Die himmelblaue Augen

Беспокойная и напряжённая ночь прошла удивительно быстро для президента Конрада Штолтенберга. Здоровый крепкий сон восстановил силы главы государства, подготовив его к новому рабочему дню, и суровый господин без труда поднялся с кровати, потягиваясь и подходя к окну: солнце было уже высоко в ясном голубом небе, освещая своими лучами пробудившуюся природу. -Эх, снова проспал рассвет, — не сдержав усмешки, заметил Штолтенберг и принялся делать утреннюю зарядку. Сильные руки взмывали вверх и опускались, касаясь крепких плеч; к упражнению рук прибавился и бодрый марш. Покончив с зарядкой для рук через некоторое время, президент принялся наклоняться в стороны, будто раскачиваясь, запрокидывая то одну, то другую руку вверх. Превосходное упражнение помогло главе государства размять мышцы спины, постепенно стало появляться ощущение бодрости и прилива сил. Наконец, президент прогнулся, кряхтя и вновь разминая спину. Его лицо озарила счастливая улыбка: утренняя зарядка вышла очень удовлетворительной. С бодрым настроем Конрад вздохнул и направился на кухню. Утренний рацион главы государства был неизменным: стакан воды, затем чашечка чая и маленький, но достаточно сытный бутерброд. Штолтенберг налил из чайника холодной воды и залпом осушил чашку. -Как простая вода она хороша… — пробормотал Конрад, разглядывая пустую посуду. — Но чай с ней будет просто отвратителен! Не теряя и секунды, молодой человек нажал на заветную кнопку, и вода в чайнике начала постепенно подогреваться. Быстро смекнув, что предоставленного времени хватит на приготовление бутерброда, Штолтенберг достал кусочек хлеба из небольшого шкафа, затем направился к холодильнику, вытаскивая оттуда необходимые ингредиенты. Пришло время готовки. Из кухонной тумбы был вытащен огромный острый нож, затем продукты за несколько ловких движений превратились в ломтики, аккуратно положенные на кусочек хлеба. Завтрак был готов. Вовремя начала кипеть вода в чайнике. Конрад не медлил и быстро нажал кнопку чайника, выключая его и разбавляя заварку горячей водой. -Чудесно! — почти что пропел президент, усаживаясь за стол и начиная утреннюю трапезу, осторожно касаясь губами чашки с горячим чаем, боясь обжечься. Горячий пар веял приятным, слегка терпким ароматом, вызывая широкую улыбку Штолтенберга: президент очень любил этот аромат, такой бодрящий и крепкий… Конрад уже начинал погружаться в безбрежный океан своих мыслей, закусывая бутербродом и отпивая горячий напиток маленькими глотками, как вдруг его прервал неожиданный телефонный звонок. -Кому приспичило в такую рань звонить?! — возмущённо пробормотал глава государства, отстраняя пищу и быстро шагая в комнату, где громко звонил телефон. Раздражённый прерванной трапезой, президент резко схватил трубку и бросил пренебрежительное «Слушаю». -Конрад, здравствуй, это Феликс, — голос собеседника звучал довольно тихо и печально, будто произошло нечто страшное. -И тебе доброго утра. Ты меня разбудить хотел? — в привычной холодной манере спросил Штолтенберг. -Н-не совсем: понимаешь, я тебе кое о чём сообщить хотел… Это по поводу Хайнрике Зильберманн. Я об этом узнал вчера, но не стал звонить… -И не надо! — резко перебил Конрад, догадываясь, что именно хотел поведать министр. — То, что эта мерзавка творит беспредел и разбрасывается деньгами, лишь бы не попасть в тюрьму, — это уже общеизвестные сведения! -Конрад, подожди, дослушай меня! Эрика в опасности! Президент внезапно застыл, злость постепенно начала сменяться лёгким ужасом, когда он услышал имя министра культуры. -Что эта тварь хочет сделать с моей девушкой?! — едва не во весь голос прокричал глава государства. — Что ей ещё надо от нас?! -Мне посол Файнберг вчера передал секретные сведения о Зильберманн: там были фотографии людей, которые были ею убиты! Они все оказались теми, кто отказался голосовать за неё на выборах! -Ну, Зильберманн вполне способна на такое… — Штолтенберг ответил так холодно, словно он нисколько не был впечатлён. -Ты не понимаешь! — в отчаянии прокричал министр. — Она может убить и Эрику: она ведь голосовала на выборах за тебя! На линии повисла тишина, президента привели в ужас слова товарища: Моргенштерн был не из тех, кому было выгоднее лгать, и он Конрад понимал, что Феликс не мог лукавить о том, что ненормальная дама из высших чинов могла расправиться и с министром культуры. -Знаешь, что, Феликс? — голос главы государства внезапно зазвучал твёрдо и резко, нотки уверенности чётко слышались в его речи. — Я лично разберусь с ней, всё ей выскажу