Выбор бессмертного ветра

      Жизнь, как ни странно, потекла своим чередом. Деревенские до сих пор поглядывали на Кагуру с подозрением, но не отрицали определённую полезность её странного поведения. Отряд демоноборцев до сих пор нуждался в пополнении припасов, а дорога к ним всё ещё лежала мимо страшного леса. Вследствие этого и Кагура продолжала нести свой почётный долг подносчика.       Впрочем, ей это совсем не было в тягость. Шла она медленно, путешествие туда и обратно стабильно занимало несколько часов, позволяя отлынивать от опостылевшей деревенской работы. С каждым днём в ней оставалось всё меньше от Юки и всё больше хотелось плеваться ядом. Просыпалась память тела и исчезали навыки, наработанные предыдущей его хозяйкой за долгие годы. Вся утварь валилась у Кагуры из рук, она несколько раз чуть не опрокинула вёдра и чуть не истоптала чужие посевы. Замечая потуги «внучки», бабушка не переставала хмуриться и поджимать губы. Оценивая происходящее бессонными ночами, Кагура пришла к выводу, что в прошлой жизни ей вряд ли приходилось заниматься подобными скучными вещами.       А на полянке демоноборцев всё оставалось по-прежнему. Росла загадочная картина, теперь заботливо прикрываемая от дождя плотной тканью. Кагура редко заставала в лагере кого-нибудь, кроме Рин. Девушка всегда жизнерадостно её приветствовала и добавляла несколько ничего не значащих фраз. Кагура вымученно ей улыбалась и спешила уйти. Раз за разом она замечала искорки грусти и легкого недоверия в глазах Рин. Плутовка, она давно всё знала и лишь продолжала играть роль, которая была ей удобна.       Кагура возвращалась в деревню далеко не сразу. Куда роднее ей стал лес, который больше ничуть не страшил. Она бродила по еле заметным тропкам, касалась рукой шершавой коры деревьев, наблюдала за активно колышущимися демоническими отростками. Ожившие корни почему-то льнули к ней, ласкаясь пуще голодной кошки. Кагура до сих не могла взять в толк, почему так происходит. Был ли демон, подаривший ей жизнь, этому причиной? Кем маленькие демоны считают её? Сестрой?       Стоило ей вспомнить что-то необычное, начинала болеть голова, к горлу подкатывала горечь. Тогда она прислонялась к одному из деревьев или оседала на землю, позволяя корням обвить её. Перед глазами снова вспыхивали картинки. Маленькая девочками с белоснежными волосами, каменным лицом и пустым взглядом. Кагура моргала — и в руках неизвестной появлялось вычурное круглое зеркальце. Значило ли, что в прошлой жизни та девчушка была её сестрой? Они ведь совсем не похожи. Хотя Кагура не могла быть уверена — она так и не сумела разглядеть в глади воспоминания свое отражение.       Веер пришёлся весьма кстати, когда Кагуре в первый раз потребовалось выбраться из ловушки корней. Она тогда вытащила его из-за пояса и махнула наугад, даже не ожидая эффекта. А он не заставил себя ждать — неглубокая черта возникла на дереве напротив, рассыпав несколько щепок. И снова воспоминание. На этот раз множество вихрей, столпы поднимающейся пыли.       Путь к свободе Кагура прорубила за несколько минут, чувствуя, что с каждым взмахом ветер подчиняется ей всё охотнее.       Следом нашлась и игра, затянувшая её на долгие часы. Она уловила его запах, донесшийся из глубины леса. Сердце отчего-то забилось быстрее, и Кагура пошла вперед, радуясь тому, что оказалась с наветренной стороны. Осторожно выглянув из-за дерева, впервые с той памятной ночи она увидела Сещёмару.       Когда же она перестала бояться его, перестала покрываться мурашками от стужи его ауры? Пока Кагура пыталась припомнить, что чувствовала в момент, когда он бесцеремонно подхватил её на руки, Сещёмару вдруг поднялся в воздух и камнем упал в воду. Крылом взметнулось серебро его волос, и Кагура задохнулась воспоминанием, ударившим её с особой силой.       Она опустилась на землю, судорожно стискивая веер и глядя в пустоту широко распахнутыми глазами. Она помнила!       Помнила, как точно так же выглядывала из надёжного укрытия деревьев, как с силой ей — и ему — хлестал в лицо ветер, заставляя длинные пряди подниматься и опадать в неуловимом ритме. Как на танец пламени костра, на него можно было смотреть бесконечно. И она смотрела, и к чувству невообразимого восхищения примешивалась тогда терпкая горечь непрощённой обиды и обречённости.       Очнувшись в первый раз, она тут же кинулась прочь, спиной чувствуя обращённый на себя пронзительный взгляд. Но нет, он не мог её видеть, при всём желании не мог.       Уже на следующий день она петляла по лесу, ловя ставшие родными потоки ветра. Оставаясь под его защитой, она наблюдала за монотонной работой Сещёмару — грациозный нырок и плавное возвращение обратно, раз за разом — с непонятной тревогой. Сначала Кагура думала, что сознание вновь вступает в конфликт с душой Юки, до чёртиков боявшейся грозного демона. Но чем сильнее она пыталась сопротивляться, тем глубже осознавала: эти метания целиком и полностью принадлежали именно ей, Кагуре.       Что же такого он сделал, что она, теряясь от его силы и величия, не могла справиться с подступающим гневом?       А время продолжало неумолимо течь дальше, грандиозный рисунок разросся до таких размеров, что Кагура поняла: вот-вот он будет закончен.       Знаменательного дня Кагура ждала с облегчением и одновременно беспокойством. Она знала, что, закончив работу, демоноборцы тут же уйдут. И ей, и им станет легче. Они перестанут многозначительно перемигиваться, если она случайно застанет их на поляне, монаху не нужно будет выжимать из себя неискреннее «госпожа Юки», больше походящее на издевательство, не нужно будет терпеть скрещенные на себе жалостливые — и коронный недолюбливающий от Инуяши — взгляды. Кагура не пыталась поговорить с ними, не пыталась уверить, что с ней всё в порядке и она со всем справится. Она и сама в это не верила. Но каким бы ни было их отношение к ней, она всё равно была благодарна за ту сторону жизни, что они ей открыли.       И самое главное, больше всего будоражащее душу… Вместе с ними исчезнет и Сещёмару, которого она никак не могла поставить в один ряд с остальными. С него началась эта история, с его холодного взгляда, который обжёг ничего не подозревающую Юки, и с его уходом она закончится.

