Die himmelblaue Augen

Зал вновь опустел. Снова повисла эта звонко-звучная тишина, оставившая Хайнрике Зильберманн наедине со своими мыслями. Серые глаза отвели взгляд от распахнутых дверей, рассматривая руки, покрытые кровью: это была действительно та самая кровь невинно убиенного, очередного, как и говорил Луитпольд Файнберг. Хайнрике всегда была такой неблагодарной, не щадя никого, пытаясь достигнуть вершины Олимпа. Только сейчас она могла понять, что выбрала неверный путь, но было уже поздно. Сердце всегда так же билось в безумном ритме; губы девушки слегка дрожали, едва сдерживая душераздирающий отчаянный крик: власть изменила её, но далеко не в лучшую сторону, заставив её потерять всё человечное, превратив в маньяка-душегуба, одержимого всепоглощающим эгоизмом. Возможно, было бы лучше признаться, сбросив тяжёлое бремя вины, но какой цены стоило такое признание: пожизненное лишение почётного поста, заключение в тюрьму… Даже мучимая совестью от возможного убийства своего единственного союзника, Зильберманн не желала лишаться власти, пусть даже всего лишь на уровне представителя партии, подчиняющейся президенту — авторитарному господину Конраду Штолтенбергу, человеку, в которого она была так сильна влюблена. Трясущимися руками она подняла с пола отброшенный пистолет, покрытый багровыми пятнами, и спрятала его в карман брюк, тяжело вздыхая. Политик пыталась сохранять спокойствие, не подавая вида: она так надеялась, что никто ни о чём не узнает, но маленькие багровые капельки на полу и окровавленные руки были лучшей уликой для обвинения Зильберманн. -Ну, уж нет, они не посмеют! — едва слышно прошептала Хайнрике, глядя на свои руки, страх во взгляде серых глаз сменился на гнев, и девушка не нашла лучшего способа избавиться от следов, кроме как смыть багрово-красные следы. В надежде успеть до прибытия президента и министров представительница Партии Чаепития ветром помчалась в уборную, запирая за собой дверь. Несколько мгновений — и вода хлынула из крана ровным потоком, неумолимо утекая. Подставив руки под тёплый поток, Зильберманн принялась тщательно оттирать следы с кожи. Утекавшая вода начала темнеть, становясь светлого оттенка красного. Вскоре от багрово-красной жидкости не осталось и следа. Хайнрике взглянула в большое зеркало, замечая, как сильно покраснело её лицо от плача. Совершенно не свойственный настоящему политику вид. Рука резко повернула кран, прибавив напор холодной воды. Одним движением жидкость была выплеснута на лицо девушки, смывая следы слёз. Политик вновь взглянула на своё отражение: теперь она видела настоящего представителя партии — бодрого, уверенного, решительного. Пришло самое время вернуться в зал. Отперев замок и распахнув дверь, Зильберманн быстро зашагала к огромному светлому помещению, тихо проскальзывая к рядам, где уже собрался весь состав правительства. Все присутствовавшие молодые люди и девушки сидели так ровно, руки покоились на столе, серьёзные взгляды без отвлечения смотрели в одну точку, и никто не смел произнести и звука: лишь чей-то кашель изредка звучал в тишине. Каждый был занят своими делами: одни смотрели вперёд в ожидании выступления очередного политика, другие что-то записывали в свои блокноты. Однако президентская трибуна всё так же пустовала; ни кто-либо из министров, ни глава государства не спешили выйти с очередной речью. -А чего все молчат? Почему никого нет? — с подозрением прошептала Хайнрике Зильберманн, в недоумении приподнимая бровь. -Министр здравоохранения опаздывает, а у нас на очереди его выступление, — недовольно пробормотал молодой человек со взъерошенными коричневыми волосами. -Тандилашвили вечно опаздывает, не так ли, Герр Рихтер? — ехидно усмехнулась Хайнрике, лукаво глядя на шатена. -Не мешайте, пожалуйста, я дописываю речь министра образования, — Рихтер даже не взглянул на девушку, продолжая писать в своём блокноте. Вскоре начал раздаваться громкий топот, с каждой секундой всё громче, затем послышались и сбивчивые вздохи. -Ах, мапатиет, я опять опоздал! — тощий молодой человек с чёрными как смоль волосами и карими глазами