Артур и возвращение падших

Барахлюш быстро моргает. - А…э…а… Он замолкает и растеряно оглядывается на мародёров позади него. Орим и Пятый сникают под этим растерянным взглядом, а Китха, чьи щёки как будто даже краснеют немного, выпаливает, не дожидаясь, когда хозяин задаст вопрос вслух: - Это я и собиралась доложить! – с ненавистью глядя на своих товарищей, восклицает она, до глубины души уязвлённая этим немым обвинением во лжи. Будь она проклята, если врала своим хозяевам хоть раз! Она со злостью и негодованием кидает взгляд на Минару – как обычно, она-то сама невинность! – Если бы одна мигера-душегубка не караулила меня! Брови девушки задираются, улыбка становится очень холодной. - Ого, - голос её вновь приобретает те нехорошие угрожающие нотки, от которых мороз бежит по коже. – Как давно ты упала до оправданий своей некомпетентности, Бэс? Китху сносит с места: она подскакивает на ноги, волосы её агрессивно приподнимаются, как совсем недавно при встрече с Мразелом, а лицо резко становится темнее. Наверное, она бы без дальнейших разговоров кинулась бы на эту самодовольную, напыщенную, думающую, что ей всё разрешено, девчонку, однако оба её товарища, зная её характер, предупреждают это и, одновременно с ней поднявшись, с силой опускают обратно. - При всём уважении, Крио, - сухо говорит Пятый, крепко держа кипящую от негодования Китху за плечо, - девочка наша, конечно, вспыльчива и несдержанна, но даже мне уже приходится держать себя в руках изо всех сил, чтобы не наброситься на Вас с тумаками. Возьмите себя в руки. Я вижу, что Вам тяжело, но… - Значит я не ошиблась, - произносит Рурия таким тоном, будто вокруг нее ничего не происходит, и Пятый обрывает свою мысль на полуслове. – Твой отец по-прежнему хранитель прохода, Кор? По лицу Пятого проходит рябь. - Я Пятый, - глухо возражает он. На поставленный вопрос он отвечать не собирается. Орим украдкой возводит очи к потолку. Почему все резко позабыли о моральном долге, кроме него? - Хозяин, - обращается он к растерянному Барахлюшу. – Клянусь, мы не собирались делать из происхождения Вашей старой знакомой тайны. Отговаривая Китху рассказать Вам об этом, я учитывал лишь Ваши личные интересы, - он переводит свой взгляд британского дворецкого на Минару, невинно усевшуюся напротив и с насмешливым вызовом поглядывающую на скрипящую зубами Китху. Да, характер у неё портится на глазах. Он ни разу не видел принцессу «в деле», но на его памяти она всегда была очень милой и доброй. – Вот уже восемь лет, как наша бывшая принцесса скрывается на территории так называемого Первого континента. Знать о том, кто она такая, не выгодно ни ей, ни Вам, - он осторожно смотрит на Руриенну, с интересом его разглядывающую. Слушая его, принц берет себя в руки. Ему не нравится, что он чувствует себя лишним. Все вокруг говорят какими-то полузагадками, полускрытыми правдами, один Арчибальд молчит и только слушает. Если честно, Барахлюшу ужасно хочется уйти, только обещание, данное Минаре, всё еще держит его на месте. У него стойкое чувство, что его всё это время обманывали, хотя Барахлюш прекрасно понимает, что единственный из присутствующих, кто его обманывал, был он сам. Разве он знал Минару так уж хорошо? Сейчас молодой принц может сказать, что не знал об этой девушки ровным счетом ничего. В его представлении она была просто милой, тихой, симпатичной девушкой-соседкой, всегда готовой помочь и со всеми приветливой. Но разве тоже самое он не мог сказать о каждом плохо знакомом минипуте в Деревне? Неужели всё это время он не замечал, что влюблён в несуществующего человека? То есть, не исключено, что Минара и в самом деле мила и добра и проявляла заботу к окружающим совершенно искренне, но разве это отменяет тот факт, что всё это время она вела двойную жизнь? С чувством неприязни к себе, приходит какое-то странное чувство облегчения и свободы. Он на секунду отдает себе отчет в том, что этого чувство бы не было, явись он час или два назад к Минаре с признанием. - Мракос знает? – коротко и сурово вдруг произносит он. Теперь, когда неприятные чувства практически перестали давить ему на душ – остались ещё следы, но Барахлюш ощущает, что и это ненадолго – пришла тревога за друга. Он бы не хотел после свадьбы обнаружить у своей жены вот такой вот скелет в шкафу. Моргнув, Минара смотрит на него. Внимательно и долго, изучающее. Потом на губах её появляется улыбка. Всё-таки она не ошиблась в своих догадках. Не стоит себя хвалить, но похоже она очень неглупо поступила, что привела его сюда. К тому же, в её теперешнем состоянии ей следует думать о чем-то хорошем. Надо сказать, она сильно сдала за эти годы. Раньше ей сходили с рук недели голодания, а теперь не вытерпеть и дня. Вот бы сейчас чашечку сворока. А лучше целый чайник… И Мракоса. Вот уж при ком ей не хотелось чужой крови! - Конечно, знает, - успокаивает его она. Брови Рурии легко сводятся, хмурясь: их хозяйка пытается вспомнить, где слышала это имя. Наконец её озаряет. - Сын Ужасного У? – улыбаясь, уточняет она. – Я видела пару его работ. Удивительно хорошего качества и мастерства! Приятно видеть, что сын ни капли не похож на отца. Ты с ним дружишь, доченька? Принц вдруг понимает, как не вовремя в нем проснулось беспокойство за друга: мать Минары не знает о свадьбе дочери, ведь она только-только приехала. А сейчас вскрывать этот факт было бы абсолютно неуместно: их беседа из просто неловкой превратилась бы в невыносимую. Барахлюш виновато прочищает горло. - Да, он мой очень большой друг и… - Я замужем за ним, - и глазом не моргнув, сообщает Минара, глядя своей матери в глаза. Тумблеры звонко и сочно щёлкают. Насос начинает гудеть, трещать и вибрировать. Артур поворачивается к Селении. - Вуаля, - кричит он ей, стараясь перекричать шум механизма. – Да будет орошена земля Третьего благословенным дождём! – он похлопывает коробку передач. – Вот так это и работает. А через пятнадцать минут он на автомате отключается. Артур возвращает панель на место и закрывает её на крючок. Затем он берет с пола зонт, с которого уже натекла на пол небольшая лужица, и, отряхнув её, указывает своей спутнице на выход. Наморщив нос, принцесса хмуро смотрит на черный ящик, прикреплённый к стене. Неслышно – тем более, за таким шумом – девушка вздыхает и выходит вместе с Артуром. Над их головой с громким хлопком раскрывается зонт. Шум механизма теперь почти не слышен, его сменяет шум дождя, но в таких условиях уже можно вести маломальскую беседу. - Похоже на святотатство, - сухо говорит она, испепеляя взглядом дорогу перед собой. – Почему всё, что мы превозносим и почитаем, у вас, людей, превращается в нечто низкое, рутинное? – она зло фыркает. – А вообще мы должны были их и вовсе лишить дождя, - Селения складывает руки на груди и судорожно сдавливает пальцами локти так, что становится видно очертания костей пястей рук. – Предатели! Пропустив мимо ушей её первую реплику, Артур лишь выправляет положение руки так, чтобы дождь точно не капал на его спутницу: правое его плечо, оказавшись вне зоны покрытия зонтика, становится мокрым в одно мгновение. Он не намерен пытаться защищать честь Третьего. Более того, он абсолютно уверен, что Селения очень скоро сделает это сама. Но промолчать сейчас значит сделаться непричастным к разговору, а Селения не любит, когда её игнорируют, особенно когда она всем своим видом показывает, что хочет спора. Вот только Артур сейчас не настроен спорить. - Кто-то может путешествовать в пузырях, - спокойно отвечает он. – Ты бы хотела застрять в нём на двадцать четыре часа? В ответ ему было недовольное молчание. Артур подходит к гаражу и, пропустив вперед Селению, входит сам, предварительно закрыв зонтик. Затем он спешно – чтобы не промокнуть окончательно - раскрывает ворота и бежит в сторону нечто крупного, накрытого вылинявшей серой грубого покроя тканью. - По крайней мере, кухня в вашем мире ничего. Бабушка твоя вкусно готовит, - невпопад ворчит Селения, наблюдая, как Артур силится сорвать брезент. Взгляд её коротко пробегает по нему в поиске разрешения проблемы и быстро находит его. – Ты ведь знаешь, что ткань с другой стороны прищемило, правда? В голосе её скользит ехидство. Артур хмуро оборачивается на неё, но принцесса лишь одаривает его нежнейшей из своих улыбок. Она подходит с другой стороны и освобождает защемленный самой же машиной кусок материи. Артур сдергивает брезент: под ним показывается уже знакомый всем и каждому старенький бабулечкин шевроле. Вот только теперь уже нельзя поймать своё отражение на некогда гладком и ярком, точно рождественская конфета, боку это старушки: машина пережила много машинерии в доме и успела побывать в ремонте несколько раз. Однако ездила она сносно. Артур легонько похлопывает её по боку, точно старого коня, знакомого ему с детства, каким, в сущности, эта машина и является. Он открывает дверь с пассажирской стороны и делает Селении приглашающий жест. Она улыбается краешком губ: у неё нет настроения разыгрывать его, что ей неприятно его внимание. - Далеко ехать? – интересуется она, усевшись на пассажирское. Примостившись рядом с ней на водительском сидении, Артур, захлопнув дверь кабины, честно задумывается. - По такой дороге торопиться не стоит, - наконец выдает он, убирая предусмотрительно припасённые пузырьки с увеличительной жидкостью в бардачок. – Нам ещё надо заехать в город. И ехать придётся очень медленно: дождь уже успел размыть дорогу, я уверен. На озере будем часов через пять. Он поворачивает ключ, и машина глухо и ворчливо заводится. Селения, заворожённая до глубины души, прислушивается к вибрации, потряхивающей кабину. Всё-таки она никогда не была в настоящей машине. - Да нам и не следует особенно спешить, - со вздохом говорит он, неторопливо вдавливая педаль в пол и медленно выводя форд из гаража. – Дождь обещает затянуться надолго. Эта туча и не думает кончаться, заметила? Селения мрачно кивает. - Вот-вот, - тихо бормочет она, недружелюбно уставившись на серое небо. Впрочем, девушка уже не может найти в себе прежней неприязни. Звук дождя приятно успокаивает. – А зачем нам в город? - Нужна специальная палатка для дождливой погоды, - Артур останавливает машину и приоткрывает дверь. – Иначе долго мы не продержимся. Почти с любопытством Селения наблюдает, как мальчик выскакивает из машины и, торопливо захлопнув ворота, возвращается на прежнее место, только теперь ещё более мокрый, чем прежде. Его куртка несильно спасала положение. Он скидывает её и бросает на заднее сидение, видимо, в надежде, что там она обсохнет немного. В воздухе сладкий запах озона, и принцесса, лишь сейчас расслабившись, начинает проникаться этим новым состоянием, которое многие люди так любят: сидя в сухом и уютном месте, обсыхать, слушать дождь и гром и рассматривать быстро сменяющие друг друга узоры капель на стекле окон. Селения едва подавляет в себе желание забраться на сидение с ногами. Вместо этого она позволяет Артуру быстро ввести её в курс дела относительно ремня безопасности, а так же поведения пассажира, находящегося рядом с водителем. Действительно, во время предыдущих поездок было совсем не до того. - К тому же, - мягко говорит он, трогая машину дальше и разворачивая её к выезду с их участка, параллельно помахав выглянувшим из окна матери и бабушке. – Вот только…- Артур явно что-то вспоминает и нервно прочищает горло. – Тут такое дело… Видишь ли, мне хоть и восемнадцать, однако день рождения мой был не так давно, и я не успел сменить ученические права… Полиция может не знать этого, однако лучше если никто из них не будет видеть, что я везу тебя. - А что, девушкам в машине кататься не положено? – провожая глазами стекающие по окну капли, спрашивает Селения. - Нет, просто тебе могут не дать двадцать, которых тебе и так нет, а полиция… - Артур замолкает, понимая, что уходит в излишество. – Короче, давай так: если я говорю, чтобы ты пригнулась, ты на несколько секунд прячешься, пока мы не проедем пост, ладно? В этом нет ничего такого, просто так мы потратим еще больше времени. «А я лишусь прав, и мы с тобой полдня потратим в участке, а потом пешком пойдем до озера». Селения рассеяно пожимает плечами. Вибрация мотора, запах масла, близость Артура (о, Господи, Господи, Господи! Они целых пять часов будут почти прижаты друг к другу, и никто не сможет их осудить за это) – всё это заставляло её мысли уноситься вдаль. Она даже смогла забыть о предательстве Третьего на несколько минут. Но только