Голубой дракончик

— Я больше не могу... — Станислава сбросила с плеч рюкзак на пол, и сама последовала за ним. Она сидела, чуть согнув ноги в коленях, сгорбившись и уронив голову так, что рыжие волосы закрывали лицо и подрагивали от учащенного сбитого дыхания. — Волосы надо собирать, — Сергей легко остановился рядом, даже не запыхался, хоть они и занимались уже два с лишним часа. — Старт ты берёшь слишком быстро, надо медленнее, тогда лучше тренируется сердечная мышца. Станислава тихо застонала. — Я лимончик... Выжатый... — Кому из нас это надо? — нахмурился Сергей. Станислава молча встала с пола, уперевшись руками в колени. Рюкзак казался каменным, но она с огромным усилием закинула его на плечи и побежала. Сергей набрал нужный темп и теперь даже не обращал внимания на неё. Он бегает везде и всегда, для него бег – привычное состояние баскетболиста, что бы там не говорил Гаранжин. Станислава сегодня пришла раньше Сергея и уже растягивалась, когда мужчина вошёл в зал. Она радостно подбежала к нему, как собачка, скучавшая по хозяину. — Добрый вечер, Сергей! — счастье просто лилось из неё сплошным потоком, и Белов предпочёл заткнуть этот Бахчисарайский фонтан эмоций. — Добрый он только для вас, Станислава. Но девушка ни капли не оскорбилась. Сергей про себя проклял кого-то – теперь этот способ не работает. — Да вы посмотрите, какое солнышко за окном! Так и хочется жить! — Станислава в восторге показала ладошкой на полоски света на полу, пробивающиеся через высокие окна. Сергей ничего не ответил и кинул к ее ногам рюкзак, наполненный песком. С первый попытки поднять его Станиславе не удалось, она наклонилась и расстегнула застёжку: — А это с тебя насыпалось? — беззлобно пошутила она. — Двадцать кругов для начала, — проигнорировал ее Сергей, уже начиная разминку. Начала девчонка резво, даже болтала о чем-то непринужденно, надеясь вызвать Сергея на диалог. Где-то после тридцатого круга она уже бегала молча, но продолжала улыбаться, искрясь от переполняющих эмоций. По истечении второго часа она уже сидела на полу и не могла отдышаться, скрывая разочарование за ширмой из собственных волос, будто те способны были спасти ее репутацию от всевидящего Сергея. Белов думал, что она больше не встанет. Надеялся на это, верил, что девчонка просто уберется из зала, и все будет как прежде – лишь он и мяч, один на один. Но Станислава поднялась, даже рюкзак подняла и побежала. Неужели ей настолько это важно? Неужели эта девочка так высоко ставит спорт? А впереди еще игра с американцами, товарищеская, как сказал Гаранжин. Но все поняли, что из дружественного в этом матче будут лишь взгляды Терещенко на каких-нибудь женщин, да и то в этих поглядываниях будет больше похоти, чем желания поговорить. Гаранжин развязал настоящую войну, солдаты в которой – игроки. Даже не солдаты, а скорее пушечное мясо, потому что на кон поставлено слишком многое, слишком важное. Наградой за победу в этом сражении будет баскетбол, возможность играть в него. Поражение сотрет же Сергея с лица земли, он не сможет справиться с таким ударом. Сергей Белов будет ходить на тренировки, будет есть, пить, говорить иногда. Но это будет уже не десятый номер сборной СССР. Это будет что-то пустое и озлобленное. Что-то, у чего отобрали самое важное. Станислава сбросила с плеч рюкзак и села на скамейку. Опять втирает пот полотенцем, дура. — Я думала, что я сильная, — тихий голос звучал непривычно убито, будто всю радость высосали насосом, а счастье безжалостно уничтожили, чтобы эта девчонка больше никогда не улыбалась. — А сдалась при первой же попытке, — она усмехнулась, пытаясь скрыть слезы, чтобы Сергей не заметил, чтобы не быть ещё более слабой. Белов подошёл ближе. — Ты думаешь, а надо быть. Тренироваться дольше, бежать быстрее, бросать сильнее. Я что ли с мячом в руках родился? — отобрал полотенце. — Нечего грязь по телу размазывать, — отпихнул рюкзак и сел рядом. — Когда все тренируются пять часов, я провожу в зале по десять, когда все бросают с трёх метров, я кидаю с пяти. В этом и есть преодоление себя – делать больше, чем другие, больше, чем сам ты можешь. Всегда. — Путь к успеху тернист? — улыбка вышла болезненная, казалось, натяни ее ещё чуть-чуть, и она лопнет. — Успеха не существует. Его определяешь ты сам. У каждого свой предел, — Сергей вытянул длинные ноги – колено давало о себе знать. — И как его определил ты? — тихое бурчание себе под нос, а не слова уверенного в себе человека. Ребёнок, ей-богу. — Пока жив, буду тренироваться, — сурово сказал Сергей. — Нет у меня предела. — А у меня, видимо, есть... — слезы текли по щекам, сползали по шее, терялись в воротнике майки, Станислава перестала их скрывать. Сергей ничего не ответил. Нечего было сказать – сломалась она слишком быстро, нет в ней стержня, а, значит, и смысла в разговорах нет. Сидели они долго. Станислава ловила слезы, Сергей думал об Америке, о команде, о Модестасе – обо всём, что не давало покоя последнее время, обо всем, что тревожило и грызло изнутри. — Когда я была маленькой, я боялась