***

      В тот день Кагура появилась на полянке раньше обычного, застав обретший завершение рисунок. Заприметила и необычную деталь — жирный чёрный крестик, к которому неровными дугами сходились все присутствующие на рисунке линии.       — Сегодня всё закончится, да? — поинтересовалась Кагура у притихшей Рин.       — А? — встрепенулась девушка, явно её не заметившая. — Да, сегодня. Мироку сказал, что ошибки быть не может. Они долго работали и учли все погрешности.       — Здорово, — отозвалась Кагура, хотя так до конца и не поняла, чем странная компания занималась всё это время и зачем это было нужно. — А ты чего такая грустная, Рин? Неужели тебя не взяли с собой?       Рин возмущённо надула губки и кивнула. Она сидела возле многострадальных листочков пергамента, обхватив колени руками, и явно скучала.       — Кохаку сказал, что это может быть слишком опасно! — воскликнула Рин, и ей вторило несколько шумных ударов, донёсшихся со стороны леса. — А мне, может, интересно, как оно всё закончится.       — Он беспокоится о тебе, Рин, — проявила Кагура чудеса сообразительности, — и не хочет тебя потерять, что бы там ни случилось.       — Потерять… — эхом повторила Рин, прикрыв глаза. Затем распахнула их, плотно сжав губы. — Как будто я боюсь потерять его меньше, чем он меня!       Кагура с ответом не нашлась, но от неловкой паузы их спасли чёрные точки, стремительно приближающиеся со стороны леса.       — Что… — Они возникли над макушками граничных деревьев так быстро, что Кагура не успела даже подумать, откуда они могли взяться. — Берегись, Рин!       От первой крылатой тени Кагура увернулась, с ужасом понимая, что стена тварей только что отрезала её от Рин. Не думая больше ни о чём, отточенным движением она распахнула веер и взмахнула наискось, поднимая самый настоящий — первый в своей новой жизни — вихрь. Тварей закружило в нём и разметало по всей поляне. Ударяясь о землю, они корчились несколько мгновений и таяли в гнусно пахнущей дымке.       А Кагура с замирающим сердцем смотрела в ту сторону, где сидела раньше Рин. В рассасывающемся вихре и обрывках не выдержавшей такого испытания карты проступала хрупкая фигурка девушки. Рин стояла чуть пригнувшись, крепко сжимая что-то в руке. На щеках и руках её пестрели свежие царапины, но у ног таяли твари, сражённые вовсе не смертоносным вихрем Кагуры.       Рин выпрямилась, убедившись, что чёрных теней не осталось, и медленно повернулась к Кагуре лицом. В руке она боевым хватом держала довольно длинный кинжал, который при других обстоятельствах можно было бы принять за аптекарский нож. С его лезвия медленно испарялась кровь побеждённых существ.       — Ух, — выдохнула Кагура через несколько томительных мгновений. — И не думала, что ты так… умеешь.       — Ты запомнила меня совсем другой, верно? — хмыкнула вдруг Рин, резким движением смахивая остатки крови с кинжала и убирая его в простенько украшенные ножны. — Ты права, я совсем не люблю сражаться. Но мне пришлось научиться… — Девушка окинула поляну грустным взглядом. — Потому что порой это единственный способ выжить.       Кагура отвела глаза. Не окажись здесь её, не окажись у неё волей случая демонических сил, Рин навряд ли бы справилась со всей сворой в одиночку. И тем не менее она так спокойна, будто готова ко всему на свете.       — Они прилетели со стороны креста, — подала голос девушка, вглядываясь в небо, которое с поразительной скоростью затягивали тучи.       — Креста? А… — Кагура глянула на место, где прежде лежала карта. От неё теперь остались лишь несколько листочков, сиротливо придавленных особенно тяжелыми камнями.       — Побежали! — крикнула Рин, вновь вынимая кинжал.       Бежала она, конечно же, в сторону леса, хотя стоило бы в противоположную. Кагура тихо вздохнула, понимая, что отговаривать её нет смысла. Поэтому припустила следом — не оставлять же сумасбродную девочку одну-одинёшеньку.

