпение. Конечно, такое случалось, что прямо посреди разговора о его присутствии забывали – особенно так любили делать старшие – но у него хватало уважения к себе, чтобы напомнить о своем существовании. - Я очень хорошо храню секреты, - вставляет Барахлюш мягко, но убедительно в образовавшуюся случайно паузу. – К тому же уверен, если вы сообщите мне о предмете вашего спора, мне, вне сомнений, будет гораздо проще поддерживать с вами беседу. Он расплывается в невинной улыбке, в голосе практически ничего не выдаёт раздражения, но это именно то, что заставляет вежливых людей опомниться. - Очень жаль, - наконец произносит Минара, - что придется рассказать тебе всё вот так, Барахлюш, ни с того ни с сего… - О, ничего, меня сегодня ничем не удивишь, - бормочет он, думая о Клепи. - …но мама права, и лучше уж я тебе расскажу, тем более что мы всё это время неплохо дружили, - она выдыхает. – Начну с самого начала… - А он нас не слышит? – вдруг сообразив, что рядом с ними находится посторонний, спрашивает Селения. – Он же шпион вроде бы. - Внутри чашки он слышит только неразборчивые оглушительные бормотания, - спокойно отвечает Артур, пожимая плечами. – Вот если бы она не была покрыта крышкой, то да, было бы о чём беспокоиться. Но сейчас он не сможет разобрать ни звука. - Какая уверенность… - Селения нервно поводит плечами. Не то чтобы она не верила Артуру, скорее уж наоборот, но иногда её бесило, как легко он находил ответы на вопросы, над которыми она никогда и не задумывалась. - Я однажды попал в подобную ситуацию, - легко объясняет он, берясь за крышку. – Ну, так что, начнём. Селения еще раз смотрит на содержимое чашки. Чёрные точечки, видимо, исчерпав свой лимит энергии, осели на дно и теперь едва-едва подрагивают. - Их связисты довольно несговорчивые, - замечает она осторожно. – Мы, разумеется, должны его допросить, но, если только честно, так ли уж много мы из него вытянем. Единорог-связист всего в несколько раз больше своих летающих подслушивающих устройств, а это значит, что не видны, ни его лицо, ни жесты. Однако он уже снял крышку. Отложив её в сторону, Артур берёт лежащие рядом два гвоздя и принимается растаскивать клочок отрезанной собачьей шерсти по волосинкам и очень скоро находит то, что искал: маленькая черная закорючка, крепко вцепившаяся в собачий волос. - Ну, здравствуйте, - нежно мурлычет Артур, осклабляясь. Из-за этого дурацкого шпиона он чуть не потерял сознание, наверное, половину жизни просадил, и уж тут-то он даст своему гневу выплеснуться. – И чего это мы забыли на поверхности в такую погоду, да еще на шерсти моего пса? Альфред, поняв, что речь о нём, подбегает к хозяину и, плюхнувшись на зад, вновь начинает размахивать хвостом, ритмично ударяя им по голени то Артура, то Селению. Очень похоже на стук метронома. Улыбка Артура становится плотояднее. Он берет пальцами нужную волосинку, переносит её на заранее приготовленное стеклышко, рядом с которым уже стоит микрофон. По мере того, как он подносит её к микрофону, крики, издаваемые маленькой закорючкой, становятся всё громче и отчетливей. В другой раз Артур бы испытал что-то вроде неловкости – этот единорог умеет выражаться довольно грязно – но сейчас это приносит ещё и удовольствие. Мелочное чувство удовлетворения, по-своему мерзкое, но лучше уж он будет испытывать его сейчас. В конце концов, он редко испытывает нечто подобное. - Я пожалуюсь повелителю! – вопит разведчик Кроба, размахивая конечностями в разные стороны так активно и возмущенно, что это видно даже с такого расстояния. – Вы не имеете права! Территория человеческого гаража принадлежит Седьмому и Шестому континентам, я на своей территории! Отпустите