на несколько минут. - Спасибо, Барахлюш. Ты не представляешь, как ты меня выручил. На самом деле Барахлюш прекрасно представляет – с воображением по части ужасов у него всё в порядке. Такого нечеловеческого напряжения он не чувствовал уже давно. Рурия могла бы убить взглядом, если бы хотела. Мальчик осторожно смотрит на Минару. И, как и её мать, она тоже казалась такой милой поначалу. То, что чувствует сейчас Бюш едва ли можно назвать одним словом, но если использовать сравнения, то это очень схоже на ту самую ситуацию, когда ты всю жизнь с ума сходишь по рок-группе. Ты ходишь на все концерты, пишешь письма, сталкеришь за ними по мере возможностей, а потом вскрывается какая-то страшная правда-матка, и кажется, что жизнь была потрачена впустую. Компания покидает шатёр, и каждый из присутствующих переводит дыхание. Орима пробирает нервная дрожь, но он тут же сбрасывает с себя наваждение. В детстве его пугали строгим характером королевы. Да наверное всех детей пугали этим. Она не выставлялась никогда как отрицательный персонаж в таких историях, скорее наоборот – она часто была эдаким богом из машины, спасая главного героя в нужный момент, но её методы всегда были беспощадны, а повадки – жестоки и беспринципны. Китха относится к происходящему спокойнее – она слишком хорошо знает, что Руриенна – вполне живой человек из плоти и крови, а не безумная валькирия из детских сказок. Однако ей ли не знать все прелести её характера. Минара – практически материнская копия, и именно это и делает ситуацию настолько нестабильной. Мысли же Пятого не угадать по его выражению лица – оно непроницаемо как и всегда. Надо только сказать, что он тоже наслышан о королеве. Минара же выглядит вполне бодренько. «Если учитывать, как сильно её сейчас крутит», - зло добавляет про себя Китха, без стеснения рассматривая бывшую подругу. Она легонько вздрагивает, встретившись с ней на секунду взглядами. Впрочем, Мин не в том настроении, чтобы возобновить попытку налаживая общения с Бет. Её беглый взгляд останавливается на Барахлюше, и в сердце её вспыхивает нежность. Хоть какой-то проблеск в последнем часу черного удушливого желания выпить чью-нибудь кровь – подобное разнообразие воистину является ложкой фермерского маслица в чане с дешёвой подливой из закусочной на автостраде. Поэтому она решает поддаться внезапному порыву в её стремительно черствеющей в эти минуты душе. - Признаться, мне ещё нужно кое-что тебе показать, - говорит Минара, подмигивая Барахлюшу. Тот мрачнеет. Да она издевается. Тем не менее, он заставляет себя натянуть на лицо улыбку – слабую, точно спущенные во время шторма паруса, но это тоже неплохо. Минара предпочитает проигнорировать это: она хватает его за запястье (мародёры разом напрягаются) и тянет вдоль шатра. Эскорт Барахлюша не отстаёт от них ни на шаг. - Мы разве не дождёмся Арчибальда? – точно муха под воздействием медленно убивающих её химикатов вяло сопротивляется он. Минара отмахивается, не оглядываясь. - Поверь, он надолго застрял там. Вот, смотри. Они недалеко отошли от входа – всего шагов на десять, так что мародёры зря сейчас перестрадали, сократив из-за стресса свою жизнь на несколько лет. Минара отпускает его руку, и Барахлюш устало поднимает взгляд на ту часть материи шатра, на которую она указывает. Первые несколько секунд он тупо смотрит на рисунок, изображённый на ней. - Да, но... – в недоумении бормочет Барахлюш. - Это герб семьи моей мамы, - гордо говорит Минара, уперев руки в бока. Бюш замолкает и забывает, как дышать. Гусеница, изогнувшаяся вокруг кокона с личинками стрекозы-наездницы смотрит на него своими знакомыми ему с детства жёлтыми глазами сторожевого зомби. - Ух ты, - выдыхает он, мечась взглядом от лица Минары на герб и обратно. – Это…это действительно неожиданно. - Да, я знаю, - извиняющимся тоном произносит Минара, разводя руками. – Я бы тоже удивилась. Это и впрямь немного ошарашивает. - Ну, не то чтобы прям очень, - лицо его расплывается в широкой улыбке человека, чей хедканон вдруг стал каноном. Его начинает душить смех, но он сдерживается. Тем не менее, он не может скрыть рвущиеся наружу смешки. – Но это ж с ума сойти! Отчего ты ничего не говорила, Мин? Довольная его реакцией, девушка снова разводит руками, тоже посмеиваясь. - Ты представить себе не можешь, сколькими приказами о молчании я связана. Я даже сейчас их злостно нарушаю. - Невероятно! – смех Барахлюша становится всё менее сдерживаемым. Он прикладывает руку к оскаленной пасти гусеницы. – Просто невероятно. Мародёры украдкой обмениваются взглядами, чувствуя, что похоже какая-то невероятная очевидная вещь попросту ускользает от их понимания. - Тогда всё это так глупо, - восклицает Барахюш, легко похлопывая изображение ладонью. – Чёрт возьми! Ты представляешь, а ведь всё это время я был влюблён в тебя. Его пронзает короткий удар электротоком. Сердце падает куда-то вниз, а в ушах закладывает. Он поражён, с какой лёгкостью чувства, которые он носил в себе более шестисот лет, вот так просто слетели с его губ. Длится это состояние всего мгновение, хотя ему так не показалось. Спроси кто у него, он бы поклялся, что был на тот момент уверен, что мир застыл в изумлении и тишине как минимум на несколько минут. Однако пластинка замедлилась на какое-то короткое время, а потом запись вновь начала ускоряться, и мир вернулся в свою привычную колею: его леденящий ужас длился всего лишь мгновение, за которое никто и не понял, что он пережил. Разве что Минара с её чрезвычайно разработанным её женской сущностью шестым чувством, но она умело не выдаёт этого. - Ух ты! – восклицает она, и на лице её такое искреннее, радостное и дружеское изумление, как будто ей сообщили, что свежие беликорны распродаются за полцены – то есть выражение его естественно и полно энтузиазма. Как будто в этом нет ничего неловкого. – Ну, прости, конечно, однако тут уже всё схвачено, а? Чувство неловкости и пронзающего нервы ужаса мгновенно отпускает Барахлюша. - Да уж! – радостно говорит он, скаля зубы в улыбке. Мародеры снова с сомнением переглядываются. Им категорически непонятно, что тут происходит. Впечатление такое, будто их хозяин и бывшая хозяйка говорят на одном понятном им шифре, представляющим