Свет проклятых звёзд

Результат был не так важен, как сам процесс — гномиха уже пережила отчаянную борьбу против возраста, который безжалостно портил такую дорогостоящую внешность. Сев в кресло и заплатив мастерицам за работу, Изумрудик закрыла глаза, чтобы лишний раз не видеть в зеркале своё отвратительное старое отражение. Трудиться умелицам предстояло много: вернуть поседевшим и упорно выпрямлявшимся в солому волосам вид юных буйных кудрей, дорисовать брови, которые из-за постоянного выщипывания практически перестали расти, убрать со щёк и подбородка даже намёки на щетину, разгладить маслами и растираниями морщины и складки, особенно, на шее и под глазами, а после — нарисовать на лице «портрет эльфийки». Платье Изумрудик давно выбрала: мрачное — чёрное с бордовым кружевом и гранатовой россыпью по широкому воротнику, манжетам и подолу, оно должно было показывать всю глубочайшую скорбь осиротевшей женщины, которую, к тому же, пытаются нагло ограбить. — Вы только представьте, девы! — заговорила гномиха эльфийским мастерицам. — Мне пришлось ехать в такую даль, чтобы забрать в таргелионского архива записи о делах отца! Оказывается, он вёл работу по всему Белерианду! И мне нужно всё найти, чтобы сынок кузена не добрался до этих проклятых записей раньше! Сейчас вы меня красоткой сделаете, и я пойду в суд писать жалобу на этого гадёныша! В Ногродский и Белегостский написала уже, теперь в Торговый Союз обращусь! Я этого мошенника в тюрьму засажу! Как он посмел старую женщину грабить?! У меня внуки его возраста подрастают! Мне ого-го сколько золота надо! А он, корешок вялый, себе дело моего папочки забрать решил! Говорит, завещание в его пользу написано! Мой муж бы ему показал, где у Моргота сокровища, да выгнала я его лет десять назад и с тех пор не видела больше. Нового, может, найти, пока судимся? Как думаете? — Это хорошая мысль, — согласилась эльфийка, смывая со всё ещё густых, несмотря на возраст, волос гномихи остатки красок, сывороток, пива, ракушечной пыли и блёсток. Мастерица сразу узнала руку конкурентки с ногродской границы — только там использовали такие смеси для создания причёсок. Что ж, придётся показать, что можно делать в разы лучше. — Но неужели всё грозится так затянуться, что можно успеть найти себе нового мужа? — Увы, да, — Изумрудик вздохнула, почесала пока ещё не напудренный нос. — Мой гадкий родич собрал доказательства того, что он принимал участие во всех делах моего отца, поскольку ювелир он златорукий и, несмотря на юный возраст, уже и в Дориате известный! Поэтому, мол, имеет право если не на всё наследство, то, по крайней мере, на бо́льшую его часть! Ту, которая связана с ювелирным делом! У меня папочка много успел сделать, а вот с наследниками разобраться не соизволил! И теперь, я, бедная скорбящая дочь, сама уже старуха, должна судиться с сосунком! — Я очень сочувствую твоей беде, леди, — вздохнула готовая покорно выслушавать что угодно эльфийка. — Как же так вышло? — Да вот так! — Изумрудик всплеснула руками, а потом вернула их мастерице, растиравшей кожу маслами. — Папочка вёл дела с Телхаром, но потом решил, что ему неинтересна торговля оружием, особенно, связанная с Белегостом, и продал свою часть брату. Да, это его внук теперь хочет отжать остальное! Жадная тварина! Так вот. Потом папочка занимался «живыми» перевозками, но риски себя не оправдали. Продал и это дело. Потом купил у друга серебряную шахту. Ну то есть как серебряную? Его там не нашли ещё, но должны были. А друг ему как раз должен был хорошую такую груду золота, вот и расплатился. А суть в том, что серебро то у Моргота нашли. Ну, там и риск большой, и затраты… В общем, папа договорился с братом, и тот нему дал мирианов — золотом. Я лично не видела, но родич мой проклятый уверяет теперь в суде, будто телега там была, в которой бычьи туши перевозят. Записей, конечно, об этом нет, но я найду всё, что смогу и докажу, что у дяди не было нигде записано такого богатства! Значит, он от дани уклонялся, и мой сродничек теперь должен будет выплатить в ногродскую казну всё, что скрыли его папаша и дедуля. Так или иначе, дал брат папеньке золото, а мой папка не дурак был. Он подумал и решил, что морготов карьер серебряный — это дурное вложение. Знаешь… — гномиха посмотрела в зеркало на отмытые волосы, с недовольством поморщилась — седину теперь ничто не скрывало. Пока что. — Я вот это всё рассказываю и думаю о том, что измельчали Кхазад. Мы были великим народом, с великими целями! А теперь что? Этот проклятый Торговый Союз всё с ног на голову перевернул! Раньше мы богатство чем измеряли? Дом, жена-красавица, муж-умелец, детей по пальцам не сразу перечесть, все сытые, пухлощёкие, у жены — шубки из меха с поверхности, у мужа — сапожки не поношенные, детям игрушек хватает. Всё сами делали, добывали, мечтали предкам после смерти похвалиться, как достойно прожили, как хорошо нас воспитали спасибо сказать, как мы это детям передали рассказать. А сейчас? Золото, золото, золото, золото! И серебро это туда же! — Митрил сделает богатым любого, понятна тяга его добыть, — с улыбкой произнесла мастерица, вытирая чуть смягчившиеся от масла волосы гномихи пушистым полотенцем. — Да гори оно! — в сердцах выкрикнула Изумрудик. — Всё гори! Без