Die himmelblaue Augen

В зале продолжали слышаться негромкие голоса болтавших посетителей и работников заведения, негромко звенели ложки, позвякивали ножи и вилки по тарелкам. Министр образования переглянулся, чтобы убедиться в отсутствии ненужных свидетелей, норовивших подслушать, и в итоге облегчённо вздохнул: все были слишком сильно увлечены своими делами, чтобы выразить толику интереса к повествованию Моргенштерна. -Итак… — политик откашлялся, готовясь к своей длинной речи. — Пожалуй, теперь можно начать. -Но-но, — Штолтенберг всё так же попивал свой кофе, глядя на министра исподлобья. -В общем, как я уже сказал, это произошло достаточно давно. В то время нашей страной правил совершенно другой президент, даже не тот, который правил прямо перед тобой. В общем, ты меня понял. Это произошло одним чудесным весенним утром. Приближались выборы нового президента. Кандидатов было немало, среди них засветилась и Хайнрике Зильберманн, — Моргенштерн поморщился, вновь произнеся имя ненавистной ему личности. — Поначалу она едва показывала себя, мало чем могла выделиться: в ту пору она для меня была просто обычным кандидатом в президенты, со своим лозунгом и партией… Казалось бы, что может быть такого в этой взбалмошной черновласой девице, что заставило бы кого-либо, в том числе и меня, начать испытывать к ней столь ярую ненависть и презрение? Я сам был глуп, полагая, что Зильберманн не представляет никакой опасности как политик. Я в этот день гулял со своей сестрой, которая приехала к нам в Тель-Авив из Эйлата, погостить какое-то время. Впечатления у неё остались очень хорошие от нашей столицы, многое ей понравилось… Но эта мерзавка Зильберманн сумела всё испортить. Я помню, как я неспешно бродил со своей сестрой, обсуждая политику и кандидатов в президенты, и тут появилась эта идиотка, решившая начать вопить о том, какой она хороший кандидат и почему люди должны за неё голосовать. Но моя сестра хотела отдать свой голос за другого человека, который, как потом выяснилось, стал президентом. Это сильно разозлило нашего кандидата, и эта мерзавка так разошлась, что она чуть не избила мою сестру! -Только из-за того, что твоя сестра хотела проголосовать за другого? — Конрад ошарашенно смотрел на товарища, получая лёгкий кивок в ответ. -Она, видите ли, будущее светлое обещала всем, а на деле ничего она кроме как для себя делать не хотела и не собирается даже! В этом вся Зильберманн. Она как фашист настоящий, только нет у неё крови на руках. Хотя всё может быть, Конрад. И, благо, я остановил эту идиотку: так бы я лишился сестры. Но, даже несмотря на это, она не стала перечить Зильберманн и просто сказала, что не хочет больше жить в стране, где будет править фашист-мерзавец. В тот же день она собрала вещи и уехала в другую страну, как выяснилось, навсегда. Я звонил и писал ей, она мне отвечала, уверяла меня, что с ней всё хорошо и ей там нравится, но я так и не смог уговорить её вернуться обратно в Израиль. И всё из-за этой мерзавки, понимаешь? -Наверное, этот случай и очернил репутацию Зильберманн, не так ли? Возможно, случайные прохожие заметили это всё и передумали отдавать свой голос за неё. -Дело не только в этом, — Феликс отмахнулся. — У этой мерзавки есть несколько скелетов в шкафу. Вообще поговаривали, что она ненормальная, однажды, вроде, вообще убила человека в порыве ярости, выстрелив из пистолета. -Как только её не посадили?.. — президент хлопнул себя рукой по лбу, отводя недобрый взгляд в сторону. -Она ж политик, а у всяких господ, пробирающихся к вершинам в политической сфере, чаще всего денег достаточно, чтобы откупиться и избежать уголовного наказания. Ты ведь сам понимаешь, простые люди не способны выдвигать свою кандидатуру в президенты. Политика — дело такое: тебе нужно либо иметь связи, либо быть владельцем толстого кошелька. А харизма — вещь второстепенная: ею блистают только те, кто смог пробиться. -Да уж, не очень славное прошлое у нашей Зильберманн, оказывается… — голос Штолтенберга звучал