собой ничего не несущий за собой набор фраз. - Разрешите доложить, - в мгновение ока превратившись в вытянутую струнку начинает было Китха, но Минара её переюивает: - О, - просто восклицает Минара. Лицо её приобретает странное выражение, которое Барахлюш не может расшифровать, - а вот и она. - Да, госпожа Санцклепия пришла, Хозяин, - тут же рапортует Китха. Голос её звучит раздражённо:и она уязвлена тем, что её опередил в исполнении обязанностей посторонний человек. «Посторонний двуухий человек», - добавляет она про себя , и настроение Китхи ухудшается ещё больше. Компания огибает шатёр и обнаруживает девушку у самого входа. На ней всё та же извечная маска, и поза Клепи говорит о том, что она похоже слышала весь разговор. «Всё равно она не поняла ни слова, - думает Бюш, хотя и не слишком уверенно: маска Клепи непроницаема. Он украдкой смотрит на Минару, и на душе его вновь появляется светлое чувство спокойствия и умиротворения. Лучшего расклада и быть не могло. Он вдруг понял, что примерно этого он и хотел всё это время. Всё кажется теперь практически идеальным, так что даже Клепи и её маска, из-под которой с недоверчивостью загнанного зверя поблёскивают два янтарных глаза, больше не вызывает у него отчаянное желание раздавить или пнуть что-нибудь у неё на глазах. - О, привет, - голос его звучит теперь как и прежде, и Барахлюш готов ликовать: ему ещё никогда не приходилось быть в депрессии так долго. Обычно ему удавалось довольно быстро покончить с ней, забываясь в чём-то другом (в детстве это была еда). – Давно ждёшь? Из-под маски видно, как глаза Клепи на мгновение округляются, однако она тут же берёт себя в руки и поспешно напускает на себя равнодушие. Почти что с нежностью Барахлюш думает, что ей ещё многому предстоит научиться, если она и впрямь хочет что-то спрятать. Девушка молча качает головой. Она в немом непонимании смотрит на него, затем на Минару. Когда взгляд её снова возвращается к Барахлюшу, в её глазах он без труда различает мёд, покрытый толстым слоем льда. - Приступим поскорее, - коротко говорит она, кивая как бы в знак приветствия людей, которые не виделись несколько минут. - Приступайте, - говорит Минара, тоже кивая. – Я пока разберусь с армановской проблемой. Она подмигивает Барахлюшу и салютует ему двумя пальцами от виска, прощаясь. Он отвечает ей тем же жестом, провожая девушку взглядом. Идеально, просто идеально! Лучше карты выпасть не могли. Теперь он хотя бы догадывается, что означало то странное выпадение диска. Надо будет, кстати, очертить на нём квадрат и круг почётче, пока не забыл… - Итак, - вновь повернувшись к Клепи, говорит Барахлюш с внезапным энтузиазмом. – Поговорим прямо здесь или… - Здесь, - резко перебивает его она и, видимо смутившись, что ведёт себя совсем уж по-гамульи, добавляет куда спокойнее. – Просто скоро придут Биса и Клоко, не хочу, чтобы они потом рыскали в поисках нас. Но на самом деле добавить мне особенно нечего, - глаза её холодно поблёскивают. – Я ничего не видела и ничего не знаю. - Абсолютное отрицание, - вдруг вырывается у Орима, - нередко признак того, что человек в чём-то да виновен. Все поворачиваются к нему. Мародёр мысленно скрипит зубами. Он только что уподобился этим двоим. Ориму хочется провалиться сквозь землю, особенно из-за полунасмешливого взгляда Китхи. Этот многозначительный взгляд в купе с её играющими бровями говорят: «Добро пожаловать в клуб, приятель. Мы, люди, отошедшие от своих принципов, собираемся тут каждые четверг и пятницу, славный друже. Наш девиз: «Со всеми вами рано или поздно это случится»! А пока заходи и располагайся на кресле самоуничижения. Уверены, тебе понравится». Мародёр пересиливает в себе желание сделать в её сторону какой-нибудь оскорбительный жест. Хватит на сегодня нарушений субординации. Поняв, к чему клонит Орим, Барахлюш вздыхает. Он склонен верить ему, недаром ведь он назвал его в честь Миро. - Здесь так здесь, - соглашается Бюш. Отойдя от шатра, Минара ускоряет шаг. Не нужно быть гением сыска, чтобы понять кому и зачем понадобился Арман, коли даже Децибелла не знает, что он здесь. «Вот только так просто это не работает, мама», - с усталым раздражением думает она. Чистокровная охотница, Рурия не могла понять сакральность предсказаний, видела в них не предостережения и источник надежду, а инструкцию, которой надо следовать, чтобы это будущее создать. Только, как и сказала Минара, так это не работает. Более того, хотя у неё и нет никаких оснований это утверждать, но так может стать только хуже. А в этой части предсказания всё может стать хуже в миллионы раз. «Она бы ещё заменила всех участников на кукол, чтобы наверняка, а потом заявила, что пророчество исполнено. Только так это не работает». Девушка подходит к трубе от старой канализации, которой люди бросили пользоваться давным-давно, и которая теперь используется маленьким народом, чтобы добраться под землёй до любого уголка всех семи королевств. Но сейчас тут пусто. Относительно. Глубоко задумавшись, она смотрит исключительно под ноги, поэтому нет ничего удивительного в том, что она замечает идущего ей на встречу только в тот момент, когда в радиус обзора попадают носки его сапог. Девушка успевает приподнять голову, но столкновение неизбежно. Громко ойкнув, она с разгону больно утыкается носом в него. В панике, Минара пытается отскочить, но сильные руки уже хватают её и, приподняв над землёй, утягивают в трубу, подальше от любопытных глаз. Проведя подушечкой пальца по влажной линии, оставленной каплей, Селения задаётся вопросом, сколько бы минипутов смыло такой. - Пока капля не превратилась бы в комок из сплетённых тел, - с мрачными пророческими нотками в голосе произносит она вслух, немигающим взглядом вперившись в дорогу, простирающуюся за лобовым стеклом. - Чего?! Селения встряхивается, словно проснувшись, и, оглянувшись, смеётся. Артур смотрит на дорогу, руки его спокойно лежат на руле, но вид у него совершенно опешивший. - Я просто задумалась. Девушку слегка знобит, и она, уютно вздохнув, поскорее зарывается лицом в воротник свитера. Затем осторожно смотрит на его мокрую от дождя рубашку. Если выжать её, хватит на полведра. - Ты так простудишься. Не вполне ясно, вопрос это или