Die himmelblaue Augen

Представительница Партии Чаепития Хайнрике Зильберманн была в ярости. Девушка металась из одного угла кабинета в другой, серые глаза бросали быстрые взгляды по сторонам, но всё было тщетно. -Зараза! — резко выругалась политик, осознавая безрезультатность своих поисков. Зильберманн напрасно старалась найти исчезнувшую папку с документами, которую она прятала от людских глаз — эти секреты, которые она планировала унести с собой в могилу, ведь тайны, которые скрывала девушка, могли запросто лишить её престижной карьеры, власти, даже связей, которыми она так дорожила. Хайнрике вытаскивала книги и документы с полок охапками, неосторожно бросая их на пол, невзирая на грохот и шорох при падениях: мысли девушки были заняты одним лишь поиском заветной папки, которая была ей так дорога. Это казалось вечностью, бесчисленное множество книг и бумаг промелькнули перед глазами политика, но всё оказывалось не тем. Вновь выругавшись, Зильберманн вздохнула, падая на стул; девушка с неимоверным отчаянием и печалью уставилась на дверь, думая о том, как низко она падёт, стоит только тем сведениям попасть в руки не того человека. На кону было всё — от репутации до карьеры; позор, способный стать известным для одного, разнесётся новостью среди остальных — словно огромное пламя на ветру. Хайнрике была в отчаянии, проводя пальцами сквозь взлохмаченные чёрные пряди, её сердце неистово билось в страхе, ей уже хотелось закричать и разрыдаться от безысходности и обречённости, но тут дверь распахнулась, и на пороге показался молодой блондин, всё так же его серые глаза печально смотрели на политика — этот многозначительный взгляд, который мог сказать едва ли не что угодно вместо обычных слов. -Фройляйн Зильберманн… — голос молодого человека был хладен, отдавая нотками грусти. -О. Файнберг! Вот ты где, мерзавец! — лицо отчаявшейся девушки внезапно озарила наглая, хоть и счастливая, ухмылка. — Ты-то всё мне и расскажешь! -А… О чём Вы, Фройляйн Зильберманн? — непонимающе пролепетал Файнберг, предчувствуя неладное и неуверенно делая шаг назад. -Знаешь, я тут заметила, что папка с моими секретными сведениями куда-то исчезла… — Хайнрике лукаво смотрела на посла, недобрая ухмылка не исчезала с её губ. — Не подскажешь ли ты мне, Файнберг, куда она могла исчезнуть, если я её спрятала достаточно надёжно ото всех? -Что Вы имеете в виду?! — посол неуверенно засмеялся, пытаясь не подавать вида, но совершенно не осознавая, что в тот момент он сам себя выдал. -Не смей врать мне, мерзавец, — Зильберманн вновь схватила пистолет, нацеливая его на посла. — Ты ведь знаешь, что когда-нибудь я это сделаю. Луитпольд застыл, боясь даже пошевелиться, лишь испуганный вздох сорвался с его губ, когда политик вновь оказался под прицелом. Снова этот момент, когда от одного слова и движения зависила целая жизнь. Оборвать её или сохранить, рискнуть или проявить осторожность? Файнберг, всегда чувствуя страх перед смертью, в любой другой момент мог бы возразить, извинившись и поддавшись воле неадекватного политика, но теперь он понимал, что натерпелся достаточно. Хайнрике действительно начала заходить слишком далеко, и Луитпольд осмелился на, казалось бы, немыслимое. -Хоть убей меня, мне всё равно, ведь от этого пострадаешь только ты, Зильберманн! — гневно воскликнул посол, когда его страх сменился на ярость. -Т-ты… — Хайнрике отбросила пистолет, её лицо переменилось: больше не было этой больной, жестокой радости; улыбка пропала с её губ, серые глаза с истинным удивлением смотрели на возмужавшего политика. — Так, значит, это… -Да, это я украл папку, ведь я хотел, чтобы правду узнали все! А какой же ты политик, если никто не знает о твоей биографии?! -Ирод! Изувер! Мерзавец! — в отчаянии начала кричать Хайнрике, её голос задрожал, будто бы в любой момент из её глаз могли хлынуть слёзы. — Этого никто не должен был увидеть! Ни душа! Ты хочешь мою карьеру загубить?! -А что если и так?! — Файнберг, казалось бы, был вне себя от ярости, неистово крича. — Я всё знаю про тебя, и ты совершила большую ошибку, что не уничтожила те данные и связалась не с тем человеком! То, что ты делаешь, — это низко! Это называется фашизмом, который ты почему-то преподносишь как так называемый Еврейский гамбит! -Фа-шизм!.. — тихо повторила Зильберманн, ошарашенно глядя на посла. — Еврейский гамбит не является фашизмом: это просто моя уникальная часть политики, которую все воспринимают неправильно! -А потому что эта политика сама по себе ошибочна! Герр Штолтенберг был прав, когда говорил, что фашистам вроде тебя не место у власти: ты всё делаешь только во благо себе! -Только во благо себе, говоришь?.. — повторённая голосом девушки фраза зазвучала