и сделаю так, чтобы она никого и пальцем тронуть не посмела! -Но… Как ты сумеешь отговорить Зильберманн, если она поступает только так, как считает нужным, не слушая никого?! -Она вряд ли не послушает человека, который ей нравится! — лицо Штолтенберга озарила слегка высокомерная, уверенная ухмылка. — Может, она и фашист, но ради меня она сделает всё, что угодно! -Ты тоже хочешь использовать политику гамбита?! — Феликс пришёл в ужас, услышав решение товарища. -Ты, должно быть, с ума сошёл! — громко рассмеялся президент. — Если ты подумал про убийства или измене Эрике, ты глубоко ошибаешься! Я просто поговорю с ней, объяснив, что таким отвратительным поведением она не завоюет ничьё уважение, тем более моё! -А. Ловко… — весьма холодно произнёс министр, пожелав удачи в выполнении плана. -Благодарю. Встретимся сегодня на работе, — спокойно ответил президент, прощаясь с товарищем и завершая разговор. Теперь действительно пришла пора приступать к трапезе. Наконец, больше некому было беспокоить главу государства, шагавшему обратно на кухню. Чашка с ароматным чаем и недоеденный бутерброд всё так же ждали русого господина на столе. Снова президент занял своё место, откусывая кусочек от блюда и отпивая глоток чая. -А всё-таки не зря мне Феликс позвонил… — промелькнула мысль в голове Конрада, когда он ощутил, что напиток немного охладел, став уже тёплым, а не горячим. Министр, однако, не мог так легко отвлечься от тяготивших мыслей. Воспоминания ещё не были забыты, он до сих пор видел перед своими глазами этих людей, безмолвно моля о пощаде; эти серые глаза, с хищным упоением глядя вперёд, на свидетеля, возможно, союзника — кто знал о его личности? Пожалуй, меньше было известно только о его дальнейшей судьбе — был ли он убит или получил пощаду, обещав унести тайну в могилу? Гамбит — красивое слово, служившие оправданием для безжалостных убийств. Как громко эта черновласая девица твердила, что это была всего лишь цена на пути к успеху. Но она даже не понимала, насколько высокую цену она платила ради этого успеха, ради мнимого гамбита. Моргенштерн не мог забыть об этом, тревожные мысли не покидали его, даже когда молодой человек готовился к выходу, поправляя элегантный чёрный пиджак и затягивая голубой галстук потуже, желая выглядеть подобающе, представая перед правительством, наряду с президентом. Он был совершенно хладен, казавшись таким безликим, ровным шагом направляясь к двери и покидая свою квартиру. Феликс был бы рад обо всём забыть, отмахнувшись, позволив своей привычной доброй улыбке озарить его лик, но от тяжёлых воспоминаний было так тяжело избавиться, особенно при предчувствии и осознаний вероятной опасности, ведь молодой человек владел страшными тайнами безумного политика, он стал её первой мишенью, которая могла погубить всю её репутацию, стоило министру сказать только слово о тех скелетах в шкафу, которые были известны слишком малому кругу лиц. Небыстрой, но уверенной походкой Моргенштерн вскоре покинул дом, шагая по улице. Небо было таким ясным, солнце ярко светило, одаривая своим светом и теплом всё вокруг, но ничего не смогло порадовать министра, погружённого в тревожные мысли. Лишь порхавшая навстречу длинноволосая красавица с красным бантом своим видом смогла отвлечь молодого человека. -Фройляйн Нойманн? — Феликс позвал министра культуры, его голос звучал всё так же неуверенно. -О. Здравствуйте, Герр Моргенштерн! — остановившись, Нойманн помахала рукой в знак приветствия. — Вы тоже ждёте Герра Штолтенберга? -Нет, я дождусь его в кнессете*. Фройляйн Нойманн, я вообще хотел Вам кое о чём сообщить. Это касаемо Хайнрике Зильберманн… -Моргенштерну жить надоело? — противный наглый голос прозвучал так громко, что министры вздрогнули от неожиданности. -Что тебе ещё нужно, Зильберманн?! — былая неуверенность сменилась яростью, голубые глаза зловеще заблестели. -Я бы сказала, что лично от тебя мне ничего не надо, но этот болван Файнберг рассказал тебе о том, чего ты не должен был узнать! — Хайнрике зловеще улыбнулась, маниакальный оскал придал девушке бесчеловечный вид. Однако это не испугало министра образования, а лишь сильнее разозлило. -Он правильно сделал! Если бы не он, никто бы не узнал правду! -Какую правду? — просипела Эрика, глядя на Феликса. Это была роковая ошибка. Стоило представительнице Партии Чаепития услышать этот тихий голосок, как в её глазах заблестел огонь, рука скользнула к брюкам, вытаскивая из кармана пистолет и нацеливаясь на министра культуры. -Сейчас ты за всё ответишь, Нойманн! — Хайнрике в