констатация факта. Оказавшись в мире людей, Селения больше не испытывает былой уверенности ни в чём, и всё чаще в её интонации проскальзывают вопросительные нотки. Это взывает у Артура умиление и нежность. - Да, возможно, но всё-таки ещё не так холодно, - он крутит руль, поворачивая на перекрёстке. Куда ни глянь, вокруг ни единой машины: никому не охота колесить по просёлочной дороге в такую погоду. – Да и потом, я ведь так горяч, что она высохнет на мне очень скоро. Нахмурившись, Селения агрессивно качает головой. - Что за ребячество! Речь не о том, насколько ты горяч и насколько быстро высохнет рубашка. Если уж на то пошло, то температура у тебя поднимется лишь от простуды, а рубашка на тебе не высохнет никогда, потому что очень скоро ты превратишься в окоченелый труп, ведь, вопреки твоим словам, сейчас прохладно, и лично я борюсь с желанием забраться в эту тянущуюся теплую одежду с головой и с ногами. - Это называется свитер, - услужливо сообщает Артур, как будто бы Селению интересовала такая мелочь. Она хмурится сильнее, но он продолжает прежде, чем она успевает вставить колкость, в которой обязательно назвала бы его Мистером Умником. – Но ты как всегда права, - Артур неторопливо съезжает чуть вправо, не рискую слишком сильно заезжать на обочину – дорогу размыло невыносимо. - Конечно, я всегда права, - немного в замешательстве на автомате произносит Селения. – Но…но что ты делаешь? Остановив машину, он приминается быстро расстёгивать пуговицы рубашки. В голосе её слышится паника, и Артуру едва удаётся сохранить невозмутимое выражение лица. На мгновение он позволяет себя почувствовать её и проникнуться её смущением и неверием. Однако он тут же покидает её голову. Скорее по привычке, чем из вежливости. Её чувства греют ему сердце. - Переодеваюсь, - пожимает он плечами, сдирая мокрую прилипающую к телу ткань. Волна её эмоций настолько сильная, что воздух потрескивает вокруг неё. Короткий, неощутимый для простого человека разряд коротко и легко бьёт Артура в область между верхней губой и ноздрями. Быстрым движением парень чешет это место и стягивает рубашку, не расстёгивая пуговиц на рукавах. Селения таки не выдерживает и с громким хлопком закрывает лицо обеими руками. Ухмыльнувшись про себя, Артур вытягивает из-под сидения дедову куртку – старую и затёртую. Сделана она из грубой кожи, но изнутри покрыта искусственным мехом. Не спеша Артур разворачивает смятую рубашку и, втряхнув, вешает его на спинку своего сидения. Делает он это нарочито неторопливо, чтобы Селения успела открыть глаза и подумать, что он не заметил её паники и реакции. - Вот, так лучше? – с довольной улыбкой он показывает ей, как сидит на нём куртка. Выглядит он забавно, но она тёплая, и это видно. Поджав губы, Селения придирчиво изучает его, терпеливо ожидая, пока постыдные мысли уйдут из её головы. Делать это она умеет мастерски, поэтому довольно быстро отвечает: - Мило. Только в следующий раз, когда соберёшься давать подобные представления, собери волю в кулак и, оставив свои эксгибиционистские наклонности, предупреди меня. - Как будет Вам угодно, Ваше Величество, - жарко заверяет её Артур, вновь выводя машину на дорогу. – Хотя в нашем мире это не считается эксгибиционизмом, - он позволяет себе поднять к небу указательный палец для пущей важности. – Оголение торса по нашим меркам лишь невинная шалость. - Возможно, - пожимает плечами девушка. – Но она становится интересной, только если торс этот и впрямь настолько горяч, что на нём разом высыхает рубашка. - Уела, - со смехом признаёт Артур, выворачивая руль на следующем повороте. – Что ж, отсюда нам по прямой около получаса таким темпом. - А который сейчас час? Артур с секунду прикидывает в уме. - Около трёх. Тяжело вздохнув, Селения качает головой. - Плохо. Теперь и не знаю, когда тренировать тебя. По-хорошему, надо бы заняться этим сейчас, но… - Тесновато, тебе не кажется? Девушка поджимает губы настолько, что они превращаются в белую линию. - Если уж на то пошло, то не показалось ли тебе тогда, насколько рискованно было вообще бросаться на амбразуру? Артур вздыхает. Ладно, поговорим об этом ещё раз. - Ты ведь на самом деле знаешь, что мне тогда показалось. - С чего бы? - Потому что ты это понимаешь, - лицо его непроницаемо, глаза смотрят на дорогу. – Скажешь, ты бы не захотела доказать, что смогла бы побить Мразела в честном поединке?- он всё же скашивает глаза в её сторону. – Этот урод нападал на тебя абсолютно беззащитную, и ты хочешь сказать, что не мечтаешь наподдать ему? Сухо выдохнув, Селения прячет мёрзнущие руки в рукава и мрачно смотрит перед собой. Со стороны она выглядит нахохлившимся воробушком, особенно из-за того, что её влажная от дождя причёска растрепалась и взъерошена в результате её попыток поглубже забраться в свитер. - Я бы сказала, что мне всё равно, ведь ему уже ты надрал одно место, но ты ведь поймёшь, что я лгу. - Разумеется, - кивает он, расплываясь в самодовольной улыбке. Победоносно Селения указывает на него пальцем правой руки, одиноко торчащим из рукава свитера. Артур с тревогой прикидывает, что у неё сейчас больше вероятность заболеть, чем у него – уж ему ли не знать. - Ты же сказал, что не лезешь мне в голову! – Селения щурится, и утыкает палец ему в щёку. Улыбка Артура становится шире. Несмотря на мрачную тему их разговора, он достиг того, чего хотел: у его принцессы на редкость игривое настроение. Он нечасто мог его вызвать, для этого нужно было долго пробыть с ней наедине, а это получалось лишь в их неофициальные встречи. Но каждый раз его усилия вознаграждались сполна: Селения окончательно вылезала из кокона. Насколько ему известно, такое с ней происходило лишь при нём, и это добавляло ситуации особой ценности. - Ты думаешь, что умеешь лгать, - Артур тяжело вздыхает. – Если уж на то пошло, все, кто что-либо прячет, думают, что умеют. Вот только правда в том, что достаточно лишь узнать человека получше, и ты начинаешь видеть его насквозь. - Как самодовольно, - ворчит девушка, чувствуя, как в ней нарастает паника. Он знает. Он всё знает! Какая же она дура, зачем тогда посмотрела, надо было… Селения приказывает себе заткнуться и продолжает мысль. – Тебе всё это кажется оттого только, что ты