меня немедленно. А за эти ваши штучки вы ответите перед моим господином! Вы разрядили мне всю технику! - Мы нашли тебя не на полу гаража, - даже не собираясь делать голос тише, громко перебивает его Артур, сложив руки на груди. – А в шерсти Альфреда. Пёс радостно и звонко лает один раз, как бы в подтверждение того, что да, мол, в его шерсти, он свидетель. Лай, прозвучавший в относительной близости от микрофона, и сам по себе громкий, однако это заставляет динамики издать короткий и давящий на уши высокий звук. Селения срочно затыкает уши, но Артур даже плечами не поводит. Он смотрит, как сжался в комочек единорог на поверхности стекла. - И мы всё прекрасно знаем, что ты там делал, - спокойно замечает Артур, переждав сей акустический налёт. – Нам интересно только узнать, что произошло в полночь вчерашнего дня. Единорог издаёт громкое и визгливое проклятие. - Да я всё и так сказал бы! – со слезами в голосе кричит он. – Это никакой не секрет! Мой повелитель и так отдал приказ доложить вам, когда всё будет закончено. Мальчик решает сжалиться, тем более что теперь он чувствует себя хорошо. Артур наклоняется к псу и, тихо сказав: «Альфред, место!», указывает в противоположный угол гаража. Пёс тявкает и послушно ковыляет туда. - Что ты имеешь в виду? – угрожающе тихо говорит Селения. – Ты хочешь сказать, что в побеге Ужасного У участвовал твой народ. - Мой только косвенно, - возражает единорог, уже явно придя в себя. Что прислужников Кроба выгодно выделяло на фоне осматов, с этими можно было всегда поговорить по-человечески. – Мы изготовили его копию, чтобы среди людей, а именно, с позволения короля Артура, у его бабушки, не возникло паники. Он должен был выглядеть так, точно он умер. Вот только уважаемая Маргарита обнаружила нас вчера утром. - В ванной? – предупредив продолжение, уточняет Артур. – Не очень-то аккуратно. В непонимании Селения смотрит на него. И отчего это он так спокоен, точно бабуч! Они только что узнали, что их союзник – пусть и не тот, кому изначально следовало бы доверять, но всё же союзник – замешан в побеге их злейшего врага из тюрьмы! Нужно рвать и метать, а ему как будто бы всё равно! - То есть вы, - едва сдерживая гнев и негодование, шипит Селения, - без всякого разрешения со стороны Первого континента, ворвались в чужой дом… - Строго говоря, это не чу… - …покусились на собственность людей… - Дамочка, никто не… - Я тебе не дамочка, - Селению передёргивает, прямо-таки перекашивает на сторону. – Твой хозяин решил сосвоевольничать и освободить существо, которое восемь лет назад с таким трудом удалось поймать и обезвредить! Которое всегда занималось тем, что убивало и приносило горе! Как он посмел?! Ужасный не выплатил бы своего долга, даже если бы скончался прямо там! Даже, если бы он гнил там ещё тысячи лет после смерти! Освободить его значит… - Ужасного У не освобождали! – выпаливает единорог, поняв, что взведи принцесса себя ещё больше, и от него не останется и мокрого места. Пыл Селении резко сходит на нет. Она напоминает сдувающийся шарик: плечи её опускаются, ноздри перестают раздуваться, даже приподнявшиеся волосы немного опускаются, да и вся она как будто бы становится меньше. - На последнем саммите было выдвинуто предложение перевести его в другую тюрьму, - несмело добавляет житель Шестого. – Его поддержали единогласно. Говорят, насекомые были не в восторге, но даже они были согласны, что врага нужно держать поближе к себе. Человеческий дом – слишком отдалённое место, нельзя его постоянно контролировать. Решили, что даже если бы Первый и был бы против, то большинством голосов его бы всё равно задавили. - Да? – сварливо произносит Селения. – Что-то