всего. Каждый шорох, каждый скрип, и я неслась к родителям, прятались в их тепле. Любая неудача воспринималась мной, как конец света, каждый проигрыш был последним днём Помпеи в моем детском сознании, — Станислава говорила тихо, будто самой себе, а не сидящему рядом Сергею. — Дедушка тогда говорил, что я будто росток – каждый дождь способен его погубить, а малейшая засуха иссушит его до дна. А в одиннадцать лет, когда я пошла в волейбольную секцию и проиграла свой первый матч, он, увидев мои истязания самой себя, показал мне дракончика, — Стаська переплела пальцы рук каким-то немыслимым образом, как только не сломала себе все кости. — «Это не простой дракончик, а голубой. Каждую неудачу он забирает себе, каждая твоя боль уходит к нему, а любое твоё поражение он превращает в победу, приняв весь удар на себя. Он хочет видеть тебя счастливой, твоя радость – его радость. Поэтому он готов поглощать все твои сомнения и страхи, все твои страдания, лишь бы ты всегда улыбалась. Он готов плакать ради тебя. Это твой голубой дракончик, потому что все эмоции, которые терзают тебя, Стася – голубые, грустные», – сказал он мне тогда, — девушка сплетала и расплетала руки, будто каждый раз была недовольна результатом. — Это наша тайна. С тех пор я с ним не расстаюсь. — Взрослая девушка, Станислава, а в дракончиков веришь, — строго сказал Сергей, — а надо в себя. — Да как же тут поверишь? — вытерла тыльной стороной ладони слезу с щеки, по-девчачьи шмыгнула носом. Сергей с размаху опустил ладонь на Стаськино бедро. Шлепок вышел что надо, аж в ушах затрещало. Станислава взвизгнула и принялась растирать ляшку, злобно шипя ругательства: — Сдурел, Сергей? — ишь как разошлась, ругается. Он, как ни в чем не бывало, продолжил: — Это, — мужчина указал на ударенную ногу, — твоя главная опора в жизни, не мама, не папа, не мальчик любимый, а именно ноги. Пока можешь стоять – иди, беги, прыгай, что угодно делай, но не топчись на месте, не ной и даже не пытайся жалеть себя. Станислава растерянно потёрла бедро. — Мои ноги слабы. Я могу бегать, могу нагибаться, но на прыжки они не способны. Как вечная подножка. Как постоянный тормоз. — Боль чувствуешь? — девушка неуверенно кивнула. — Значит мышцы горят. А раз горят, то и в воздух тебя поднять могут, — Станислава ну совсем уж недоверчиво посмотрела на Сергея. — Марш к кольцу, развела тут мокроту! Девушка подскочила и пулей метнулась на площадку. Сергей кинул ей мяч. Он сам не знал, зачем поддержал девчонку. Расстроилась бы и ушла, проблем было бы меньше. Но какой из него тогда человек, если он страну свою подводит? Игрока хорошего из строя выводит. Негоже, Сергей, негоже. — Разбегись с середины зала, прыгни и забрось мяч в кольцо. — Я думала, ты меня прыгать научишь, а не в баскетбол играть, — Станислава заинтересованно крутила мяч в руках. — Прыгают везде одинаково – вверх. А так ещё и меткость потренируешь. Стаська коротко кивнула и побежала. Разбег был так себе, в баскетбол с таким не играют, да и прыжок откровенно слабоват, но мяч в корзину она забросила. — Видел? Сергей, ты видел? — Станислава снова радостной волной налетела на мужчину. — У меня получилось! — Один раз получилось, — отрезал Сергей. — Это ни о чем не говорит. Ещё раз. Какая же удивительная возможность – радоваться моменту, мелочам. И расстраиваться тоже по пустякам. Настроение у неё меняется с такой же частотой, как тренер у сборной СССР по баскетболу. Это такие люди называются настоящими и живыми? Глупость. Настоящие люди спокойные и рассудительные, обдумывают каждый шаг. Настоящие люди такие, как Сергей. К сожалению, первый бросок был явным исключением из правил, последующие десять мячей не попали в кольцо, как Станислава ни старалась. Ее губы сжались в тонкую полоску, тонкие брови сошлись на переносице. Минутное счастье снова лопнуло, как мыльный пузырь. После получаса безуспешных попыток Станислава окончательно присмирела и замолчала. Бег перестал искриться радостью и больше не был легким. Теперь ей приходилось заставлять себя, а каждый шаг стал преодолением своих эмоций. Вот только от этого точность захромала на две ноги, и мячи летели куда угодно, но только не в корзину. Девушка вновь вернулась на середину зала, разбежалась. Бросок – мяч ударился об щит и с глухим стуком упал на пол, благополучно миновав корзину. Станислава проводила его взглядом, развернулась и пошла к трибунам. Подхватила свой рюкзак, подняла со скамейки полотенце, брошенное Сергеем, и все молча, ни единого звука. Также молча дошла до дверей, уже вышла в коридор, но на секунду задержалась в проёме, впуская свет из коридора в зал. — И как я должна верить в себя, Сергей? Створки захлопнулись, обрывая слабый, еле видный луч. Сергей вновь сам убрал мячи, не проронив ни слова, подобно Станиславе. В его голове все ещё ютились американцы и Модестас, готовый в любой момент предать. Девушка ушла из зала, но иногда ещё мелькала в мыслях мужчины со своим дракончиком. Глупая и маленькая, даже не жаль ее. А ещё мечтает летать... Ей бы сначала себя понять.