Impossible comes true

      Every night I lie in bed       The brightest colors fill my head       A million dreams are keeping me awake       За последнее время им приходилось часто переезжать. Жизнь была той еще полосатой зеброй, но черные полосы почему-то все тянулись и тянулись, медленно и просто-таки препротивно. И хоть неудачи неизменно встречались с улыбкой на лице и теплой надеждой в сердце, что такие неприятные гости задержатся ненадолго, вскоре засияет солнце ярко-ярко, а серые тучи скроются с глаз долой, положение все равно было невеселым. Жизнь как будто бы задалась целью отучить от оптимизма раз и навсегда.       Крупной неудачей под номером один было банкротство судоходной компании. Затонули корабли в чужеземных морях… А вместе с ними пошли ко дну и надежды наконец-то реализовать себя. Впрочем, работа была скучнейшей. Козетта прекрасно знала, что ее отец — это не просто какой-то там среднестатистический клерк с невеликим жалованием, но зато с целыми кипами бумажной работы в придачу. Козетта невероятно гордилась своим отцом, потому что был он, во-первых, самым настоящим волшебником, во-вторых, великим путешественником (пусть и путешествия чаще всего начинались и заканчивались на страницах потрепанных книг), наконец, носил он почетное звание Мечтателя. А истинных Мечтателей найти было непросто.       Новость об увольнении Козетта восприняла спокойно. Она уже давным-давно научилась бороться и с грустью, и с печалью, смотреть в будущее и надеяться только на лучшее. А еще она просто хотела быть хорошей дочерью для своего отца и с этой ролью справлялась замечательно.        — Не переживай, пап.        — Я и не переживаю. Признаться, я и сам хотел уволиться. Одно начальство чего стоит! Представь себе, они отправляют в дальние плавания корабли навстречу неизведанному… и при этом начисто лишены всякого воображения.        — Повод начать все с чистого листа, верно? Готова поспорить, у тебя уже есть кое-какие идеи.        — Ты абсолютно права, милая.       Отец улыбался своей особенной самой-самой чудесной улыбкой. Значило это лишь одно: кипучие идеи отчаянно рвались на волю — без сомнений, одна другой неожиданнее и интереснее. Улыбался загадочно и тщательно оберегал свои секреты. Козетта на отца немного обижалась. Сюрпризы — это, конечно, хорошо, но она уже давно не маленькая, пора бы понять Жану Вальжану, что иногда совет дочери может быть намного полезнее всех тайн и загадок. Особенно, если положение дел все же шатается из стороны в сторону и так и норовит рухнуть вовсе. Но в неведении мучилась девушка не так уж и долго: не прошло и недели, как отец торжественно объявил, что приглашает Козетту в уникальное место, где самые смелые фантазии становятся явью.       И вот, стоя у входа в музей восковых фигур, Козетта просто не могла поверить, что теперь они с отцом открыли для себя двери в мир искусства. Ведь еще недавно были без гроша. А теперь, кажется, все налаживается — с громоздких букв старенькой вывески и начинается новая жизнь.        — Пойми меня правильно, пап. Это здорово, правда, здорово…        — Но? Тебе не нравится?        — Нравится! Очень нравится! И все же одно «но» есть.       Тут Козетта постаралась придать лицу чуть ли не суровое выражение. Получилось не очень убедительно — отец лишь лучезарно улыбнулся.        — Так, кажется, ты на меня злишься. В чем дело?        — Деньги. Мы смогли приобрести целый музей! Но как?! Признавайся, ты нашел клад?        — Искать долго не пришлось. Помнишь те самые невезучие корабли, из-за которых мне пришлось попрощаться с должностью?        — Ты хочешь сказать, что…        — Именно!       И Козетта не выдержала. Звонко-звонко расмеялась.        — Гениально! Ты гений, папа! — глаза горели совершенно детским восторгом. Поистине гениально.       И все-таки внутри музей или «театр», как его уже окрестил отец, был мрачноватым местечком. Может, потому что животные, искусственно смотревшие черными глазами, выглядели немного грустно-печальными — словно скучали без посетителей, запылившиеся и уже порядком потрепанные. Безмолвные фигуры восковых «артистов театра» казались даже жутковатыми. Но Жан Вальжан вовсе не намерен был поддаваться такому невеселому настроению. Вероятно, прежде чем заключить сделку, он успел исследовать все уголки этого таинственного здания. Своим приобретением он явно был очень горд.       Смутил Козетту, пожалуй, лишь непонятный молодой человек, неизвестно как оказавшийся в музее. Очевидно, он шел в комплекте с восковыми фигурами. Отец тотчас же наградил паренька какими-то мудреным фантастическим титулом. Молодой человек новое звание сразу отверг, представился как Монпарнас и заверил, что, возможно, таких титулов он и не заслуживает, но звание лучшего вора носит с достоинством.        — Вора? — поморщилась Козетта.        — Хотел украсть у меня бумажник, — беспечно отозвался Вальжан.        — К вашим услугам, мадемуазель, — поклонился юноша. — Для вас могу украсть все, что угодно.       С максимальной возможной вежливостью Козетта ответила, что лучше уж господину Монпарнасу себя утруждать не стоит. Несмотря на то, что отец вовсе не обращал внимания на этого престранного субъекта, девушка все же не забывала об осторожности, во время экскурсии по театру то и дело косясь в сторону нового знакомого.       Да, театр стоило подлатать. Был он скучным и грустным… Но отец и дочь были уверены, что продлится такое не долго. Начиналась новая глава жизни.