ты блефуешь, дружок. Артур наклоняется у неё над ухом и едва слышно шепчет: - Вообще-то он пока только правду говорит, - затем он сам поворачивается к допрашиваемому – хотя пока что вытаскивать из него сведения не стоит никакого труда. – Допустим, что ты говоришь правду, - холодно произносит он. – Однако, тут что-то не сходится. Если твой повелитель Кроб выдвинул предложение на саммит, то он должен был заранее проинформировать Его Величество Максимилиана, Селению или меня. Мы с ним условились об этом. - Да, но предложение поступило не от него, - голос взбодрившегося единорога звучит уже смелее. – Его выдвинул молодой вождь Второго. Он заявил, что Ужасный У должен быть не только под постоянным надзором, но и в шаговой доступности, чтобы его можно было показывать людям в назидание. Артур кивает. На лице его непроницаемая маска спокойствия. А вот Селения не собирается играть холоднокровие. Она до сих пор не может поверить: все континенты сговорились против них! Да как же так! Однако, в то, что предложение поступило от Луарвика – да ещё в такой формулировке! – она верит очень охотно. Лично его она всегда считала слишком молодым для того, чтобы быть вождём Второго. Этот парень ещё пешком под стол ходил, когда Ужасного У свергли с трона, понятное дело, что он не понимает масштаба угрозы. - И как же происходила перевозка? – решив внести ясность, спрашивает Артур. – Расскажешь и можешь быть свободен, всё с тобой ясно и так. - Что? Отпустить? – в голосе принцессы столько возмущения, что им можно убить. – Как можно его отпустить, Артур?! - Селения, он ни в чём не виноват, - рассудительно отвечает мальчик. – Разбираться надо не с ним, а с Кробом, а то и со всеми правителями континентов, - со вздохом он снова обращается к разведчику. – Итак? - Как я уже сказал, - тон единорога становится практически светским, - мы отвечали за техническую часть: куклу и выведение из прозрачного купола, ТО есть абсолютно безвредная часть! Селения задыхается от возмущения, однако Артур успевает раньше. - Безвредная, говорите? – его брови сурово приподнимаются. – Когда мой друг дотронулся до этой, как вы её назвали, безвредной куклы, то чуть было не подорвался. Он чудом выжил. И вы это называете безвредным? - Клянусь, - цедит сквозь зубы Селения, - если бы такое случилось, я бы самолично взялась за лопату и раскопала бы ваш континент к чертям, да ещё потом и потоптала его ногами. - Как видите, - Артур успокаивающе кладёт ладонь Селении на плечо, - моя жена полностью поддерживает моё мнение. - О, - уверенность единорога снова будто испаряется. – Но такого не задумывалось. Во-первых, предполагалось, что первым будет смотреть большеног, а для него это точно не должно было быть никакой опасности. А, во-вторых, от заряда она должна было просто разлететься в разные стороны, будто бы рассыпавшийся прах, так это задумывалось! - Что ж, об этом придётся отдельно поговорить с Кробом, - сухо произносит Селения, сложив руки на груди. – Ладно, а кто его увёз и куда повели? - Охотники Третьего разумеется, - отвечает единорог. – Кто бы ещё за такое взялся? Артур нарочито не смотрит в сторону Селении, тем более, что он и так догадывается, что увидит у неё на лице. Бедняжка, не удивительно, что она такая нервная, за последние несколько дней на неё столько всего свалилось: приставание Мразела, смерть Артура (пусть это и была фикция, и она довольно скоро это поняла, но изрядно настрадалась в первые минуты), затем его глупое согласие на повторную дуэль, потом их ссоры, а теперь ещё и это… Не дни, а кошмар наяву. - И отправили они его на Третий, - резонно добавляет единорог. – Ужасный У будет находиться там до следующего