холодно и беспристрастно, словно глава государства даже не был удивлён. -Именно так, Конрад, и кто знает, чего она ещё может сотворить: она же ненормальная! Ты сам хоть читал её политическую программу? -Чушь! — громко и раздражённо воскликнул президент, взмахивая рукой в сторону. — У этой идиотки такая программа, что сам Бенито Муссолини аплодировал бы ей стоя! Это ж не политика: это какой-то… Фашизм! -Да, политическую программу хуже этой я ещё не видел, — Моргенштерн вновь поднёс чашку с кафе афух к своим губам, делая последний глоток залпом. Кофе был допит. Едва заметная грусть отражалась в голубых очах министра, устремлённых на пустой чашке. -И как теперь ты будешь есть торт шмарим? — Конрад приподнял бровь в некотором недоумении. — Ты разве не запиваешь еду? -Я повторю заказ, — совершенно спокойно ответил Моргенштерн. Как раз вовремя подоспел и улыбчивый черновласый юноша, нёсший два блюдца с аппетитными сладостями в руках. -Торт шмарим и пирожные! — с лучезарной улыбкой произнёс официант, ставя блюда перед политиками. -Извините, не могли бы Вы повторить кафе афух для меня? — голос министра вновь зазвучал привычно мягко, когда политик взглянул на молодого человека. -Конечно, для Вас всё, что угодно! — быстро кивнул юнец, шагая прочь и вновь оставляя товарищей наедине. Феликс не стал терять времени, горящими глазами глядя на торт шмарим и начиная поглощать блюдо через считанные секунды. Президент же с некоторым подозрением и интересом рассматривал принесённые ему пирожные. -О Господи, Конрад, ты чего не ешь? — поедая очередной кусок торта, с некоторым беспокойством поинтересовался Моргенштерн. -А я вот думаю… — Штолтенберг всё так же рассматривал пирожные, не отведав ни куска, будто бы не имея аппетита. — Ты ведь прав. Если эта Зильберманн в прошлом показывала себя как своеобразного фашиста, то что будет дальше? Она ведь, возможно, не сможет остановиться так резко, как хотелось бы. -Единственное, чему я радуюсь, — прожёвывая очередной кусок торта, начал министр. — так это тому, что она так и осталась на уровне представителя партии, а не власти. Страшно было бы, если бы это чудовище руководило страной: с такой-то политикой и до войны недалеко! И я сам не думаю, что она сможет вечно вот так держаться: у неё скелетов в шкафу предостаточно, надо только обнародовать всё, и дело в шляпе! -Хочешь сказать, даже деньги ей не смогут помочь? -Ой, я тебя умоляю!.. Какие деньги позволят смыть позор, который останется в памяти у всех граждан страны, если не мира? -А ведь ты прав, — Конрад наконец откусил небольшой кусочек пирожного. Превосходный сладостный вкус пришёлся президенту по душе, его лик озарила счастливая улыбка, небесно-голубые глазв слегка засияли. — Господи, какое вкусное пирожное! -Я тебе говорил, здесь ничего плохого не приготовят! — быстро закивал министр, доедая торт. — Не знаю, чего ты сюда не заходишь… Неужели потому, что здесь кафе боц не подают? -Да что ты заладил про кафе боц?! Постоянно, как ни захочу куда-нибудь сходить, ты вечно начинаешь про кафе боц твердить, где он есть, а где его нет — сам разберусь! -Извини, Конрад, — Моргенштерн виновато опустил голову, отводя грустный взгляд в сторону. -О. Ничего страшного, это я сам вспылил, — покачал головой Штолтенберг, поедая пирожное. -Ваш кафе афух, Герр Министр! — улыбчивый юноша появился будто из ниоткуда, прервав разговор политиков и ставя чашечку ароматного кофе перед Моргенштерном. -А, спасибо, молодой человек, — министр тепло улыбнулся, поднося чашку к губам. -Вас рассчитать? — стоило зайти речи о деньгах, как улыбка официанта стала чуть шире. -Конрад, ты будешь что-нибудь ещё заказывать? — Моргенштерн взглянул на товарища, пытавшегося доесть очередное пирожное, опустошая блюдце. -Ох, нет, Феликс, с меня достаточно, — прокряхтел президент, потирая живот и вызывая добрую усмешку у министра. -Да, рассчитайте нас, пожалуйста, — кивнул юноше Моргенштерн, после чего молодой человек порхающей походкой удалился. -Боже, я так наелся… Не думал, что