Я больше не боюсь...

Германия, Мюнхен 1945 год. Какое удовольствие Кейра получала от каждого дня не знал никто. Она чувствовала, что нацисты проигрывают свою войну и где-то в глубине души расцветал хрупкий бутон надежды на то, что она сможет оказаться свободной. Но пока что этого не произошло, и англичанка занималась грязной работой. Почему-то официально она считалась медсестрой, хотя то, чем Ричардз занималась в Гидре, было далеко от хоть какого-то подобия клятвы Гиппократа. На деле она всегда только выполняла приказы и даже обрадовалась, когда ее отправили перемывать склянки, кипятить бинты и заниматься прочей рутиной. — Слышала? Пойдем, посмотрим! Одна из медсестер, кажется, ее звали Кэти, влетела в процедурный кабинет и махнула Кей рукой. Девушка знала, какие о ней ходили слухи, знала, что медсестры ее скорее ненавидят и опасаются, чем действительно пытаются казаться дружелюбной. Так что предложение пойти куда-то вместе было более чем захватывающим. Придется идти, потому что как ни крути, а отношения с коллективом выстраивать надо, а коллектив женский, что гораздо хуже, чем мужской. — А куда мы кстати идем? После того, как англичанке велели замолчать и они прошли в ту часть базы Гидры, в которую обычно не заходил никто, ведь это была территория Шмидта, так что за такое наглое нарушение границ, обычно карали смертью. — Говорят, что он… что Зола… сейчас сама увидишь… Кэти светилась от предвкушения, но Кей уже увидела. Ее зрение было лучше, чем у обычных людей и вампирша ощутила внезапный укол куда-то в сердце. На лабораторном столе лежал парень. Достаточно симпатичный, чтобы практически любая девушка могла назвать его красивым. Высокий лоб, интересный профиль, волевой подбородок с очаровательной ямочкой, растрепанные темные волосы… Кейра могла поспорить, что у него светлые глаза, да и форма сидела на нем так, что можно было лишь надеяться, что он снимет ее при тебе. Вот только парень на столе был мертв. У него не билось сердце, на красивом лице были ссадины, а на плече по спине была содрана кожа до кости. Кости тоже были, они торчали из другого плеча, изогнутые настолько, что не только прорвали кожу, но и насколько Кей могла судить, а в этом она была профессионалом, восстановлению рука не подлежала, только ампутации. Но это не имело значения, потому что мертвым уже все равно. — Говорят, что это американский солдат, спутник последнего эксперимента Эрскина и у Золы на него большие планы. — Эрскина? Он был с этим Капитаном Америка? — заинтересовалась Ричардз, приглядываясь к мертвому парню уже гораздо внимательнее, чем прежде. Американцы кричали о своих успехах так громко, словно это они были последней преградой между Германией и остальным миром. Советский Союз о своих делах не кричал, лишь тяжеловесно шел вперед, как упрямый мул, не останавливаясь ни на минуту, ни на день. Их не брал холод, не ужасала грязь и болота, она своими глазами видела, как они шли в бой, имея на руках лишь палки да дубинки против огнестрельного оружия. У них не было ничего, говорили им здесь, в Берлине, но Кей понимала, что им ничего и не нужно, лишь идти вперед, пока они не победят. И своим безошибочным чутьем англичанка чувствовала, что их победа не за горами. — Но он же мертвый… — Вам так только кажется, фрау Ричардз. — раздался насмешливый голос позади, и Кей обернулась, встречаясь глазами с Арним Золой. — Герр Зола. — спокойно кивнула она, и тот довольно кивнул, взмахом руки приказывая Кэти испариться. — Вы могли бы просто вызвать меня, а не присылать медсестру. — Я создаю вам репутацию, фрау Ричардз, они должны сочувствовать вам, а не ненавидеть. — Они думают, что я сплю со Шмидтом. — поделилась она безмятежно и ученый весело рассмеялся, проходя в комнату с трупом. Зола относился к ней гораздо лучше Шмидта, просто потому что как ученый обожал все странное и недоступное. Она была самым недоступным для него, потому что перешла грань, о которой он мог только мечтать. Грань между живыми и мертвыми. — Он не такой, как я. — Его сердце остановлено принудительно, потому что его мозг поврежден. И