***

      Надо признать, работали демоноборцы оперативно — к грандиозному сражению Рин с Кагурой опоздали.       Первым делом они наткнулись на потрёпанного Кохаку, и тот не успел даже толком удивиться. С тихим всхлипом Рин бросилась ему на шею, явно вкладывая последние силы в поражающее своей крепостью объятье. Кохаку оторопел сначала, затем растерянно погладил её чуть спутавшиеся волосы. Чем дольше он смотрел на любимую, тем больше царапин замечал и тем ощутимее белело его лицо. Голос сорвался на хриплый шёпот, но неразборчивый монолог о целебных травах Рин всё равно не слушала. Только мотала головой, силясь скрыть выступающую на глазах влагу.       Кагура тактично отвернулась, увидев наконец поле недавней битвы. Полюбовалась на глубокие борозды в земле, пропаханные чем-то довольно толстым и гибким, пожухшую, местами почерневшую траву и, что самое главное, — глубокую неровную воронку в центре. Выглядела она так, будто некто очень сильный упорно швырял в землю смертоносные, всё пожирающие шары идеальной формы. Кагура дёрнулась. Один такой шарик пришёлся бы ей как раз на половину тела. Кому бы ни принадлежало это оружие, новоиспечённой демонице внезапно расхотелось затевать споры вообще с любым существом, присутствующим в округе.       Земля на срезе переходила в камень. Из трещин в породе потихоньку стекала вода, образуя на глубине воронки мутную лужу. Кагура не сразу заметила виновника произошедшего: маленькое, явно обессилившее создание с короткими отростками-щупальцами корчилось на самом дне, отчаянно пытаясь слиться с окружающим пространством. Однако никто не обманулся.       Все демоноборцы, кроме занятого Кохаку и самодостаточного Сещёмару, столпились на краю, о чём-то тихо переговариваясь и не спуская с поверженного противника глаз. Обговорив, похоже, детали, выслали вперед одновременно и смелого, и гуманного — Мироку. В несколько прыжков добравшись до дна, тот потыкал существо навершием посоха. Ощутимой реакции монах не дождался, поэтому с видимым облегчением прихлопнул злостного демона урной, явно заранее припасённой и чудом уцелевшей в творившемся кругом катаклизме. В воздухе громом раздался победоносный «хлюп». Быстро перевернув урну, Мироку накрыл её горлышко толстым кожаным лоскутом и торжествующе поднял над головой.       Кагоме захлопала в ладоши, Инуяша вскинул свой огромный меч с воодушевлённым возгласом, Сещёмару на противоположной стороне воронки хмыкнул. Кохаку из борьбы явно выпал, погребённый эмоциями сильно тревожившейся жены.       А Кагура поводила глазами из стороны в сторону, внутреннее готовясь к очередной пакости. Ведь не могло же всё закончиться настолько просто и быстро?..       Закончилось.       Демоноборцы начали расходиться, оставляя погром позади себя доказательством честно выполненной работы. Кагура хотела было снова незаметно отступить, но, мазнув взглядом по начинающему светлеть небу, передумала. Пробралась к Мироку, который при первом же взгляде на неё в защитном жесте рефлекторно прижал к себе урну.       Кагура цыкнула недовольно, но комментировать не стала. Всего лишь честно поведала о чёрной напасти, которую отважные демоноборцы упустили из виду. Дружелюбные птички, недавно поднявшиеся над лесом, наверняка во все стороны разлетелись.       — Разберёмся, — с серьёзным видом кивнул Мироку, выслушав её, и тут же осчастливил друзей новым заданием: — Инуяша, госпожа Кагоме, Коха… А, ладно… Идите сюда!       А Кагура всё-таки ушла, напоследок поймав на себе раздражённый взгляд Сещёмару и отомстив ему взглядом не менее хмурым. По крайней мере, она надеялась, что выражение её лица получилось действительно грозным.