приторно сладостно, всё так же лукаво. — Что ж, я тебе покажу, что еврейский гамбит — это никакие не глупости, а именно та политика, в которой нуждается наша страна! -Скорее ты лишишься власти, чем что-либо докажешь! — крикнул посол, громко хлопнув дверью и направляясь вдоль по коридору. Воспоминания обо всём произошедшем заставили политика задуматься: кража документов, передача сведений, еврейский гамбит… Внезапно Луитпольд осознал, что именно он упустил: посол забыл поведать министру образования Феликсу Моргенштерну о том самом еврейском гамбите. Не став терять и секунды, Файнберг быстро достал телефон из кармана серого пиджака и начал набирать номер Феликса. В то самое время Моргенштерн сидел на полу в коридоре, взгляд его голубых очей был полон ужаса, министр едва сдерживал горячие слёзы, дрожащими руками перебирая фотокарточки: на всех них навеки застыли лица, искажённые истинным выражением ужаса; одни лишь взгляды безмолвно молили о пощаде, не нуждаясь в словах; багровые пятна крови виднелись из разных углов — видимо, эти люди уже были избавлены от страданий, причинённых жестокосердным маньяком. На одной фотографии даже был показан мучитель вместе с его жертвой — стройная девушка с чёрными взъерошенными волосами, лукаво глядевшими прямо в кадр серыми глазами и этой ненормальной улыбкой. Министр без труда узнал представительницу Партии Чаепития, угрожавшую расправиться с очередной ни в чём не повинной гражданкой, которая была не в силах сдержать слёз, норовя вырваться из крепко удерживавших её рук политика. Моргенштерн до сих пор не мог смириться с увиденным: он осознавал, до чего подлой и бесчестной личностью была Хайнрике Зильберманн, но он никогда бы не смог подумать, что она окажется убийцей. Однако тревожные мысли прервал неожиданный звонок. Дёрнувшись и вздохнув, министр дрожащими руками достал телефон и ответил на звонок. -Да.? — голос министра также дрожал от ужаса, впечатления от увиденного всё ещё не были забыты. -Герр Моргенштерн, здравствуйте. Это посол Луитпольд Файнберг, — представился собеседник. -Т-ты что мне дал, изувер?! — прокричал молодой человек, изо всех сил стараясь не заплакать. -Герр Моргенштерн, не злитесь так на меня: я Вам это отдал, чтобы Вы смогли узнать всю правду о Фройляйн Зильберманн. Тем более, что я слышал о том, что случилось с Вашей сестрой. Более того, я знаю, что с ней хотела сделать Фройляйн Зильберманн. -Так ей мало?! — во весь голос провопил Феликс, хватаясь рукой за сердце. -Ей всегда мало, ведь она хочет, чтобы всё было сделано только для неё, пусть даже и в ущерб остальных. Зильберманн пыталась расправиться со своими конкурентами и теми людьми, которые отказывались отдать за неё свой голос. Она это называет особой политикой — еврейским гамбитом. -Политика убийств?! — министр не мог поверить тому, что услышал, он так хотел, чтобы это было всего лишь глупой шуткой, но ответ честолюбивого Луитпольда оказался положительным. -Она убила десять человек, не желавших голосовать за неё на выборах президента. Кто знает, сколько бы она ещё смогла убить, если бы её не арестовали. Тюрьмы удалось избежать только за счёт взятки, которую мы с ней отдали совместно, и дело было закрыто. Позднее об этом забыли, но сведения остались, и если из обнародовать, то тут уже деньги не помогут. Возможно, меня также скоро не станет, поскольку я сам Вам отдал документы, ведь я хочу, чтобы Вы знали правду. Будьте осторожны. И предупредите Фройляйн Нойманн: у Зильберманн есть свои счёты на неё. -Хорошо, я сообщу ей и Герру Президенту обо всём, благодарю. -Спасибо, что выслушали. До свидания, — посол, завершив вызов, вздохнул: он чувствовал, будто выполнил свой долг. Союзник был предупреждён, правда была рассказана, казалось бы, не за что было беспокоиться, но внезапный щелчок, прозвучавший прямо около уха, заставил политика вздрогнуть. -Вот как, значит… — протянул знакомый голос. Файнберг с ужасом взглянул в сторону и опешил: прямо перед ним, нацелив дуло пистолета на молодого человека, стояла, жестоко улыбаясь, Хайнрике Зильберманн. — Ты уже рассказал Моргенштерну про еврейский гамбит? Видимо, тебе придётся узнать об этой политике… Наглядно! Луитпольд сглотнул, глядя на обезумевшую девушку. Дуло пистолета было направлено прямо на него, одно нажатие курка стало бы роковым. Сердце в груди посла бешено забилось, рукой он схватился за грудь, чувствуя колкую боль, глядя этим взглядом, пропитанным ужасом и молчаливо молившим о пощаде. Гамбит — политика малых жертв для больших достижений. Именно этим и руководствовалась Хайнрике Зильберманн, и теперь сам Луитпольд понял, в чём на самом деле заключалась эта бесчеловечная политика так называемого еврейского гамбита.