эти пирожные будут такими сытными! — Конрад явно не хотел покидать место, продолжая потирать свой живот и лениво вытаскивая бумажник из кармана брюк. — Сейчас достану несколько шекелей… Без сдачи: пусть они себе процент чаевых оставят: заслужили. Министр, залпом выпивая кафе афух из чашки, с удивлением наблюдал, как президент вытащил из бумажника двести шекелей, щедро кладя их на стол и ожидая улыбчивого юнца. На радость товарищей черновласый официант явился со счётом через считанные мгновения. -С вас двадцать пять шекелей! — восторженно объявил юноша. -Двести, — устало пробормотал Штолтенберг, протягивая молодому человеку деньги. — Остальное — чаевые. -О. С-спасибо, Герр Президент… — юноша переменился в лице, он был явно растерян, получив внушительную сумму от самого главы государства, хоть и сумел робко улыбнуться. -И Вам спасибо за сытный ужин, — кряхтя, президент вышел из-за стола. За ним последовал и министр образования. — До свидания. -До свидания, приходите ещё! — улыбчивый юнец проводил взглядом уходивших политиков до тех пор, пока те не скрылись из виду, покинув помещение. -До чего чудный молодой человек, — с доброй улыбкой заметил Штолтенберг. -Это точно. А там вообще хорошие люди работают, я ж туда не в первый раз пришёл! — Моргенштерн вновь не смог сдержать добрую усмешку. — Что ж, час, должно быть, уже поздний, пора нам по домам расходиться, не так ли? -Эх, надо бы домой, спать идти… — потянувшись, протяжно зевнул президент. — Завтра ж опять на работу: тяжела жизнь политика… -Согласен, — заметил Феликс. — Что ж, увидимся завтра, на работе! -Увидимся, Феликс, — Штолтенберг помахал своему товарищу, шагая прочь, совершенно один, по широкой пустынной дороге, освещаемой холодным светом фонарей и лунными лучами, освещавшим путь одинокому страннику. Один шагал по дороге и министр образования Феликс Моргенштерн, с сияющими глазами глядя на прекрасную картину ночного пейзажа: чёрная пелена простиралась над ним, большой белый диск луны был окружён сотнями крошечных белых звёзд, и казалось бы, что всё заснуло под этой тьмой ночи. Прекрасная ночная пора… Однако Моргенштерн недолго наслаждался видами ночного города, ведь на его пути вскоре встал сероглазый блондин, державший папку за пазухой, его взгляд источал истинное беспокойство, а губы едва дрожали. -Посол Файнберг?! — в недоумении застыл министр, его сердце быстро забилось, когда он начал осматривать блондина. -Да, извините, что отвлекаю Вас, но… Это очень срочно: понимаете, я поддерживаю связи с Хайнрике Зильберманн, и я… — посол не мог закончить свою речь, его голос дрожал, будто он мог вот-вот закричать или расплакаться. -Что эта мерзавка опять хочет?! — едва не кричал Моргенштерн, министра вновь охватила ярость, сердце неистово забилось в груди, когда политик вновь услышал имя своего врага. -Понимаете, я знаю, что это может очень плохо кончиться для меня, но… Вот, возьмите это, — Файнберг протянул папку с документами Феликсу. — Только, пожалуйста, не говорите ничего Фройляйн Зильберманн про то, что я Вам отдал это! -Глаза б мои вообще не видели эту мерзавку! — резко ответил Моргенштерн, забирая документы и удаляясь прочь: политику не терпелось добраться до дома, чтобы узнать, о чём хотел сообщить посол. Политик шагал достаточно быстро, почти что бежал. Вот уже через несколько минут показался дом. Министр облегчённо вздохнул, ключом открывая входную дверь и шагая вверх по лестнице до нужного этажа. Вот уже перед его глазами предстала дверь в квартиру. Второй ключ смог открыть дверь, и Моргенштерн шагнул внутрь, запирая замок. Пришло самое время узнать о той страшной тайне, о которой не велел рассказывать посол. Феликс открыл папку, вытаскивая несколько листов и фотокарточек, и ужаснулся от увиденного. -Этого… Не может быть!.. — в истинном неверии и ужасе прошептал министр, глядя на содержимое папки: он давно знал, что Зильберманн скрывала немало скелетов в шкафу, но даже министр не мог подумать о том, насколько ужасными они могут быть.