***

      На ставшей родной, но разгромленной теперь полянке Кагура чувствовала себя неуютно. Обитатели, похоже, сюда ещё не возвращались, а появление Мироку предпочтительнее было бы переждать в безопасном месте. Если так подумать, это он больше всего носился с картой, но пока не видел, что с ней стало. Обидно, наверное, когда труд долгих дней погибает столь бесславным образом.       Хрустнули ветки. Кохаку вынес из леса Рин, вяло брыкающуюся у него на руках и уверяющую, что она прекрасно дойдет и самостоятельно.       Кагура улыбнулась. Они улетали, прощались с ней самыми первыми: некоторые раны Рин оказались довольно глубокими и требовали бережного ухода, который в подобном месте обеспечить было бы затруднительно.       Прежде чем залезть на Кирару, Рин-таки вырвалась из цепкой оберегающей хватки Кохаку и подбежала к Кагуре. Обняла неожиданно, настолько, что у той аж перехватило дыхание. Они были почти одного роста, и широко распахнутые глаза Рин, лучащиеся благодарностью, оказались прямо напротив. Рин улыбалась.       — Спасибо за то, что сделала для меня! — искренне воскликнула она и добавила уже тише: — Береги себя, ладно? И его тоже…       — Его? — хлопнула глазами Кагура, неловко обнимая девушку в ответ.       — Спасибо, что спасли мою жену, госпожа Юки, — поклонился тем временем Кохаку. — Мы никогда этого не забудем!       Пока Кагура собиралась с мыслями, Рин отстранилась и поклонилась подобающим образом, скрыв блеснувшее в глазах лукавство. Не успев толком распрямиться, оказалась верхом на Кираре: Кохаку, явно не любитель долгих прощаний, ловко подхватил её под мышки и усадил рядом с собой. Кошка-демоница взмыла в воздух, и последним, что услышала Кагура, было донесшееся издалека:       — До встречи!       Кагура махнула несколько раз в прощальном жесте и сглотнула подкативший к горлу ком. Так уж получилось, что из всех демоноборцев ближе всех она общалась именно с Рин. Только Рин не проявляла к ней открытой враждебности даже в минуту самых тягостных подозрений. А Кагура, погрязшая в самокопаниях, и не подозревала, насколько успела к ней привязаться.       «До встречи… Вот же плутовка! Разве мы ещё когда-нибудь встретимся?..»