у меня на него огромные планы. Для них мне и понадобитесь вы. — Моя кровь. Она видела, как ученый кивает с обожанием в глазах и едва сдержала внутреннюю дрожь. Как же она их ненавидела… — Но она его вылечит, а этого вы явно не хотите. — Ему будет колоться особая сыворотка на основе вашей крови, фрау Ричардз. — Фройлян. — холодно поправила его англичанка, и Зола снова рассмеялся, только теперь Кей уже не скрывала, как ее трясет от этого. Это фрау давило на мозги, било, словно нож по живому, по тому, что не заживает. — Я буду называть вас так, как вы того заслуживаете, фрау. Вы ведь замужем. — Я вдова. — В Германии это обращение остается на всю жизнь. Так вот, я уверен, вы будете добросовестно относиться к вашему новому пациенту, потому что его сыворотка имеет к вам прямое отношение. Глаза англичанки вспыхнули, и она подалась вперед, стиснув руки в кулаки, не замечая, как ноги глубоко входят в кожу, окрашиваясь в алый цвет. — Вы имеете в виду… — Не переводите ресурсы, дорогая. Да, я имею в виду именно это. Если наш юный друг сможет держаться на этой сыворотке, то тогда ваш муж сможет получить такую же. — Что я должна делать? — Следить за ним, делать уколы и, конечно же, спустя время провести ампутацию. Эта рука ему больше служить не сможет. Кейра задумчиво посмотрела на паренька, но место жалости внутри занимала эйфория. Лишь бы получилось, ведь она так долго ждала следующего шага… — Как его зовут? Вопрос догнал Золу уже на пороге, и он недоуменно дернул плечом, выражая отношение к женщинам и их причудам. — У него будет серийный номер, фрау Ричардз, так же, как и у других. До смерти его звали Джеймс Барнс. — Джеймс… — повторила брюнетка, подходя ближе и медленно начиная выкладывать все необходимое. Шпиц для сыворотки, саму сыворотку, все для гипса, кипяченые бинты, обезболивающие, пенициллин. Ей предстояла долгая работа по возвращению этого парня из мертвых… Несколько месяцев спустя, апрель 1945 года. — Если бы я знала, что вы так поступите, я никогда бы не согласилась! Кейра в ярости швырнула в ученого стакан, и он разлетелся на куски, заливая все алой жидкостью. — Неужели вы привязались к нему, фрау? Не рассказывайте сказки о жалости, вы поступали и хуже. — Я никогда не поступала хуже! Вы заставили меня помогать этому парню выжить, чтобы потом торговать им, как вещью! — Он и есть вещь, фрау Ричардз. Без сыворотки его мозг не сможет работать, он слишком сильно поврежден. — Вы отправляете его туда! Вы понимаете, что смерть милосерднее?! — А кто говорил о милосердии? Новый голос вплетается в скандал с еле уловимой шипящей интонацией, так, что Зола втянул голову в плечи, несмотря на то, что точно знал, что ничего не изменится, решение уже принято. — Герр Шмидт. — Фрау Ричардз. — Я не подписывалась на такое. Голос англичанки звучал тихо, но твердо. Задуманное этими людьми приводило ее в состояние ужаса, буквально, а не так, как об этом пишут в книжках. В чем-то Зола был прав, она привязалась к нему. Именно с Джеймсом Барнсом она проводила все свое время последние несколько месяцев. Она помогала ампутировать его руку, следила за тем, чтобы не появилась инфекция, колола лекарства, даже мыла, упрямо не снимая форму американских войск. Разве могла она предположить, что эти…что они… — Это единственный выход для Гидры, фрау Ричардз. Вряд ли вы поймете, что именно я имею в виду. — О нет, я понимаю. Я все прекрасно понимаю. Вы покупаете себе жизнь. — Себе и своим исследованиям, фрау. Мы продаем Джеймса Барнса русским, а в обмен на это они обеспечивают нам отход. Фюрер проиграл эту войну. Голос Шмидта был высокомерно-равнодушным, как будто это не относилось к нему никоим образом, хотя он работал именно на Рейх. — А как же ваши исследования? Ваше оружие… Тессеракт… — Это не дело женщины, фрау Ричардз. — отрезал он, хотя Кей видела, что его пальцы в перчатках с силой сжались. О Тессеракте знали все, кто имел хоть какое-то отношение к отделению Золы. Слухи доходили быстро, гораздо быстрее, чем кому-то здесь хотелось бы. — Но вы собираетесь убить Капитана Америку и обрубить