несколько испуганно осмотрелся, его голос был высоковат для мужского, вызывая тихое хихиканье у представительницы партии. -Тандилашвили, быстро на сцену! — скомандовал министр образования, сидевший в одном из передних рядов, получая в ответ быстрой кивок, и молодой человек помчался к трибуне. Галстук поправлен, слегка мятые края пиджака разглажены, смуглые пальцы скользнули сквозь чёрные пряди, и министр начал свою речь. -У него такой высокий голос, видимо, ему самому нужна новая программа здравоохранения! — Зильберманн не смогла сдержать тихий смешок, получая в ответ лишь неодобрительный взгляд Рихтера. -Бога ради, Фройляйн Зильберманн, не срамитесь, — угрюмо буркнул молодой человек, поднимая голову и заслушивая речь выступавшего за трибуной Тандилашвили. -Герхард, чего ты так рассердился?! Не министр обороны, а министр скуки какой-то! — Хайнрике громко расхохоталась, перебивая министра здравоохранения. -Фройляйн Зильберманн, не перебивайте, пожалуйста! — серьёзным тоном воскликнул Тандилашвили, холодным взглядом смотря на представительницу партии. -Ой, не волнуйся, пищи дальше, — девушка вновь расхохоталась, заставляя министра едва слышно прорычать в недовольстве и продолжить начатую речь. -А я бы послушал, как бы ты пропищала, когда твоей карьере придёт конец! — лукаво улыбнулся развернувшийся вполоборота Феликс Моргенштерн. -И ты, Брут!.. — лицо Зильберманн исказилось от гнева, когда политик вновь увидела своего врага, знавшего её самые страшные секреты — то самое оружие, которое могло лишить её всего, стоило только голубоглазому господину поведать обо всём. -Ты ведь знаешь, что я сделаю, если ты продолжишь вести себя как император самопровозглашённый, не так ли? — улыбка на губах министра стала ещё шире, голубые глаза заблестели зловещим огоньком. -Только посмей! — Зильберманн уже приготовилась вытащить пистолет из кармана, как тут же в зале раздались оглушительные аплодисменты, и Тандилашвили стал подниматься по ступенькам к своему месту. Речь министр здравоохранения была окончена. -Что ж, Герр Тандилашвили, я впечатлён! — закивал президент, устремляя взгляд на публику, и сердце Хайнрике замерло: этот бархатный тенор, такой мягкий, хоть и грубоватый в то же время, и взгляд небесно-голубых глаз её очаровывал, словно по волшебству, с горящими очами она смотрела на главу государства, утопая в этом тёплом и слегка пронзительном взгляде, который и заставил её когда-то давно влюбиться в этого авторитарного политика. Но сколько боли ей приносило осознание того, что эти чувства не взаимны и никогда не имели даже малейшего шанса на взаимность, о которой девушка так желала, и ведь многое можно было бы изменить, если бы Хайнрике смогла вовремя одуматься и измениться, пока ненавистная ей министр культуры не успела завоевать сердце этого красавца. Но теперь было уже поздно, осознание такой простой, но важной истины пришло к ней тогда, когда всё уже было потеряно. Или не всё?.. Зильберманн, поняв, что теперь единственным препятствием на её пути была только министр культуры, которую так любил Штолтенберг, решила дождаться нужного момента и пойти на слишком рискованный шаг, который позволил бы ей либо получить, либо потерять всё, включая то, что она уже имела. -Герр Рихтер, кто там дальше будет выступать? — громко шепнула представительница партии Герхарду. -По идее, министр культуры сейчас должна выйти… — задумчиво пробормотал министр обороны, перечитывая всё написанное на листе блокнота, и Зильберманн сжала кулаки, серые глаза загорелись зловещим огоньком, губы искривились в маниакальном оскале: вот оно, время свершить долгожданный план, такой рискованный, но всё же достойный попытки. Последнее препятствие будет убрано, и девушка сможет быть вместе с её возлюбленным, президентом целого государства — это было высшее счастье, имевшее слишком высокую цену. -Смотри-ка, Зильберманн, Герр Штолтенберг рядом с Фройляйн Нойманн стоит! — Феликс всё так же смотрел на Хайнрике с коварной ухмылкой, лишь сильнее раздражая девушку. — Твой злейший враг рядом с президентом! И что же ты сделаешь? -Н-не твоё