***

      Следующим было неделимое трио. Несколько дней полудемон, жрица и монах бегали по местным достопримечательностям, искали следы пропавшей нечисти, с ней же и расправляясь. Судя по горячим благодарностям старосты, получилось у них неплохо.       Их уход Кагура застала мельком, так и не решившись подойти ближе. Во-первых, там был Инуяша. Во-вторых, — Мироку, который наверняка видел то, что осталось от карты. А Кагоме, с которой она толком не успела познакомиться, наверняка неплохо проживет и без её общества.       Прислонившись спиной к стене ближайшего дома, Кагура с ухмылкой слушала их последнюю перебранку.       — Наконец-то! — радостно восклицает Кагоме. — Отдых, удобная постель, никакого Нараку и никаких купаний в холодной воде!       — Почему никаких? — искренне изумляется Инуяша. — Озеро мы и рядом с домом найдём!       — И никакого Инуяши, у которого есть повод сбрасывать меня в воду, — устало уточняет Кагоме.       — Что?!       — Бестолковый Инуяша, ты нам с госпожой Кагоме столько листов попортил со своей излишней впечатлительностью, — шумно вздыхает Мироку.       — Он просто пользовался тем, что я в воде говорить не могу! — жалуется Кагоме, и голос её постепенно начинает удаляться.       — Эй, это ты меня сейчас бестолковым назвал?!       Кагура прыснула, отлипла от стены и направилась в противоположную от удаляющихся голосов сторону.

***

      Запах, раздражающий, злящий, не дающий покоя, никак не желал забываться. Крутился вокруг, пока Кагура стирала белье, пока догоняла уплывшее вниз по ручью, пока скакала вокруг полотна, запутавшегося среди мелких веточек.       Пока ходила туда-сюда с корзинами и вёдрами, пока подбирала рассыпавшееся и пока возвращалась вновь наполнить разлитое. Пока раз в минуту убирала за ухо надоедливую прядь, выбивающуюся из причёски.       Пока глядела на опустевшую поляну с тёмным пятном кострища и несколькими потрепанными листочками пергамента, умудрившимися пережить непогоду последних дней.       Пока пыталась забыться, всё отчетливее она понимала, что потеряла нечто ценное и невосполнимое.       Вздох, вырвавшийся у неё из груди, раздался синхронно с другим, ещё более душераздирающим. Кагура резко обернулась, лихорадочно шаря взглядом по ближайшим кустам.       Лягушка. Лягушка-демонёнок, единственный, про кого она благополучно успела забыть, притулился в уголке между деревом и пеньком, глядя перед собой отсутствующим взглядом.       Кагура подошла сбоку и участливо поинтересовалась, чувствуя, как в животе завязывается тугой узел и учащается дыхание:       — Джакен, верно? Что ты здесь забыл?       Демонёнок моментально вскочил на ноги и так переполошился, что потерял равновесие. Закачался из стороны в сторону, цепляясь за свой неизменный посох и грозясь им же стукнуть недальновидно подошедшую к нему Кагуру.       Кагура же увернулась, наклонившись сначала в одну, потом в другую сторону и проворно отпрыгнув на несколько шагов назад, в безопасную зону. В руке её распахнулся верный веер.       — Эй, что ты творишь? — нахмурилась она. — Убить меня хочешь?!       — Ты?! — возмутился только-только пришедший в себя Джакен. — Опять ты, женщина?!       — У меня имя есть, — раздражённо дёрнула бровью Кагура, тут же спохватившись: а представляться-то ей как, если он спросит?       Но спрашивать Джакен не стал, только рухнул обратно в свой уголочек, в отчаянии схватившись лапками за голову.       — У-у-у, горе мне, горе! — возвестил он в небо, вызвав сокрушённый вздох Кагуры. — Что же это делается!..       — Может, скажешь уже, что у тебя случилось?       Джакен замолчал, убрал лапку с одного глаза и задумчиво глянул на Кагуру.       — Зачем тебе это, женщина?       — Ты ведь с Сещёмару вертелся, да? Он что, всё ещё… здесь? — Последнее слово она выдохнула, не веря до конца в то, что произносит.       — Господин Сещёмару! — снова заныл Джакен, потеряв всякий контроль над эмоциями. — Горе мне! Совсем меня не слушает, ни слова не говорит мне, верному Джакену… — Тут он вдруг резко успокоился и забормотал: — Хотя, если так подумать, он мне нечасто что-то говорит, но тут уж совсем никуда не годится… — И снова заголосил, заставив Кагуру недовольно поморщиться: — Ходит, с места не двигается, молчит, как бы не случилось чего с великим господином Сещёмару!.. А может… Может, заболел?! Лекарство, нужно срочно искать лекарство!       Лягушонок сорвался с места так скоро, что Кагура не смогла бы его монолог ни словом дополнить даже в том случае, если бы захотела это сделать.       — Э, — только и произнесла она, глядя в пустоту между заполошно закачавшихся веток. — И что это было?       — Что ты снова делаешь возле леса? — холодно поинтересовались сзади.       Сердце, похоже, пропустило удар. Захотелось заметаться так же живо и эмоционально, как Джакен минуту до этого, но Кагура не позволила себе такой оплошности. Обернулась медленно, скрещивая руки на груди и с вызовом глядя на Сещёмару.       С наветренной стороны подошёл, гад.       — Ты слышал, что он только что говорил?       Сещёмару чуть приподнял брови.       — Джакен, — уточнила Кагура, начиная сердиться. Ведь и так было понятно!       — Джакен? — пренебрежительно отозвался он. — Пустой трёп.       Ладно, не хочет говорить о лягушке – больно надо настаивать.       — Так что ты здесь делаешь? — вопросила она. — Разве вы ещё не закончили с избавлением от ненавистного Нараку?       — Это был мой вопрос, — всё так же холодно и равнодушно отозвался Сещёмару.       Кагура почувствовала, как щёки предательского человеческого тела начинает заливать краской. Дурацкое чувство, уничтожающее всю её гордость бывшего демона! Кагура поклясться могла, что в её прошлой жизни подобного не случалось.       — Живу я здесь, — резко отворачиваясь, бросила Кагура. Мазнула рукой над затылком, снова собираясь схватить несуществующее перо, и выругалась под нос: — Чёрт!       Удалялась она под давящее молчание и буравящий её спину взгляд.       — Я буду здесь ночью.       Кагура не ответила.