душе ликовала, она смотрела на своего врага, готовясь к выстрелу. Всего одного нажатия курка было бы достаточно. Осталось совсем немного, несколько секунд отделяли жизнь от смерти, но неожиданный толчок свалил Зильберманн с ног, короткий выстрел оказался холостым, и пуля взмыла в небеса. -Что ты, чёрт возьми, делаешь?! — грубый мужской голос заставил девушку вздрогнуть, короткий вздох сорвался с её губ. -Герр Президент! — с сияющими глазами заликовала Эрика, наблюдая за поднимавшимся русым господином в чёрном костюме. -Министр Нойманн… — ласково произнёс Штолтенберг, одарив тёплым взглядом небесно-голубых глаз длинноволосую красавицу, а затем вновь холодно взглянул на Зильберманн. -Герр Штолтенберг, Вы не так подумали!.. — пыталась найти себе оправдание политик, нервно смеясь, но президент был непреклонен. -Что я мог понять неверно, видя самое настоящее покушение на убийство?! — едва не кричал глава государства. — Ты хоть сама понимаешь, насколько низко и подло ты поступаешь?! -Низко… И подло?.. — Хайнрике тихо повторила слова Конрада, дрожь охватила её тело, серые глаза едва заметно заблестели, наполняясь слезами. — Но… Я не хотела никого убивать! Я просто хотела впечатлить Вас, показать, как я умею владеть оружием! -Чушь! — крикнул министр образования, перебивая представительницу партии. — Она хотела убить меня, точно так же, как и министра Нойманн! -Не твоё это дело, Моргенштерн! Да, мне нравится Герр Штолтенберг, но это невзаимно, и всё из-за этой мерзавки! — в отчаянии вопила Зильберманн, не понимая, что этим она вызвала только большую неприязнь со стороны президента. -Ты кого мерзавкой сейчас назвала?! — Конрада вновь начала охватывать ярость, возмутительная речь политика начинала выводить авторитарного господина из себя. -Герр Штолтенберг, правда, зачем Вам эта стеснительная идиотка, которая не тронет никого и пальцем?! А ведь я смогу защитить Вас: я владею оружием, а не пытаюсь решить всё мирным путём, как эта идиотка! -Ни слова больше! — президент перешёл на вопль. — Я знаю, что я тебе не безразличен, но тебе стоит смириться с тем, что я люблю Эрику, а не тебя! Возможно, у тебя был бы шанс, если бы ты не была такой эгоисткой и не делала всё во благо себе, но нет, ты же себя всегда считала идеалом, самой лучшей, хотя это далеко не так! Я даже не знаю, каким безвольным глупцом нужно быть, чтобы добровольно терпеть такого фашиста, как ты! Для тебя не существует никого, кроме тебя самой! Я хотел дать тебе совет, как заполучить моё уважение, равно как и уважение других, чтобы ты смогла найти кого-нибудь похожего на меня, но теперь в моих глазах ты пала так низко, что ты уже вряд ли сможешь вставать и воссиять снова! Никакое ты не золото! Ты — ржавчина! -Но эта мерзавка… -Сама ты мерзавка! — громкий крик сопроводила звонкая пощёчина. Острая боль мгновенно пронзила щёку Хайнрике, вызывая у девушки слёзы. Наряду с физической болью пришла и душевная, разрывавшая сердце. Зильберманн понимала, что больше не было ни одного шанса, всё действительно было потеряно, и всё, что ей оставалось сделать, — это убежать, душераздирающе рыдая. Политик бежала что есть сил, горячие слёзы стекали по её щекам, обжигая ещё свежий след от пощёчины, делая боль лишь сильнее, до того невыносимой и пронзающей, наряду с душевной болью, что практически не оставалось сил терпеть. Плач начинал душить девушку, делая её слабее, но она продолжала бежать, прочь от этой гнусной, ненавистной компании, до самого кнессета. Вот уже показалось огромное красивое здание — кнессет, ближе становились огромные двери. Наконец, Хайнрике остановилась, вздох сорвался с губ девушки, когда она распахнула двери здания и шагнула внутрь. -Они ещё заплатят за всё… — еле слышно прошептала политик, касаясь болевшей щеки: боль всё так же колола кожу, хоть и слабее; горячие следы от слёз застыли и охладели. -Заплатят, заплатят… — повторяла девушка, глядя на пистолет в руке и осторожно потирая его пальцами, ощущая холод от стали; вновь леденящий душу оскал безумца исказил её лик, вновь запылал огонь в серых глаз. Девушка понимала, что ей нужно делать. Расправившись с двумя своими врагами, она смогла бы унести с собой в могилу страшные секреты о своём прошлом и стать ближе к своему возлюбленному. Надо было только в очередной раз прибегнуть к старой доброй политике, однако, отуманенная безумным желанием и страстью, Хайнрике и подумать не могла, до чего рискована была эта авантюра, как высока была цена за тот шаг, на который она согласилась пойти — на очередной еврейский гамбит.