саммита, где будет подниматься вопрос о его постоянном местопребывании. - Почему на Третий, а не к вам на Шестой, например? – голос Селении, резко погрустневший и подавленный, приносит Артуру почти физическую боль. - Ну… - единорог мешкается. – Если честно, не имею ни малейшего понятия. Могу только предположить, что в виду приближающейся зимы там теплее. Кивнув, Артур берёт стекло и, не дожидаясь ответных реплик единорога, опускает его на пол. - Свободен, - коротко говорит он, хотя тот, стоило только стеклу опуститься, тут же исчезает в щели в полу. Всё ещё не глядя на замершую в ступоре Селению, Артур проходит к стене возле ворот и уверенными движениями пальцев поддевает одну из маленьких досок облицовки. Он слышит, как Селения подходит к нему: шаги её звучат непривычно робко. - Нам нужно сообщить обо всём Барахлюшу, - объясняет Артур, не оборачиваясь. – Но не можем же мы с тобой просто заявиться в Третий и во всеуслышание объявить, что там, да как. Позади него издаётся тихий вздох: Селения думает совсем не о том, как сообщить брату новость. Артуру очень хочется её успокоить и поддержать, но он прекрасно знает, чем это кончится, поэтому сдерживается. Нельзя кидаться к ней и сразу её успокаивать. - Ладно, - грустно произносит она. – И что же тогда мы будем делать? - Нам нужен посредник, - отвечает он и двигается немного в сторону, чтобы Селения могла посмотреть, что скрывает панель. За дощечкой оказывается пустое пространство, как раз такое, чтобы туда можно было просунуть ладонь, а за ним – белая тонкая нить, крепящаяся к какому-то вентилю и уходящему вниз. Артур берется за неё двумя пальцами и дергает несколько раз. - А именно - посредница. В тот самый момент, когда Артур дергает за нить, по ней пробегает быстрая, но ощутимая волна. Уже через секунду она достигает пункта назначения: одного домика на Пятом континенте. Здесь она расслаивается на сотни маленьких ниточек, к которым подвешены крохотные звонкие колокольчики. Они все разом начинают звенеть: один раз, два и три. Колокольчики развешены по всей комнате, прямо покрывают потолок. Сама комната не понятно кому принадлежит. В ней творится беспорядок, но не такой, какой обычно бывает в холостяцкой квартире или после того, как вор перевернул весь твой дом в поисках ценных бумаг. Нет, это беспорядок, характерный подростку. На диване лежит девочка с ярко-красными дредами, полностью одетая, даже не накрытая одеялом – видно, что сразу как пришла, так и завалилась спать. Она глухо стонет и сонно смотрит на песочные часы на столе. Колокольчики звонят ещё три раза подряд. Кряхтя, девчушка слезает с дивана, на котором спала. - Ранняя пташка, - ворчит она, протирая глаза. – Что ни вызов от него, то всегда утром. Она потягивается и сладко зевает. - Впрочем, - говорит она сама себе, напяливая сапоги, - в этом есть смысл, ведь когда бы ещё он застал меня дома. Довольная тем, как быстро она поднялась и приготовилась к работе, она осторожно выскальзывает из своей комнаты в гостиную и прислушивается. Тихо. Радостная, она проскальзывает к холлу. Однако, в тот самый момент, когда остаётся несколько шагов до двери, у неё предательски урчит живот. Рассудив, что так дело не пойдёт, девочка на всём ходу резко сворачивает на кухню. И застаёт там следующую картину: её отец, высокий и худощавый, как сама смерть, выдыхает густое буровато-зелёное облако дыма. От вида сигары в его полых, как и у всех клёвочуваков, пальцах, выпускающей ядовитые кольца-змеи такого же цвета, у девочки уже на автомате першит в горле. Она выуживает из кармана курточки железный допотопный ингалятор с выгравированной на нём большой руной Д и демонстративно пшикает им себе в