полжизни вмешиваешься в чужие мысли. Гляди-ка, упрекает. - Что есть, то есть, - он поводит плечом: хорошо, что девушка заставила его переодеться, не то он точно бы застудил себе что-нибудь. А сейчас это было бы крайне нежелательно. – Но для распознания вранья мне не всегда нужно, как ты выражаешься, лезть человеку в голову. Достаточно внимательно наблюдать. Например, когда врёшь ты, твоя мимика становится чуть витиеватее и резче, речь – ехиднее, и ты редко упускаешь случай вставить лёгкое оскорбление в адрес оппонента. А когда дело сделано, чуть-чуть морщишь нос и суживаешь глаза. Его улыбка приобретает нежный оттенок: краем глаза он видит, как Селения замерла, точно олененок перед волком. - И это абсолютно естественно, - уверяет её Артур. – Когда люди врут, все они совершают некий обряд, который психологически помогает ем врать. Я так хорошо знаю твой только потому, что ты, в отличие от множества людей, мне важна, оттого я анализирую всё, что вижу. Задумавшись, Селения, убирает руку с его щеки и словно бы невзначай придвигается, жалея, что их разделяет коробка передач. Нельзя вот так просто задеть его ногой или рукой. - Что ж, по крайней мере, лучше ты будешь знать мою подноготную, чем Барахлюш или ещё кто. Артур смеётся, жалея примерно о том же, что и Селения. - Барахлюш или ещё кто? – повторяет он за ней. – Твой брат – враг номер один? Дворники яростно разбрызгивают воду, натекающую на лобовое стекло, и Селения следит за ними взглядом. Потоки воды завораживают её. - Что ты думаешь об Армане? – решив не начинать снова спорить о её родственных чувствах к брату, девушка предпочитает сменить тему. – Лезешь ты в голову всем и каждому, неужели ты не почувствовал тогда чьего-то злого намерения? Артур философски вздыхает. Это именно то, в чём он винит себя сейчас. За всеми тогдашними мыслями о приходе Селении в его мир и её волнении по этому поводу, из его головы начисто влетело, как сильно насекомые хотят отомстить его отцу и какую ценность в связи с этим представляет Франсуа для охотников за головами. И теперь вместо того, чтобы самостоятельно расхлёбывать эту кашу, он перепоручил это Барахлюшу, у которого и без этого проблем хватает. - В тот момент я совсем забыл о нём, - негромко признаётся он. Лучше сказать ей правду, чем соврать, что не почувствовал. Он мог бы, будь он повнимательнее. И будь отрицательная эмоция сильной. Это единственное, что успокаивает: похититель не источал чего-то такого, что могло бы его насторожить на таком небольшом расстоянии. Но утешало это несильно. В конце концов, мог быть заказчик. Артур имел представление, как быстро в этом мире разносятся новости. Одна ночь – этого более чем достаточно, чтобы весть дошла до Третьего и на неё успели соответствующе среагировать. Там ведь решения принимает один человек, а не совет, поэтому ничего удивительного, что Третий всегда реагировал на происшествия быстрее Первого с его бесконечными заседаниями и чесаниями языков не по делу. - Прости, не следовало его брать с собой. Издав вздох человека, который всегда прав, но который уже привык, что его правота вскрывается когда уже совсем поздно, Селения кивает. - Конечно, не следовало. Однако сейчас речь о том, что его нужно доставить в целости и невредимости в этот мир, так что я буду мучить тебя своим «я тебе говорила» позже. В удивлении Артур поворачивается к ней и встречается с ней взглядом. Едва пересиливает себя, чтобы не заглянуть в неё и не посмотреть, что это с ней. Конечно, сейчас она в отличном настроении, но…Селения, не пожелавшая побросать в него землёй? Что происходит? Ему-то казалось, что он изучает её так тщательно, но она до сих пор преподносит ему сюрпризы. - Чего ты удивляешься? – говорит она, складывая руки на груди. – Твой отец и моя семья тоже, будь он хоть трижды убийцей насекомых. Дедушка моих детей и прочий сентиментальный бред, - пожимает плечами Селения. О Боже. Сдержаться становится труднее, и чтобы хоть как-то сбросить пар, Артур расплывается в чеширской улыбке. Наблюдая за этим светопредставлением, принцесса ухмыляется. - Если ты прямо сейчас не уберешь с лица эту самодовольную улыбочку, свидетельствующую о твоей сущности наседки, которая появляется всякий раз при упоминании детей, я натяну твою нижнюю губу тебе на уши. - Да, прости, - произносит Артур, однако улыбаться не перестаёт. Громко набрав воздух в лёгкие, девушка так же громко выдыхает его. - Артур, я то хочу похвалить себя за то, что смогла научить тебя хоть чему-то, то проклинаю себя за потерянные драгоценные часы моего времени, потраченные впустую на твоё обучение, - она позволяет себе ухватиться за его рукав, почти касаясь его тёплой ладони. – Монаршие особы не выказывают открыто чувства посторонним. Я ведь столько раз говорила об этом. - Да, помню, - его улыбка становится менее явной, но полностью не исчезает. – Но монаршие особы могут открыто выказывать чувства друг другу? Хотя бы иногда? Усмешка Селении становится грустнее. Монаршая особа в её лице не была бы против, не будь это сопряжено со столькими факторами, которые тут же вскроются, дай она себе волю. - Ну, разве что иногда, - не имея желания сейчас перечить ему, соглашается девушка. Чувствуя, что она начинает выжиматься, Артур предлагает. - Хочешь включу музыку? Тут есть довольно сносная радио-станция, глядишь, тебе понравится то, что мы в этом мире слушаем в дороге. В облегчении Селения смеётся. - Да, пожалуй. Артур протягивает руку к магнитоле, и девушка отпускает её, не желая мешать. Опытными покручиваниями ручки парень быстро находит нужную волну. Они перехватывают речь ведущего на полуслове. Что-то о том, как хорошо в такую погоду сидеть на кухне у себя дома и пить горячий шоколад, поэтому как нельзя кстати сюда подойдёт эта композиция. Начинает играть музыка, не сопровождаемая словами, которые только бы испортили её звучания. Медленная, тягучая, плавная мелодия. - Я люблю тебя. Сердце Артура подскакивает к горлу от неожиданности. Он оглядывается на неё и снова встречается с ней взглядом. Глаза Селении похожи на два больших блюдца с мёдом. Они слегка прикрыты веками, до которых так и хочется дотронуться, почувствовать на пальцах нежность её кожи. Томно вздохнув, девушка осторожно тянется к нему и целует. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт! И он только что пантовался перед ней, что знает её как облупленную?! Ничего не говорило ему о её намерениях до самого последнего момента, так зачем ему способности видеть людей насквозь, если эта девушка может вот так просто обвести его вокруг пальца. Довольная, точно кошка, съевшая мышь, за которой гонялась часами, Селения возвращается на своё место, не отводя взгляда. Но голова очень скоро снова начинает кружиться, а дыхание – учащаться, поэтому она всё же возвращается к созерцанию безостановочной работы дворников. - На дорогу смотри, - нежно говорит она ему, и теперь это на её губах играет улыбка. Напоследок она добавляет: - И да, ты тоже бываешь прав: иногда это можно. Артур послушно смотрит на дорогу. Подумать только, они вместе восемь лет, и у него до сих пор стучит кровь в ушах после каждого раза. За это он готов благословлять протокол до небес: воистину, каждый раз как будто бы обладает еще большей ценностью, чем предыдущий. И она уже второй раз не сдержала обещания, данного ей самой себе сегодня утром. Есть от чего придти в замешательство. - И я тебя люблю, - говорит он в тот момент, когда мелодия заканчивается, и ведущий радио вновь не начинает вещать на все лады о погоде. Минара и не думает сопротивляться. Зачем? Зайдя с ней подмышкой в трубу, Мракос легко ставит её на землю. Всё же в весовой категории они отличаются более чем сильно: для него она весила не больше того вороха листьев, который Минара несла минипуту с домом без крыши. Понимая, что увидит, девушка не спешит поднимать голову. Сложно сейчас понять, что же она испытывает: досаду или радость. Есть лишь один человек на свете, кто может отговорить её от исполнения плана её матери, и вот теперь он тут, стоит прямо перед ней. Может это судьба? Они вернутся в Деревню, будут жить жизнью молодожёнов, и всё будет так, как должно быть у людей, любящих друг друга? «Ну да, а твой народ пусть пострадает». - Прости, - тихо говорит Минара, рассматривая тёмные узоры на нагрудной пластине его походного доспеха. Собирался он явно второпях, но об осторожности не забыл. – Мне не следовало вот так убегать, не предупредив, - она замолкает, ожидая его ответа, но Мракос молчит, и она продолжает, всё ещё боясь поднять взгляд. – Но если бы я тебе рассказала, разве ты бы не остановил меня? - Тебя не учили при разговоре смотреть на человека? Надув губы, Минара приподнимает плечи и прячет в них голову. - Глаза подними, - голос его не так суров, как она боялась, и девушка переносит взгляд ему на плечо, по-прежнему не спеша смотреть ему в глаза. Все эти годы они дружили достаточно тесно, чтобы она успела узнать, насколько сильное влияние они могут оказывать на неё. Конечно, у Мракоса нет её способностей манипулировать собеседником, но определённым гипнотическим действием взгляд его всё же обладал. Парень молчит, и, вздохнув вторично, девушка всё же поднимает глаза. - Ты мой лучший друг, Минара, - просто говорит он. Девушка чувствует, как ей на глаза наворачиваются слёзы обиды за него. Он такой добрый, такой замечательный! Как она только посмела обидеть его?! – И то, что мы теперь замужем, дела не меняет. Это разве что только укрепит нашу дружбу, - Мракос протягивает руку, чтобы погладить её по голове, но соображает, что делать этого не следует как раз в тот момент, когда руку его перехватывает Минара. Он в очередной раз поражается, как же одинаково они думают Не устаёт удивляться этому все восемь лет их знакомства. - Ого, - говорит он, убирая руку. – Прошло же всего несколько часов. - Они наглотались воды, - несчастно произносит девушка. – Если тебе интересно, практически каждая деталь плана смогла полететь под откос. Мракос вздыхает. - Тогда может ну его этот план? – с надеждой предлагает он. – Тебе не следует идти туда, где Рэксам хочет твоей крови, и где у тебя абсолютно нет власти. - Ты не понимаешь… - Пророчество, да, я знаю, - ворчит бывший мрачным принц. – Мино мне объяснил. И по этому поводу у меня тоже вопрос, - взгляд его резко становится холодным, и Минара вытягивается как рекрут на часах. – То, что случилось между нами тоже часть плана? Девушка переводит дух. - Пророчество – не план, - улыбается она. – Я ему не следую, ему следуют события, которые происходят сами собой. А события таковы, что я здорово влюбилась в тебя, Киавелли де Мракос. Настолько здорово, что после… - она заминается, - …после свадебной части почти отказалась от того, что задумала мама. И вот это как раз и есть одна из тех летящих под откос частей плана, - Минара обматывает выбившуюся прядь волос вокруг пучка на затылке. Закончив, с усилием она отдирает палец от неё: в этом состоянии волосы очень липучи. На пальце остаётся покраснение, как если бы к нему надолго приложили скотч, а потом резко содрали его. – Вместо чувства выполненного долга я почувствовала только, что мне уже совсем не хочется никуда идти, - она яростно мотает головой, видя, что он уже раскрывает рот, чтобы повторить недавно высказанную мысль. – Но даже если и так, нельзя говорить на судьбу моего народа «ну его», Мракос! Я дурацкая наследница дурацкого престола, и только я ответственна за то, что случилось! - Берм совсем не у дел? – вставляет он в образовавшуюся паузу. – Знаешь, мне всё больше кажется, что ты сама себя убедила, что кому-то что-то так уж сильно должна, но где же тогда твой обязательный старший брат? Поджав губы и коротко наморщив нос, Минара отводит взгляд, быстро подняв и опустив брови, и снова смотрит ему в глаза, как бы показывая, насколько всё печально. - Братец присягнул Рэксаму, - тихо говорит она, качая головой. – За ним никто не пойдёт. Замерев, Мракос округляет глаза. - Ох. - Ага, - апатично отвечает она, посмотрев на носки своих сапожек. - Так он вроде как…- Мракос знает, как сильно Минара любит брата, поэтому не решается закончить мысль. - Предатель? – подсказывает девушка. – Я бы сказала, что нет. По крайней мере, я так считаю. Он обожал отца, но присягнул буквально сразу после...