дело, мерзавец! — девушка едва сдерживала ярость, сжимая кулаки сильнее. -Снова прибегнешь к своему гамбиту? А ты не боишься, что ты лишишься всего, если ты это сделаешь? Хотя… — Моргенштерн тихо усмехнулся, отводя взгляд в сторону. — Ты ведь и так можешь всё потерять, если я всё расскажу. Хочешь? Зильберманн охватила дрожь, её рука уже нащупала пистолет в кармане и начала медленно вытаскивать оружие, этот наглый свидетель знал слишком многое, и его было бы лучше устранить с пути, но стоит ли всё это такого риска? -Давай, сделай же это, убей меня, это ж и есть твоя политика, не так ли? — не унимался министр образования, явно испытывая терпение девушки. -Заткнись, Моргенштерн! — яростный крик перебил выступавшую министра культуры, пистолет был резко схвачен, единый выстрел, раздавшийся коротким грохотом в воздухе, сразил политика в грудь, и молодой человек бездыханно свалился на пол, истекая кровью. -Убийца!!! — в ужасе завопила Нойманн, стоило ей увидеть, как Феликс с багрово-красным пятном на груди безжизненно свалился на пол. -Зильберманн, это уже слишком! — прокричал Рихтер, его лицо исказил истинный ужас от увиденного. -Я позвоню в скорую, — невозмутимо произнёс Тандилашвили, набирая заветный номер в своём телефоне. В зале воцарилась паника, оглушительные вопли и крики раздавались отовсюду. Хайнрике помчалась вниз, вырываясь сквозь толпу навстречу президенту. Все политики бросились врассыпную, министры обороны и здравоохранения потащили окровавленное тело Моргенштерна вниз, и только министр культуры прижалась к главе государства, дрожа от страха и ужаса. -Знаешь, Зильберманн, я, конечно, всегда понимал, что ты ненормальная, но чтобы ты оказалась такой мерзавкой… — голос президента охладел, взгляд небесно-голубых глаз больше не был тёплым. -Но… Я ведь это сделала, чтобы быть с Вами, Герр Штолтенберг! — девушка кричала что есть сил, улыбаясь сквозь боль и размахивая руками. -Молчать!!! — Конрад едва не провопил, заставляя представительницу Партии Чаепития вздрогнуть. — Ни слова больше! В моих глазах ты пала ниже некуда! Я всегда думал, что в тебе хоть толика чего-либо хорошего, но сейчас ты доказала, насколько ты низкий и подлый человек! Ты пристрелила моего лучшего друга! Я не прощу тебе этого! -Фройляйн Зильберманн… — Эрика вырвалась из объятий Штолтенберга, неуверенно делая шаг к сопернице. — Если Вы хотели быть вместе с Герром Штолтенбергом, Вам не следовало идти кровавой дорогой. Герр Президент не любит жестоких людей. Зильберманн смотрела на своего врага, она едва сдерживала ярость, готовясь высказать ей в лицо всё, что она думала, но внезапно ей пришлось остановиться. -Тем более… — Нойманн зловеще улыбнулась, заставляя мурашки пробежаться по спине Зильберманн. — Что я всё знаю о Вашей так называемой политике гамбита. -Ч-что.? — Хайнрике едва могла произнести и слово, её шёпот был едва слышен, особенно среди всех тех воплей и крика. -Да-да, думаете, я настолько слабая и глупая? Ошибаетесь: я всё про Вас знаю. Да, я знаю о тех методах, которые Вы использовали для достижения власти, какими низостями Вы не пренебрегали, но при этом так тщательно пытались это скрыть, называя весь этот ужас политикой гамбита… Хотя Вы явно заплатили слишком высокую цену для гамбита, жертвуя большим для максимального. -Нойманн, ты… — процедила сквозь зубы Зильберманн, но министр культуры не была нисколько испугана: её совершенно не пугала эта взбалмошная девица, которая не брезговала и кровью на пути к своей цели. -Называйте меня как хотите, Фройляйн Зильберманн, но правда останется таковой навечно, поверьте мне. -Ты… Заплатишь мне за это! — Хайнрике вновь нацелила дуло пистолета, но на сей раз на своего врага. Наконец, пришло время раз и навсегда избавиться от злополучной соперницы, очередного свидетеля, который знал слишком много. Её руки дрожали, всего одного движения было бы достаточно, чтобы коварный и долгожданный план осуществился, но стоило ли оно того? -Давай же, стреляй, милая Хайнрике. Или ты хочешь рискнуть и лишить себя счастья? — Эрика будто манила представительницу Партии Чаепития, палец убийцы