***

      Ласковым синим вечером поднималась Козетта вверх по чуть покосившейся лесенке, опасной на некоторых ступеньках, но уже довольно-таки привычной. Угадывались нужные ступеньки и в сумерках, ловко взбегали вверх ноги в мягких дешевеньких туфлях. Жили почти что на чердаке — на самой-самой вершине. И хоть ютиться приходилось в жилище скромном, в распоряжении была крыша, а значит, и весь бескрайний звездный небосвод. Чего еще желать мечтателю?       Козетта и сама знала, что на этот раз припозднилась, задержалась у подруги на минуту-другую, где-то отвлеклась, а где-то задумалась, замечталась… Она была почти уверена, что отец не отругает. Да и вообще надеялась застать его мирно спящим. Но стоило лишь осторожно притворить дверь, как из комнаты уже откликнулись приветствием. Будто почувствовал бесшумные шаги дочери.       Девушка скинула туфли, подошла к отцу, все сидевшему за небольшим письменным столом, обняла.        — Прости, задержалась.        — Ничего страшного.        — А ты, наверное, ждал…        — Ждать пришлось не так уж и долго. К тому же, за книгой время пролетело почти незаметно.       Козетта любовно погладила ветхий переплет. Раскрыла когда-то так любимую книгу сказок.        — «Мальчик-с-пальчик»? Ты шутишь.        — Что-то имеешь против сказок?        — Разумеется, нет!       Неуловимо это было, но она сразу поняла, что отец чем-то расстроен… нет, скорее, озадачен.       «Неужели театр?» — подумала она.        — Трудный был день?       Лишь по уставшему взгляду уже было ясно, что выдался день нелегким. Но Вальжан ответил бодро, как будто и не тяготили его раздумья:        — Без трудностей и не бывает побед.        — Сколько билетов продал?       Он помрачнел, но все же растерянно кивнул:        — Да, продал…       Козетта взяла руку отца в свои ладошки и попросила, глядя в глаза:        — Расскажи, что случилось.       Он вздохнул.        — Публика не вдохновляется. Я даже не знаю, как все исправить, в каком ключе мыслить…        — Ты — и вдруг не знаешь? Не верю! Что с тобой? Ты же никогда не сдаешься.        — Я и не сдаюсь. Но затея вышла не такой уж блестящей.        — Знаешь, пап, — Козетта обвела глазами комнату и вдруг, загоревшись идеей, выпалила, — а что, если животные были бы живыми?        — Живыми? — переспросил Вальжан.        — Ну да. Твой театр замечательный, но, по-моему, ему не хватает жизни. Чуть-чуть.        — Спасибо за совет, Козетта.        — Разве это совет? — удивилась девушка. — Я просто так сказала. Но, зная тебя, вполне возможно, что ты найдешь способ оживить этих зверушек.        — А вот посмотрим.       И Вальжан вновь заулыбался. Какой-то потайной жизнерадостный огонек, зовущийся идеей вдруг вспыхнул и чуть ли не солнечным лучиком осветил мягкий сумрак.