***

      Иногда сложно найти объяснение тому, что ты делаешь. Вопреки разуму, вопреки чувствам — или следуя им, тем, в которых она не признавалась даже себе? — Кагура продолжала играть в давным-давно начатую игру.       Она вспоминала историю Рин. Их с Кохаку игра была на диво проста: открытая, честная, добрая и невероятно милая. И всего лишь одна, немерено оттого ценная — так гласили слова про единственный шанс.       Её же игра оказалась совсем другой. Болезненной, рвущей душу и гордость на части.       Она пришла к нему той ночью. И следующей. И следующей за ней. Ни слова правды не срывалось с её губ, ни слова правды она не слышала от него. Ей было одновременно холодно и жарко рядом с ним, её сердце разрывалось от неведомой тоски, причину которой она никак не могла вспомнить. Но впервые с той ночи, когда прозвучало её настоящее имя, она чувствовала себя по-настоящему счастливой.       Это была долгая игра, что велась в непроницаемых масках, случайными оговорками и чётко выверенными жестами. Чертовски долгая игра. У них ведь была уйма времени — так ей казалось.       Однако рано или поздно каждому приходится делать окончательный выбор.

***

      — Сегодня я ухожу.       Кагура отвела взгляд. Да, конечно, рано или поздно это должно было случиться. Он ведь не может сидеть здесь круглыми сутками и ничего не делать. У демонов, верно, тоже есть обязанности. Как её удручающих успехов стирка с готовкой, только помасштабнее да поважнее.       — Вот как.       Она поднялась, с сожалением выпуская из объятий кусочек так приглянувшегося ей белоснежного меха.       — Я пойду. Мне… надо кое-что сделать.       Он проводил её взглядом, но не сказал больше ни слова. А она не оборачивалась.