второй фронт. Почему вы так уверены в поражении, что продаете интересный проект? Маска Черепа слегка перекосилась и, приглядевшись, она смогла бы увидеть кусочек алой кожи, но присматриваться англичанка не стала. Она знала, что работает на исчадие Ада, этого с нее было довольно. — Потому что предусмотрительные люди думают о прикрытом тыле. — Вы не человек. — Если наша операция не удастся и Капитан Америка останется жив, вам придется уйти в подполье вместе с нами. — И вы даже не продадите меня русским? Как великодушно. — У них денег не хватит. И потом процесс внедрения Гидры в кадры Советского Союза был слишком долгим. « — И слишком нестабильным», — про себя продолжила Кей, сдерживая рвущиеся с языка слова. Советский Союз тщательно следил за своими людьми и у них история о том, что отрубишь одну, вырастет две, не работала. Последователи Гидры умрут в лагерях, даже не узнав, кто именно их сдал. — А если я откажусь идти за вами? Подполье это не моя мечта. — Вы свободны, фрау Ричардз. Ваше подполье означает только то, что однажды вам придется вернуться. Он кивнул куда-то в сторону окна, и она проследила взглядом за грузовиком, который как раз выезжал с территории. — Ведь мы эвакуируем не только документы. — Он…здесь?! Англичанка бросилась к окну, выбивая раму с одного удара, и бросилась бежать по талому снегу вперемешку с грязью, не замечая холода. То, чего она так хотела долгие годы… Он все это время был рядом… — Взять ее! Короткий окрик, но она не думая ударяет ребром ладони по горлу одного солдата, подныривает под ружье второго, локтем толкая его вверх, так что выстрел прозвучал уже в воздухе. А по следующему она просто взбежала, оттолкнувшись каблуком о чужой затылок, повиснув одной рукой на ветке дерева и, раскачав себя, прыгает в сторону грузовика, кувырком приземляясь на крышу движущейся машины. Удар по крыше, еще один и под треск дерева она, наконец, видит внутри большой короб, к которому идет целая куча проводов, изнутри заполненная ледяным воздухом, изморозь везде, на стекле и даже на части проводов. Вот только ее это мало волнует, она смотрит лишь на мужчину внутри этой коробки. У него темные волосы, длинные ресницы, как у девчонки, изящный профиль. Она так скучала… — Джордж… Брюнетка шепчет имя и на губы капают соленые слезы. Мужчина в этой коробке непоправимо мертв так долго, что Кейра уже забыла о том, насколько сильно скучает по нему. По тому, что можно просто смотреть, заново запоминая каждую черту лица теперь, когда оно не покрыто шрамами, венами и больше не землисто-серое. Неужели такое и правда возможно? Но в этот момент голову взорвало болью изнутри, и девушка потеряла сознание, до последнего цепляясь взглядом за лицо своего мужа. — Гидра не врет. — напомнил ей Зола, когда Кей с трудом разлепила глаза. Она лежала на кровати в лазарете, тщательно укутанная в одеяло, а от правой руки шла капельница с кровью. Брюнетка моргнула, а потом неуверенно пожала плечами, прикидывая от чего в голове такая боль. Ответ был прост, но это ее мало устраивало. — Зачем было стрелять в голову? — Чтобы наверняка, фрау Ричардз. — Вы могли просто дать мне увидеть его, дать поверить и все. Я не просила многого. Все равно никто кроме вас не в состоянии это сделать. — Тессеракт не воскрешает людей, Кейра. Но вы правы, у нас есть эти технологии. — Когда переводят Барнса? — Завтра. — Я хочу попрощаться. — Он никогда не вспомнит вас, фрау Ричардз. И если наши с коллегами планы совпадут, то его не зря считают мертвым. Сержант Барнс умер несколько месяцев назад. — Значит, я хочу попрощаться с трупом. Кей с трудом села, зло глядя на чокнутого ученого, но тот непреклонно качнул головой. — Это невозможно. Брюнетка легким движением выдернула иглу из руки и, сняв ее, облизнула трубку. — Вы ведь боитесь меня, Зола. И правильно делаете. Знаете, что бывает с вампирами, когда им стреляют в голову? Мы очень, очень голодны после такого. И даже две капельницы не заменят вкуса крови на клыках, когда она течет из порванной артерии. У вас наверняка с собой лекарство, но я успею заставить вас истечь