Die himmelblaue Augen

Ослепительно-белый диск солнца продолжал неохотно заходить за горизонт, всё так же освещая нежно-сиреневое вечернее небо, тусклый свет падал на широкие тропы, по одной из которых неторопливо шла пара влюблённых, рука в руке, нежные взгляды их очей изредка встречались, и очаровательные улыбки заставляли лица молодого человека и девушки сиять от нежности и теплоты - того самого чувства, которое именовалось любовью, искренней и чистой. Его рука крепко сжимала её ручку, будто бы боясь отпустить, одним движением её ручка была поднята, и тёплые губы одарили её коротким, лёгким, но таким нежным поцелуем. От галантного жеста щёчки девушки покраснели, неуверенный смешок сорвался с её губ, когда серые глаза с искренней теплотой и милой робостью посмотрели на президента. -Эрика, ты таки хотела мне что-то сказать? - молодой человек нарушил тишину, заставив девушку вздрогнуть. -Д-да, Конрад, - кивая, тихо ответила Нойманн, серые глаза вновь робко отвели взгляд от главы государства. -Хм, и что же это? - лукавый взгляд голубых глаз вновь заставил министра культуры вздрогнуть. -Ах, неважно, Конрад, - бледная ручка поднялась на считанное мгновение, будто бы отмахиваясь. - Это всего лишь глупость... -Министр культуры Эрика Нойманн! - с ироничной серьёзностью громко произнёс Штолтенберг. - У людей, обращающихся к главе государства, не бывает глупых вопросов! Тем более, ты сама член правительства, так что я внимательно слушаю твой вопрос! Неловкий смешок сорвался с губ Эрики, серые очи всё так же старательно избегали взгляда глаз цвета неба. Девушка понимала, что должна была спросить об этом в любом случае - казалось бы, всего лишь один вопрос, однако сколько нужно было мужества, чтобы задать его, тем более - самому главе государства, авторитарному еврею Конраду Штолтенбергу. Наконец, набрав побольше воздуха в грудь, Нойманн осмелилась, нежная ручка сильнее сжала грубую руку президента, когда серые глаза наконец взглянули в небесно-голубые очи. -Конрад, я давно хотела спросить... А Вы правда не боитесь такой большой ответственности? Вы ведь в ответе за всю страну, даже не города или округа... - Эрика вновь отвела взгляд серых глаз, пытаясь скрыть свою очевидную милую робость, которая так очаровывала президента. -Трусы не выдвигают свою кандидатуру на должность президента! - хмыкнул Штолтенберг, хитрая улыбка так подходила к лукавому взгляду его очей цвета неба. - На посту президента есть место только смелым, решительным и ответственным личностям, а таковых не так уж и много. Тут важна не только умелая агитация и безусловная харизма, но ещё и крепость духа наравне с силой воли. Понимаешь, милая? От приятного обращения сердце Эрики забилось так быстро, будто бы могло в любой момент выпрыгнуть из груди, серые очи засияли от счастья, с искреннейшей любовью глядя на главу государства. -Безусловно, Конрад! - быстро кивнула девушка, всё с таким же теплом и искренней добротой глядя на президента. -Умница, - его спокойный голос был приятен подобно нежному бархату, небесно-голубые глаза смотрели на девушку с теплейшей добротой и любовью, когда президент слегка наклонился, нежно касаясь губами её лба. -О, Конрад! - с прелестным очарованием хихикнула Эрика, вновь отводя смущённый взгляд в сторону. - Вы такой... -Какой? - лукаво улыбнулся глава государства, наблюдая за каждым движением девушки. -А... Очаровательный! - Нойманн не смогла сдержать очередной робкий смешок, вызывая ухмылку у Штолтенберга. -Хм, я никогда не думал, что я очарователен, - с прежней ухмылкой ответил Конрад. - Я всегда думал, что президенты не могут быть очаровательными. -А кто же тогда по-Вашему очаровательный, Герр Президент? -Не Герр Президент, а просто Конрад, и, скажем... Знаешь Эрику Нойманн? Это наш министр культуры. Вот она очаровательная! -Конрад! - просипела министр культуры, очаровательная улыбка озарила её милое личико. - Ну, что Вы, Вы меня таки смущаете! Они так и общались, неспешно бродя по широкой тропе, не замечая, как солнца почти скрылось за горизонтом, и лишь последние лучи освещали путь двум влюблённым. Сиреневое небо потемнело, уже наступила пора сумерек, когда солнце почти исчезло за горизонтом, но луна так и не показывалась. Штолтенберг вскоре понял, что час был уже достаточно поздний, однако расставаться с Эрикой до следующего дня ему так не хотелось, он так хотел побыть с ней хотя бы ещё немного времени... -Эрика, может, я провожу тебя до дома? Времени-то уже много, - предложил Конрад, крепче сжимая руку министра. -Это... Было бы чудесно! - девушка с искренней добротой и счастьем посмотрела на президента, серые глаза встретились с небесно-голубыми, вновь сердце Нойманн затрепетало от нежности и теплоты, когда палец Конрада нежно провёл по гладкой ручке Эрики. -Такие нежные, - тихо произнёс Штолтенберг, надеясь, что его не услышат, но министр не смогла сдержать очередной милый смешок. Конрад не отрицал своих чувств, он слишком сильно любил Эрику, он боялся потерять её, боялся расстаться с ней даже на короткий срок, и каждый шанс увидеться с ней был для него наивысшим счастьем, как тот самый миг, когда президент шёл с ней рядом, рука в руке, очи цвета неба с такой теплотой любовались на сероглазую черноволосую красавицу - в сердцах Конрад благодарил судьбу и бога за это чудное, бесценное мгновение. -Вот и мой дом! - радостно воскликнула Нойманн, показывая рукой на возвышавшееся до самых небес огромное многоэтажное бело-коричневое кирпичное здание - жилой небоскрёб со множеством этажей и ещё большим количеством проживавших людей. -Видимо, мы увидимся завтра? - с тёплой улыбкой спросил Конрад. -Да, завтра мы ещё обязательно встретимся! Леит*, Конрад! - одарив президента быстрым поцелуем, помахала рукой министр. -Леит, Эрика, - помахал в ответ Штолтенберг, направляясь прочь. Это было чудное мгновение, которое казалось президенту бесценным, словно настоящее сокровище, которое нельзя было приобрести ни за какие деньги, и он был благодарен судьбе и богу за это, за то, что у него была такая очаровательная девушка, а главное - что по воле судьбы они были сведены вместе своими должностями, ведь в политике было место не только для обязанностей, но и для любви.