***

      Домой приходилось бежать, выжимая до капли ту скорость, на какую она только была способна. Бежать, обгоняя солнце и рассвет, что оно день за днем приносило.       Конечно, её отлучки не могли пройти незамеченными. Бабушка давно что-то подозревала, но Кагуре было всё равно: не объясняться же с ней, в самом деле: «Прости, родная, я по ночам не сплю — бегаю на свидания к кровожадному демону».       Только в этот раз что-то пошло совершенно не так, как должно было, и Кагура заметила это слишком поздно. Когда тебя встречают рано утром у ворот и уводят, крепко стиснув предплечье и пытаясь давить радушную улыбку, в пору напрячься. Только вот Кагура чересчур глубоко ушла в свои мысли.       Очнулась лишь после характерного стука засова. Толкнула дверь, приподняв брови, и обнаружила, что та — очевидно — не поддается.       — Это для твоего же блага, милая Юки, — донесся глухой бабушкин голос снаружи. — Давно тебе пора остепениться, чай, не девочка уже.       — Что?.. Что это значит… бабушка? — Пауза, которую Кагура выдерживала, чтобы пересилить себя и назвать её так, последнее время стала абсолютно чудовищной.       — Джеро обещался сегодня приехать. Вот как повозка покажется — так тебя выпустим да с рук на руки передадим, а пока внутри посиди. Глупостей лишних не натворишь, а то ты ещё как горазда!       Кагура с ответом не нашлась, и снаружи послышались удаляющиеся шаги.       Джеро… Не тот ли Джеро, которого ей всё в мужья обещали, да тянули со знакомством? Вот уж год как она слышала это имя, но на намёки бабушки принципиально не реагировала. Созрели наконец, сбагрить решили. Поняли, похоже, что в закромах целых, не прожжённых ею котелков уже не осталось.       Кагура расхохоталась. Громко, заливисто, вкладывая в этот смех всю боль, всё напряжение, что копилось в ней эти долгие дни.       Отсмеявшись, вытянула из-за пояса веер. Глупые люди, они и не подумали лишить её главного оружия.       — Прости, Юки, — с легкой улыбкой проговорила Кагура в пустоту. — Благодарю за жизнь, что ты мне подарила. Но здесь и сейчас для тебя она окончательно оборвётся.       Взмахнула рукой резко, на уровне плеч, отточенным движением создавая маленький острый вихрь.       Тёмным веером на пол осыпались пряди её волос, и вместе с их тяжестью, казалось, исчезло давно гнетущее её беспокойство.       Кагура тряхнула несколько раз головой, привыкая к новому чувству, и знакомым, родным для прошлой жизни движением закрутила пышный пучок. Закрепила заколкой — двумя резными деревянными перьями.       — Вот и всё.       Кагура задумалась, пытаясь припомнить, какой дорогой её сюда привели. Выходило, что эта еле-еле освещаемая утренним светом комнатушка — бесхозный домик на самом краю деревни.       Ей снова захотелось поиграть. Оставить после себя след, который они надолго запомнят. Может быть, надежду, что она была доброй и покорной своей судьбе девушкой.       Тихий свист ветра, удар за ударом. И без того непрочная стенка с каждым разом становилась всё тоньше. Вот и первые косые дыры в ней, откуда рваными пятнами полился яркий солнечный свет.       Ещё немного усилий — и Кагура выбралась наружу, скептически оглядев плоды своих трудов. Поверят ли, что ломились снаружи, а не изнутри? Углядят ли следы когтей таинственного зверя? Изумятся ли целостности засова? В конце концов, сломать его было проще простого, но совершенно неинтересно.       Станут ли они искать Юки?       Кагура с улыбкой покачала головой и побежала прочь, ловя окружающие её запахи. Неважно, всё это теперь неважно. Юки больше не было. Была она, Кагура, свободная и вольная как ветер, которым повелевала.       Один шанс остался или целая тысяча — ни один из них она не станет больше тратить на пустые сожаления.

***

      Сещёмару успел уйти далеко. Он уже минул край очистившегося, воспрявшего от долгого сна леса.       Кагура бежала мимо той полянки, где не осталось ни одного пергаментного листочка, мимо потускневшего пятна кострища. Бежала мимо них, не всматриваясь, не вспоминая и не сожалея. Она сделала свой выбор, и теперь запах, родной запах зимней стужи подстёгивал её волю.       Тяжелая поступь А-Уна за поворотом, радостный бестолковый лепет Джакена, ещё не знающего, кто только что появился у него за спиной. Последний рывок — и Кагура заняла его место по левую руку от Сещёмару, ненавязчиво и почти не нагло подвинув демонёнка ногой.       Сещёмару даже не глянул на неё. Не скосил взгляда, не издал ни звука, всего-навсего шаг ускорил.       И лишь улыбка на долю мгновения украсила его лицо.       Совсем-совсем не пугающая улыбка.