пощады, чтоб его! Так вот, — выдохнула она. — Папка мой решил, что морготово серебро — это хорошо, но ненадёжно. И в тайне от брата и его сына — папаши выродка этого Гвалина, помешавшихся на митриле этом, приобрёл ювелирную мастерскую, но не такую, какие на будущее для митрила везде понастроили, с особыми печами и резаками всякими, способными с истинным серебром справиться, а обычную, и стал там из белого золота украшения клепать. Мол, в ожидании серебра, обойдёмся более дешёвым и доступным материалом. У него ещё одна мастерская была в то время, в честь меня названная. Но не суть! И тут вдруг, когда уже собралась группа горняков, дядя вспомнил про золото и обвинил моего папочку в краже! И растрате! Папа объяснил, мол, так и так, надо сохранить и приумножить хоть часть вложенного. Тогда дядя заявил, что пойдёт проверять, что и как делают у Моргота горняки! Сходил, вернулся и ещё больше начал обвинять папу! Мол, потратил он золото на мастерскую никому не нужного золотишка, а у рабочих инструмент плохой! Сказал, что отец ему обязан всё вернуть и отдать полностью дело по добыче митрила! У-ух, как я зла! Он сказал, что митрил скрывается за чёрной оболочкой, её надо продолбить, а нечем. А потом, ну вы знаете. Погибли ребята наши. И дядя мой, и сын его. Так Гвалин теперь уверяет, что папка мой их убил! Выживших рабочих всех допросили! Всех! Они все в один голос говорили, что да, драка была, погибли несколько горняков по неосторожности, но потом на них напал орочий отряд, который привели крылатые твари! Но Гвалин требует золота и не стесняется ничего! Он жаден до не знаю… Как орк последний! Ни медным мирианом не поделится! Но я ему не дам меня ограбить! А вообще, — гномиха тяжело вздохнула, улыбнулась отражению эльфийки в ажурном зеркале — мастерица красиво уложила часть её волос, которые уже приобрели приятный каштановый оттенок, — я только сейчас поняла, что самое отвратительное в смертной жизни. Делёжка наследства! Эльфийка понимающе кивнула. Умелые изящные руки ловко делали оплаченную работу, призрак былой привлекательности возвращался к женщине из народа Кхазад. — Не хочу от вас уходить! — Изумрудик скорчила грустную гримасу. — Сделайте мне ещё одну ванну, я золотишка докину. — Что у вас тут растёт, чего нет на нашей границе? — Много что, — таинственно улыбнулась эльфийка. — Наши садовницы сами скрещивают разные растения, поэтому сады у нас неповторимы, больше нигде в Арде такие цветы не растут! — Прекрасно! — гномиха бодро поправила пышную грудь. — Сколько с меня? *** Посмотрев на привезённые родственницей документы, не дожидаясь, когда работники суда их изучат, Гвалин взял слово. — Мне хватило беглого взгляда на эту кипу барахла, чтобы заметить подделку: чернила на одном и том же листе разные! Одни записи сделаны раньше, другие позже. К тому же, большинство бумаг не имеют отношения к делу! Моя сродница, — молодой ювелир очень неприятно оскалился, пышные каштановые усы поднялись над губами, — она показывает всем подряд свою… — Гвалин многозначительно поднял густую бровь, — неосведомлённость в данном вопросе. Она даёт каждому… — снова пауза. — Повод усомниться в том, что сможет распоряжаться делами. Она разрешает не только смотреть, но и трогать и даже овладевать… — в зале раздались смешки, Изумрудик побагровела. — Семейным архивом. Она выставляет напоказ перед всеми… Кхазад начали хохотать почти в полный голос. — …неумение договариваться. Она готова с любым… Спорить о том, в чём не разбирается. — Замолчи, сопляк! — гномиха вскочила с места. — За оскорбление ты тоже ответишь перед судом! И дориатские дружки тебе не помогут! Пока почтенные господа изучают архив, у нас есть время съездить в банк! Проверим все записи о доходах, расходах и выплатах в казну! Ты получишь наказание за клевету и сокрытие заработка! — Мне нечего скрывать, — гордо заявил Гвалин. — От Ногрода. Все мои сбережения контролируются дориатским казначейством. Но предложение принимаю. Завтра же поедем. Изумрудик тихо выругалась и быстро для своего возраста покинула зал. *** Посетителей банковского архива встретили запертые изнутри двери. — Благородные господа, — начал строить из себя воспитанного гнома Гвалин, обращаясь к стальным створкам, — у нас важное дело, нам нужно войти! — Не у вас одних! — раздался в полумраке старческий голос. — Да, это так, — молодая светловолосая гномиха под руку с недовольным мужчиной подошли ближе. — Но сегодня никого не пускают. И ничего не объясняют. — Но нам нужно войти! — воскликнула Изумрудик, окончательно потеряв терпение. Находиться рядом с ненавистным родичем лишнее время она уже не могла. — Успокойтесь, пожалуйста, — донеслось из-за дверей. — Пока мы сами ничего не знаем. Идите домой. Гвалин посмотрел на сродницу взглядом победителя. Изумрудик выругалась, пошла туда, где оставила карету. — Простите, — донёсся вслед дрожащий немолодой голос. — Война. Сейчас все хранилища работают только с вывозимым из бедствующих земель имуществом. Судебные дела будут приостановлены, разделы отложены. Никаких сроков не даём. Забрать свои вложения пока тоже нельзя. Простите. — Война… — сердце гномихи заколотилось, стало трудно дышать. Но что же должно было случиться, чтобы даже банк перестал работать, как обычно?!