уже касался курка, ещё немного, всего один момент… -Эрика! — среди воплей раздался крик президента, палец нажал на курок, громкий выстрел последовал за тем криком, и шальная пуля не смогла сделать выстрел холостым. Министр культуры упала на пол, издав короткий визг. Всё произошло так быстро, мгновенный толчок свалил её, когда представительница партии выстрелила. В очередной раз произошло политическое убийство, ещё одно тело рухнуло на пол, истекая кровью, багрово-красное пятно на груди с каждой секундой становилось всё больше, но жертвой безумного политика оказалась вовсе не министр культуры, а сам президент, подставивший себя под удар вместо своей любви. В зале вновь резко повисла тишина, паниковавшие политики с ужасом взглянули на двух девушек и одного молодого человека. Вновь министр здравоохранения начал набирать номер скорой, а министр обороны лишь подбежал ближе, с истинным страхом глядя на главу государства. -Герр Президент! — во весь голос крикнула Эрика, горячие слёзы хлынули из её серых глаз, когда она пала на колени, прислоняя руки к свежей ране, пытаясь остановить кровь. -Моя милая Эрика… — Штолтенберг говорил так тихо, казалось, будто он иссыхал прямо на глазах, словно цветок. — Я знал, что ты сильная, хорошая… Я всегда любил тебя, и мне не было ни с кем так хорошо, как с тобой. -Герр Президент, пожалуйста, не умирайте! — сердце министра культуры начинало разрываться от пронзительной боли, каждая секунда казалась похожей на нестерпимую агонию, горячие слёзы так обжигали щёчки сероглазой красавицы, но никакая боль не могла сравниться с муками её души. -Не волнуйся, моя дорогая Эрика, я ведь всё ещё здесь, — президент засмеялся, этой доброй, хоть и слабой усмешкой, и в любой другой момент Эрика бы улыбнулась, но сейчас этот тихий смех вызывал лишь большую боль и страдание, но не радость. — Я всегда буду с тобой. Только… Помни обо мне. Глава государства взял её руку в свою, нежно касаясь губами гладкой кожи, ощущая её лоск и тепло. -Такая мягкая… И тёплая… — с той же слабой улыбкой произнёс Конрад, удерживая руку министра в своей. — Эрика, для меня ты прекрасна снаружи и внутри. Как бы я хотел, чтобы ты всегда была рядом со мной… -Герр Президент… Я люблю Вас! — девушка едва не кричала, слёзы продолжали литься по её щекам, так сильно обжигая; её сердце словно разрывали на части, боль от утраты дорогого человека казалась невыносимой, и девушка не желала думать о том, что всё было обречено. -А я тебя… Моя Эрика, — он взглянул в её серые глаза, наполненные слезами, а она смотрела в эти очи небесно-голубого цвета, такие родные, всегда дарившие ей тепло одним лишь нежным взглядом. -Я всегда Вас любила, Герр Президент… — прошептала министр, всхлипывая и наклоняясь ближе, касаясь его губ для одного нежного поцелуя, ощущая, как его губы начали хладеть с каждой секундой, больше не было того тепла, которое она ощущала при каждом объятии, каждом поцелуе; жизнь стремительно покидала молодого человека, как бы этого ни хотела несчастная Эрика. -Сожалею, Фройляйн Нойманн, — Герхард был хладен в своей речи, спокойствие и печаль слышались в его голосе, когда он смотрел на страдавшую красавицу, пытавшуюся верить в то, что всё это было неправдой. — Герр Штолтенберг скончался. -Как Вы можете так говорить??! — министр культуры вновь прокричала что есть сил, в отчаянии отрицая и качая головой. — Вы лжёте! Вы всё равно не врач, чтобы быть в этом уверены! -Герр Тандилашвили бы всё равно подтвердил, — тяжело вздохнул Рихтер, отходя в сторону. -Я… Я не верю в это! — задыхалась от собственного плача Нойманн, закрывая лицо руками. Сердце девушки разрывалось в муках, горячие слёзы неистово скатывались из её серых очей. — Он жив! Я знаю это! -Он жив, но уже только в наших сердцах, — печально покачал головой Тандилашвили, окинувший президента быстрым взглядом. -Для меня… Он всегда будет жив, — прошептала Нойманн, роняя горячие слёзы на безжизненное тело главы государства и в последний раз глядя в эти прекрасные очи, всё ещё такие родные, и были они того самого чудесного цвета ясного неба… …Итальянского неба…