того, как папу убил Рэксам, - она прокашливается. – Формально он поступил правильно, если только он не собирался тогда с ним сразу же биться. Но большая часть марадеров считает его предателем, так что за ним никто не пойдёт, - она снова вздыхает. С грустью Мракос замечает в глазах Минары решимость и гнев. – А я наследная принцесса, да ещё теперь и замужем. В меня поверят. Тем более, если пророчества начнём сбываться прямо на глазах. Взгляд Мракоса под стать его имени. Он рассматривает линии её лица и горящие смелостью глаза, думая, отчего они так похожи и в то же время настолько различны. Её и народ и его осматы, конечно, совершенно разные существа, но ради их благополучия он бы и пальцем не пошевельнул. - Может ты и права, - говорит он, решив честно признаться в своих ощущениях, - да только это чистой воды самоубийство. Они замолкают, разглядывая друг друга. Вздохнув, Мракос лезет за пазуху и выуживает оттуда небольшого размера мешочек. Девушка чувствует, как её сердце подскакивает к горлу и снова возвращается на место. Слегка подрагивающими руками она берёт его и нетерпеливо развязывает тесёмку, берёт крупную щепотку сворока и торопливо кладёт за щёку, где принимается поспешно рассасывать его. Слегка морщит нос, разочарованная. - Охотники не заваривают сворока, - жалуется она Мраксу, как будто всё это время они только и говорили о предпочтениях жителей Третьего королевства. – Правда, скоро обед, глядишь, может тогда я и найду себе кипяток, - лицо её вдруг разглаживается и светлеет. – О, пошёл вкус! - А потом? – спокойно интересуется бывший мрачный принц, с грустью разглядывая её лицо. Поднимает глаза и тут же отводит. Знает, что подчинить его своим взглядом бессильна и подозревает, что скорее он может так переубедить её. Посчитав за лучшее не отвечать, Минара лишь яростнее принимается за сворок у себя за щекой. Когда молчание затягивается – Мракос может кого угодно переиграть в молчанку, если того захочет – она не выдерживает - Я не могу сидеть и ничего не делать, - немного капризно произносит она, поднимая на него сердитый взгляд. – И я вернусь! - Или тебя убьют, - безэмоционально вставляет Мракос, пожимая плечами. Озвучив наконец то, что не давало ему нормально дышать последние часы, он чувствует, как всё его самообладание разом испаряется, а всё это время под ним был гнев, который сейчас просачивается ему в кровь, закипающую яростью. Он вновь берёт её в охапку и быстрым шагом идёт вглубь трубы, быстро удаляясь от выхода. - Мракос, - напряжённым голосом говорит Минара, - это глупо. - Ты вышла замуж за меня, - коротко отвечает он, и в тоне его столько злобы, что ей впрок было подавиться. - Мракос… - Что Мракос? Вышла бы замуж за Барахлюша, хоть бы обрадовала парня. - Чего?! – почти вопит она в возмущении. – А ну-ка быстро поставил меня на землю! Или, клянусь, я вырвусь сама, и ты об этом горько пожалеешь. Он с размаху ставит её на ноги. - Вот как? – угрожающе тихо произносит бывший мрачный принц. Тень пририсовывает жутковатые очертания его лицу, когда он склоняется над девушкой. – То есть теперь ты мне угрожаешь. - Нет, - твердо отвечает Минара, сжимая кулаки. – А чтобы освободиться из твоего дурацкого захвата и освободиться, мне и надо было бы только заехать ногой тебе посильнее, и, уж поверь, ты бы пожалел, что не ухватил меня за бедра, а не грудину. И так всякий раз. Даже когда она злится, эта девушка думает и раскладывает ситуацию по полочкам, и ничто не туманит её взгляд. На душе Мракоса становится теплее, и он говорит уже спокойнее: - Мин, ты ведь знаешь, что если тебя не станет, мне этот мир тоже не сдался? Злость исчезает с её лица. - Мракос, я… - Когда я признавался тебе, - перебивает её он, нервничая оттого, что собирается вот так по-детски открывать душу и болтать об амурчиках, точно ему тысяча лет, - я положил на эту долбанную карту всё. Если бы ты отказалась от меня, я бы, чёрт возьми, не выдержал. А потом у нас был секс. Такой резкий скачок в разговоре заставляет Минару подпрыгнуть. Последнее слово Мракоса эхом раздаётся по трубе, и она чувствует, что уши её становятся раскалёнными. Пожалуйста, пусть этого никто не слышал… - А потому, уж прости великодушно, я не пущу тебя никуда одну. О, нет. В горле её пересыхает. Она испуганно мотает головой. Боже, нет. Только не это. - Тебе туда нельзя, - хрипло говорит она и нервно прокашливается. – Туда никому нельзя, - тараторит Минара, глаза её бегают по сводам труб, будто откуда-то может выскочить чудовище из кошмаров. – Никому из моей семьи, - на глаза ей наворачиваются слёзы паники, но она быстро смаргивает их. – Ты же слышал пророчество. Двое умрут. Чем меньше вы будете вовлечены, тем меньше вероятности, что будете жертвами для заклания, - губы её дрожат, но она справляется с этим. – Во имя новой эры. - Да, но ведь Артур… Мракос замолкает. В отдалении слышится быстрый перестук чьих-то ловких ног. «Насекомое, скорее всего паук», - автоматически прикидывает Мракос. И действительно: из-за поворота на них вылетает паучок. Бывший мрачный принц завёл их довольно глубоко в трубу, но даже несмотря на темноту, видно, как ярко раскрашен паучок. Эту раскраску они оба узнают очень хорошо. - Мими? – хором окликают они наездницу. Девочка на мгновение приостанавливает паучка, а потом, видимо сообразив, кто перед ней, припускает его со всей скорости к ним, крича на бегу. - Дядя Мракос, тётя Мина это же вы? Впрочем, когда она заканчивает фразу, девочка и сама уже в этом убедилась, поэтому, подъехав вплотную к ним, останавливает паучка и продолжает говорить, не давая им времени на приветствия: - Меня послал дядя Артур к дяде Барахлюшу по поводу Ужасного У, но... – её паучок пытается взбрыкнуть, но она с силой и раздражением даёт ему пятками по бокам. Минара и Мракос переглядываются. Это очень не похоже на Мими: своих питомцев она лелеяла и любила всем сердцем. – Не паникуй, Чихалка, мне тоже страшно! – шипит она на него, и Мракос понимает, что дело похоже и впрямь серьёзное. - Мими, что произошло? – быстро говорит он. – Что-то произошло по пути сюда? Девочка издаёт нервный смешок. - Что-то? – невесело откликается она. – Скорее кто-то. Осматы. Как в книжке с картинками, - девочка разворачивается и указывает туда, откуда только что появилась. – Много осматов. Целая куча. С комарами. Ругаются, и у них у всех мечи или рапиры, или как это там называется. И они идут сюда.