кровью. И мне ничего не будет за это. По правилам ко мне никто не должен приходить до полного восстановления. Вы сами будете виноваты в своей смерти, Зола. Появившиеся клыки крайне недвусмысленно намекали на то, что вампирша не врет. Все знали, что она неуравновешенна, жадна до крови и прочее, потому что убивала она всегда изощренно, не делая скидку на пол, рост и возраст. — Забирайте. — дрогнувшим голосом бросил доктор, швыряя в нее ключ, зная, что эта поймает. Она бы и пулю поймала, если бы ей стреляли не в спину. Он уже ушел, а она допила свою кровь, слегка щурясь на свет и потирая голову. Никто не знал, насколько совершенен ее самоконтроль, потому что роль Ричардз была безупречна. На следующий день. — Сержант 3257 Барнс. Прости меня. Кейра осторожно поправила повязку, хотя заживало на нем все в разы быстрее, благодаря сыворотке. Отмытый, залеченный, он был похож на те пару фото, что англичанка смогла увидеть в газете. Там она смотрела на него, а не на Капитана Америку, чье лицо было закрыто маской. На фото Джеймс Барнс был усталым, безумно обаятельным и ему ужасно шла эта стрижка, в отличие от тех отросших прядей, падающих на лицо, которые она видела сейчас. — У меня не было выхода. Знаешь он, мой муж, он тоже умер, только по-настоящему. Я сделала так много ужасных вещей, чтобы вернуть его, я увидела его только вчера… Я не могу отказаться, понимаешь? Тогда все будет напрасно, все жертвы и смерти. Я желаю тебе не пережить эти эксперименты. Зола сделал бы их и со мной, но я слишком ценна и опасна. Кейра осторожно провела по повязке, поправила волосы, застегнула пуговицу мундира, а потом сжала холодную ладонь тонкими пальцами. — Я буду молиться о твоей быстрой смерти, обещаю. Потому что никто не должен так страдать. На самом деле вампирша врала самой себе, она не могла его спасти. Не могла спасти его, да и мужа тоже. Вероятность того, что Шмидт отдаст ей хотя бы тело Джорджа за упорную и прекрасную работу, был ничтожно мал. Все, на что могла надеяться англичанка, это на любопытство Золы и на то, что она сможет украсть бумаги сама. Хотя еще год назад она не была уверена, что у них есть тело, а теперь… вдруг казалось, что все обрело смысл. — Прости меня, Джеймс… Я не смогла помочь… Его увозили из Мюнхена на территорию русских войск, а вампирша до последнего смотрела на машину с крыши одной из лабораторий. Это было в тот день, когда Капитан Америка победил Красного Черепа, когда спас так много людей, направив самолет в море. В тот день он отказался от всего, что могла предложить ему жизнь, любимой женщины, дома, семьи, друзей. Он пожертвовал собой, не зная, что осталось всего несколько дней до капитуляции и победы, когда алый флаг окажется над Рейхстагом. А еще он не знал, что всего через несколько дней после его смерти во льдах, Джеймса Барнса заморозят в криогенной камере, сохраняя поврежденный мозг, замедляя старение, в надежде, что однажды у них появятся технологии, способные полностью изменить его лучшего друга. Так же и Кейра не знала, что после того, как уедет из Германии, окажется наедине с собой на несколько долгих лет. Она так и не найдет тело своего мужа, не сможет сделать ничего, чтобы приблизило ее к исполнению мечты. Вампирша видела по телевизору, как американцы чествовали Капитана, как радовались победе, и не могла отделаться от гадкого чувства преступника, избежавшего наказания. По ночам ей часто снился один и тот же сон, камера с Джорджем в движущейся машине, вот только руку протянуть и она уже рядом с ним, снова, их разделяет только стекло и вот, уже почти… Вот только в этот момент лицо в камере неуловимо меняется, превращаясь в лицо Джеймса Барнса. Его светлые глаза широко открыты и в них она видит ненависть и осуждение, которое заставляет просыпаться с криком. И именно из-за этого сна она промолчит, когда спустя почти пятьдесят лет познакомиться со Стивом Роджерсом. Потому что даже вампирам, даже любящим без памяти женщинам становится стыдно, когда понимаешь, что ты своими руками отправила хорошего, в общем-то, человека прямиком в преисподнюю.