горло. Клёвочувак, приходящийся ей отцом, подпрыгивает от неожиданности и, резко развернувшись и, судя по всему, отойдя от всякого действия дури, которую только что употреблял, раскрывает быстрым движением окно и принимается, точно школьник, застуканный за курением в туалете учителем, судорожно разгонять дым руками. Девочка терпеливо ждёт, хотя она уже жалеет, что захотела быстренько перекусить: она слышит, как колокольчики звонят ещё три раза подряд. Значит, дело и впрямь срочное. Однако, при всём уважении к дяде Артуру, оставить это так нельзя. - Бать, - сурово говорит девочка, уперев руки в бока. – Мы ведь это обсуждали. Смоли, где хочешь, только не на хате, не в закрытых помещениях, по которым я хожу. Я так пшикалками на себя не напасусь. Рослый клёвочувак, дочь которого меньше его практически в два раза, стыдливо сникает. Он владеет несколькими барами, является негласным представителем интересов всего Пятого континента, но своей дочери боится, как огня. - Прости, Мими, - бормочет Макс, виновато давя окурок самокрутки в пепельнице – остатке экзоскелета какого-то очень крошечного членистоногого. – Я и не думал, что ты так рано встанешь. Я просто только после работы вернулся, и… Под обвиняющим взглядом дочери он совсем замолкает. - Я сама завалилась домой только три часа назад, - возражает она, подходя к шкафу и беря пригоршню стрекозиных яиц. – Но, ты ж слышишь, дядя Артур просит помощи. Макс прислушивается. Звон колокольчиков вновь повторяется. - Не мудрено, - ревниво отвечает он. – Парнишке ты очень помогаешь. - Я – это золото, - соглашается с ним Мими. Она подходит к отцу, и он, точно выдрессированный пёс, тут же подставляет щёку. Она звонко чмокает его. – До скорого, пап. Не кури тут больше. Наминая на ходу яйца стрекозы, девочка выскакивает из дома и в припрыжку несётся к гаражу. В нём она быстро заглатывает те яйца, что ещё не успела, и, поспешно их проглотив, засовывает два пальца в рот и оглушительно свистит. Из самого дальнего стойла к ней торопливо выбегает небольшой паучок. Он окрашен всеми цветами радуги: лапки бирюзовые с одной стороны, а с другой – ярко желтые, головогрудь и брюшко исполосованы разноцветными линиями, а глаза неестественно ядовито-фиолетового цвета. В общем, даже не эпилептик при одном только взгляде на это чудо, почувствовал бы припадок. Впрочем, с точки зрения клёвочуваков, он лишь немного вычурен. Девочка ласково треплет своего любимца за брюшком и поскорее забирается на него верхом: дядя Артур, должно быть, заждался уже! Через несколько минут по нити взбирается маленький паучок, ярким пятном выделяющийся на фоне белой материи. Артур подставляет руку, и паучок тут же взбирается на неё. Он подносит её к микрофону, и тут же слышит как всегда деловой, но ещё такой детский голосок Мими. - Здрасте, дядюшка Артур, - важно говорит она. – А это не тетя Селения случайно? - Привет Мим, - принцесса расплывается в ласковой улыбке, которой одаривает немногих. Ей очень нравится эта маленькая проказница. Славно, что Артур тогда знал, что делать, и спас-таки её от удушья, а не то в мире было бы на целую гору энергии и радости меньше. – Как видишь - обратилась человеком. - Вы очень мило выглядите, - вежливо замечает Мими, но по-прежнему как будто по-деловому. – Однако, вы меня разбудили. Так что давайте сразу к делу, я очень хочу спать. - Нам нужно отправить послание Барахлюшу, - с улыбкой говорит Артур. – Он сейчас на Третьем. Мими присвистывает так громко, что это даже слышно. - Не ближний свет, - замечает она. – Но ради вас, дядя Артур и тетя Селения, что только не сделаешь, - она выуживает из ещё одного кармана крохотный блокнотик и грифель. – Диктуйте!